***
Первый день в рамках этой странной игры без правил прошёл… Безумно смущающе, безумно странно и натянуто. Им, определённо, поверили, ответили на все вопросы, отпустили с миром, не сводя глаз со сцепленных в замок рук, но когда они завернули за угол, Акутагава отпрыгнул как ошпаренный, едва ли не обратно в Йокогаму. Накаджима мог лишь скептически закатить глаза и пойти себе дальше, крутя между пальцами ручку. Он его тянуть никуда не собирается, пусть теперь делает всё что душе угодно. Ничего стоящего они сегодня так и не узнали, лишь убедились в том, что уже знали и слышали от Дазая. Особого желания возвращаться обратно в квартиру не было, а вот погулять хотелось. Всё же Ацуши был первый раз в столице, хотелось посмотреть хоть что-то, раз они здесь на два месяца застряли. Если не больше. Но его схватили за локоть, остановив на переходе, разворачивая на себя. — Ты ведь не хочешь сказать, что хочешь в одиночестве гулять по огромному городу, где даже ориентироваться не умеешь? — Ты ведь не хочешь сказать, что хочешь составить мне компанию на прогулке по огромному городу, где я даже ориентироваться не умею? Рюноскэ мог лишь задумчиво вглядываться в чужие глаза напротив, так и не отпустив чужой локоть. Боковое зрение заметило того самого мафиози, с которым они говорили до этого, и вариантов стало ещё меньше. Вот же ж Чёрт, у него не было вот это в планах точно, он хотел с этим разделаться и вернуться в квартиру, начиная составлять ход их дальнейших действий. Но, вот же Чёрт, никто больше так не думал. Ацуши тоже заметил его, немного расслабляясь и мягко беря в свою ладонь руку брюнета. — Да ладно тебе, пошли, будет весело, — Накаджима меняется в лице, сменяя саркастичность на мягкость и ласку, слегка жмуря глаза. Как кот, объевшийся сметаны. — Хорошо, — кивает Акутагава, замечая, что осталось совсем немного времени на переход через дорогу. Безумие, они сейчас могут под машину попасть. Но Рюноскэ хватает блондина за руку, резко тянет за собой, быстро перебегая на другую сторону, теряясь в толпе подальше от того странного типа. Вот ему как везёт, ведь теперь от своих слов он точно не откажется. Да и уже как-то расхотелось возвращаться, день был чудесный для прогулки. Пусть и с Джинко. Ацуши тяжело дышит, пытаясь отдышаться после такого марафона до другого конца улицы. Он ничего против не имеет, но его могли хотя бы предупредить? В руках мафиози появляется ленточка, которую он аккуратно завязывает на манер двойного браслета. Осторожно натягивает на чужое запястье, следом и на своё, присаживаясь рядом, тоже переводя дыхание. Потерять Джинко в Токио ему бы не хотелось, потом проблем не оберёшься, а так тот точно не двинется дальше расстояния вытянутой руки. — Это свидание? — Накаджима кинул взгляд на жёлтую ленточку, слегка приподнимая руку. — Это твоя фантазия, придурок, я не хочу потом искать тебя по всему Токио, — огрызается Акутагава. — Здесь неподалёку есть один интересный музей, пошли, — Рюноскэ больше не ведёт себя аккуратно и осторожно, резко тянет за собой, и Ацуши дует щёки, поджимая губы, отворачивая голову и идя рядом с Акутагавой против своей воли. «Грубиян».***
Возвращаясь вечером в квартиру, Ацуши был жутко измотан и ему хотелось лишь принять душ и завалиться спать. Токио был похож чем-то на Йокогаму, но немного пошумнее и побыстрее. Накаджима немного не поспевал, было ощущение, что он бежит не свою дистанцию. Акутагава выглядел получше, у него не закрывались глаза прямо на ходу, он спокойно себе развязывал ленточку, внутренне матеря её. Узел не поддавался, слишком сильно затянулся. — Мне нужно в ванну, может, тебе стоит разрезать её и не мучиться? — Ацуши потирает переносицу, усаживаясь на пуф в прихожей. Он безумно устал за этот день. Эта прогулка (похожая на свидание, Акутагава изрядно