***
Леви не имеет возможности подумать, пока сидит на складе с отрядом, часть из которого трясется: Жан - от понимания, насколько близка была смерть и стыда, что не смог убить врага; Армин - от понимания того, что он замарал свои руки человеческой кровью; Конни - их враги не только титаны. Но у него есть такая возможность, пока он пытает Санеса. Собственно говоря, именно из-за того, что голова думает о совершенно другом, он не задает вопросы, но и не пытает так, чтобы это могло вылиться в еще один труп, не давший им никакого ответа на вопросы. Ханджи придет минут через пять, вот она-то и развлечется, достав ответы на все вопросы. Так что Леви бьет по лицу, разбивая нос, оставляет припухлость на глазу, бьет под дых, выбивая весь дух, режет кожу в некоторых местах на теле, но думает про гребаного Кенни-Потрошителя. Апатия. Страх. Ярость. Отчаяние. Принятие. А какие у вас стадии принятия появления прошлого за вашей спиной? "Какого черта, Леви?", - спрашивает себя капрал и делает очередной надрез кожи, кровь медленно проступает, а после давит сильнее, больнее, прорываясь через плоть к костям. Санес кричит, но кого это волнует? Он говорит себе, что он тоже человек, что он тоже чувствует, несмотря на притупленность чувств, что ему тоже может быть больно или страшно, но в следующую секунду, ломая Санесу нос, он говорит себе, мол, нет, ты не можешь быть тряпкой, ты не можешь бояться, когда на твоих плечах лежат жизни молокососов, среди которых надежда всего человечества и будущая королева. Королева Хистория. Звучит. Ханджи появляется как всегда ярко, и она явно настроена получить опыт в области пыток и прежде всего, почему-то, заинтересована именно ногтями. "Перечитала чего-то", - делает вывод капрал, это ведь Ханджи. Аккерман отходит в сторону, уступая место женщине, которая безумным взглядом осматривает Санеса. Он говорит что-то о том, что Леви не задавал вопросов, кто так вообще пытает,на что капрал хмыкает. "Ну конечно, военной полиции лучше знать как пытать, кто бы сомневался". Но военной полиции далеко до Кенни, который перебил за жизнь сотни тех, кто служил в военной полиции. Да что там, Леви может поставить, что он перебил не меньше обычных людей, не гнушаясь издеваться над женщинами или детьми. Детьми. Почему он помог ему тогда, много лет назад? В благородство Кенни и причину "я друг твоей матери" капрал не верил ни на грамм. Зачем этот маньяк чертов откормил его хлебом в каком-то баре и горячей картошкой? Для чего это было? Леви не замечает, что в какой момент он просто приваливается к стене, давая полет фантазии Ханджи. Ее, кажется, все устраивает. Он не знает, для чего это было, но он чувствует, что убить Кенни нужно не только потому, что тот мешает планам отряда, но и потому, что прошлое нужно оставлять в прошлом. Кенни - это прошлое, которое выводит его на те эмоции, которые он слишком долго уничтожал. Психику малолетнего мальчишки испортили не только мертвая мать в метре от него, почти собственная голодная кончина, бордель, стоны клиентов за стеной, но и Кенни, давший ему в руки нож, научивший тысяче и одному способу убийства человека, не в теории, а на практике, и обучивший правилам выживания на улице, чтобы тебя не сожрали такие же бродячие псы. Псы не могли сожрать Леви, потому что он был шавкой, которая выходила из тени и жрала их. Нет, не жрал даже, брезговал, просто перегрызал шеи и оставлял подыхать в канаве. Кенни - это прошлое, которому нет места в будущем Леви, а, значит, он должен подохнуть, остаться где-то далеко, а воспоминания сегодняшнего дня капрал сможет вырезать из своей души. Я сотру тебя в порошок.***
