Сквозь доносящийся со стороны сада монотонный гул, Рей внезапно чудится, будто беспорядочная какофония голосов начинает складываться в сплошной, тесно переплетающийся между собой калейдоскоп звуков, а тот в свою очередь — в задорную музыкальную гармонию, все больше напоминающую незатейливую, слегка неровную, но несомненно веселую мелодию, обрамленную ритмичным мажорным бренчанием инструментов и едва различимым, дружным, кажется, сопровождаемым оркестровым аккомпанементом возгласом «С днем рождения!»
По мере того, как доносящийся до слуха Рей разноголосый фон принимает все более отчетливую форму, расплывчатое содержание витающей в сжатом воздухе веренице отголосков бессвязных слов также обретает смутные, но знакомые очертания, заставляя что-то в самом центре живота болезненно скрутиться в тугой узел от настигшего ее горького осознания.
В этот самый момент они, должно быть, хором поздравляют Бена с днем рождения, вместе напевая одноименную песенку. Только вот она не сможет присоединиться к ним, — думает Рей, чувствуя, как искры паники прямо под тонкой кожей собираются в огненные очаги, принимаясь растекаться по венам горючей смесью страха и отчаяния. Ее не будет рядом, чтобы, слившись с толпой, попытаться запечатлеть в памяти милые сердцу черты, мельком взглянуть на его озаренное радостью, освещенное мерцанием свечей в вечернем воздухе лицо. Она не станет тихой свидетельницей настолько любимой ею, смущенной улыбки, наверняка трогающей сейчас его чуть подрагивающие губы. Ей никак не попасть туда, чтобы хоть бы на короткое мгновение встретившись с ним взглядом, прошептать собственное негромкое поздравление. Ее не будет там, потому что, будучи прижатой к шершавой стене деревянного забора, угодившая в уготовленную для нее западню, она буквально заточена в замкнутом пространстве, находясь в ловушке рук По, то и дело беспорядочно блуждающих по ее коже, пока губы парня продолжают непрерывно скользить по ее оголенным плечам, несмотря на то, что она умоляет его остановиться, просит отпустить ее, позволив вернуться обратно на вечеринку.
— По, пожалуйста, — снова шепчет Рей, однако вместо того, чтобы прислушаться, сжалившись над ней, парень только ухмыляется, и не прекращая осыпать ее кожу поцелуями, чуть сильнее вжимает в ограду.
— Ты само совершенство, — бормочет он себе под нос, и Рей не может не поморщиться, ощущая как пробежавшая по спине нервная дрожь немедля отзывается во всем теле пронизывающими кожу колючими иглами страха, служащим прямым следствием пугающей своей невнятностью, обращенной к ней речи, беспомощно задыхается от собственного бессилия и кисло-сладкого запаха алкоголя, исходящего от его учащенного дыхания. — Ты и я… Финн и Роуз… Это судьба, правда ведь? Ну же, Рей, Финн и Роуз только и делают что занимаются этим…
— Я — не они… — протестует она, снова пытаясь оттолкнуть его, стряхнуть с себя беспощадные, совершенно чужие ей руки. — Пожалуйста, отпусти меня. Прошу тебя. Я не хочу, чтобы ты…
— Потерпи немного, — обещает По. — Вот увидишь… Клянусь, в итоге тебе понравится.
— Нет, — снова всхлипывает она, чувствуя как рука парня еще крепче смыкается на ее коже.
— Нет? — вторит он с тенью почти что едкого недоумения в нетрезвом голосе. — Если ты не хотела этого, какого черта тогда одела платье с таким глубоким вырезом, Рей? — криво ухмыльнувшись, По выдавливает из себя пару хриплых смешков, и Рей, чувствует кожей как грубые пальцы на пару с щупальцами липкого страха все крепче сковывают и обездвиживают ее, прежде чем предпринять очередную бесплодную попытку вырваться, выскользнуть, выбраться из западни. Однако вопреки всем стараниям и просьбам она по-прежнему крепко зажата между телом По и старой, колючей оградой, пока стискивающая ее запястья железной хваткой рука парня, надежно удерживает ее на месте, и Рей внезапно совершенно отчетливо понимает, что окончательно загнана в угол. По значительно крупнее и сильнее ее, помимо всего прочего он пьян, а значит, более чем вероятно, не станет сейчас прислушиваться ни к доводам разума, ни к отчаянным мольбам. Однако самое страшное заключается в том, с ужасом осознает Рей, что он заманил ее в заброшенную часть принадлежащей семье Соло земли, намеренно уведя подальше от кишащего гостями сада — прочь от чужих ушей и любопытных глаз. Здесь не найдется ни единой души, способной услышать крики о помощи, вызволить из этого кошмара, а там нет ровным счетом никого, кто бы мог заметить ее отсутствие. Слепая паника внезапно переполняет каждую клеточку ее существа, отзываясь мелкой дрожью в теле и оборачиваясь соленой влагой, принимающейся струиться по щекам.