старался, показывая довольно интересные места в столице, рассказывая всё, что знал о них сам), утренний поцелуй и игра на публику измотали его за день. Чего не скажешь об Акутагаве, хотя, у него всегда лицо каменное. Почти всегда. — Эта лента моей матери, заткнись и терпи, — Акутагава всё же подцепил этот раздражающий кусок ленты, развязывая узелок и принимаясь за второй. — У тебя есть идеи, что мы будем делать дальше? Накаджима прекрасно понимал, что он сейчас про всю их работу в принципе, но он не был сейчас способен на подобные разговоры. Точно не сейчас. — Акутагава, я не знаю, я хочу спать, — Накаджима подвывает, пытаясь вытянуть руку, но ничего не получается, и он лишь мычит, раздосадованный неудачей. — Я понятия не имею, что мы будем делать дальше, завтра вечером ещё одна встреча, давай разберёмся на месте, а уже потом придумаем, что делать дальше? Акутагава лишь кивает, прекрасно понимая, что он его прилично вымотал. Всё же этот ритм не для Джинко, слишком быстро, он вряд ли привыкнет. Хотя он мало отличался от Йокогамы, но различия всё же были. Зато спать будет спокойно. И он надеется, что сопеть он сегодня не будет. Иначе он его придушит подушкой. — Готово, — лента развязывается, и детектив убегает за вещами для ванны, занимая её и закрываясь. Рюноскэ лишь закатывает глаза, возвращая ленту в карман и переодеваясь в домашнее. «— Вау, как красиво! — Накаджима широко улыбается, невольно переплетая пальцы с брюнетом и восхищённо-счастливо смотря на него. Акутагава лишь кивает, смотря на открывающийся закат с крыши. Ничего необычного, самый обычный закат, точно такой же, как и везде. — Спасибо, — Ацуши смущённо отводит взгляд, краснея, торопливо расплетая пальцы. — Э-это, пойдём обратно, уже скоро будет темно». Рюноскэ мотает головой, выкидывая из головы этот милый образ смущённого Джинко. Ну уж нет, вот чего ему не хватало, так уж точно этого. Джинко, конечно, был безумно мил в тот момент, но точно не для него. Будь на месте Акутагавы кто-то другой — да, но только не для него. Акутагава бьёт себя по щекам, прекращая этот бардак у себя в голове. Всё, хватит с него, больше он за рамки прикрытия лезть не будет. Так и самому влюбиться недалеко. — Акутагава? — Ацуши устало-обеспокоенно смотрит на напарника, опираясь на дверной косяк голым плечом, с которого соскочила рубашка пижамы. — Всё в порядке? —В полном, спокойной ночи, — брюнет подрывается с места, выключая свет и уходя в ванну. Накаджима лишь пожимает плечами, откидываясь на свой футон. Этот парень слишком странный, ему никогда его не понять.***
Акутагава никогда не думал, что эта затея кончится чем-то хорошим. Он с самого начала знал, ну не просто так Дазай его с Джинко отправил. Но, Чёрт, вот к такому он готов морально не был, можно он сейчас провалится под землю, а когда это закончится, снова вернётся? Но он не думал, что детективу сейчас проще. В конце концов, он не думал, что это ему когда-то пригодится. Кто вообще придумывает такие способы, Чёрт возьми? — Are you my hero or my villain? Are you my hero or my villain, babe? Don't be the one to come and save the day. Then be the one that's gonna fly away. Oh no. Are you my hero, my villain, babe? Рюноскэ мог лишь терпеливо тянуть ухмылку в ответ на чужое напускное очарование. Чёрта с два он ещё раз согласится на такую безумную авантюру, он скорее умрёт, чем снова окажется здесь ещё раз, особенно, в этом баре. Можно он этому придурку-информатору глаза вырвет и запихает ему же в глотку? Из этого бара в центре Токио Акутагава вылетел так же быстро, как пробка из шампанского, даже не дожидаясь напарника, убегая к такси с бешеной скоростью. К Чёрту, он отказывается от этого дерьма, спасибо, увольте, завтра же он сверкает пятками отсюда. К серенадам его жизнь не готовила, тем более, на публику. Ацуши лишь вымученно стонет, прокатываясь чистой рубашкой по грязной панели около чёрного входа. К Чёрту, пусть Дазай ищет другого дурака, а с него хватит. Он на такое не подписывался, петь серенады он точно не собирался. Какого хрена он вообще должен всё это терпеть? Лучше бы отказался. — Ненавижу…***
