anima tua mortua est
Он неизбежно ломался. Известия одно за одним капали, в дотошной точности повторяя старинную пытку, а он все продолжал сидеть на месте, упираясь взглядом в бесконечную пустоту. Его больше ничего не интересовало. Больше ничто не могло причинить боль. Он сгорел внутри и теперь не жил, а лишь наблюдал, замерзая от льда собственной души.vestra vita non habet sensum
Едва ли что-то могло заставить его почувствовать. Редкие разговоры, обремененные дежурными фразами, не трогали сердца (а осталось ли еще что-то там, в глубине?). Рутинные дни сливались в одну вереницу бессмысленности и бесполезности, среди которой он и находился. Узник по собственной воле, запертый в неизбежном кольце. Яркая и красочная жизнь обходила его стороной, опасаясь утратить цвета, и он сторонился в ответ, будто боялся опорочить все остальное, что еще есть в этом мире.tu semper solus
Ему не нужны были слова. Облекать драгоценные буквы во что-то большее было лишь потерей времени. Он предпочитал смотреть. Смотреть так, чтобы его было просто понять. И покинуть, не тревожа личный внутренний ад. Вокруг него словно существовала ледяная пустыня, и редкий странник осмеливался покорить неизведанные земли. Однако вскоре и он осознавал, что совершил ошибку, попытавшись приблизиться к мрачному хозяину. И уходил, не оглядываясь вслед.tu clausum intus
Вся его жизнь состояла из мелочей, перемешанных с бесполезной добычей. Он просеивал хлам, даже не думая о смысле, а, находя крупицы золота, безжалостно выбрасывал их, не осознавая ценности. Порой хватался за рваные и сломанные, порой — за блестящие и крупные, но, поиграв пару дней, отпускал и вновь шел на бесцельные поиски. Его держала крепкая дверь и, в большей степени, собственное отсутствие мотива делать что-то еще, потому сознание неизбежно помогало держаться.sed vitae… erit vita tua mutare
***
Легкая сумка в руке, казалось, весила намного больше настоящего, и Минато едва слышно хмыкнул. Не то чтобы это было проблемой, но, все же, ощущения с самого начала задались не лучшие. Хотя, если быть честным, вся это идея кипела полной несуразицей и отсутствием хоть капли человеческого здравого смысла. Должно быть, тот, кто предложил переезд, чрезвычайно собой гордился. Он вновь хмыкнул, вдобавок пожимая плечами в ответ на собственные мысли. Минато равнодушно покинул станцию и, раз в несколько минут сверяясь с написанным за пару минут до прибытия текстом, направился в предполагаемую сторону расположения общежития. Любимые наушники почему-то не работали, но ему было все равно. Окружающая обстановка его не удивляла — как и, впрочем, все остальное в этом мире. Что же странного в его безразличии как к оружию у студенток, так и к вопросам Юкари?***
Ему никто не был нужен. Холодное детство, безвозвратно утерянное в пучине трагедии, оставило сильнейший след в жизни Минато и навсегда поменяло его. Всегда казалось, что сама судьба насмехалась над ним, старательно выбирая неудачные повороты, и привела в итоге к логичному, но не менее печальному концу. Мальчик вырос, но в душе остался таким же: загнанным, испуганным, но полным взрослой решимости и злобной ярости, не доверяющим никому волчонком. «Мне все равно» — бросал он раз за разом, сроднившись с этими словами. Однако невероятная популярность в новой школе возложила определенные обязательства на плечи. Окруженный аурой новенького, он быстро создал о себе то впечатление, которое хотел (и которое было поистине настоящим), но не учел лишь одного: внимания со стороны девушек. Едва ли симпатия женской половины была Минато интересна, но, не желая обзаводиться еще большими проблемами, он не предпринимал никаких иных действий, рассудив, что в данном случае ожидание — лучшее решение. Лидерство добавило новые испытания на чашу весов. Молчаливое предводительство над отрядом оптимальным вариантом не являлось, но Минато не мог позволить себе сближаться с кем-то или проявлять излишнее количество эмоций. Он лишь сухо кивал в ответ на похвалы сокомандников, рапирой указывал направление исследования и неизменно первым бросался в бой, вызывая восхищенные взгляды. Внутри он всем сердцем желал сражения: выместить озлобленность, страх, боль — все то, что копилось годами, он выплескивал на поле сражения, подогревая яростную горячность крови собственными бедами, собранными за всю жизнь. Пережитые страдания стали топливом Минато, его факелом, и он безжалостно мстил Теням, представляя на их месте кого-то иного.***