- Если оценивать его опасность, то он, как я, но ваш враг, - понятно объясняет капрал товарищам. - Нет, - вдруг противоречит он себе, и Армин кидает взгляд через плечо. - С этим оружием он даже опаснее, чем я. Саша говорит о том, что им его не победить, по крайней мере именно молодой части отряда, двигающейся на территорию церквушки. Из немолодого состава есть только Леви и Ханджи, но Аккерман знает, что не отдаст свой будущий трофей, который станет трупом, никому, потому что он будет знаменовать полное отречение от прошлого для него. Конни говорит о солдатах. Леви думает, что даже, если бы пришли солдаты, то среди них большая часть была бы молодняком настолько, что по сравнению с ним выпускники сто четвертого, находящиеся под боком, уже пенсионеры в боях. Кенни выпотрошил бы их со вкусом, определенно. Армин говорит что-то о том, что у Кенни нет слабых мест, если все, что сказал капрал правда. Аккерман знает, что главное слабое место Потрошителя - сам Леви. Он подобрал щенка, вырастил из него пса для бойцовских боев, научил всему, что знает и теперь этот щенок идет за ним. Да, не только за Эреном и Хисторией, но и за Кенни, он дышит ему в затылок. Ханджи не понимает, как он мог быть под рукой у Кенни столько лет и ни черта о нем не знать. - Прости, но я и его полное имя узнал-то недавно. Кенни Аккерман. - Микаса поднимает голову, и он поворачивается к ней. - Он твой родственник? Микаса что-то рассказывает о корнях своей семьи, но Леви ищет в ее словах упоминание Кенни, а когда не находит, то задает вопрос о силе, которая пробуждается в Аккерманах в свое время. Микаса кивает - капрал делает выводы. Леви Аккерман. Кенни Аккерман. Микаса Аккерман. Леви Аккерман. Кенни Аккерман. Аккерман. Ривай эгоистичен, отчасти, ему не важно сейчас кем ему или Кенни приходится девушка, сидящая напротив. Ему интересно лишь то, кем Кенни приходится ему. Однофамилец? Леви не придурок, чтобы верить в такое совпадение. Кто такой Кенни-Потрошитель для Кушель? Муж? Брат? Дальний родственник? Кто он, за исключением поста личного Дьявола сильнейшего воина человечества? Леви складывает руки на груди и прикрывает глаза. Легкий ветер, ласково обдувающий кожу, снимает немного тяжести с груди, но минут через пять Жан говорит, что видно церковь.***
Леви, сидя у люка, который ведет туда, вниз, где будет вся бойня, отдает приказы и уточняет все на автомате. Чутьем цепного пса он чувствует, что Кенни ждет его, и он не собирается его разочаровывать, а потому явится за его грешной душонкой очень скоро. А ты не боишься стать таким же как Кенни, Леви? Он ловит серьезный взгляд Ханджи, который словно спрашивает о том, что не так, где прокол, что происходит, но в ответ Леви лишь поднимает руку и указательным пальцем едва заметно стучит по виску, успокаивая женщину. Ханджи, Эрвин и Леви. Троица, признанная героями человечества, состоящая из безумного ученого, прирожденного лидера и уличного убийцы сошлись настолько хорошо, что не грех втроем выпить ночью, обсуждая что-то. Ни для кого из них не было секретом, что демоны капрала страшны, и, когда они подбирались совсем близко, не давая спать и шепча безумные мысли, то нередко Ханджи или Эрвин находили его в библиотеке, принадлежавшей корпусу или же в его собственном кабинете. Понять, что товарищ не спит было просто - из-под двери, через тонкую щель, лился теплый свет свечи, которую капрал не тушил. Тогда Эрвин или Ханджи заходили без стука и садились напротив, имели наглость налить себе чая, который пил и Леви, а после ждали, пока израненная душа не начнет говорить сама. Нельзя было заставить его что-то сделать, так что иногда они сидели часами, ожидая ответа, а иногда и до самого рассвета не слышали от него и слова. Но иногда он начинал все же говорить и всегда от него звучало одно имя - Кенни. Мать, Кушель, он старался не упоминать в своих рассказах, но однажды, когда статья из газеты о трупе женщины, которая умерла от голода принесла ему холодный ужас, он все же поведал Эрвину, что его мать умерла в метре от него от голода, а когда появился Кенни, то она была лишь скелетом, обтянутым кожей и белее самой белой тряпки в жизни, которую видел Леви. Та женщина из газеты тоже была проституткой. Ханджи говорит ему вести записи, потому что временами он молчал, не говорил о чем-то даже Смиту или Зое, а тонкая тетрадь могла выслушать его всегда. Леви сказал, что если он подохнет, то