— Пожалуйста, — снова шепчет Рей. — Прошу тебя, не делай этого.
Раздающийся на заднем плане приглушенный смех вперемешку с торжествующими возгласами сопутствует продолжительной череде звонких хлопков — шумным аплодисментам, и Рей прикрывает глаза, представляя, как Бен прямо сейчас задувает свечи на своем праздничном торте, как стоя рядышком с Базин, окруженный ликующей толпой, он, ни о чем не подозревая, продолжает принимать от собравшихся гостей бесчисленные пожелания и поздравления. Ему сейчас совсем не до нее, он слишком занят, чтобы заметить отсутствие Рей, чересчур поглощен праздничной атмосферой и всеобщим вниманием, чтобы понять, что ее уже нет среди шумной толпы, что По уволок ее в укромный уголок, туда, откуда ей самостоятельно уже не найти выхода.
Видимо, окончательно потеряв терпение, свободной рукой По принимается срывать с плеч тонкую ткань платья, и Рей, судорожно всхлипнув, закрывает глаза.
Бен, — горестно думает она.
Бен, — повторяет она про себя, пока По продолжает неуклюже возиться с пуговицами на своих брюках.
А сейчас он, наверное, разрезает торт, — смиловавшись над ней, фантазия Рей уносит ее прочь от происходящего, позволяя хотя бы попытаться найти временное утешение в мыслях о мирских вещах, в маленьких радостях.
Наверное, подносит ко рту кусочек и… интересно, какой он на вкус, шоколадный или ванильный?, — спрашивает себя Рей.
А может, морковный? Или клубничный? Она представляет густую сахарную глазурь и гладкий масляный крем, старательно вырисовывая в воображении образы изысканных столовых приборов и роскошных фарфоровых тарелок. Она явственно видит яркие, колыхающиеся пятна воздушных шаров на заднем плане, зачарованно наблюдает за тем, как они неспешно танцуют на ветру. Но отчетливее всего Рей видит лицо Бена, истошно взывая к каждой до дрожи знакомой черточке, представляя, как те буквально загораются, сияют от удовольствия, когда он, наконец, откусывает от ломтика своего праздничного торта, позволяя вниманию ненадолго задержаться на прилипших к самому уголку рта сладких крошках, расцветающей на его губах счастливой улыбке.
Бен, — снова думает она, из последних сил борясь с подступающими слезами.
По продолжает топорно возиться с собственной одеждой, по-прежнему настолько крепко вцепившись в ее руки, что Рей уже знает наверняка, что утром обнаружит синяки на тех местах, куда так беспощадно впивались его пальцы. Он действительно пьян и стремясь во что бы то ни стало удержать ее на месте, не прекращает всем своим весом крепко вдавливать в царапающую спину ограду забора, кажется, даже не замечая, что какое-то время назад, замерев, она словно безжизненная кукла обмякла в его руках, давно перестала оказывать сопротивление, наконец, осознав полную безысходность своего положения и полностью отдавшись на волю судьбы. По порвал ее платье — ее красивое — первое и единственное, когда-либо принадлежащее ей вечернее платье, корсаж которого сейчас бесполезными лоскутами свисает с голых плеч. С плотно сомкнутыми веками и сжатыми губами все, что может сейчас Рей это, почти не дыша и дрожа от страха…
— Ублюдок, — мрачный, до краев наполненный неприкрытой, неотвратимой угрозой голос внезапно разрезает относительную тишину, вынуждая глаза Рей широко распахнуться, прежде чем перед ее взгляду предстает силуэт Бена, под стать миражу возникший в нескольких шагах от того места, где По прижимает ее к забору. Мышцы на его мертвенно бледном лице непроизвольно подергиваются от жгучей ярости и предельного напряжения, ладони до побелевших костяшек сжаты в кулаки, в одной из рук… что-то серебрится. — Какой же ты ублюдок! — свирепо повторяет он, и прежде чем Рей успевает пошевелиться, до того как ей даже представляется шанс окликнуть его по имени, Бен одним резким движением бросается вперед, оттаскивая По в сторону и мгновенно сбивая того с ног.
Внезапно потеряв опору, больше не поддерживаемая ничьими руками, Рей медленно соскальзывает вниз по ограде, приземляясь в вязкую грязь под собственными ногами. Язык отказывается слушаться ее, руки не перестают трястись, а губы бесконтрольно дрожат, когда, задыхаясь от ужаса, она вынуждена наблюдать за тем, как буквально в метре от нее Бен и По принимаются кататься по представляющей собой сплошное месиво слякоти и нечистот земле, с каждым новым взмахом руки обрушивая на мелькающие перед глазами едва различимые формы очередной град ударов — быстрых и мощных.
— Бен, остановись, — шепчет она хриплым голосом, хотя уже точно знает, что тот сейчас не слышит ее.