Но никто так и не уехал. Они лишь свели к минимуму всё возможное общение за рамками задания. По крайней мере, Акутагава надеялся, что это поможет удержать сердце в узде, а Накаджима был слишком смущён всем этим положением. Третий день прошёл ещё хуже, чем ожидалось. Это была чёртова прогулка, и Ацуши казалось, что у него сейчас губы судорогой сведёт от постоянных поцелуев. Этого требовало прикрытие, и приходилось заранее делать видимость, чтобы потом не попадать в подобные ситуации, на подобие той, в которую они попали вчера. Но им нужно было опросить по меньшей мере десятерых, чтобы понять, в каком хоть примерно районе может находиться тот чокнутый информатор. — Акутагава, у меня уже губы болят, можешь быть нежнее? — Ацуши слегка касается губ пальцами, понимая, что они жутко распухли от грубых укусов. Рюноскэ лишь саркастично смотрит на детектива, останавливаясь у какого-то дерева в парке. До другого парня, с которым у них назначена встреча здесь, ещё минут десять идти, им здесь некогда разбираться с такими мелочами, но Акутагаве хочется. — Какие мы нежные, посмотрите, — дразнится брюнет, хмыкая. — Перетерпишь как-нибудь, неженка. — Варвар, — громко шепчет Ацуши, и в его глазах плещется чистая игривость и вызов. Да он с ним поиграть захотел, поглядите-ка. И Акутагава принимает игру, хватая мальчишку за ворот футболки харадзюку и прижимая к дереву. Накаджима выжидающе смотрит в чужие глаза, а на красных губах растягивается ухмылка. Он натуральным образом издевается над ним, так и подтрунивая взглядом. Но Акутагава тоже не лыком сшит. Нежнее, да? Рюноскэ аккуратно касается чужих губ своими, осторожно сминая, стараясь делать всё очень медленно, легонько посасывая нижнюю. Смотрит в прикрытые глаза напротив, прикрывая собственные, и мягко углубляет поцелуй, бережно обводя языком нижний ряд ровных зубов парня. Поглаживает, слегка царапая, чужую шею, укладывая руку на затылок и нежно массирует кожу головы, перебирая короткие пряди. Его обнимают за шею, отвечая на поцелуй столь же осторожно, притягивают немного ближе, начиная набирать обороты. Ацуши сам меняет настроение, начиная кусаться, пусть и совсем легонько, углубляя ещё сильнее и переплетая языки. Сминает чужую рубашку на спине, в то время, как его подхватывают под бёдра, прижимая к стволу дерева, сжимая в руках. Ствол достаточно толстый, чтобы спрятать их, тем более, что они прекрасно спрятались ещё и за кустом, но это явно начало переходить всякие возможные и невозможные границы. Ацуши отстраняется первым, тяжело дыша и немного глупо заглядывая в глаза напротив. Кажется, сейчас что-то пошло совсем не так, и им пора бы остановиться. Иначе, это заведёт их куда-то не туда… Совсем не туда. Но Акутагава не может отпустить его, продолжая гладить по стянутым тканью джинсов бёдрам. Продолжает и дальше смотреть в ответ, так же пытаясь восстановить дыхание. У них обоих губы совсем распухли, напоминая лёгким покалыванием о том, что только что было. Акутагава, ты только что влип в это дерьмо, Чёрт возьми.***