история его жизни уйдет с ним, потому что эти две не растрепают, а тетрадку может взять кто левый. Ответ его был понятен. С другой стороны, если бы кто взял тетрадку и узнал, что капрал бывший преступник, то не миновать было бы беды для корпуса, ведь как это так - сильнейший воин человечества и преступник?! Смит поддержал Леви, что идея так себе. Ханджи предложила писать и сжигать. Капрал сказал нет, но темными ночами, сидя в зале общего сбора, где ночью догорал камин, он исписывал не один лист, а после бросал в камин. Летом же поджигал спичками, всегда лежащими в кармане, чтобы было чем подкурить ту дрянь, что временами курит и Эрвин. Я хуже него. Сколько глоток он перерезает для того, чтобы добраться до Кенни? И он собирается прирезать еще одну душу, блондиночку, которая стала новым псом на побегушках у Кенни. Собственно говоря, когда эта самая блондинка пытается смотаться от него, и появляется Кенни. Он стреляет в сторону бывшего подопечного, летящего около ледяного столба, так что последний успевает зацепиться и укрыться за ледяной защитой. Выстрел попадает в колонну, и лед крошится и ледяными осколками разлетается, попадая и на тело Леви. - Здарово, Леви. Взгляд цепляется за голос и тело. Находясь тут, на колонне, он отчего-то вспоминает, что когда он был лишь уличным псом, то были люди, которые называли его Риваем. Созвучность имен при произношении делала свое дело, и со временем даже Леви стал откликаться на грубое Ривай. Не просто откликаться, а представляться так тем, кто в круг доверенных лиц не входил. - Ривай? Просто Ривай? А фамилия? - Ее нет. Кенни облетает вокруг колонны и прицеливается так, чтобы нанести выстрел в голову. И да, если бы Леви оставался на том же месте, то он попал бы в самую голову, но капрала там уже и дух простыл. Он съезжает ниже, и в момент удивления Кенни настигает его, нанося удар, который выбил бы дух даже из Смита. Но чертов Кенни держится, блокирует. Это приводит Ривая в ярость, а потому он, укрывшись на секунду, подбирает то, что сделает их битву грязной игрой. "Его же методами". Осколки от деревянной платформы летят в лицо, лезвие меча Кенни царапает кожу лишь немного, и в этот момент Ривай выбрасывает какую-то емкость со взрывоопасным веществом. Кенни стреляет в нее и сам производит взрыв. Ханджи, на секунду зацепившаяся за колонну так, чтобы видеть схватку Кенни и Ривая, ужасается тому, что видит: в воздухе огонь от взрыва, который заставляет Потрошителя сдать назад, в то время как Ривай прорывается через это пламя, не боясь ожогов. Его бесы ведут его, заставляют пройти через огонь, потому что нет ничего хуже того ада, через который прошел он в прошлом. - Ле.., - крик Ханджи тонет, потому что ей приходится нападать в ответ. Кенни не ожидает царапины на ребрах, а потому смачно матерится и говорит что-то о том, что коротышка все-таки вырос. Леви не слушает этих слов, но на мгновение останавливается на одной из колонн, чтобы сделать разворот и нагнать Потрошителя, но он слышит вскрик. Ханджи. Демоны Леви успокаиваются, потому что он видит, как вниз падает Ханджи, оставляя кровавый след.***
Битва с Родом Рейссом проходит в первой половине дня, и все настолько идеально, что капрал даже удивлен. Почти сразу после того, как все заканчивается, Эрвин находит взглядом капрала, пьющего воду, и, подойдя ближе, говорит поехать ему и проверить выжил ли кто из отряда Кенни. В глазах Эрвина он видит правду "Найди Кенни, он тебе нужен". Нужен ли он Леви? Определенно. Именно поэтому он убивает время тут, в этой яме, оставшейся от тела Рода. Осматривает все, но в этом месте настолько тихо, по-могильному тихо, что слышно каждый шорох. Аккерман делает ставку, что все сдохли. Все, кроме Кенни, потому что этот пес переживет любого и найдет выходит даже из самого ада. Благодаря этой самой тишине он и слышит, когда сзади подбегает один из кадетов, которого он взял с собой, молодняк, слышно было метров за сто. - Мы нашли Кенни Аккермана! - докладывает он капралу. Леви удивляется? Немного. Его