Они похожи

Савамура отключил дворники и всмотрелся в информационное табло на обочине. Третье декабря, четырнадцать ноль одна, температура воздуха один градус, град и ледяной дождь. Саппоро встречал его, как самый негостеприимный человек во всей Японии. Ведущие радио не смешно шутили о типах девушек, а пробка, похоже, тянулась до самых Курильских островов. — А, знаешь, Сато, есть еще такие ледышки. Их взглядами можно охлаждать пиво или убирать жвачку с брюк. — Точно, Като, была у меня такая. Когда я собирался к ней на свидание, мама всегда заставляла меня надеть шапку. Ведущие заржали и включили песню, Савамура упал лицом в руль, гудок взвизгнул, и еще несколько соседей по несчастью прогудели в ответ. — Поедешь к нему? — спросил Крис позавчера, протягивая спортивную газету. Савамура разгладил страницу и прочел: «Подающий большие надежды новичок «Файтерс» отстранен от зимней серии игр в связи с состоянием здоровья». Сердце ухнуло в живот. Что это еще за «состояние здоровья»? Травма? Скандал? Какого черта, Фуруя, обещал же отыграться за прошлый раз. Крис сел напротив и поставил на стол две кружки чая. — Я не умею сочувствовать, — сказал Савамура, изо всех сил стараясь не выдать себя, свою обиду и свое желание телепортироваться к Фуруе прямо сейчас и объяснить ему все, что он думает по этому поводу. — Тебе не нужно сочувствовать, именно этого не нужно. Савамура взъерошил волосы и качнулся на стуле. Фуруя ничего ему не сказал, а ведь они переписывались неделю назад. Не сказал, значит не захотел, и видеть его не захочет тоже. — Не поеду. — Решать тебе, — ответил Крис, пряча улыбку за кружкой. Скрыть от него что-то было труднее, чем пронести огнестрел через рамки в аэропорту. — Но разве вы не друзья? Хороши друзья, подумал Савамура, которые не рассказывают друг другу о таких важных вещах, как травма и отстранение от матчей. — Позвоню и предложу приехать, если он хочет. — И он, конечно, скажет тебе, что ничего серьезного и приезжать не нужно, — Крис подергал шнурок чайного пакетика. — Ты бы сам так поступил на его месте. — И мне на его месте не хотелось бы видеть себя, — отрезал Савамура, сворачивая газету, чтобы фото не смотрело на него так осуждающе. — Только вернись до понедельника, — вздохнул Крис. На следующий день Савамура закинул на заднее сиденье «Ниссана» спортивную сумку со сменной одеждой, заправил полный бак, купил в комбини несколько готовых бенто и вбил в навигаторе «Саппоро, оптимальный маршрут». На синкансене было бы быстрее и куда менее проблематично, но Савамура всего пару месяцев как сдал на права, купил подержанный хэтчбэк, и ездил на нем даже до ближайшего магазина — отрабатывал навыки. Фуруе он звонить не стал. Крис был прав — тот бы точно не оценил идею его навестить. Упрямство и гордость — то, что всегда так раздражало в нем, то, что было в самом Савамуре в таком же чрезмерном количестве. Он понимал, почему Фуруя не поделился с ним, но все равно хотел придушить его от обиды. Фуруя жил с родителями на конечной станции линии Нанбоку. Савамура отправлял ему открытки на все возможные праздники, но был в гостях всего раз, первым летом после выпуска. Он думал, что это хороший шанс во всем признаться, даже не так — сознаться — словно в каком-то ужасном преступлении в том, как сильно он привязан к Фуруе, насколько в нем нуждается, как он благодарен за соперничество, которое толкало его вперед три года в Сейдо. В том, что он не хочет, чтобы все закончилось с выпуском. Глядя на последнее время вечно хмурое лицо Фуруи, Савамура надеялся, что тот испытывает такие же чувства. Когда они прощались на станции, Савамура шагнул вперед, обнял Фурую за плечи и сказал: — Посмотрим, кто первый станет асом про-команды, а, Фуруя? Теплое дыхание грело макушку, а заботливо приготовленный Фуруей-сан завтрак от волнения просился наружу. — Ага, — ответил Фуруя растерянно и с силой хлопнул по спине. С того дня они виделись редко, на матчах, после них, Фуруя пару раз приезжал в Токио и останавливался у них с Крисом