Счастливые

Несмотря на неотвратимо наступающую на остров Буян зиму, над драконбольным полем Тибидохса весело и шумно: болельщики толпятся на трибунах и громко делают ставки на первого проглоченного игрока, будто чувствующие это драконы ревут в ангарах, распугивая джинов-драконюхов; богатыри во всю мощь лужёных глоток кричат нестройным трио, пытаясь угомонить вопящую от восторга публику и попутно договариваясь с безбилетниками о достойной оплате под зорким контролем малютки Клоппика. Флаги и растяжки хлопают на ледяном ветру, несущем на своих крыльях дождь и снег, и среди всей этой шебутной толпы лишь одна спокойная в своей вечности ведьма тихо улыбается, приветствуя в завывающем ветре хохочущего белобородого Стрибога. Часы на покосившейся башне школы для трудновоспитуемых юных волшебников показывают без трёх минут полдень. Матч вот-вот начнётся. Сборная команда лучших игроков матушки России терпеливо ждёт под небольшим протекающим навесом и готовится к выходу на поле, намазывая напоследок немногочисленные участки открытой кожи упырьей желчью и плотнее укутываясь в непромокаемые оранжевые мантии. Баб-Ягун что-то ворчит себе под нос о бессмысленной отмене играющих комментаторов, крепит серебряный рупор на противосглазную жилетку и проверяет свой резко пахнущий смесью селёдки и майонеза пылесос: ему предстоит первым взлететь в небо, чтобы приветствовать зрителей и представлять команды участников. Ведунья Моаадранка в красно-синей рубахе с отрешённым взглядом улыбается уголками губ, и, если бы она не издавала глубоких мелодичных звуков, подпевая играющему на варгане новгородскому знахарю Остромыслу, можно было бы подумать, что Моаадранка не человек, а прекрасная античная статуя. Перевоспитавшийся в организованном обществом В.А.М.П.И.Р. вытрезвителе имени Германа Дурнёва вампир по прозвищу Заяц деловито протирает рукавом мантии усиленный тремя видами магии защитный талисман, перебивающий запахи: в том числе чеснока и крови, нередко капающей во время матчей на песок арены. Оборотень Миролюб и волколак Туш, кивая на соперников по другую сторону поля, тихо переругиваются с двумя лысегорскими ведьмами, а неподалёку от них шаман Маннр камлает с гуслями в руках, и из-под закрытых век его струится синий свет. Команда противников выглядит устрашающе даже издали: пятеро высоких чернокожих игроков воинственно трясут боевыми ассегаями и длинными щитами, исполняя ритуальные танцы своих земель, а царица Клеопатра в окружении трёх жриц кидает кокетливые взгляды на судей, но те прекрасно осведомлены о ядовитых дротиках, спрятанных в складках длинного одеяния, и о сверкающей на высокой хепти глазками-изумрудами кобре, оживающей по воле царицы. По слухам, быстро распространившимся благодаря тибидохским домовым, подглядевшими строго засекреченное прибытие ворот сборной Африки, противником Гоярына должен быть один из немногочисленных саламандровых драконов, потомок того самого дракона, который однажды целиком уничтожил команду Теней. Узнавший об этом Соловей О. Разбойник начал было наседать на Магщество с требованием немедленно заменить дракона, но оно как всегда осталось глухо к его доводам, подкреплёнными аргументами возмущённого Тарараха, и теперь Соловей хмуро вышагивает перед своей командой, готовый в любой момент взвиться вверх и издать боевой свист. Таня Гроттер со вздохом натягивает шапку на потяжелевшие от туманной взвеси и торчащие во все стороны волосы, хорошо понимая, что шапку она успеет потерять ещё до первого забитого мяча, когда вдруг слышит громкое «Мамочка моя бабуся!» Таня оглядывается и видит незаметно появившуюся под навесом Гробыню Склепову, но не успевает ничего сказать, потому что Баб-Ягун уже оторвался от своего пылесоса. — Ага, — протягивает он, — Склепша! Недоброго тебе дня! Какая нелёгкая тебя сюда занесла? Гробыня не отвечает, только пристально смотрит на Таню и нервно обгрызает с ногтей кислотно-зелёный лак, неожиданно гармонирующий с фиолетовыми волосами. Ягун этот взгляд понимает по-своему: — Склепова, приём! Бодрые и здоровые вызывают кладбище! Таньке удачи пожелать пришла? — и угрожающе продолжает. — Ты эти штучки брось, Таньку не проклянёшь, мы с бабусей новые талисманы нашептали, никакая магия не прорвётся. Гробыня морщится как от зубной боли и наконец замечает его. — Ягунчик, золотце, не зуди, без тебя чешется, — шипит она и щёлкает пальцами. Противосглазная жилетка оглушительно трещит, и Баб-Ягун тут же складывается пополам от смеха. — Гробыня! — Таня предупреждающе качает головой, и Склепова с явной неохотой снова щёлкает. — Так и быть, — высокомерно говорит она, — живи пока, великий маг Ягуни. — Ну я тебя! — раскрасневшийся Ягун лезет к равнодушно смотрящей на его пунцовые уши Гробыне с явным намерением поколотить её лопухоидным способом, Таня резко встаёт между ними, но тут часы начинают бить полдень. Баб-Ягун раздосадовано обещает Гробыне разобраться с ней