«Серьёзно, Акутагава? Ты три дня, всего лишь сходил с Джинко за ручку и уже сходишь с ума? Ладно, это был не просто поход за ручку… Ладно, вы поцеловались… Чёрт, кажется, я правда влюбился в… Это». Парень тихо взвывает, откидывая голову на стену, несильно ударяясь. Ну вот к этому примерно всё и шло. Приблизительно так он и предполагал, что вся эта миссия с фиктивными отношениями выльется в… Это. — Три дня, чтобы влюбиться в бывшего врага… Всего лишь 72 часа… Поверить не могу, как глупо! — Акутагава воет в подушку, надеясь, что он никого не разбудит. Да, эта неделя была нелёгкой. Но у них были уже предположения и конкретный район поиска, который всё суживался и суживался. К счастью, они заявили о себе, теперь не нужно было так тщательно делать вид, что они пара влюблённых. Немного поддерживать образ, но не больше. Накаджима старался как-то разряжать обстановку, вытягивая их куда-то, и Акутагава подумал, что привык уже к этому. День для работы, вечер для отдыха с Накаджимой, ночь для бессонницы. Нужно было сходить за таблетками, потому что он с ума сойдёт скоро без отдыха. — Накаджима, будь ты проклят со своими поцелуями, — бубнит брюнет, позволяя осмыслить всю неделю. «— Are you my hero or my villain?» «Ацуши тихо смеётся, рассказывая какую-то историю про забавный вызов в парк, когда его заставили на полном серьёзе снимать кошку с дерева. — Это вкусно, попробуй, совсем ничего не ешь, — парнишка немного дуется, едва ли не суя в нос Акутагаве собственные палочки. — Давай, открой рот. Эх, и ведь поделать нечего». «—…Ты можешь быть нежнее?» «— Гляди какая огромная рыба, — Ацуши как ребёнок бегает по океанариуму, от одного к другому, едва ли не вжимаясь носом. Как дитё малое, честное слово». «Платиновая голова падает на чужое плечо, а сам детектив расслабляется, засыпая в положении сидя на диване. Акутагава замирает, кося взгляд на заснувшего за просмотром какого-то шоу Накаджиму, тянется за пледом накидывая на чужие плечи. — И всё же, когда ты спишь, ты мне нравишься ещё больше». Рюноскэ проматывает ещё пару десяток моментов, видя в голове калейдоскоп разных эмоций Накаджимы, наигранных и живых. Да, этот паршивец определённо был красив, сейчас Акутагава спорить не будет. Красив для него. «Серьёзно?.. Ах, Чёрт с тобой… Хорошо. Оба виноваты, что ж теперь поделать».***
Рюноскэ предполагал, что февраль пройдёт безумным. Так и случилось. Только теперь, казалось, нет лжи. Акутагаве начало казаться, будто они перестали играть. Роли перестали быть просто ролями. Накаджима стал вести себя по-другому, более осторожно, а сам Акутагава перестал быть столь настойчивым. Со стороны это наверняка выглядело забавно, но никто им ничего не говорил. Работа шла своим чередом, у них уже были предположения, где может находиться тот парень, и каждый день они проверяли по одному месту, следом посвящая весь оставшийся день отдыху, не задумываясь о работе. Вот только 1 марта что-то пошло не так, совсем не так, прямо вообще не так. Ацуши стоит в дверном проёме кухни, не удосужившись натянуть рукав пижамной рубашки обратно на плечо, зевая в ладонь. Он явно ещё не проснулся, еле-еле глаза открывает. — Акутагава, — Ацуши садится на стул, пытаясь собрать мысли в кучку. — Сделай мне чай, пожалуйста. Акутагава хотел было отказать, но передумал, понимая, что если он его пошлёт, то от этой кухни останутся одни только угольки. И всё равно, что чайник электрический. Рюноскэ достаёт всё необходимое для чая, нажимая на нужную кнопку на корпусе чайника. — Сегодня нам нужно посмотреть ещё одно местечко… — Рюноскэ берёт сахарницу со стола, замечая, что Накаджима самым наглым образом уснул в положении сидя, откинув голову на стену. Мягко ему, наверное. — Э-эй, Накаджима, не спать, — Акутагава кладёт руку на голое плечо, слегка встряхивая. — М-м-м, лучше бы остались и поспали ещё, — Накаджима приоткрывает глаза, поднимая их на брюнета, слегка дуя губы. — Давай сегодня устроим хотя бы один выходной? Тем более, у тебя сегодня День рождения. Пожалуйста, Рюноскэ. — Нет, Ацуши, — Акутагава не заметил резкий переход на имена. Он заметил лишь, как Ацуши зябко повёл вторым плечом, и с него тоже сползла ткань. — Я не отмечаю свой День Рождения, к твоему сожалению, так что никакого выходного, — Рюноскэ хочет вернуться к чайнику и сделать