предположения оказались верны. У Кенни глаза прикрыты, когда они подходят, и он не реагирует даже тогда, когда капрал заговаривает, отправляя молодняк к Эрвину, доложить о ситуации. Дальше он справится сам, дальше он сам сможет перерезать глотку так, когда-то учил сам Кенни; так, как делает всю жизнь. Но Леви смотрит на его тело и понимает, что с такими ранами не живут. Может, если бы они нашли его на пару часов раньше, то да, может быть. В конце концов, сколько раз у сильнейшего воина были похожие раны от Кенни? Сколько трещин в его детских ребрах было? Он не знает, потому что он отлеживался, пока его мучителя не было и продолжал то, что ему говорили делать, чувствуя какую-то боль внутри. Боль - лучший учитель. Так говорил Кенни, так он вбил ему в мозги, так оно и есть. У тебя есть ружье, меч и ножик за пазухой. Давай, Леви. Он уже умирает. Добей же его. Он не отвечает своим демонам. Леви понятия не имеет, что видит Жнец. Он вообще видит что-то или это болевой шок, перешедший в обморок? Но Кенни видит перед глазами всю свою жизнь и больше всего важных воспоминаний связано либо с Рейссами, либо с мальчишкой, который не должен был родиться, если бы его мамочка не захотела иначе. Кенни видит как забрал его из комнаты, в которой жила Кушель, вспоминает, что приди он на сутки позже, то, может, нашел бы два трупа, но нет. Он видит, как откормил пацана и сразу сунул ему в руки нож, сказав, нападай на меня. Пацан был мелким, слабым, но изворотливым. В первый же день получения ножа, он рассекает Кенни бедро. Не сильно, но кровь выступает. Кенни видит, как учил его сначала на трупах, а потом и на живых трупах резать глотки. Кенни видит, как дал ему в руки оружие. Кенни видит их рукопашные схватки, которые Леви проигрывал только ему, но ни одной уличной собаке, раскрывшей в его, малолетнего пацана, сторону рот. Кенни видит, как он уходит, оставляет мальчишку, потому что он уже достаточно вырос, чтобы выжить на улицах этого города, а большего ему и не нужно. - Кенни, - спокойно зовет его Леви. - С такими ожогами и потерей крови тебя уже не спасти. - Думаешь? - у Кенни хватает сил на усмешку. - А я бы с этим поспорил. Он достает металлическую коробочку с сывороткой, чтобы стать титаном. Да вот только Леви понимает, что Жнец мог давно это уже сделать, но оттягивал. Кенни бросает на это отмазку, а когда капрал говорит об этом снова, то он начинает нести какой-то бред о своих мечтах. Воину не интересны мечты Кенни. Леви интересно то, что Потрошитель, видимо, больше не хочет жить. Кенни теряет голову, хрипло смеется и становится похожим на безумца и продолжает нести чушь. Капрал хватает его за плечи, встряхивает и спрашивает про первого короля. - А хер его знает, но мы, Аккерманы, всегда противились ему. "Мы" может значить как "моя семья, мой род", но Леви воспринимает это "мы" как "я, ты, Леви, и наш род". Кенни кашляет, и его кровь пачкает лицо капрала. - Моя фамилия тоже Аккерман. Кто ты был моей матери? - он держит за плечи крепко, боится, что сейчас Кенни оттолкнет его, как делал это в детстве, и не ответит на вопрос, но в ответ Жнец лишь смеется. Смеется над ним. - Глупый мальчишка! - говорит он, но Леви пропускает это мимо ушей. - Я всего лишь ее брат. Брат. Брат Кушель. Брат мамы. Родственник. Дядя. Это выбивает воздух из легких, заставляет спросить, почему он оставил его тогда, много лет назад. - Я не собирался быть отцом, - спустя мгновения наполненные смехом и кровью отвечает Кенни Аккерман. "Но ты мог быть дядей". Кенни Аккерман, оставивший его одного, был его личным адом и раем. Кенни Потрошитель был его светом и тьмой. Кенни Жнец был его спасением и проклятием. Он спас его от голодной смерти, дал еду, знания об оружии и возможность защитить себя, но он же выпотрошил из него все живое, что было в нем в тот момент, когда он забрал его из комнаты Кушель. И он делает это опять. Изабель и Фарлон, Эрвин и Ханджи - они возрождали его годами, дали новую семью, друзей, жизнь, возможность использовать свои