заночевать. Видеозвонки, обычные звонки, смс, открытки по любым поводам. Они могли поговорить за месяц лишь раз, а в следующем переписываться едва ли не каждый вечер. Фуруя значил для Савамуры очень-очень много. Как это работало в обратную сторону, приходилось только догадываться. Дверь открыла Фуруя-сан, и по взгляду Савамура сразу определил: его узнали. — Добрый вечер, — выпалил он, склоняясь так низко, что еще чуть-чуть, и достал бы макушкой до носков кроссовок. — Савамура-кун, вот так неожиданность, — Фуруя-сан отошла в сторону, предлагая ему войти. — Раздевайся. Замерз? Будешь чай или кофе? Голоден? Как твои дела? Что ты тут делаешь? Савамура прошел внутрь, стянул ботинки, весь сжался в ожидании, что сейчас Фуруя спустится по лестнице или покажется из кухни. И глаза у него будут огромные от удивления, и выражения лица глупое-преглупое. Сердце стучало так быстро, будто ставило мировой рекорд. Из зала доносились звуки новостей. Он подождал немного, потом еще чуть-чуть. Слишком долго. — Не замерз, не голоден, — сказал он громко. — Если только вас не затруднит, я бы выпил кофе. Живу лучше всех. А Фуруя дома? Фуруя-сан всплеснула руками. — Нет, он на восстановлении. Ты разве не созванивался с ним? И что-то будто лопнуло, треснуло, переломилось, взорвалось. Савамура замер вместе со своим несчастным сердцем. — Не делай такое страшное лицо, — улыбнулась Фуруя-сан, сжимая его плечо. — Он в порядке. Быстро мой руки, пока я делаю кофе. Савамура добрался до ванны и глянул в зеркало. Оттуда на него глянул идиот и болван, который притащился на Хоккайдо без предупреждения, доставил хлопот Фуруе-сан, и собирается доставить их еще больше Фуруе. — Операция прошла хорошо, он сейчас восстанавливается в санатории, — сказала Фуруя-сан, подвигая поближе вазу с печеньем. — К следующему чемпионату поправится, хотя он хотел играть уже на этом. Кофе был горячий, Савамура сделал глоток и обжег небо. — Как мне его найти? — спросил он. Черт с ним с кофе, с печеньем, с правилами приличия. Некогда ему рассиживаться. Нужно срочно ехать убивать этого придурка, который и словом не обмолвился о таких проблемах. А ведь, судя по всему, в их последнюю встречу в Токио они уже были. Осел упрямый. Ну и что, что Савамура про свой аппендицит перед прошлым чемпионатом даже матери родной не проболтался, но то аппендицит — раз и нет его, а то воспаление суставов, еще и требующее операции. Фуруя-сан перелила кофе в термос и вручила вместе с пакетом печенья и координатами санатория. Савамура с трудом заставил себя успокоиться, сев за руль. Внутри штормило, будто в разгар сезона тайфунов. На экране навигатора проявилась желтая стрелка. Поездка займет два часа тридцать минут, погода за бортом нелетная: температура воздуха один градус, снег с дождем Всю дорогу под назойливое метание дворников Савамура думал, с чего начнет, переигрывал заново все, что он представлял, пока ехал сюда. Согласно навигатору у него было два часа тридцать минут, но вот среди гущи зимнего леса показались огни санатория, а он по-прежнему ничего не решил. Девушка за стойкой ресепшн смотрела что-то в телефоне и Савамуру заметила не сразу. — Мне бы хотелось видеть Фурую Сатору, — попросил он. Девушка окинула его подозрительным взглядом, закрутила розовые наушники вокруг телефона и убрала все в верхний ящик стола. — Мы не предоставляем информацию об отдыхающих, если только вы не близкий родственник или не внесены в список. Могу я узнать ваше имя? — Савамура Эйдзюн. Девушка пощелкала что-то в компьютере и покачала головой. — Простите, но я не могу вам помочь. — Ну что ж, — вздохнул Савамура, расстегивая куртку и доставая карточку. — Тогда я хочу остановиться у вас. Девушка сморщила нос. — Простите. Это не гостиница. Отдых в нашем санатории только по показаниям лечащего врача, по предварительному бронированию и с наличием медицинской карты. — Тогда я просто посижу здесь и подожду, пока он не выйдет гулять. Он опустился в глубокое кресло и закинул ногу на ногу. Прошло минут пять, прежде, чем девушка