Несчастный возлюбленный

— Эй, проснись, — Курамочи тряхнул его за плечо. — По ночам спать надо. Миюки кивнул и сонно потер глаза. Его сморило прямо на уроке. — Я догоню, — пробурчал он. — Да еще бы я ждал, — хмыкнул Курамочи и, закинув сумку на плечо, ушел. Класс пустел быстро, и Миюки тоже засобирался. Завис, пока искал закатившуюся под парту ручку, потом еще раз на пороге, проверяя сообщения в мобильном, и возле доски объявлений. — Половите мои подачи? — раздалось над ухом. Миюки пошатнулся, упираясь спиной Фуруе в грудь. Тот смотрел сверху вниз, серьезно сдвинув брови. Миюки повернулся, замечая у него в руках перчатку и мяч. Казалось, переедь Миюки на другую планету, Фуруя и там его достанет со своим «половите мои подачи». — Что ты забыл на этаже вторых классов? — вздохнул Миюки, поправляя очки. — К вам пришел. Фуруя переступил с ноги на ногу и легко подкинул на ладони мяч. — Никаких мячей во время учебы, — Миюки развернул его за локоть и толкнул в спину. — Но сейчас большая перемена. — Именно! И я собирался пообедать и списать домашку, так что, Монстрик, увидимся на тренировке. Миюки быстро обогнул Фурую и двинулся по коридору, стараясь не думать, как тот пялится ему в спину За пару месяцев Миюки почти привык к тому, что его преследуют, и строжился скорее для проформы, злиться на Фурую всерьез не получалось. Все они здесь болели бейсболом, и Фуруя с его «половите» был своим. Миюки и сам бы ловил подачи круглыми сутками, прерываясь на еду и сон. Но в этом он, конечно, никому не признавался. Как и в том, что подачи Фуруи он любил ловить особенно. С первого попадания мяча в перчатку, звука, отдачи, прострелившей руку. И пораженного взгляда Фуруи, который заставил Миюки почувствовать себя особенным. С того самого момента Фуруя таскался за Миюки везде. Он ждал его сразу после завтрака, на переменах, по дороге с занятий. И даже тот факт, что до тренировки оставалось всего ничего, Фурую не волновал. Миюки только успел уйти с поля, принять ванну и переодеться, как Фуруя уже околачивал порог его комнаты. С волос еще капала вода, а кожа в широком вороте футболке была красной, распаренной. В руках Фуруя держал перчатку и мяч. — Миюки-семпай, давайте потренируемся, — сказал он. Миюки оперся плечом о косяк и вздохнул. — Вытирал бы ты голову получше, Монстрик, а то простынешь прямо накануне отборочных. Глаза Фуруи расширились, и тот, переложив мяч и перчатку в одну руку второй ухватился за челку. Миюки ухмыльнулся, довольный результатом. Теперь Фуруя вернется к себе, высушит голову, а там, гляди, и уснет, забыв о Миюки хотя бы на ночь. Миюки очень надеялся, что во время сна, Фуруя о нем не вспоминал — это было бы нездорово. Он потянулся к полкам в нише возле двери и, выдернув из стопки полотенце, швырнул его в Фурую. — Держи, и, чтобы до завтра я тебя не видел. Я принимал твои подачи два часа. И теперь мне надо принять гору домашнего задания и сон. Фуруя кивнул, на его щеках проявился еле заметный румянец, который он тут же скрыл тенью полотенца. — Спасибо, Миюки-семпай, до завтра. — Иди уже. Миюки проводил взглядом его вытянутую фигуру и зашел в комнату. Кимура делал вид, что корпит над алгеброй. Он разложил тетради и щелкал над ними ручкой, но сам пялился в экран мобильного, где крутились смешные видео. Кого он пытался таким образом обмануть: Миюки, себя или вселенную — было не понятно. Миюки упал на кровать, накрывая лицо конспектами по английскому. Ему казалось, что в носу по-прежнему стоит резкий запах геля для душа, который Фуруя впопыхах плохо смыл. Кимура заскрипел стулом и снял конспекты с лица Миюки. — Этот первогодка тебе проходу не дает, да? — Ага, — ответил Миюки честно. — Я все жду, когда он начнет залезать к нам в окно среди ночи. Кимура прыснул, прикрывая рот ладонью. — Слушай, он прямо, как несчастный возлюбленный. Выглядит так печально, что я сам готов идти и ловить. — Ты не сможешь. Никто толком не мог, кроме Миюки. Поэтому Фуруя и ходил к нему. Потому что его подачи не ловили так долго, что теперь у него никак не получалось этим насытиться. — Смотри, явится к тебе как-нибудь и вместо свидания в буллпене пригласит на настоящее, — заржал Кимура, водружая конспект обратно. — Вторая часть шутки явно была лишней, — отозвался Миюки, но Кимура его, кажется, уже не услышал. *** Как выяснилось позже не задалась вся шутка. Миюки не мог выкинуть ее из головы который день. При каждом появлении Фуруи он вспоминал слова Кимуры «таскается за тобой, как несчастный возлюбленный», и мозг отчего-то начинал фантазировать на тему «что, если и правда так?» По началу это было даже забавно, и, видя, как Миюки вдруг начинает веселеть, Фуруя растерянно спрашивал: — Что? Миюки отмахивался. — Просто шутку одну вспомнил. И Фуруя, к счастью, никогда не просил эту шутку рассказать. Спустя почти неделю