Рей хватает одного брошенного на его лицо мимолетного взгляда, чтобы понять, что Бен сейчас где-то очень далеко; затерявшись в самом эпицентре бушующей внутри бури, он позволил текущим по его жилам гневу и ненависти целиком и полностью завладеть каждой своей клеточкой, каждой частичкой тела и души, так что тот просто не в состоянии откликнуться, услышать ее мольбу, руководствуясь одной лишь непреодолимой потребностью — уберечь и защитить от любой угрозы и опасности. Что-то в его облике кажется ей настолько первобытным, почти животным, что не остается ни малейшего сомнения в том, что подчинившись какому-то инстинктивному импульсу, Бен погрузился в кромешную, беспросветную тьму, и Рей, неимоверным усилием воли, стараясь выровнять сбивчивое дыхание, явственно ощущает, как бешено колотится ее сердце, стук которого гулкими молоточками отдается в пульсирующих от боли висках.
Пригвоздив По к земле и вцепившись в волосы парня одной рукой, Бен продолжает неистово наносить удар за ударом, кажется, окончательно потеряв над собой всяческий контроль.
Он ведь убьет его, — думает Рей.
Он убьет По здесь, прямо на ее глазах.
— Бен, — повторяет она высохшим ртом. — Бен, да остановись же. Прошу.
Тихая мольба Рей, так и не достигнув адресата, снова бесследно растворяется в наэлектризованном воздухе, и девушка едва не задыхается от новой волны ужаса, когда краем глаза снова замечает в руке Бена все тот же серебряный отблеск, что и раньше, однако теперь находящейся в непосредственной близости от лица По.
Лезвие, — думает Рей.
Это нож, — краешком затуманенного сознания интуитивно понимая, что речь, более чем вероятно, идет о том же ноже, которым несколько мгновений назад он разрезал свой праздничный торт. Должно быть, Бен попытался отыскать ее среди гостей и, когда не смог найти, отправился на поиски, в итоге обнаружив здесь, в руках По…
Оцепенев от всепоглощающего страха, будто оказавшись в самом жутком из ночных кошмаров, Рей сквозь непроницаемую дымку беспомощно наблюдает за тем, как Бен оторвав окровавленную голову По от земли, подносит лезвие к его горлу.
— Ее никто никогда не обидит, — ужасающе тихие слова Бена доносятся до Рей, и та, кажется, окончательно потеряв способность дышать, дрожащими руками подтягивает колени к груди. — Больше никто никогда не тронет ее, слышишь?
Из горла По вырывается лишь сиплый невнятный звук, и Бен сильнее прижимает острие ножа к покрытому потом кадыку находящегося в почти что бессознательном состоянии парня. — Ты должен сдохнуть уже только за то, что прикоснулся к ней своими грязными руками… За то, что посмел осквернить ее. Я убью тебя… уничтожу здесь и сейчас.
— Бен, — внезапно раздающийся совсем рядом голос принадлежит кому-то другому — твердый, громкий и резкий, тот одновременно требует и вопрошает, — и Рей вскидывает голову, мгновенно поворачиваясь в направлении источника звука, тут же замечая Лею, которая с неестественно белым лицом замерла в нескольких метрах от ребят. Все еще не смея вздохнуть, Рей наблюдает за тем, как напряженный взгляд женщины принимается скользить по грязной поверхности, на мгновение задерживаясь на неподвижных силуэтах Бена и По, а затем останавливается на ней самой, привалившейся к забору, с исцарапанным в кровь руками и разорванным в клочья платьем.
— Положи нож, Бен, — приказывает Лея не терпящим возражений тоном, но тот даже не думает двигаться с места, вместо этого лишь крепче сжимая оружие в ладони. — Я сказала, положи его, — по-прежнему сохраняя видимое спокойствие, снова велит Лея, однако теперь в ее обычно непреклонном голосе слышатся отчетливые тревожные нотки.
Ухватившись за растекающуюся по венам новую волну адреналина, Рей заставляет себя подняться на четвереньки, и собрав последние силы, принимается медленно ползти по грязи. Руки ее настолько напряжены, что каждое движение спешит отозваться новым судорожным спазмом, мышцы болезненно сводит, голова идет кругом, но ничего из этого не способно сейчас остановить Рей. Ей жизненно необходимо прикоснуться к нему, протянув руку, помочь выкарабкаться из разверзнувшейся прямо под их ногами пропасти. Вернуться домой. К себе. К ней.
Добравшись до того места, где Бен по-прежнему удерживает полностью обездвиженного По под собой, Рей аккуратно касается пальцем его дрожащей от нечеловеческого напряжения руки, а затем позволяет своей ладони обхватить ее. Вздрогнув от почти что невесомого прикосновения, Бен резко вскидывает голову, тут же принимаясь всматриваться в ее глаза. Даже в состоянии аффекта он, кажется, мгновенно узнает их, и Рей мягко кивает в ответ, облизывая сухие губы, прежде чем предпринять попытку заговорить.