высунулась из-за стойки. — Правда, будете сидеть? — Правда, — кивнул Савамура, устраиваясь удобнее. — Хоть до завтра. — Я позову охрану. Как вас пустили на территорию? Савамура бы сказал как: за автограф, потому что в отличие от обладательницы розовых наушниках охраннику на парковке имя Савамуры много чего сказало. — Тогда я буду кричать и сопротивляться. Девушка то ли улыбнулась, то ли опять поморщилась — где-то между, вздохнула, что-то там накликала в компьютере и прошептала. — Номер триста двенадцать. Если что, вы представились младшим братом и угрожали мне. — Почему не старшим? — возмутился Савамура, подскакивая на ноги. Девушка демонстративно вставила в уши розовые наушники и спряталась за стойкой. На третий этаж Савамура взлетел пешком, холлы и коридор пустовали. Только рыбки сновали внутри больших подсвеченных голубым аквариумов. Перед дверью он замер, поправил волосы, подумал, сцены на порогах такие изъезженные и банальные, и постучал. Дверь открылась не сразу, пришлось ждать, нервничать, злиться, искать пути отступления и учиться дышать, будто это непостижимая наука. Фуруя выглядел по-дурацки: в махровом халате и банкой йогурта в руках. — Приятного аппетита, — сказал Савамура, сглотнул и добавил. — Привет. — Савамура? — спросил тот, будто хотел убедиться наверняка, что это не какой-нибудь клон или брат близнец. — Что ты здесь делаешь? — Ненавижу тебя. Савамура шагнул внутрь и захлопнул за собой дверь. Фуруя поставил йогурт на тумбочку, банка с ложкой тут же завалилась на бок. — Извини. — Не очень приятно узнавать новости о тебе из газет. — Понимаю. — Ничего ты не понимаешь! — Савамура сжал ворот халата. Обида, которую он так старательно игнорировал, выплескивалась наружу. — Хотел никогда мне об этом не рассказывать, да? И как ты это представлял? Я бы просто не увидел тебя на очередном чемпионате? — Я не хотел, чтобы ты знал. — Ну и дурак ты! — Савамура резко отпустил ткань, и Фурую качнуло. — Ты бы сам сказал? — озвучил он очевидное. — Нет, но меньше беситься от этого не получается. Почему ты довел до операции? Скрывал? Отморозило последние мозги тут на севере? — Я не виноват, — ответил Фуруя спокойно. — А кто виноват?! Ты, — Савамура сжал кулаки. Невозмутимость Фуруи всегда производила на него ужасный эффект. — Ты болван! Конечно, ты. — Савамура, — Фуруя поднял банку с йогуртом, но та снова упала. — Ты ругаться приехал? — Нет, — ответил Савамура. — Я приехал убедиться, что ты жив и уже сваливаю. Фуруя нахмурился, будто решал судьбу целой вселенной. Ну, скажи, взмолился Савамура, убей в себе упрямство и скажи, что ты не прав. И что я нужен. Что мне нужно остаться, что я могу пожалеть тебя, поддержать тебя, побыть с тобой, что я могу значить для тебя что-то большее, чем «ага». — Тогда лучше выезжать прямо сейчас, — пожал плечами Фуруя. С лестницы Савамура слетел, перепрыгивая по три ступеньки. Вихрем пронесся мимо девушки на ресепшн, и та крикнула что-то возмущенное ему в спину. Машина еще не успела остыть, он плюхнулся на сиденье и сжал руль. Включил дворники. Те заплясали, сгоняя со стекла нападавший снег. Злоба сменялась обидой и возвращалась злобой, умноженной на два. Еще хотелось спать и есть, и поплакать — чего Савамура делать совершенно точно не собирался. Он шмыгнул носом, включил радио. Играло что-то старое и на английском. Машина приятно заурчала и завелась, включилась печка. Горячий воздух лизнул лицо и шею. Ворота впереди разъехались, пропуская его со стоянки. Дорога уходила в лес и терялась в непроглядной холодной темноте, стоило только отъехать от санатория. Савамура выключил радио и врубил музыку на телефоне, подпевая во весь голос. Убивал двух зайцев: избавлялся от дремы и от мыслей. Какой Фуруя, никакого Фуруи, одергивал он себя. Никакого Фуруи, пока он не доберется до кровати, любой, самой ближайшей. Где она, кстати? Навигатор показал, что ближайшая кровать в хостеле через пятьдесят километров. Добавить ночь и снег, и эти пятьдесят покажутся, как сто. Савамура сделал музыку громче. Дорога