Фуруя явился в ним к комнату. На голове было смешно намотано полотенце, в руках Фуруя держал еще одно. — Простите, что возвращаю так поздно, — сказал он и вытянул руки. Сцена была достойна дурацкой манги, что так любили Джун-сан и Савамура. Миюки сглотнул и взялся за полотенце. Фуруя перехватил его запястье. — Половите мои подачи сегодня? — выпалил он. И Миюки сам не понял, почему внутри кольнуло разочарованием. Чего он собственно ждал? Что Фуруя и правда пригласит его на свидание? — Половлю завтра, — пообещал он. — Раз уже вернул полотенце, и даже постирал. Ты же постирал? Фуруя кивнул. — Утром перед завтраком в качестве зарядки, недолго, — спокойно добавил Миюки, стараясь не замечать, что твердые пальцы по прежнему сжимают запястье. — Я не просплю. — Ты меня для начала отпусти. Фуруя спрятал руки в карманы. Миюки потер запястья, нарочно убирая память о чужих прикосновениях. — Простите, — вздохнул Фуруя. — Завтра, — еще раз повторил Миюки, ставя точку в разговоре. Ставить точки в разговорах с Фуруей у него всегда получалось хорошо. А вот выгонять из головы навязчивые мысли не очень. Миюки ворочался в постели, прокручивая неудачную шутку. И чем сильнее он пытался от нее избавиться, тем глубже увязал. Он вспоминал множество моментов, когда Фуруя просил его, начиная от самого первого. Глупо было предполагать, что Фуруя в него влюблен. Тот любил стоять на горке, пока маячащий вдалеке номер аса, и то, что Миюки принимает его подачи. Все остальное было не более, чем глупой шуткой, и это странно разочаровывало. *** Утром Миюки проснулся даже раньше будильника. Фуруя ждал его в зале, разогревался, растягивал мышцы, сидя прямо на полу. Миюки на цыпочках подошел ближе и присел, наваливаясь Фуруе на спину и сгибая его сильнее. — Доброе утро, Монстрик, — шепнул он ему на ухо. Фуруя рвано выдохнул, простонал, пытаясь стряхнуть Миюки с себя, но быстро сдался. — Утра, семпай. Миюки положил руки ему на плечи, сминая под пальцами уже влажную футболку и надавил. — Растягивайся лучше, чтобы не получить травму. От Фуруи пахло стиральным порошком и потом, его мышцы напрягались под руками Миюки. Наверняка, ему было больно, но он терпел, не говоря ни слова, и Миюки начинал злиться. Аура Фуруи вечно выдавала его настрой, но сейчас понять хоть что-то было нереально. Нравилось ли ему эта близость, возбуждала ли она его, или, что наиболее вероятно, Фуруя только и думал, как поскорее закончить с разминкой и начать бросать. А потом Миюки вдруг сделал открытие: его самого это заводило. Он застыл, соскальзывая руками с чужих плеч и отшатнулся. Фуруя смотрел исподлобья, и взмокшая непослушная челка падала ему на глаза. Щеки горели, над верхней губой собрались бисеринки пота. Этим зрелищем Миюки буквально ударило по голове. Фуруя облизнул губы и выгнулся в спине назад. Воротник сполз, оголяя аккуратный шейный позвонок. Сердце стучало в горле, так, что с трудом удалось выдавить из себя: — Давай уже начнем. Фуруя сразу посветлел и поднялся на ноги, трусцой направился к лавке, где его уже дожидались перчатка и мяч. Миюки залип на задравшемся крае футболки, мелькнувшей полоске влажной кожи на пояснице. Он ведь и раньше засматривался на Фурую, почти неосознанно, думая, что нет в этом ничего особенного. Но теперь все неважные мелочи складывались в голове в понимание. Он сравнил Фурую с Савамурой и Курамочи, даже Крисом, и увидел ясное отличие. Он не фиксировал ни их запахов, ни жестов, ни прикосновений, зато все Фуруи сидели в голове, как туго затянутые болты. Все время, пока Миюки ловил его подачи, мысль «да он мне нравится» билась в голове, вызывая мигрень. То, что Миюки нравились парни, он выяснил еще в средней школе. Но в старшей, бейсбол настолько поглотил его, что на своих сокомандников он не смотрел. Может, они просто все были не в его вкусе. Но Фуруя, видимо, был. Солнце начало пробираться в зал сквозь приоткрытые двери, становилось жарко — пора было заканчивать. — Спасибо, — сказал Фуруя, теребя в руках мяч. — Ага, пожалуйста, теперь ты можешь не преследовать меня хоть пару дней? Миюки указал на выход, он не хотел оставаться наедине с Фуруей, чтобы не дай боги не наглупить. Это было бы фатальной ошибкой: накануне грядущего турнира деморализовать питчера любовным признанием от кэтчера. И смешно, и… смешно. Правда, смешно, будь Миюки сторонним наблюдателем, а не участником действий — от души бы расхохотался. Фуруя явно скис, но все же ответил: — Ладно, пару дней, два дня, хорошо. Миюки проводил его взглядом до двери и в последний момент окликнул: — Эй, знаешь, на самом деле мы могли бы повторить завтра. Побросаешь мне? Даже издалека было видно, какими огромными стали глаза Фуруи. Миюки прикусил губу и поправил очки, пытаясь как бы случайно закрыть лицо ладонью. Похоже, «несчастным возлюбленным» оказался он сам.