Одинаковые

Джерен не могла отказать себе в удовольствии. «Если я куда-то денусь или даже умру… Никто не будет по мне плакать?» Эта правда отпечаталась у неё в голову. Эта горькая правда. Всё были так увлечены друг другом, а она не нашла себе места. Всё болело где-то внутри, сжималось и чертыхалось внутри до судорог. Хотелось чего-то тёплого, чего-то родного, что есть у всех; Чтоб её любили, как любят Джемре, чтоб бегали за ней, чтоб целовал, обнимали, но этого ей не досталось. Было это так обидно осознавать, что хотелось кричать. Заявить всем и каждому, что в этом мире полном любви есть кто-то, кому она не досталась. Кто-то в ней купактся, а кто-то смотрит на чужие богатства, сжимая в кулак ноющее сердце. Хотелось кричать каждому в лицо, ещё бы что-то её слушал… Но был человек, который не мог не слушать. Почему бы не приехать к бедной и нерикаянной женщине, человеку более несчастному, чтобы просто заявить ей о себе? Все-таки теперь девушка на её законом месте — хозяйка дома — богатая, красивая, в семье, все при ней, и от этого становилось невероятно сладко думать, что по приезде она ткнёт Шениз это в лицо, заставит увидеть, заставит оценить. Продемонстрирует все, что у неё есть и что отобрали у неё. Как было сладко гордо идти, любуся собой. Поэтому, даже не постучав, она вошла в номер, сминая очки и оглядываясь по сторонам. Женщина сидела в гостиной с телефоном, такое появление стало неприятной неожиданностью для нее; на миг в лице Шениз проскользнуло недоумение, но она поднялась на ноги, гордо поднимая лицо и откладывая телефон с ледяным спокойствием. — Кажется кто-то в очень плачевном положении? — остановилась Джерен рядом со столом, беря конфетку с подноса и, закидывая ее в рот, повернулась, по-хозяйки глядя на женщину. — Что ты несёшь? — Подняла бровь Шениз, складывая руки на груди. — Убирайся вон. — Так относятся к благодетелям? — она скинула шубу, бросая её на стол, и опустила в кресло, закидывая ногу на ногу. — Я превезла тебе денег и… — Ты? Мне? — Шениз не смогла сдержать смеха от её слов, поэтому даже не дождалась, пока Джерен договорит. Впрочем другой реакции от неё ждать и не следовало, она никогда бы не сказала банального «спасибо», если бы только не находилась присмерти, наверно. Девушка отвела взгляд к окну, чтобы не показать своего разочарования. Где-то внутри у неё был этот план — быть её спасителем, с помощью которого она хотела купить себе внимание. Дома никто не обращает внимания на Джерен, а если она поможет тому, кто действительно в этом нуждается, то наверняка, этот человек будет её ценить, верно? Жаль, что этот человек Шениз. Стало так до боли обидно, что женщина не оценила этого жеста, что девушка еле нашла силы ухмыльнуться, переведя снова взгляд на женщину. — Да, тебе, — она подняла лицо, глядя на Шениз по-под полуприкрытых глаз, — За такое обычно говорят спасибо, не слышала? — С укором добавила она. — мне не нужна помощь, с чего ты решила, что я в чем-то нуждаюсь, — продолжала смеяться женщина, как будто Джерен и правда делала что-то смешное. И каждый её смешок, такой натуральный, такой стервозный, все сильнее и сильнее сжимал ей сердце, все больнее и больнее было её слушать, каждый, как игла, входил в грудь, заставляя все сильнее и сильнее сдерживаться, чтобы не скривить лицо от обиды. Зачем она это делает? Неужели ей ничего не нужно… Никто не нужен? Она одна, а если рядом кто-то, то перед ними она должна притворяться. Её глупая дочурка верит в её святость, её сын понятия не имеет, какие дела поворачивает его мамаша, и только одна Джерен знает все, и все ещё тут. Только она видела, как Шениз безжалостно запихивала таблетки в рот Недима, только она знает, что она убила её ребёнка, ребёнка своего сына, только она знает, что она годами обманывал всех, и она все ещё тут, почему она этого не ценит, почему обесценивает то внимание и понимание, которое ей досталось? — ты разочарована? — уже еле сдерживая смех поинтересовалась Шениз, облокачиваясь о стол. Она смотрела на отвернувшуюся девушку, и смеялась ей в лицо — Ни капли, — Джерен повела плечами, поднимаясь со стула. Она остановилась около стола, беря на руки шубу, чтобы уйти. Даже тут. Даже тут ей не место. — Другого я и не ждала, — закатила глаза она. Она, конечно, врала, выуживая эти слова прямо из глубины, словно отрывая кусок живого мяса.  — Ты плачешь? — женщина, обошла её кругом, останавливаясь лицом к лицу. — Я вижу в особняке не нашлось места и тебе, вот ты и прибежала ко мне, — усмехнулась она, беря её рукой за щеки и отвратительно, прямо как в те времена, когда Джерен слушала её во всем и всегда от страха, сжала её щеки, поворачивая лицом к себе. Сколько бы времени не прошло, как бы все не изменилось, Шениз всегда была над ней, силой захватывая власть. Она смотрела в её влажные глаза и улыбалась. Она поняла. Поняла, что Джерен такая же как она. Такая же пустая и одинокая, ей не нашлось место в доме, полном любви, не нашлось места в сердце ни у одного человека, её, так же как и Шениз, выдали замуж за нелюбимого человека, пока любимый был рядом, все у них было общее, от того и становилось