позже и со всех ног бежит к подпрыгивающему от нетерпения пылесосу. Игроки, с вежливым интересом наблюдающие за перепалкой, переключают своё внимание на комментатора, под крики болельщиков взлетевшего под купол стадиона. — Уважаемая публика! Дорогие господамы, колдоведьмочки, волшебдуны и прочая нечисть! Забудьте все прошедшие за последние годы так называемые матчи века, потому что настоящий матч века вот-вот начнётся! Я имею честь приветствовать вас на финале кубка мира по драконболу! Сегодня за звание чемпиона поборются, не побоюсь этого слова, легендарные команды сборной России и сборной Африки! Мадам Припятская, подготовьте своих быстрейших колдофотографов, ведь над этим полем будет твориться история: впервые за всю историю проведения чемпионата в финале встретятся команды, набравшие в общем турнире по двести десять очков. И без лишней болтовни — ха-ха! — позвольте представить наших южных гостей… Тем временем Таня хватает Гробыню за локоть и отводит её в уголок, где можно тихо и почти незаметно поговорить. — У нас минуты две, — предупреждает она, нахмурившись. — Послушай, Гроттерша… — Ты чего здесь делаешь? — резче, чем хотелось, спрашивает Танька. — Не выходи сегодня на поле, — мрачно отвечает Гробыня, смотря себе под ноги. — Это ещё почему? — Таня едва не задыхается от возмущения. — Не выходи, — повторяет Гробыня и вдруг поднимает взгляд, полный упорной решимости. — Дурные предчувствия, — добавляет она. — Гробыня Вурдалаковна, это Ваше нормальное состояние! — Обычно это я для кого-то дурное предчувствие, — огрызается она. — Но в этот раз… — Не для меня, — перебивает Танька и вдруг мягко касается гробыниной щеки подушечками пальцев. Гробыня отталкивает ей руку и снова шипит: — Видела, что Шторы с утра показывали? Ты мне всю ночь снилась! От этих слов Таня едва заметно розовеет, и она осторожно начинает вспоминать: — Огненного дракона? Змеюку фараонши? Ядовитые копья? Брось, Гробынь. Это пустяки! — Нет! — возражает Склепова. — Ты же прекрасно знаешь наши Шторки и их юморок. Им лишь бы настроение испортить. — Знаю, — неохотно соглашается Гробыня, и тут голос её теплеет. — Хоть шапку надела. — Ты воспринимаешь всё слишком близко к сердцу. Я не простужусь и под африканскую магию не попаду. Смертельных исходов в современном драконболе вообще не зарегистрировано. Да и играю я уже долго. — Я и волнуюсь примерно столько же, глупая ты сиротка. — Склеп, успокойся… Но Гробыня не успокаивается, а наоборот быстро шагает вперёд и решительно целует Таню в губы, да так неожиданно, что та не успевает вышибить из головы вечно подзеркаливающего Баб-Ягуна, который в этот самый момент чуть ли не свалился с пылесоса и тут же затрещал о коварности непредсказуемых воздушных ям, — да и ладно, шила в мешке всё равно не утаишь, и так пришлось бы ему рассказать. И Ваньке, раз уж на то пошло. И вообще хотелось бы на весь магический мир громко прокричать о том, что она, Таня Гроттер, очень давно взаимно любит Гробыню Склепову, которая в крайнем случае своей бойкой дерзостью на подлёте срежет чрезмерно любопытных и завидующих. Баб-Ягун начинает объявлять сборную России, а они всё ещё целуются, и Таня уже всерьёз задумывается над тем, действительно ли ей нужен этот драконбол, если вот есть Гробыня, тёплая и ласковая, с которой так спокойно, есть здесь и сейчас, и можно больше не метаться, не лететь навстречу острым клыкам и буйному пламени и не терять времени на травмоопасную погоню за мячами, а подняться вместо этого под крышу Большой башни, домой, подальше от колдофотографов и большой толпы, где можно будет держать Гробыню в руках так долго, как захочется, а после обниматься и молчать обо всём на свете в тишине и покое, и снова целоваться, пока они обе не заснут, заснут, чтобы проснуться и снова переплетать пальцы, не отрываясь смотреть друг другу в глаза и целоваться, целоваться, целоваться. -…и наконец — королева полёта, сильнейшая драконболистка, забившая в этом турнире сто двадцать очков, укротительница ветров и — был неправ, Гробулька, не обессудь! — тёмных магесс, дважды победившая сборную Вечности Татьяна Гроттер, номер десять! — кричит Баб-Ягун, и трибуны взрываются аплодисментами. Таня с Гробыней обнимаются долгие пару секунд. Гробыня шепчет: — Только удержись на своей скрипке, малютка Гроттер, только удержись. — Всё будет хорошо, — просто обещает Таня, чмокает Склепову в лоб и, нехотя выпустив её из рук, легко запрыгивает на контрабас и под рёв болельщиков стремительно летит наверх. Ветер весело срывает с неё шапку, но Таня, с радостью встречающая доброго друга, счастливо улыбается, потому что точно знает: сегодня удача обязательно будет на её стороне. А потом — бессчётное количество ночей в комнате с Чёрными Шторами, где давно нет ни разделительного огня, ни соседей, ни отдельных кроватей; в комнате, в которой когда-то было очень холодно и очень страшно, наконец-то стало тепло и спокойно.