этому подлизе чай, но на его руку кладётся другая, менее грубая. Накаджима умоляюще смотрит ему в глаза снизу вверх, покусывая губы. Он явно не отступится от своего, но и Акутагава не собирался просто так давать напарнику поблажек. Они поедут на место, потом вернутся в квартиру, и пусть он себе спит до утра, раз ночью не спалось. (Хотя, чья бы корова мычала). — Ну пожалуйста, — Ацуши бережно переплетает их пальцы, притягивая Рюноскэ поближе к себе, заглядывая прямо глубоко в глаза. — Неужто тебе так жалко? — обиженно тянет мальчишка, надувая щёчки. Какой милый, вы только посмотрите. Брюнет аккуратно гладит его по щеке тыльной стороной ладони, сцепленной в замок. Накаджима мило краснеет, улыбаясь. — Да, мне жалко, — шепчет Акутагава, наклоняясь ещё ближе. Чужое дыхание щекочет лицо. — Почему я должен позволить тебе устроить выходной, если сегодня полноценный рабочий день, Ацуши? — Ну… — Ацуши приближается ещё ближе, почти что касаясь губами чужих, но Акутагава внезапно одёргивает руку, возвращаясь к чайнику и всё же занимаясь чужим чаем. Накаджима глупо хлопает глазами, в растерянности смотря на брюнета. И что это вообще сейчас было? Они ведь уже целовались до этого, тогда почему… Он сделал сейчас что-то не то? — Твой чай готов, подожди, мне нужно кое-что подготовить, — Рюноскэ убегает с кухни, оставляя ошарашенного блондина одного со своими мыслями. «Накаджима, ты придурок, когда ты, наконец, научишься отличать игру от реальности, тупица?»***
Акутагава не думал, что это было лучшим его решением, но он решил держать дистанцию. На публике — близко, в жизни — на расстоянии вытянутой руки. Всё же, он посчитал это лучшим решением. Так ни он, ни Ацуши, не будут морочить друг другу голову. В конце концов, это ведь была всего лишь миссия. В принципе, они могли просто тщательно войти в роль, спутав с искренностью. По крайней мере, так думали оба. Ацуши старался не нарушать больше немых правил, чётко держа расстояние. Всё же они заигрались, поэтому так и вышло… Так глупо, опрометчиво, он как восьмиклассница влюбился в Акутагаву. Но он думал, что это взаимно, если он поцеловал его тогда, у дерева… Ошибся, скорее всего. Но с кем не бывает, верно, хах?.. У Акутагавы были похожие мысли. Он лишь понимал, что чем ближе они к информатору, тем ближе конец всей этой истории. И… Ему было жаль. Пусть даже и на публику, но он чувствовал себя чуточку счастливее, когда они были ближе обычного. Но ведь всему рано или поздно приходит конец, так ведь? Они уже точно знали, где он. Видели его, оповестили департамент, да и на этом их работа была окончена. От них не требовалось больше ничего, только вычислить точное расположение. И сегодня был их последний день в одной квартире. Акутагава решил с утра куда-то пропасть, и Ацуши совсем расстроился. Он всё так же ему противен… Конечно, они же были врагами, что же изменилось сейчас?.. Ах, точно, они же игрались в отношения и вели себя как настоящая парочка, как же он мог забыть… Накаджима алкоголем никогда не баловался. Но сегодня ему хотелось напиться в хлам, чтобы утопить эти чертовы чувства. Под руку попалось вино, виски и саке, и другого выбора у него как-то и не было, продать ему никто не продаст, а жаловаться на то, что имеешь — грех. Ацуши всегда думал, что рано или поздно, но он попадётся на этот крючок. Неосторожно, даже не задумываясь, влюбится в этот камень. Он никогда не мечтал о герое, который его спасёт, в принципе. Он и сам был этим героем, ему хватало… Ему нужен был злодей, в противовес… Он был, вот только, видимо, не его… Детектив никогда бы не подумал, что будет пить в одиночестве, рыдая, буквально захлёбываясь в своих слезах. Вот почему ему так не везёт? Почему, когда он думает, что всё хорошо, то всё резко идёт по наклонной? Конечно, он же не заслужил… — Ацуши, я