Со временем, однако, его мировоззрение подверглось серьезному испытанию. Запертый в себе, холодный, безразличный и отстраненный Минато был окружен людьми, отчасти носящими те же черты. Кто-то притворялся, отчаянно убеждая то ли себя, то ли других. Иные же не стеснялись своей личности и проблем, напоказ выставляли собственные эмоции, что полнились мраком. Едва ли это стало главным удивлением. Даже мир Персон и Теней вкупе с Тартаром и Бархатной Комнатой не стал для него таким большим сюрпризом, как ощущение родства с сожителями. Минато знал их совсем недолго. Их редкие встречи ограничивались кивками, сообщениями о встрече и отчетах о проведении и результатах сражений. Иногда они позволяли себе поделиться советом или мнением, которые он, несомненно, слушал, но во внимание не принимал, придерживаясь собственных убеждений. Но несмотря на все это, одним совершенно тихим днем, сидя в общей гостиной, Минато понял, что хочет поговорить. Хочет узнать, как прошел день, о чем болтали в школе и готовы ли все к тренировкам. Стоящая в общежитии тишина его волновала, если не сказать пугала. Впервые за последние десять лет он ощутил резкую потребность в общении. Он подошел к Акихико и спросил первое, что пришло в голову. — Почему перчатки для бокса именно красного цвета? Все присутствовавшие обернулись на звук голоса Минато, что звучал столь редко, и удивленно взглянули на самого юношу. — Ты сказал фразу из сто… — начал было свою шокированную речь Джунпей, но Юкари быстро заткнула его рот ладонью, и тот послушно стих, словно рыба без доступа к воде, осознав свою ошибку. — На них не так видна кровь Теней, — пожал плечами не менее пораженный Акихико, который, однако, чуть более держал себя в руках и смог позволить легкую, едва ли смешную шутку. Минато едва заметно улыбнулся.***
Время воистину текло необратимо и невероятно быстро. Проходили дни, недели, сменяли друг друга фазы Луны, но неизменно перед ним мелькала сталь, рассекающая темных тварей, и он вновь слышал одобрительные восклицания своих приятелей. Вновь падала Тень, символизировавшая Старшую Аркану, и вновь Тартар открывал новые высоты. Минато вновь ночами напролет учился (все еще находя в этом отдушину и удовлетворение) и искал все больше знакомых. Он не смог оттаять окончательно. Едва ли можно так быстро изменить всю свою сущность, но парень старался. Он понял: жизнь еще не окончена. Прошлое крепко держало его своими лапами, но Арисато протянул руку, и ему был дан ответ. Чужое теплое прикосновение спасло из оков трагедий, вернуло к свету, и теперь, прозревший, Минато пытался выкарабкаться, вновь научиться жить. Несомненно, холодный нрав остался таким же, но потихоньку исчезал, и отстраненность уступала место состраданию. Но однажды все вышло из-под контроля.***
Он неизбежно ломался.
Слушал и слушал, не в силах моментально понять всю информацию. Со временем осознавал все то, что было сказано, и укладывал в голове с хладнокровием. Все окружающие были в панике… Минато смотрел за ними с легким недоумением и каким-то презрением. Они не были способны принять истину, предпочитали сбегать от нее или откладывать неизбежное. Он же видел в этом лишь обман самих себя, но знал, что говорить об этом бесполезно. И, когда кто-то вновь изливал ему душу или взрывался, срываясь и крича, вновь становился ледяным королем.Известия одно за одним капали, в дотошной точности повторяя старинную пытку, а он все продолжал сидеть на месте, упираясь взглядом в бесконечную пустоту.
И раз за разом вслушивался в чужие речи, пытаясь понять души тех, кто мог бы стать ему семьей. И раз за разом отчаивался, не находя нужных слов, не имея возможности исцелить или притупить чужую боль. Бессилие медленно съедало его, изнутри наполняя мраком.Его больше ничего не интересовало.
И в очередной раз он не выдержал. Внимая яростному монологу Юкари, он разорвался изнутри, не в силах держаться. Сколько раз его умудрились обвинить в бесчувствии, идеальности, спокойствии, отчужденности?! Сколько раз ему придется доказать свои искренние желания?! И почему все считают нормальным плакаться в грудь Лидеру, вовсе не думая о нем самом? — Почему, сможешь объяснить? — надломившимся голосом усмехнулся Минато, — Почему ты имеешь право сломаться, а я — нет?! Почему для вас я просто подушка, которая только для выплеска чувств и сгодится?! Мне тяжело, но обременять вас — преступление, которым вы не брезгуете! И в итоге я оказываюсь виноват, но никому нет дела до того, как страдал я! Он упал на песок. Ноги не держали. Он никогда так не кричал.Больше ничто не могло причинить боль.
И лишь в крепких объятьях Такебы осознал: должно быть, его родители тоже погибли там.