навыки в благом деле. Чувствовать хоть что-то. Но вот он, Кенни Аккерман, снова выворачивает его кишки наружу, вытягивает из глубин сознания его демонов, заставляет поднять, почувствовать все это дерьмо заново. На теле есть шрамы, оставленные Кенни. Они все ноют, говоря, что это он с тобой сделал, это он во всем виноват, это все Кенни. Но шрамов от уличных дворняг намного меньше, и другие черти шепчут, что Кенни помог, Кенни спас, Кенни не Дьявол. Пока Леви говорит со своим демонами, Кенни впихивает ему металлическую коробку в руки. Он делает это резко, вкладывает все силы, но получается все равно слабее, чем раньше. А потом он слабнет. Глаза его закатываются, рот остается приоткрытым, а грудь перестает двигаться. - Кенни... Леви больно? Да, ему больно, потому что... Он был не один, все это время у него был один единственный близкий по крови человек. И сейчас он умер. Микасу он не считает, потому что она дальняя родственница и не была с ним в детстве. А Кенни был, Кенни помог, Кенни убил, но был. Леви оседает на траву и опускает голову, коробку кладет на землю, но руку не убирает. Внутри что-то тянет, тянет сильно, больно, выдирая сердце, проламывая ребра, и Леви понимает - он хочет кричать от боли. Кричать так, как сделал это после смерти Изабель и Фарлена, и больше не позволил себе никогда. Боли нужен выход, потому что иначе она разорвет его на куски, а потом этими кусками и подавится. На много километров вокруг никого, кроме него и трупа. Нескольких трупов, потому что в яме еще несколько он нашел лично. За спиной шуршит ветер, ласково трепещущий траву. Перед лицом жужжат мухи, оседающие на Кенни. А Леви открывает рот, и наступает излечивающая тишина. Крик оглушает не только его, но и демонов внутри, они перестают шептать, а боль выходит, оставляя потрепанное тело и изрезанную душу в покое. Он, может быть, плакал бы, но разучился. Дыхание долго и тяжело приходило в норму, но как только это происходит, то Леви свистит, чтобы лошадь, оставленная у ямы, нашла его. И она находит очень скоро. Сбоку на ней висит сумка, туда Аккерман убирает металлическую коробку. Он ставит ногу в стремя, а после хватается за переднюю часть седла и запрыгивает наверх. Лошадь делает несколько шагов на месте, и он успокаивает ее, а после направляет в сторону города. Он не оборачивается, прошлое должно оставаться в прошлом. Кенни остается в прошлом. Стоит лишь оставить лошадь, как ему говорят, что его ждет Эрвин. Смит сидит с Ханджи в кабинете, они распивают крепкий алкоголь и смеются. Леви осуждающе смотрит на Ханджи, потому что она была ранена и теперь пьет. - Не смотри так, мы празднуем! Смит двигает ближе к краю еще один стакан, и Леви сам наливает себе дорого пойла. Его у Эрвина много. Да и у капрала уже собралась целая коллекция благодаря правительственным подхалимам, которые хотят чего-то от Леви. Пойло он принимает, чтобы было что выпить хорошего в темные деньки, но не смягчается по отношению к ним. Наливает примерно половину бокала и осушает за один раз. - Кадет сказал, что вы нашли Кенни живым, а после ты отправил их обратно, - заводит не очень-то приятную тему Смит. Ханджи подливает другу алкоголя. - Он уже мертв, - сухо отвечает Аккерман. Сказать, что он был его дядей? Нет, не готов. - Передал коробку, в которой сыворотка титана и..., - на стол ложится прямоугольный контейнер. - Леви, сегодня все веселятся, - перебивает его Ханджи. - Сегодня мы больше не сражаемся, и даже я, при всем интересе к этой сыворотке, говорю тебе, что сегодня мы празднуем или оплакиваем. В зависимости от того, как захочешь ты, Леви. Захочешь праздновать - нажремся в хлам, залетим к пьющим кадетам и отчитаем за алкоголь, повеселимся, сыграем в карты в конце-то концов! Захочешь оплакивать - закроемся тут на такое время, какое нужно будет тебе, чтобы выговориться, разложить все по полочкам и тоже нажремся. Ему нравится, что они в любом случае нажрутся. Он не готов еще говорить про Кенни, ему нужно переварить все это, так что Аккерман делает свой выбор: - Допиваем эту бутылку и идем отчитывать малолеток. Я видел пьяного Жана, когда шел сюда. Пьяный Жан - это драка с Эреном. - Юху! - кричит Ханджи и подливает всем алкоголя.***