— Бен, — срываясь на шепот, произносит она. — Бен, со мной все в порядке. Ничего страшного не произошло.
— Он собирался причинить тебе боль, — отвечает Бен знакомым ей, одновременно преисполненным горем и безграничной нежностью голосом.
Своим голосом. Голосом, который она так хорошо знает и так глубоко любит. Голосом, который она столько раз слышала у ручья, а не тем, что несколько минут назад угрожал забрать жизнь у По.
— Ты вовремя остановил его, — шепчет Рей. — Я в порядке. Честное слово.
Долгое мгновение она просто держит его за руку, отвечая на его светящийся отчаянием взгляд своим.
— Рей, — исступленно шепчет Бен в ответ. — Рей.
Выдохнув, Рей снова кивает, прежде чем напоследок нежно сжав его ладонь, осторожно забрать нож из дрожащих пальцев. Хватка Бена тут же ослабевает, и отпустив По, он немедленно валится в грязь. На протяжении нескольких секунд Рей пристально смотрит на лежащее в своей руке острое лезвие, прежде чем обессиленно упасть в мутную лужу рядом с ним.
— Еще раз прикоснешься к ней, — как сквозь вату доносится до Рей громкий голос Бена. — И я доведу начатое до конца, слышишь меня? Я убью тебя.
Повисшая в воздухе гробовая тишина вынуждает Рей перевести затуманенный взгляд по направлению туда, где раньше стояла Лея, и девушка резко выдыхает, тут же изумлено замечая, что на них сейчас устремлено множество чужих, полных затаенного ужаса и праздного любопытства глаз. Кажется, привлеченные шумом и криками, большинство присутствующих на вечеринке людей собралось в поле, чтобы поглазеть на драку, в результате чего каждый из них стал свидетелем того, как Бен приставил нож к горлу По, все до единого молчаливо наблюдали за тем, как Рей забирала оружие прямо из его рук, с какой нежностью и мольбой они смотрели друг на друга.
Они знают, — понимает Рей.
Теперь все эти люди знают их тайну. Однако прежде, чем ей предоставляется шанс переварить эту информацию, сосредоточенный голос Леи снова прорезает звенящую тишину, призывая к немедленному действию.
— Люк, помоги парню подняться с земли. Отведи его в дом. Хан, займись Беном. Я возьму на себя все, что связано с девочкой, позабочусь о том, чтобы она…
Женщине не удается закончить предложение, поскольку вскочивший на ноги Бен, принимается отчаянно мотать головой из стороны в сторону, несколько мгновений прожигая мать полным безнадежности взглядом, прежде чем развернувшись и резко шагнув в темноту, бесследно исчезнуть в окружающем их вечернем сумраке.
— Бен! — кричит ему вслед Лея. — Бен!
Оставив громкий призыв без ответа, Бен поспешно удаляется прочь от застывшего в недоумении скопления людей — звук его быстрых шагов постепенно затихает, а потом и вовсе растворяется в прохладном, безветренном воздухе, и с наступлением полной тишины, таинственное заклинание, кажется, рушится, невидимые чары развеиваются в мгновение ока. Словно по волшебству замершая толпа оживает, приходит в движение, тотчас становясь похожей на растревоженный человеческий муравейник: захлебывающиеся шумом люди точно подорванные срываются с места, кто-то кидается вперед, чтобы помочь По, кто-то продолжает звать Бена, кто-то немедля подбегает к Лее. Все живое сейчас охвачено настоящей паникой, и медленно поднявшаяся на шаткие ноги Рей, дрожащими пальцами придерживая корсаж своего платья, принимается пятиться прочь от разыгрывающего прямо на ее глазах сумасшествия. Тот факт, что Лея принимается выкрикивать ее имя, только подстегивает в ней и без того острую нужду затеряться среди бурлящего столпотворения, и девушка продолжает решительно отступать назад, движимая очередным выбросом адреналина и нестерпимым желанием убраться как можно дальше от чужих ей лиц и незнакомых голосов. Отвернувшись от сада, Рей ступает в том же направлении, в котором несколькими секундами ранее исчез силуэт Бена, упиваясь целебной, ласковой темнотой, которая, падая на кожу, скрывает ее от рыскающих глаз и грубых рук по мере того, как та постепенно удаляется от искусственного освещения.
Земля под ее ногами кажется особенно мягкой, безоблачное небо над головой бережно окутывает вышитым звездами покрывалом, и Рей с высоко поднятой головой неспешно бредет по хорошо знакомой ей тропинке к ручью и Бену, не ощущая ничего кроме незыблемого, всеобъемлющего покоя и странного, блаженного умиротворения.
Ласково улыбаясь лунному свету, девушка прямо на ходу сбрасывает туфли, безмятежно швыряя те в грязь, с каждым новым шагом приближаясь к своему спасительному прибежищу, к единственному источнику счастья, которое она когда-либо знала, будучи настолько увлеченной простирающейся перед ней дорогой и мыслью о том, что ожидает ее в самом конце пути, что даже не замечает, что по-прежнему держит в руке нож.
