Утешение

Касание — дефиниция человечности; отчетливо, неотвратимо человеческое. Младенческая необходимость. У Рей она не деформированная, чистая, без примесей демографической политики, любовных романов или журналов под сальной подушкой. Командующий Икари касается подопечной не так часто. Рей послушно ощущает пальцы в защите перчаток, совсем легко на воротничке, плече, спине, в гуще волос. Он боится ее запачкать, словно нежно хранимое воспоминание юности. Наростов и рубцов на руках Командующего, под жестким рукавом формы все больше с ее взрослением — ее первичный способ познания. Рей не нужна стадия зеркала, нет нужды осознать принадлежность к миру. Она ему и не принадлежит, рожденная без связующей пуповины, подобно страстному монаху — без материи, к которой можно привязаться. Не принадлежит даже себе самой, чтобы синхронно с отражением улыбаться или пучить глаза. В зеркале Рей видит все, что так нравится Командующему: ее каскадом обрезанные волосы, маленькое тельце с пропускающей наружу венки кожей, губы ниточкой, не привыкшие размыкаться. Гены покойной жены. Его вожделенная иллюзия, затмившая мечту о всеобщей утопии, переросшая все человеческое страдание. Рей поддерживает спасительный мираж. У нее нет физической реальности или воплощения, ее самой нет на стеклянной глади — лишь чужой генетический материал, радующий глаз. Неудачный опыт. Тело по чужому подобию, бестелесный дух. Рей изолирована как кучка островов в бескрайнем океане. Тычется в стену круглого аквариума, когда постучат костяшкой по стеклу. Рей — невольница-принцесса из западных сказок, влюбленная в башню своего заточения. Она — синтоический цикл смерти и рождения. Десятки бессознательных клонов в формалине ждут своего часа. Но Командующий бережет ее память: все то малое, уместившееся в черепной коробке за несколько месяцев. Его ладони, прежде робко уложенные на острых плечах девочки, быстро расползаются кружевами ожогов от раскаленной поверхности, не допуская ее гибели под обломками робота. Он смертельно боится пережить потерю — отпустить руку родителя и оказаться забытым в большом супермаркете. Рей наблюдает, как шрамы со временем бледнеют. Стигматы Христа, о которых не просила, непрошенная милость. Он нежнее несуществующей матери перевязывает ее, встав на колено, не ожидая благодарности. Тогда Рей вновь с сожалением думает, что замена не затратила бы много ресурсов. Ее имя означает «ноль». Она — самолет-снаряд «Zero» с двухсоткилограммовой бомбой. Доброволица, рожденная, чтобы обрушиться божественным ветром, опасть грациозным цветком дикой вишни, расщепить авианосец на кристальные обломки взрыва, размазаться по кабине; одна из многих. Отдать долг без сантиментов: нет страха, нет личности. Но Командующий начинает полагать иначе. Когда она смотрит на него, как неразумеющий смерти котенок, которого вытащили из-под колес. Когда она переодевается, не отворачиваясь, не зная смущения, не уязвленная его мечущимся взглядом. И не возражает, если он позволит лишнего, всего на минуту. Незатронутая жизнью вне кабины, вне пробирки и ее комнатки на снос на окраине. Гендо возвел ей симуляцию за стеклянным тонким куполом. Она сама симуляция. После того, как жена родила, ее преданность растворилась, сменяясь на увлечение пеленками мальчишки; японская гвоздика¹ завяла. Ее внимание было орошающей уродливое дерево влагой. И Вселенная содрогнулась, когда она отмахнулась от поцелуя, чтобы покачать люльку. Рей отличается. Когда ему необходимо припасть к женским ногам, неминуемо, как новорожденный будет просить молока, подопечная приобретает новую функцию, новое определение. Он медленно гладит ее угловатые коленки и тонкие ноги, опасаясь сломать их, как спички. Ее маленькие ладошки без живого тепла. Они с Рей нужны друг другу. Та благосклонно недвижима — благодарность императору за оказанную честь. Нельзя допускать, что «ноль» мог быть единицей, бесповоротно пикируя на последнем топливе. Она ему верит. Когда Гендо наблюдает, как ее в очередной раз подрывает, заключенную в роботе. Несколько секунд до запуска цикла. Отчего-то она боится, совсем как настоящая, однажды рожденная. Однажды живая. Импульсы не успевают донести плавящий до костей жар или осознание, только картинку некрасивого, но мужественного лица Командующего. Благородная смерть во имя Любви. Гендо будет снова и снова возвращать ее к жизни, если это потребуется, не желая отпускать призрак прошлого — светлый образ дома, помогающий сохранять рассудок. Или видеть в любимой кукле нечто больше тряпичного наполнения. Чтобы она могла воспарить, а не сгореть в химическом облаке; обрести собственное тело и научиться его стыдиться; влюбиться по образцу кинофильмов для подростков, в изнеженного мальчишку, со свиданиями после школы, а не в ладони с облезлой кожей и отчаянную заботу об увядающей гвоздике. Рей — станция утешения² посреди затеянной им самим войны.