Разведотряд празднует еще и весь следующий день, но относительно трезвыми остаются только Леви и Эрвин. Аккерман не может напиться при всем желании, сколько бы он пойла в себя не заливал, а Эрвин не может себе этого позволить, когда пьют абсолютно все. Он культурно выпивает, но большего позволить себе не может. После празднования начинаются тренировки и подготовка к коронации. Леви просыпается каждое утро с рассветом, приводит себя в порядок, проводит тренировку, заходит к Смиту, чтобы услышать, есть ли какие изменения в плане для возвращения стены и, если таковых нет, почти сразу уходит. Вечер он убивает, читая что-то из библиотеки Ханджи или же сидя на крыше, где он когда-то сидел с Изабель и Фарланом. Пару раз за неделю Ханджи, проснувшаяся среди ночи, ходит по коридорам замка, чтобы проверить, спит капрал или нет. В одну из ночей Ханджи заглядывает в комнату к Леви и обнаруживает его за столом, пишущего что-то на немного неровных листах бумаги. Зое проскальзывает к нему тихо и сразу присаживается на стул напротив. Он дописывает предложение, ставит жирную точку-кляксу, морщится и слегка комкает листы бумаги, чтобы Ханджи не могла прочитать написанное на них. - Ты не пьешь сегодня чай, - констатирует факт Ханджи. - Тебе заварить? - Закончился. Ближайшая поставка через пару дней. Дело было, может, с годик назад. Эрвин случайно вышел на контрабанду в городе, которая поставляла чай и кофе на рынок, и заключил с ними сделку. Одним из условий этой сделки было то, чтобы они поставляли оба напитка разведотряду каждый месяц и в определенном количестве. Большая часть из мешочка, который привозили стабильно, шла, конечно же, Леви, ради которого со стороны Смита эта сделка и была заключена. Немного Эрвин брал себе и Ханджи. - У меня есть. - Леви отрицательно качает головой и двигает подставку со свечой в свою сторону, подносит листы к огню, и они довольно быстро вспыхивают. Он больше ничего не говорит до самого рассвета, а очкастая не выдерживает и кладет голову на спинку стула засыпая. Проходит еще немного времени, в течении которого в одно утро Эрвин ловит Леви на том, что от него пахнет алкоголем, а глаза бесцветнее, чем обычно. Смит делает выводы, что всю ночь вместо сна Аккерман пил не понятно что, но тренировку он проводит как всегда отлично, гоняет ребят по-черному, что видит командор из окна своего кабинета. Остается одна неделя до того, как они пойдут в контрнаступление, и Леви решается. Он знает, что эта битва может стоить жизни ему или Смиту, а то и им обоим, если не всей разведке. Смит не спит, когда он стучится и сразу же заходит. Перед этим он заходит к себе и берет бутылку алкоголя, которую ему успели подогнать дня три назад в качестве благодарности за спасение города. Леви кивает, принимает бутылку, как и всегда, но больше не говорит ни слова. - Решил стать алкоголиком? - с намеком на пьянствование пару ночей назад говорит Смит. - Я тогда выпил меньше, чем с тобой и Ханджи в Новый Год, - капрал ставит бутылку с выпивкой на стол и лезет в шкафчик, где стоят бокалы. - А за две недели? - А за две недели выпил немного больше, чем мы выпили с Рождества по день розовых соплей. - Смит не отвечает, культурно кашляет в кулак, но в голове отмечает, что за упомянутые праздники они в три бокала выпили бутылок двадцать. Леви открывает алкоголь, разливает по бокалам и нагло разваливается на стуле, закидывая ногу на соседний стул. Эрвин садится на стул напротив и уже тянется к бокалу, но капрал начинает говорить раньше. - Кенни Аккерман был моим дядей, - сухо сообщает он и осушает емкость одним махом, горло жжет, но он не придает этому даже малейшего значения и лезет за бутылкой. - Вот как, - негромко отвечает Смит и дает Леви налить себе еще алкоголя и опять разом осушить. На третий раз он двигает бутылку к себе, а капрал зло шипит. - Я