была приятная, ровная, если не считать редких лихих поворотов, на которых задницу машины заносило. Приходилось притормаживать до минимума и красться. На четвертом треке Савамура понял, что безумно хочет есть, вспомнил йогурт. В груди опять заколотилась обида. Мог ли Фуруя повести себя еще хуже? Не мог. Петь больше не хотелось. Он вырубил плеер, отмечая низкий уровень зарядки, хотел подключить шнур, но опрокинул мобильник под пассажирское кресло. — Бля! Получилось громко и зло. — Бля! Бля! Бля! Выкрикнул Савамура, отмечая, что становится немного легче. Машина дернулась. — Бля! Прокатилась вперед и заглохла. Савамура попробовал завести. Нет, снова нет, и снова нет. Сегодняшний день только что забрал приз самого худшего как минимум за последний год. До заветной кровати было тридцать километров. Телефон показывал два процента заряда, погода за окном становилась только дряннее. Савамура в панике натянул перчатки и выскочил из салона. Даже при свете дня Савамура бы ничего не обнаружил под капотом. В устройстве автомобиля он еще толком не разбирался. А на советы Криса заняться этим вплотную отвечал: «После чемпионата, сейчас не до того». В тусклом свете телефона не было видно ничего. Снег мерзко лип к лицу, и холод стоял собачий. Спустя несколько минут ковыряний у Савамуры уже зуб на зуб не попадал. Вернувшись в салон, он попытался завестись снова, но машина перестала подавать какие-либо признаки жизни. Он нашел телефон местной службы эвакуации, но там долго никто не брал трубку. Заряд упал до единицы. — Я пропал, — спокойно произнес Савамура. Панику и злость сменила тоска. И мысль, не будь Фуруя таким упрямым, а он Савамура кричи бы поменьше, сидели бы сейчас там вместе и жрали йогурты. Он позвонил, молясь на телефонный аккумулятор, как не молился всем богам за всю свою жизнь. После трех длинных гудков трубку подняли. — У меня машина заглохла по дороге. И, это, прости. Фуруя помолчал, он не знал, что и телефон скоро заглохнет. Думал, наверное, дурак, что для многозначительных пауз времени достаточно. — И ты мне нужен, и это не трудно сказать «нужен», — Савамура выдохнул и положил трубку. Телефон отключился, когда Фуруя набирал ему в ответ. Оставалось ждать. То, что Фуруя найдет способ добраться до него, Савамура не сомневался. Холод пробирался в салон слишком быстро. Ноги так замерзли, что начинали болеть. Лобовое стекло обложило снегом, Савамура сидел в темноте и, кажется, впервые в жизни настолько не мог сделать ничего. Он не знал, сколько времени прошло, когда волнами начал накатывать сон. Руль и приборная панель плыли пятнами перед глазами. Он вспомнил про термос от Фуруи-сан, но кофе давно остыл. Савамура сунул руки в подмышки — стало чуть-чуть теплее. Усталость дробила мысли, не позволяя ни одной задержаться в голове на долго. Он прикрывал глаза, падал в короткие образы: разворот газеты, Крис с кружкой в руках, окно навигатора «оптимальный маршрут», девушка в розовых наушниках, Фуруя, банка йогурта. Постепенно образы удлинялись, Савамура засыпал, и никак не мог этому противиться. Вся злость в нем выкипела, как вода из кастрюли, оставив сухое дно и потеки на стенках. Сбоку что-то бухнуло. Сердце подскочило в груди и забилось быстро-быстро. Дверь распахнулась, и он чуть не вывалился из машины. — Савамура, эй, Савамура! Фуруя потряс его за плечи. — Да живой я, о, ками, не тряси ты так. Фуруя вздернул его на ноги и прижал к себе. Савамура уткнулся носом в скользкую ткань пуховика, втянул запах. Пахло сырым снегом. Фуруя тяжело дышал и стискивал все крепче. — Позвоночник мне сломаешь. Савамура отстранился. Они стояли в свете фар другой машины, за ней подъезжала еще одна, — настоящая спасательная операция. — Идем в тепло, пошли, — Фуруя потянул его за собой. — Я свою не брошу! — возмутился Савамура. — Сейчас разберемся, идем, тебе согреться надо. Они скользнули на заднее сиденье черного джипа. В салоне пахло лимоном, печка шпарила «на все деньги». Водитель — мужчина лет сорока в необъятной меховой шапке — выключил