***
Будучи прижатой к гладкой поверхности столешницы, Рей со странным спокойствием осознает, что полностью обнажена и совершенно беззащитна. Длинные пальцы Бена крепко переплетены с ее собственными, его рот, не отрываясь от ее груди, истошно целует, облизывает и покусывает нежную, чувствительную кожу, пока собственное судорожное дыхание девушки продолжает слетать с губ вперемешку с непрерывной чередой невнятных, ободряющих слов. Как же это все-таки странно, а ведь она действительно совсем забыла, насколько это волшебно… В какой-то момент намеренно стерев из памяти любой след воспоминания о магии его губ на своем теле, она умудрилась позабыть ощущение абсолютного, ни с чем несравнимого единения, дивной, волнующей близости. Однако снова и снова вынуждая себя похоронить в прошлом все, что было так дорого сердцу, Рей вопреки всем и всему, возможно, даже самой себе, продолжала хранить глубоко внутри каждый проведенный вместе момент — чудесный парадокс, заставляющий ее дорожить и упиваться каждой разделенной с Беном поровну секундной, одновременно пробуждая в ней желание большего, инстинктивное стремление к вечному. Очередной рваный вздох вырывается из ее рта, и Рей, видимо, настолько сильно сжимает пальцы Бена своими, что тот чуть отстранившись, ищет глаза девушки, пытаясь встретиться с ней встревоженным взглядом.
На протяжении долгого мгновения они просто пристально всматриваются друг в друга: ни один из них не решается не заговорить, ни пошевелиться, но то, что Рей видит в его немигающем взоре кажется ей настолько необузданным, глубоким и таким безумно близким, что что-то в сердце девушки, наконец, плавится, чтобы растаяв без следа, оставить после себя только чувство целительного тепла и полной завершенности.
— Бен, — шепчет она. — Бен, это ты.
Кажется, он моментально улавливает сакральное значение этих простых слов, потому что резко выдохнув, приподнимает Рей, настолько крепко прижимая к своей груди, что она может с легкостью расслышать стук его ритмично и ровно бьющегося под рубашкой сердца, живущего сейчас только ею.
— Я думал о тебе каждый день на протяжении двенадцати лет, — шепчет Бен ей на ухо. — Каждый божий день я думал о тебе.
Вздохнув, Рей слегка отстраняется от его груди, чтобы заглянуть в бездонные глаза.
— И я, — чуть улыбаясь уголками рта, признается Рей. — Не было и дня, чтобы я не думала о тебе.
Не сводя зачарованного взгляда с его изумленного лица, Рей заворожено наблюдает за тем, как на этих словах Бен протяжно и шумно выдыхает, словно ее ответному признанию удалось высвободить засевшую глубоко внутри болезненную занозу, будто какой-то неподъемный груз только что упал с его плеч, позволив, наконец, снова дышать полной грудью.
— Мы можем подняться наверх? — с нотками мольбы и надежды спрашивает Бен, и что-то в его голосе внезапно напоминает ей того самого мальчишку, что с затаенным благоговением изо дня в день наблюдал за тем, как она танцует в ручье. — Я хочу, чтобы на этот раз все было иначе. Хочу сделать все, как следует. Рей, позволь мне сделать все правильно, так, как оно должно быть.
Чуть помедлив, Рей молча кивает в знак согласия, и Бен, не выпуская ее из рук, медленно приподнимается, вынуждая девушку обвить ногами его талию. Его губы отказываются расставаться с ней даже на секунду, когда развернувшись на месте, он стремительно направляется к лестнице, крепко прижимая ее к себе и продолжая нашептывать ласковые слова прямо в обнаженную кожу.
Я так хочу этого. Ты так нужна мне. Только ты. Тогда, сейчас, всегда… И Рей, будучи уже не в состоянии ни остановить его, ни остановиться самой, просто продолжает кивать в такт слетающим с его рта словам, в ответ шепча на ухо нежные глупости.
Осторожно уложив Рей на свою кровать, Бен оставляет дверь в спальню широко открытой, и где-то на подсознательном уровне она не может не удивиться совершенной бесшабашности их поведения, поражаясь собственному бесстрашию. В конце концов, кроме них больше не осталось никого. Последний Скайуокер и единственная наследница Палпатина воссоединяются недалеко от того самого места, где когда-то между их семьями пролегла черная непреодолимая бездна. Она думает о Лее, Энакине и своем дедушке, вспоминает их зловещие предупреждения и страшные предсказания неминуемо ожидающего их печального конца, снова отчетливо слышит слова Люка, вздрагивая от мрачного, граничащего с вялым безразличием спокойствия, когда глядя на них обоих, он так легко и хладнокровно предсказывал им неотвратимую гибель. «Ничего хорошего из этого не выйдет», — невозмутимо произнес он тогда, прежде чем смерить Бена меланхоличным взглядом. «Она Палпатин, Бен».