подумал, что тебе нужен новый телефон, раз тот я случайно утопил, так что я… решил искупить вину… Акутагава был то ли в растерянности, то ли в ступоре, наблюдая зарёванного пьяного Накаджиму на кухне. Он не знал, что ему сейчас хочется больше, уйти обратно и погулять или остаться здесь и попытаться разобраться. Ацуши лишь косит стеклянный взгляд на Рюноскэ, застрявшем в дверном проёме, не в силах сказать хоть слово. Ну да, он последний неудачник, что ему теперь поделать, если он даже напиться нормально не может, не попавшись на глаза. Рюноскэ ставит пакет на комод, проходя к блондину. Он не знает, что происходит, но… Он хочет разобраться, позволяя отключить голову, дав волю сердцу. — Ацуши, что-то случилось? — Акутагава хочет взять чужие руки в свои, но парень одёргивает их, притягивая к себе. А вот это уже становится более, чем интересно. — Ацу? — Неужели, ты такой слепой? — по щекам детектива снова текут слёзы, и брюнет совсем теряется. — Почему ты такой грубый? Почему ты не можешь быть нежнее? Почему нужно кидать моё сердце с высоты, чтобы его разбить, просто возьми молоток и разбей, как копилку, разве это не проще? Рюноскэ хмурится, ничего не понимая. Что он вообще не так сделал? Он вообще что-то сделал? Или же дело в его бездействии? Акутагава не понимает, задумчиво глядя в слезящиеся глаза напротив. — Я не понимаю, Ацуши, — брюнет отнимает руки Ацуши от его груди, беря в свои собственные. Они уже нарушили дистанцию, чего ж теперь терять? — Я что-то сделал не так? Или я чего-то не сделал? Накаджима задумывается, опуская взгляд. Он не сделал. Оттолкнул, заставляя чувствовать себя просто отвратительно. Ацуши почти что подумал, что возненавидел Акутагаву за это, но... Но нет, он полюбил его слишком сильно. Поэтому всё это приносило такую невыносимую боль. И брюнет неожиданно понимает сам. Конечно, о чём он вообще думал, когда просто убегал, сверкая пятками? Что всё пройдёт лучше, чем по маслу? Идиот... Он лишь с мольбой смотрит на Ацуши, укладывая голову тому на колени, как пёс. Прости, умоляю. Что мне сделать, чтобы ты смог меня простить? — Поцелуй меня. Хотя бы в последний раз, хотя бы наигранно, но, пожалуйста, поцелуй меня, — Накаджима неожиданно меняется, кидаясь на пол к Рюноскэ, переплетая пальцы. — Пожалуйста… Акутагава больше не растерян. Он просто придурок, который по неосторожности и по собственной дурости сделал совсем не то, что нужно. Накаджима перестаёт плакать, позволяя вытереть свои слёзы и всё остальное. Позволяет огладить своё лицо руками, положив собственные на чужие. Он смотрит из-под полуопущенных ресниц на Акутагаву, надеясь, что его просьбу всё же выполнят. Рюноскэ мягко, почти невесомо касается чужих губ своими, кладя руку на чужой затылок и укладывая Ацуши на тёплый пол. Он целует мягко, совсем по-детски, не углубляя, но и не позволяя больше никаких вольностей, вжимая сцепленный замок их рук в пол. Накаджима сам углубляет поцелуй, вплетая пальцы в чужие волосы, оттягивая до приятной боли. Сталкивается с чужим языком в диком танце, следом и вовсе начиная кусаться. И Акутагава кусает его в ответ, раздирая губы, и свои, и чужие, в кровь. Детектив ёрзает и сползает с так заботливо подложенной под затылок ладони мафиози, несильно ударяясь об пол. Слышится тихий стон, который Акутагава ловит губами, заглушая поцелуем. Они отстраняются друг от друга, судорожно дыша, не в силах разорвать зрительного контакта. Накаджима неожиданно расползается в улыбке, оглаживая лицо перед собой, заправляет мешающие волосы. Он счастлив. Он никогда не был таким счастливым. Он практически на седьмом небе. — Я думал, что ты просто играешься, но… Неужели, для тебя это тоже был не просто спектакль? — Рюноскэ отрицательно мотает головой. Действительно, Ацуши просто выдумал себе невесть что… — Конечно, нет, Ацуши, — шепчет