радио и протянул Савамуре термос: — Давно встал? — Да я потерялся во времени. Мужчина поцокал. — Угораздило тебя, конечно. Пойду гляну твою машинку, не против? Савамура подумал, помотал головой: — Не против, спасибо. Дверь хлопнула, оставив их с Фуруей вдвоем. Савамура скрутил крышку термоса и сделал глоток. Там оказался какой-то ягодный морс, сладко-кислый и очень горячий. — Хорошо, что позвонил мне, а не в службу, — выдохнул Фуруя. — Долго ждал бы. — Там трубку просто не взяли, а у меня телефон садился. Фуруя отвернулся к окну и снял шапку. Савамура уставился в темный затылок, потом протянул руку и забрался пальцами в волосы, развернул Фурую обратно к себе. — Да я не то сказать хотел. Это, ну, — он замялся. — Я тебе не от безысходности. Хотя и от нее тоже. Просто я же не знал, вдруг у тебя там возможности выехать и помочь нет. Фуруя кивнул. — Я понимаю. — Это хорошо, — Савамура улыбнулся и убрал руку. Еще какое-то время они сидели в тишине. Потом вернулся водитель, сказал: — Не понятно, что с ней, не посмотришь толком. Юя буксир вызвал, у него там друзья какие-то. Отвезут, глянут, починят, — он открыл бардачок, вытащил сигареты и закурил. По салону потянулся дым. — Но это история долгая, вам бы вернуться. Ты как? Савамура кивнул. Ноги только начинали отходить. Помощи от него было чуть, и он отдал ключи, подорвался забрать телефон и сумку с запасными вещами, но мужик в шапке ухмыльнулся «сиди ты» и принес все сам. До санатория добрались под тихое бурчание радио. Знакомая девушка на ресепшн дремала, положив голову на стол, и даже не шелохнулась. Савамура низко поклонился, поблагодарил мужчину в шапке и только дойдя до номера спохватился, что даже не спросил, как того зовут. Фуруя защелкнул замок и указал на дверь ванной: — Иди грейся. — Что ты со мной как с маленьким, — вспылил Савамура и осекся. А ведь это даже приятно, когда о тебе вот так пытаются заботиться. — Полотенце какое можно взять? Фуруя смешался, заскочил в ванную, пока Савамура стягивал куртку и ботинки. Вернувшись, сунул ему в руки полотенце и халат, сказал: — Правда халат я уже надевал, один раз, но полотенце чистое. Савамура фыркнул. — Да я не из брезгливых. В теплой воде спать захотелось еще больше, зато тело почти отошло. Появилось четкое ощущение, что холод за толстой стеной и входа сюда ему нет. Он пролежал, пока Фуруя не начал настукивать ему и покашливать под дверью. — Да сейчас! Когда он вышел, на столике в спальне его ждала чашка супа. Откуда Фуруя взял ее среди ночи, Савамура спрашивать не стал, умял все за пару минут и почувствовал себя живым человеком. По телеку шла передача о животных. Фуруя их просто обожал, но сейчас даже не смотрел в экран. Пялился на Савамуру, но это почему-то совсем не раздражало. Только делало неловко, чуть-чуть. Савамура придвинулся ближе, сглотнул и обнял Фуруя. Стало окончально тепло. Фуруя обмяк, положил голову ему на плечо и задышал ровно и тихо. Минуты текли, Савамура думал, как же он отчаянно скучал. Так и сказал: — Я скучал. — Я тоже. — Скажи, что был не прав. Потому что я говорю: прости меня, Фуруя, я был не прав, когда кричал тут на тебя. Фуруя сжал его бока крепче. — Мне нужно было рассказать, но я не хотел, чтобы ты меня жалел. Савамура хмыкнул: — А это не так ужасно, знаешь. Сейчас мне даже приятно. — Думаешь, стоит попробовать? — Фуруя отстранился и нахмурил брови. Савамура серьезно закивал. — Ну, мы долго лечили препаратами и физио, но не помогло. Пришлось делать операцию. — Теперь все хорошо? — шепотом спросил Савамура, было страшно сломать то хрупкое, тонкое, только что возникшее между ними. — Встретимся на следующем чемпионате, да? Обещай. Фуруя пообещал, потом добавил: — Ты мне тоже нужен. — Обычно в таких случаях говорят: «никак сегодня снег пойдет». Но, хм. За окном заметало, как в каком-нибудь американском фильме-катастрофе. Фуруя встал, задернул шторы и выключил свет. Они улеглись спина к спине под одно одеяло, Савамура подумал, насколько неуместно сейчас будет снова обнять Фурую, и уснул.