Снова вздрогнув при воспоминании об отражающемся в прозрачно-голубых глазах мужчины безапелляционно вынесенном смертном приговоре, Рей медленно прикрывает веки, и Бен, словно прочтя ее мысли, тут же ложится рядышком на кровать, крепко обнимая, окутывая своим теплом и растущим беспокойством.
— Все в порядке? — мягко спрашивает он, и она кивает, накрывая впалую щетинистую щеку ладонью.
— Да, — сквозь легкую улыбку шепчет Рей. — Да, я просто… — глаза девушки ошеломленно скользят по лицу Бена. — Знаешь, мне все кажется, что кто-то вот-вот ворвется сюда, пытаясь остановить нас. Да только вот, кажется, не осталось ни одного человека, желающего разлучить нас.
— Нет, — шепчет он в ответ. — Нет. Кроме нас здесь нет никого. Но ведь, Рей, так было всегда.
Резко замерев на месте от внезапного осознания, Рей закусывает губу.
— Твоя невеста…
Не дав ей закончить, Бен тут же подносит указательный палец к губам девушки, призывая замолчать.
— Рей, нет никакой невесты.
Долгое мгновение она просто смотрит на него, застыв от глубокого шока.
— Как это? Что значит «нет»?
В ответ Бен лишь качает головой, а в глазах его внезапно вспыхивает теплый огонек.
— Я не помолвлен. Никогда не был.
Палец мужчины все еще нежно касается ее губ, и Рей, кажется, окончательно теряется в лабиринте слов и мыслей.
— Но… но Лея сказала мне… она же показала мне фотографии…
Появившееся на лице Бена выражение кричит о том, насколько тому сейчас неуютно от сказанного.
— Моя мать находилась при смерти, — мягко произносит он. — Она так беспокоилась обо мне. Так переживала за тебя. Просто места себе не находила. Думаю, ближе к концу мама сожалела о том, что… — прикрыв глаза, Бен замолкает. — Я думаю, она сожалела о том, что в итоге сделала с тобой. Со мной. С нами.
У Рей резко перехватывает дыхание.
— Лея никогда мне этого не говорила. Не сказала ни слова.
— Она писала мне, — поясняет Бен, проводя пальцем по губам Рей и не останавливаясь пока тот не достигает ее плеча. — Просила, чтобы я вернулся домой, снова и снова повторяя, что мне пора остепениться, жениться, завести семью и детей. Последние несколько лет ее жизни… — Бен снова замолкает, прежде чем тяжело сглотнуть. — Она писала, что чувствует себя виноватой, что боится того, что после ее смерти я останусь в полном одиночестве. Ей казалось, будто она собственноручно сломала мне жизнь.
Застывшая в уголке глаза одинокая слеза внезапно скатывается по щеке Бена, и Рей тянется, чтобы смахнуть мокрый след рукой.
— У меня на работе была знакомая… Я отправил маме несколько фотографий, на которых мы вместе… сказал ей, что мы собираемся расписаться. Понимаешь, на тот момент мне казалось, что это сделает ее счастливой. Подарит каплю покоя. Я рад, что хотя бы в конце смог облегчить ее ношу, как-то утешить.
— Бен… — с нескрываемой печалью в голосе шепчет Рей. — Господи, Бен.
Плотнее сжав челюсти, какое-то время мужчина продолжает просто смотреть на нее, пока на его лице не появляется полускорбное-полувиноватое выражение.
— Я надеялся… понимаешь, думал, что она рано или поздно передаст тебе эти новости, — несмело признается он. — До последнего рассчитывал вызвать в тебе хоть какую-то реакцию. Что угодно, кроме стандартных, сухих строчек с новостями о состоянии мамы или бизнеса. Молил бога, чтобы ты услышала меня… чтобы позвонила и попросила вернуться домой. К тебе. Все чего я действительно желал все эти годы, это чтобы ты снова захотела меня, но… — в который раз мужчина замолкает, когда тень печали ложится на его лицо, омрачая заостренные черты. — Ты никак не отреагировала. Словно тебе было абсолютно все равно. Словно ты полностью забыла о моем существовании…
Рей чувствует, как мелко дрожат ее губы, ощущает, как слезы застилают глаза.
— Я никогда, слышишь, никогда не забывала о тебе. Неужели ты мог поверить в такой бред? Я думала, что ты… Со временем я убедила себя в том, что ты… да и Лея постоянно упоминала, как ты счастлив… насколько доволен своей жизнью, и я…
— Я никогда не был счастлив, никогда не был доволен, — резко прерывает ее Бен. — Только, когда знал, что ты рядом. Ты и я… мы как две стороны одной медали, единое целое. Наверное, так было всегда. С того самого момента, как я впервые увидел тебя у ручья, даже тогда я понимал, что ты моя, а я — твой. Я знал это. Чувствовал это.