Акутагава, целуя мальчишку в щёку и изгиб шеи. — Я, конечно, злодей, но не настолько же, чтобы поступать таким ужасным образом? Накаджима улыбается ещё шире, закусывая губу, когда его целуют в шею, слегка прикусывая кожу. Невольно вырывается смешок, когда ему просто утыкаются носом в изгиб шеи, вдыхая аромат кожи и кондиционера для белья. Действительно, как же он мог подумать столь плохо про такого добропорядочного преступника, Боже правый? Акутагава целует его снова и снова, осыпая поцелуями лицо, шею и открытые плечи, залезает под футболку рукой, оглаживая тело под ней. Он не может от него оторваться, Накаджима слишком притягательный. —Я люблю тебя, Ацуши, — тихий шёпот на ухо вызывает мурашки, и Накаджима вздрагивает, громко выдыхая на грани стона, когда грубая ладонь сжимает пах. Он готов сейчас умереть от распирающих его эмоций. Прямо в этот момент от разрывающих изнутри счастья, радости и возбуждения. Ацуши позволяет стянуть с себя футболку, в свою очередь, снимая с Акутагавы рубашку, отбрасывая куда-то в сторону. Мысли перебраться на футон не появлялось, Ацуши и так всё устраивало. Рюноскэ шептал ему бесконечные слова любви на ушко, осыпая поцелуями его шею, плечи, лицо и грудь, спускаясь вниз. Они оба не заметили, как в один момент не осталось даже нижнего белья. А они и не хотели замечать, было всё равно, куда и что летит. Они всего лишь хотели чего-то большего, чем просто поцелуй. — Я… Я тоже люблю тебя, Рю, — выстанывает Накаджима, прикрывая рот рукой, но стоны всё равно срываются с языка, вполне себе слышимые. Ацуши был не в силах сдерживаться, ему хотелось кричать от удовольствия. Вот только он не думал, что соседи в столь поздний час разделят его «скромное» желание. Да и было жутко стыдно смотреть в лицо Акутагавы, наблюдая своё выражение лица в его зрачках. — Мы на кухне, — шепчет Акутагава, переворачивая Накаджиму раком, оглаживая чужие бёдра. — К сведению, на кухне всегда шикарная звукоизоляция, котёнок. Детектив удивлённо оглядывается, но после сразу отворачивается, громко выстанывая имя партнёра. Хорошо, он прекрасно понял, что молчать совсем не обязательно, разрываясь изнутри от накатывающего удовольствия. Ацуши не знал, что именно ему хотелось сейчас больше: перебраться на мягкий футон, вместо раздирающего кожу на коленях пола, увидеть лицо Акутагавы, переборов стыд и страх, чтобы поменять позу обратно и разодрать ему в отместку спину, или содрать горло от стонов, которые вырывались при каждом новом движении. Если ты не знаешь, чего именно хочешь, то расслабься и просто получай удовольствие. Акутагава думал, что он сейчас сойдёт с ума. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, даже слишком. Мягкие бёдра, чудесная задница, приятная узость и непередаваемо прекрасный голос — это всё было скорее слишком хорошим сном, чем суровой реальностью. Но нет, он отчётливо чувствовал, как от однотипных движений начинали затекать мышцы, как ещё немного, и он был готов достичь этого пика удовольствия. Но Ацуши его опередил, с громким вскриком кончая на собственный живот и пол, едва ли держась на дрожащих локтях. Акутагава излился следом, пачкая изогнутую спину. Кажется, пьян здесь был один Ацуши, но при этом инициатором всего только что произошедшего был Рюноскэ. Кажется, у них опять что-то пошло не так, с какого-то хрена. — У нас рано утром поезд, — вымученно стонет Накаджима, показывая пальцем на наручные часы. — Хм, кто сказал? — Акутагава оглаживает чужую спину вновь, собирая вязкую белесую жидкость. — Этот поезд катается туда-обратно каждые три часа, — Рюноскэ стягивает бумажные полотенца со стола, вытирая руки и чужую спину. — Мы можем уехать и вечером, никто нам не говорил, что мы должны быть именно утром. Ацуши тихо удовлетворённо мычит, потягиваясь по-кошачьи. — Футон в