не видел его, но Ханджи сказала, что было в вас двоих что-то похожее. Она заметила это, когда вы сражались под церковью. Только вот, сказала, что рост у вас больно разный. - Смит слабо улыбается, а Леви хмыкает. Рост у него не меняется лет... с пятнадцати, наверное. Нет, на пару лет раньше. Кенни подметил это еще в детстве, что пацан растет мелким, хоть и мышцы развивались активно. У него ответ готов на любой вопрос, который может задать Эрвин, потому что ночами до этого на бумаге он проводил диалоги между ним и его демонами. Демоны всегда жалили больно, а Эрвин спрашивает аккуратно. - Дети смотрят на своих отцов и понимают, какими они хотят быть в будущем, тянут их привычки на себя. Я тянул все от Кенни, больше не от кого было. - Леви на секунду замолкает, пока пьет алкоголь, налитый Эрвином. Выпивает немного и ставит стакан на стол. - У нас разница в росте сантиметров тридцать. Я не знаю его точный рост. - Тебе жаль, что Кенни умер? - Не знаю, - комната освещена плохо, так что лицо, прикрытое волосами, Эрвин не видит. - Он дал мне возможность выжить на улице, но он же забрал у меня кое-что большее. Он был моим другом, отцом, учителем и Дьяволом в одном лице. - Что еще он сказал тебе перед смертью? - Что он ушел потому, что никогда не хотел быть отцом, - эти слова Леви снова глушит в алкоголе. - Ты сильно не припадай, завтра коронация Хистории, - капрал поднимает свои серые глаза, и по ним Эрвин понимает, что человек напротив потерялся в днях. - Да, завтра, и ты должен быть непомятым, потому что тебя будет видеть черти сколько человек. - Я не думаю, что ты ему был безразличен. Ханджи сказала, что вы друг друга чуть не порезали на куски дважды, но, думаю, он делал это лишь из-за разных взглядов на ситуацию, которая была в тот момент. - Нет, Эрвин, - Леви отрицательно качает головой. - Ты помнишь, сколько человек я изуродовал до того, как попал к тебе? С таким удовольствием, как я кромсаю титанов, я кромсал раньше людей, а он продолжал делать это по сей день. Он... Он был наполнен жаждой крови, свежего мяса, понимаешь? - Понимаю, - кивает Эрвин. - Не буду говорить о его чувствах, лучше спрошу о твоих. Ханджи сказала, что ты не просто сражался с ним, как делаешь это обычно - холодно, без эмоций. Его ты будто хотел уничтожить. - Очкастая в психологи заделалась? - Аккерман слабо смеется. - Я и хотел его убить. Хотел выпотрошить своими же руками, сломать каждое ребро и вырвать его чертово сердце. Или же делать это медленно:в начале отрезая конечности, а потом и вырезая внутренние органы. - Он помер бы от потери крови. Смит не боится демонов Ривая, а потому поддерживает разговор. - Не помер бы. Я бы не дал. В один день я хотел мучить его долго, в другой - даровать быструю смерть ему и избавление себя от прошлого. - Ты жалеешь, что потерял дядю? Леви не поднимает голову и хрипло смеется. Давно он смеялся и при Эрвине, но этот смех - чистое безумие. - У меня никогда не было дяди. Что такое дядя в принципе? В моей жизни была Изабель и Фарлон, а теперь в ней ты и Ханджи, а еще эти малолетки. Вы не моя кровь, но у меня в принципе нет рода, потому что я порождение борделя и не должен был родиться. - Сути не меняет. Ни у меня, ни у Ханджи и большей части мальцов тоже никого нет, так что это называется семья. Ты бы стал рвать задницу ради любого из них, Леви. - Микаса может быть по какому-то боку моей дальней родственницей. - Да, Ханджи... Ты понял. В отчете ни черта об этом нет, но она рассказала все мне и так. - Кто бы сомневался. - Если бы была возможность, то ты бы спас его? - У меня была возможность, - Леви откидывается на спинку стула и шепчет это. - Я мог вколоть сыворотку, и, с вероятностью один к одному, он был бы нормальным титаном. - И почему не сделал укол? - Я не настолько размяк, чтобы создавать еще одну головную боль. Да и не хотел давать я ему жизнь, нет, не спас бы. - замолкает лишь на мгновение. - К тому же, он не хотел жить, Эрвин. Я видел это в его глазах, и моя рука не поднялась грохнуть