— И я, — тихо вторит Рей. — Я тоже это чувствовала.
Выдохнув, Бен наклоняется ближе, накрывая ее губы своими в долгом, ищущем, полном любви, желания и острой потребности уничтожить, стереть грязное прошлое поцелуе, и Рей самозабвенно отвечает на тот, прижимая мужчину к себе, притягивая его все ближе и ближе, пока не пропадают четкие грани и не исчезают незримые барьеры, до тех самых пор, пока становится непонятно, где заканчивается он и начинается она.
— Моя мать знала, что я люблю тебя, — внезапно произносит Бен. — Всегда знала. Не могу поверить, что она никогда не сказала ни слова.
Замерев на краткое мгновение, Рей обвивает его талию ногами, а шею — руками.
— В тот день, когда ее не стало… — начинает она. — В день ее кончины она отправила меня на чердак. Настояла на том, чтобы я нашла какую-то коробку. Тогда мне казалось, что Лея просила принести ей фотографии матерей, но на самом деле она хотела, чтобы я обнаружила там что-то совершенно иное.
— Что-то иное?
— Твои письма, — робко признается Рей. — Адресованные ко мне письма… те самые, что ты писал, когда мы с тобой были совсем еще детьми. Должно быть, она нашла их среди прочих вещей и сохранила все до единого, поместив те в деревянный ящик, который и завещала мне, ящик с…
— … вырезанными на крышке воробушком и певчей птичкой, — заканчивает Бен, глядя на нее излучающими искреннее изумление глазами. — Она отдала тебе мои письма?
— Я прочла их, — признается Рей. — Каждое. Ты… ты любил меня. Бен… Ты действительно любил меня.
Продолжая пристально вглядываться в лицо девушки, Бен осторожно убирает волосы с ее глаз, прежде чем снова нежно коснуться приоткрытых губ.
— Конечно, я любил тебя, — выдыхает он. — Тогда и сейчас. Я любил тебя с того самого дня, как мы впервые повстречались там в чаще леса. Как же я любил тебя, Рей. И буду любить всегда.
Что-то в Рей не выдерживает истинной значимости, непоправимых последствий его слов, заставляя судорожно выдохнуть.
— Ты ни разу не сказал мне, — шепчет она. — не обмолвился ни словом… Я не знала… Не знала…
Печально улыбаясь, Бен ласкает лицо девушки недоумевающим взглядом.
— Рей… Рей, моя Рей… ты знала. Да, да, — продолжает он, когда та принимается отрицательно мотать головой. — Тебе не нужны были ни мои слова, ни коробка с письмами из прошлого. Ты все всегда знала. Помнишь ту ночь у ручья? — спрашивает ее Бен, и щеки Рей покрываются легким румянцем, несущим в себе однозначный ответ на простой вопрос и вызывающим на лице Бена нежную улыбку. — Ты знала, — снова повторяет он. — Ты всегда знала, Рей. Всегда.
— Да, — кивает она, притягивая его к себе. — Я знала.
Обхватив ладонями ее лицо, Бен снова наклоняется для поцелуя, и Рей прикрывает глаза, позволяя себе неспешно плыть по течению времени, добровольно возвращаясь туда, где не бывала целую вечность, туда, где они когда-то впервые стали единым целым, омываемые стремительным потоком грязи и воды.
***
Рей находит его у ручья, в том самом месте, где, собственно, и ожидала обнаружить. Неподвижно сидя на самом дальнем берегу, Бен безучастно глядит на свои кажущиеся почти черными в лунном свете ладони, на которых сейчас, кажется, нет живого места, поскольку практически каждый миллиметр кожи покрыт ссадинами, кровью и грязью. Несмотря на то, что ее собственное тело пребывают в таком же плачевном состоянии, Рей неспеша присаживается рядышком с ним на колени, прежде чем взяв его руки в свои, аккуратно опустить те в бегущий, окружающий их со всех сторон чистый поток. Бен ни на секунду не сводит с нее темных глаз, пока она бережно смывает кровь с его ладоней, прежде чем повернув их тыльной стороной, приняться осторожно удалять грязь с его пальцев. Прохладная, освежающая, очищающая вода, по всей видимости, приносит долгожданное облегчение, и Бен тихо вздыхает, когда наклонившись к нему, Рей на мгновение отпускает его руки, чтобы следом положить их себе на талию. Взгляд парня застывает на порванном корсаже ее платья, и в его глаза закрадываются отголоски прежней тьмы, остатки пронесшейся бури.