другой комнате, если что, — шепчет Акутагава на покрасневшее ушко напарника, поднимаясь с пола и натягивая бельё. Накаджима лишь сел, подогнув под себя ноги, прикрыв всё руками, смотря снизу вверх. — Ацуши, нельзя быть таким ленивым. — У меня всё болит. Сказать почему и из-за кого? — мальчишка саркастично выгибает бровь. Он абсолютно точно в трезвом уме и памяти. Акутагава лишь фыркает, подхватывая Накаджиму на руки. Хорошо, один раз он отнесёт его на руках. — Я люблю тебя, my villain, — шепчет Ацуши на чужое ухо, ластясь к чужой шее. Рюноскэ может лишь улыбнуться, опуская мальчишку на футон, и осыпать его лицо поцелуями. Они точно теперь не отлипнут друг от друга. Они слишком счастливы, чтобы позволить себе такую роскошь.***
Просыпаться в чьих-то объятиях оказалось очень приятно. А ещё приятнее было прижаться ближе, уткнувшись носом в шею и просто лежать, вдыхая чей-то приятный запах. Вот только разрывающийся от звонков телефон был несколько иного мнения об их личной идиллии. Он точно считал, что ей пора бы уже давно прекратиться. Скажем, где-то часов в семь утра, вместо двух часов дня, которые сейчас можно было наблюдать на часах. — Спорим на поцелуй, что это Дазай? — Ацуши скептично выгибает бровь. — Хорошо, на отсос, — в него летит подушка, но, кажется, это было немое согласие. — Акутагава. Судя по лицу, Рюноскэ интуиция не подвела. Он со скучающим выражением лица выслушивал, видимо, лекцию, почему его «дитятко» всё ещё неизвестно где, в лапах какого-то страшного типа. — Дазай-сан, даю вам слово, я привезу его точно к восьми, здорового и невредимого, — больше Акутагава никого не слушал, сбросив вызов. — Сам вытолкнул из офиса, а теперь с ума сходит. Ацуши, тебе не кажется, что Дазай от своей гиперопеки совсем с ума сошёл? Накаджима лишь фыркает, пожимая плечами. Когда он приедет, то им двоим вновь придётся выслушивать лекции от Осаму, ведь, по идее, они должны были быть в Йокогаме ещё пять часов назад. Но Ацуши сейчас волнует совсем не это. Его волнуют вещи гораздо важнее каких-то нотаций. — У меня ведь не глюки, я абсолютно здоров, и это точно не сон? — неожиданно спрашивает мальчишка, приближаясь вплотную. — Мне ведь не приснилось в пьяном бреду, верно?.. — он аккуратно касается чужого лица, оглаживая чужую щёку. Его мягко берут за руку, преподнося к губам и целуя. — Если только это всё было на двоих. Накаджима тихо посмеивается, обнимая Акутагаву за шею, прижимаясь как можно ближе. Он не хочет никуда уезжать, ему хорошо и здесь, с Акутагавой в одной квартире, где никто не найдёт и можно спать до обеда. Ему не хочется никуда, он хочет сидеть вот так, обниматься с Рюноскэ и больше ни о чём не волноваться. — Давай никуда не поедем? Давай устроим выходной? — Ацуши лениво кладёт голову на чужое плечо, вырисовывая узоры на чужой домашней футболке. — Ты думаешь это сработает сейчас, если не сработало в первый раз? — Акутагава скептически смотрит на удобно устроившегося на его плече Ацуши, наблюдая, как он кивает, полный уверенности. — Правильно думаешь, — выдыхает мафиози, выключая телефон вообще. В конце концов, надо же себе хоть раз устроить выходной с любимым человеком под боком? Он разберётся с Дазаем потом. Когда-нибудь, завтра, послезавтра, через год, не имеет значения. Он сделал свою работу, добросовестно выполнил все пункты. Он заслужил хотя бы денёк отдыха. День, месяц, год, не важно. Это больше не имеет значения, если рядом с ним будет Ацуши. Любовь совсем не лёгкая штука. Он точно знает, что будет очень тяжело, особенно с Ацуши, от которого можно на стенку лезть, но… Разве это так важно? Он любит его. Безумно сильно. Ему не важно, при каких обстоятельствах он полюбил его, насколько глупо это всё развивается. Пока в его руках есть Ацуши ему плевать на весь мир, лишь бы Накаджима был рядом с ним.