так смешно. Женщина уже прошла этот путь, и вышла из него с гордо поднятой головой, а Джерен сломалась в самом начале, не выдержала пустоты, и прибежала к такому пустому и холодному, безжалостному существу как Шениз, лишь бы хоть где-то найти поддержки. — Милая… — вздохнула женщина, рассматривая её лицо. — Теперь ты понимаешь где я нахожусь, -Девушка не спускала к неё влажных глаз, пока Шениз продолжала сжимать её щеки, цедя сквозь зубы слова ей прямо в лицо. Спустя пару секунд она отпустила её, Джерен почти сразу же осунулась под её взглядом, — вижу тебе не нравится, — Усмехнулась Шениз, разворачиваясь прямо перед ней и уходя вглубь квартиры. Куда она уходит? Бросает её. Одну. В слезах. Джерен последовала за ней, как будто Шениз позвала её, хоть на самом же деле она только поиздевалась прежде чем бросить её, но даже это было хоть какое-то внимание, проявленное к девушке, хоть кто-то понял, что она чувствует, хоть и в такой отвратительно манере. — Я так живу уже очень давно, — Улыбнулась Шениз своим мыслям, наливая себе в стакан чего-то. — Сначала тяжело, — она села на диван, закидывая ногу на ногу, — Но потом становится легче. — Она смотрела на неё из-под полуприкрытых глаз, расслаблено растянувшись на диване, как кошка. Во всем её воде читалось, что она рада показать, как легко ей даётся этот тяжёлый путь по сравнению с ней, какая она сильная и гордая. — Но тебе же самой не нравиться так жить, — робко протянула Джерен, шагая в комнату небольшими аккуратным шагами, боясь нарушить её владения. Теперь она уже не гордая благодетельница, а тряпка под её ногами. — мы в одинаковом положении, скажи мне сама, как это изменить? Я не знаю, — пожала плечами она, отпивая из стакана как, будто они говорили о чем-то совсем посредственном. — раз мы такие одинаковые, скажи мне почему я не счастлива? — её голос надломился. — а кто тебе сказал, что счастлива я? — тихо, одними губами спросила Шениз, будто рассказал тайну, которую никто не должен знать. Она сидела, опустив глаза; ей было стыдно признавать то, что в её жизни не так все хорошо, как она показывает.  — Мы обе с тобой любили деньги, только в разном обоичии, ты наличкой, а я… Карачая, — с каким-то призрением произнесла она, и Джерен поняла, что речь идёт не об Агяхе вовсе, — и куда нас это привело? — Шениз улыбнулась как безумная, — в итоге оказалось, что гонимся за замком из облаков… обе с тобой кончим одинаково… Одни. — Усмехнулась она, отпивая из стакана. — У тебя остались дети, а у меня ты отняла даже его, — она сложила руки на животе, чтобы прикоснуться к нему, как будто думая, что там ещё кто-то есть. Слезы наконец задушили её и хлынули наружу. Она опустилась на пол, закрывая лицо руками. И вравда, у неё было все… Все кроме людей рядом. У неё не было даже силы воли, чтобы пройти через это, этот путь сломил ее. Девушка сидела на полу, закрыв лицо руками, рыдала, когда её тело нежно обвили тонкие руки. Джерен дёрнулась, открывая глаза, и увидела перед собой копну рыжих волос, Шениз прижалась к ней, щекой касаясь голого сантиметра кожи на груди, она держалась за неё. Тёплое дыхание согревало сантиметр кожи на плече, но этого было достаточно, чтобы почувствовать то тепло, которое вдруг зародилось где-то внутри. Джерен закрыла глаза, сжимая женщину так сильно, как только могла. Её руки до хруста держали её за тёплую спину, впервые оказавшуюся так близко. Как она хотела этих объятий, хоть каких-то. Да, пусть Шениз это делает из-за собственного горя — страха оказаться убийцей, взять такой грех на душу, принять тот факт, что убила собственного внука, невинно дитя — но всё-таки это тоже чувство, которое она оспытывает. Когда женщина отстранилась, они какое-то время сидела на полу, не глядя друг на друга, и только спустя пару минут Джерен осмелилась поднять глаза и увидела, что Шениз тоже плачет, тихо. Трясётся, глядя куда-то перед собой невидящий взглядом, сжимая в руках край блузки. Её приоткрытый рот, которым она с трудом дышала от душаших её слёз, белые щеки, она впервые выглядела потерянной. Девушка протянула руку, беря её за пальцы. Шениз дернулась, переводя взгляд на их руки, затем на лицо девушки, как будто не веря, что это не осуждение, не презрение, не удар в спину, а нежное прикосновение утешения. — мы обе не счастливы, — Джерен зажала её руки между своими ладонями, втягивая носом воздух. Её шопот сипел от слез. — Поэтому я сейчас здесь, а не там, — кивнула она куда-то в сторону, снова глядя на Шениз. Женщина подняла брови, быстрым движения вытирая нос. Она выглядела совсем потерянной. Так долго она жила одна, так долго никто не брал её за руки по-настоящему, так, что она чувствовала тепло, что и забыла как на это реагировать, как это делать и чувствовать. В отличие он молодой девушки, в душе которой цвета весна, которую хотели потушить. Джерен была готова дарить эту любовь, просто никто не принимал. — Мне это нужно… знаю, тебе это тоже нужно, — она подвинулась, отказываясь совсем рядом, — это нужно всем… Она протянула руки, скользя ими под волосы, и, неуклюже и неловко, она притянвла к себе Шениз, гладя её по волосам.