— Никогда больше не надевай его, — тихо просит он. — Пожалуйста, я не вынесу этого. Все, о чем я могу думать, когда вижу его, это о том, что он пытался с тобой сделать, и…
Тихонько шикнув, Рей мотает головой, прежде чем наклонившись, коснуться его губ своими. Это не столько поцелуй, сколько воссоединение разделенной при рождении плоти, и Бен снова вздыхает, пока его напряженное словно тугая струна тело медленно расслабляется под ее невесомым прикосновением. Чуть отстранившись, Рей вскидывает руки вверх, и этого жеста, должно быть, оказывается более чем достаточно, потому за считанные секунды стянутый с ее тела ненавистный кусок ткани, мгновенно приземляется где-то в куче грязи и вне поля зрения. Даже будучи обнаженной до пояса, Рей, как ни странно, не испытывает ни тени стеснения, вместо этого чувствуя себя как никогда свободной, и пока глаза Бена продолжают жадно блуждать по ее коже, девушка обнаруживает, что ей нравится, как он смотрит на нее, нравятся те новые, незнакомые ощущения, что написанное на его лице желание вызывает глубоко внутри. Спустя несколько мгновений, Бен поднимает свои руки в ответном жесте, и Рей принимается расстегивать пуговицы на его рубашке, стягивая с него мокрую, пропитанную потом и грязью одежду, тем самым повторяя его собственные действия минутой раньше.
Даже в этом мы равны, как впрочем и во всем остальном, — думает Рей.
Разве может быть иначе? Так и только так было между нами всегда.
Перебравшись к нему на колени, она осторожно обнимает Бена за шею, прежде чем опустив руку парня в воду, неторопливо положить ту к себе на плечо. Рей практически не шевелится, позволяя ему помочь ей избавиться от всей той грязи, которую, если быть до конца честной, она накапливала внутри годами. То, что происходит с ними служит одновременно концом и началом — в этом живительном потоке очищаются их тела и души, заново рождаясь прямо друг у друга на глазах. Бережно смыв грязь вперемешку с кровью с ее спины, плеч, живота и шеи, руки Бена несмело замирают прямо у ее груди, словно не решаясь коснуться этого участка кожи, и Рей наклоняется вперед, чтобы снова поцеловать его.
— Я твоя, — тихо произносит она. — Всегда была твоей.
Медленно приподнимаясь с земли, Бен берет девушку на руки, прежде чем прижаться ртом к груди, вынуждая ее вздрогнуть от удовольствия, которое теплыми волнами растекается по всему телу с каждым движением мягких губ. Запустив ладони в его волосы, Рей слегка тянет за влажные пряди, тем самым заставляя парня поднять голову, прежде чем встретиться взглядами. Прочитав ее молчаливую просьбу, Бен перекатывает их обоих, так что она оказывается прямо под ним в бурлящей воде ручья, принимаясь целовать жадно и требовательно, и Рей отвечает на поцелуй с ни чем не уступающей интенсивностью, приподнимаясь, когда Бен толкается вниз, цепляясь за него, когда тот все крепче прижимает ее к себе.
— Я так хотел этого, — шепчет он ей между поцелуями. — Мечтал о тебе с того дня, как мы встретились. Ты даже не представляешь, как сильно ты мне нужна.
Не нуждаясь в словах и заверениях, Рей заставляет его замолчать, снова и снова накрывая губы Бена своими. То, что происходит между ними настолько естественно и прекрасно, насквозь пронизано такой чистотой и любовью, что она замирает в его руках, буквально задыхаясь от счастья, и Бен протягивает руку вниз, чтобы расстегнув брюки, просунуть ту между ее ног, прежде чем глубоко вздохнуть. Ее нижняя юбка и рваные чулки отлетают прочь, и он осторожно опускается на нее, пока прозрачная вода бережно смыкается вокруг них — единственное, в чем они сейчас действительно нуждаются. Когда Бен впервые проникает в нее, Рей не может не закусить губу, тем самым стараясь заглушить короткий укол боли, и он немедля замирает, обеспокоенно всматриваясь в ее лицо.
— Я могу остановиться, — шепчет парень. — Прямо сейчас. Не хочу, чтобы тебе было больно.
— Ты не причинишь мне вреда, — шепчет она в ответ. — Мне будет гораздо больнее, если ты остановишься.
Не прекращая нежно целовать ее, Бен начинает двигается — медленно и осторожно — и Рей замирает, прислушиваясь к совершенно новым ощущением внутри себя, упиваясь нежностью протекающей под спиной воды, тусклым свечением звезд на небе прямо над ее головой и ветвями тихо колышущихся вокруг них на ветру деревьев. Ее волосы и ногти забиты грязью, но Рей все равно — еще крепче прижимая Бена к себе, она полностью теряется в нем и тех чувствах, что яркими вспышками снова и снова загораются глубоко внутри.
В этот момент она слишком потеряна, чтобы увидеть устремленные на них глаза. Слишком потеряна, чтобы расслышать едва различимый шепот и торопливый звук шагов, приближающихся со стороны тропинки. Рей сейчас слишком далеко, чтобы вспомнить о ноже, оставленном ею на другом берегу ручья, слишком далеко, чтобы заметить, как тянущаяся к воде рука, медленно поднимает тот со дна.