его, особенно после того, как он оказался моим дядей. - Ты не думал, что он всучил тебе коробку с сывороткой, чтобы укол сделал ты? - Думал, конечно. - Леви фыркает. - Но я не собираюсь этого делать. - Ты был бы сильным титаном, Леви, это можно было бы обдумать. Сильнейший воин человечества, сильнейший титан человечества. - Не смеши меня, командор. - Аккерман слабо улыбается и поднимается с места, чтобы взять новую бутылку чего-то в шкафу. - Если говорить по факту, то моя крыша течет в теле человека, а что будет с моими демонами в голове титана? Где гарантии, что я не стану пустоголовым идиотом? - Просто сказал бы, что не хочешь да и все. - Не хочу. Не хочу быть монстром. - Разве Эрен монстр? - У Эрена нет тех тараканов, что есть у меня. - Леви еще с секунду роется в шкафу, а потом не выдерживает. - Смит, твою мать, где весь алкоголь? - Я переставил в другой шкаф. - Мог сразу сказать. - Мог. С минуты две они молчали, пока Леви разливает уже новый алкоголь, разом выпивают, наливает новый, но пить не спешат. - Что ты чувствуешь сейчас? Тебе больно? - Мне становится легче, Эрвин. Я оставляю Кенни в прошлом и иду вперед, зная, что мой личный Дьявол больше за мной не придет. Я могу сдохнуть уже через неделю, но я умру свободным. Нет больше Кенни, который непонятно был жив или мертв, нет больше ничего того, что могло меня уничтожить. - Даже смерть товарищей? - Через неделю отвечу, если я или ты не сдохнем. Эрвин смеется. - Ты, кстати говоря, с разницей в росте угадал. Ровно тридцать сантиметров. - Откуда знаешь? - Леви подозрительно щурит глаза. - Попросил у старого знакомого копию его личного дела, он же из военной полиции, а, значит, там должно быть указано все, включая рост. - Там есть что-то, что я могу не знать? - Нет, прошлое все придумано, как и в твоем деле. - Тогда сожги эту папку или никогда не давай мне в руки. Смит обещает сжечь ее в ближайшее время и решает выпить за что-то: - За смерть Кенни Жнеца? - За смерть Кенни Аккермана.***
- Эй, ты это серьезно, Хистория? - не веря, спрашивал Эрвин уже в который раз. - Микаса же просто пошутила, да? Но Микаса не сказала "да" и даже не кивнула, а дал будущей королеве совет, что стоит сделать после того, как ударит. Эрен выругался и посоветовал не делать того, что задумала, если сильной обиды не было. Жан с другой стороны, словно демон на плече, подначивал, говорил, что так правильно. Леви было видно плохо из-за света, ослепляющего ребят и падающего на спину капрала, но эту невысокую фигуру с темными волосами каждый из них узнает в любое время дня и суток. Аккерман не придал взволнованности ребят особого значения и уж тем более нервозности Хистории, ведь она вот-вот должна возложить на свои плечи груз не менее тяжелый, чем носит Эрвин и сам капрал уже очень долго - жизни других людей. И лишь когда девчонка кинулась на него с кулаками, то просто развернулся боком, чтобы несильный удар пришелся на руку или бок, но не грудь. От этих ребяток можно было ожидать многого, и Леви предположил, что если бы удар пошел на грудь, то Хистория могла бы попасть в солнышко, как учил делать сам капрал. Но она лишь выпустила пар, сделав один удар. Позади раздался удивленный вой всего отряда, который не понимал, что же будет дальше. Криста отступила назад, смеясь, довольно поднимая руки, будучи гордой собой, и говоря, что теперь она королева и если что-то не устраивает, то... Леви улыбнулся. Леви Аккерман улыбнулся так, что весь отряд в мгновение ока замолчал, потому что даже самая легкая улыбка капрала, как оказалось, обезоруживала похлеще отборного мата от некоторых солдат. Он улыбнулся, потому что впервые с момента как Кенни оставил его, ему легче. С годами боль притупилась, почти не чувствовалась, но это не значило, что если рана каким-то образом затрагивалась, то она не болела. ОН дышал все эти годы лишь наполовину. А сейчас он вдыхает в полную грудь, несмотря на то, что уже совсем скоро его может не стать. Какая к черту разница, если больше почти не больно? - Спасибо. Всем вам.