Его малыш

Солнце начинает клониться к закату, позолачивая кукурузные поля, метя косыми низкими лучами прямо в глаза, мешая смотреть на дорогу. Путь до нужного города не близкий, но Дин планирует прибыть на место не позже чем к полуночи. Проколотая шина прерывает привычный поток мыслей и музыки. Свернув на обочину, Дин достает из багажника инструмент и начинает качать свой старый любимый домкрат. — Сэмми, ты не мог бы ненадолго вылезти из машины? Сэм неохотно выходит. И присаживается на капот. «Вот так молодец» — косо поглядывая, думает Дин. — Сэмми, ты не мог бы не сидеть пока на капоте? Сэм удивленно взглядывает на Дина, но слезает. Замечает безжалостно: — Этому домкрату давно место на помойке. Где автоматический, который я купил? — Где ему и место. На помойке, — не без удовольствия отвечает Дин, потому что — поделом мелкому. — Не говни больше мою Детку такими подарками. Сэм тяжело вздыхает и направляется куда-то прочь. — Сэмми. Не уходи далеко. В этих местах черт знает кто или что может шастать. Сэм возвращается и раздраженно берет из машины бутылку пива. Вскрыв, начинает залпом пить. — Сэмми… это последняя бутылка, — намекает Дин, как бы ему было приятно глотнуть пивка после окончания работы. — Дин, хватит, скажи уже прямо: у тебя от меня одни проблемы! — Я только говорю, чтобы ты оставил мне пиво. — Мне слышится другое. — Сэм, у тебя от самого себя одни проблемы. Дин снова отрывается от своего дела и с любопытством смотрит на брата. Смотреть на Сэма Винчестера можно бесконечно: такое это красивое, впечатляющее, трогательное и забавное зрелище. Мимишный, хорошенький, недовольный, вечно переживающий обо всем и вся, и еще бог знает, о чем. Большой малыш Дина Винчестера, залюбленное солнышко, которое так возмущается этим своим то «несправедливым», то наоборот «незаслуженным», то даже вдруг «унизительным» положением, что частенько кусает руку, которая его ласкает. — Хочешь в машину? — с интересом поглядывая на расстроенного Сэмми, усмехается Дин. — Нет, я хочу, чтобы ты считался со мной, а не строил из себя какого-то… крутого Уокера. Или непонятно кого. Зачем ты выкинул хороший домкрат? — Вот это — хороший домкрат. — Был двадцать лет назад. — А ты вообще ничего в машинах не смыслишь, так что заткнись. Дина не переубедить: Сэм — «маленький», ведь если бы он был большим, то перестал бы нуждаться в Дине… а больнее этого трудно что-то представить, разве что только смерть Сэма. В каком-то смысле Дин воспринимает все эти «детские» брыкания младшего также, как его попытку вылезти из-под него во время жаркого секса — старшего Винчестера такое и бесит, и заводит одновременно. У Дина перманентное желание от того, как сильно он нужен Сэму. И не меньше от того, как упрямо Сэмми иногда делает вид, что — нет, Дин ему не нужен. — Если хочешь помочь, можешь меня подменить, — приглашает Дин чисто из любопытства. — Не хочу, — брезгливо морщит нос Сэмми. — Господи… Лень что ли? — Нет. Это просто тупо, — объясняет Сэмми свое нежелание помогать. — Я уже помог тебе, купив нормальный домкрат. — И я тебе еще не сказал «спасибо» за то, что ты снова натаскал мусор в мою машину? Сэм устало выдыхает, набираясь терпения и смирения. Дин так умеет раздражать, что Сэм не знает ему в этом равных. Старший полностью присваивает себе их машину, не разрешает ничего в ней менять, упрямо не слушает умные слова Сэма, в упор игнорирует его золотые мнения и предложения, и еще ведет себя как полный мудак. — Так ты не хочешь мне нормально помочь? — снова лукаво предлагает Дин, поглядывая на младшенького. — Поднять мне эту штуку? — Нет. — Ты понял, что я не про ту штуку, которую ты мне обычно поднимаешь? — Да. — И почему не хочешь? — Не хочу выглядеть, как ты… как идиот, — Сэмми слишком обижен и зол, поэтому высказывается излишне прямо. — Сучка. — Сам знаешь, кто ты. — Крутой старший брат сучки? — ухмыляется Дин. — Упертый напыженный придурок. Дин только и присвистывает про себя — теперь он еще и «напыженный», обалдеть. И продолжает предлагать, не сдаваясь, а на самом деле просто наслаждаясь Сэмми и очередным общением с ним: — Ладно, а колесо из багажника подкатить? Сэмми? Снова нет? Сэмми молча мотает башкой, выражая свое нежелание. Дин хмыкает. — Ну и братишка у меня, — ворчит он. — Никому не пожелаешь. — Дин, я потратился из своих денег! — выдает свое наболевшее Сэм. — Сэм, это всё мои деньги. Ты в бильярд постоянно проигрываешь, сколько бы шансов я тебе не давал. Сэмми тщательно скрывал, что играет в бильярд не хуже брата, а деньги проигрывает намеренно, из жалости и сострадания к людям, которых они должны были обыгрывать. Дин бы его убил за такое. И уж точно больше бы никогда не поддался на его очередные уговоры с щенячьими глазками: «Дин, ну, можно я, ну пожалуйста, дай мне шанс!.. Я так много тренировался!..» — И что бы вместо него ты на эти деньги купил, — продолжает Дин, быстро откручивая гайки умелыми пальцами. — Еще один дорогущий шампунь? Или новую плойку для волос? «Я бы мог проиграть эти деньги в бильярд тем, кого мы обкрадываем» — с огромным сожалеем прикидывает Сэм, но не может озвучить брату эти мысли. — Я больше не буду тебе ничего дарить, — решает срочно сообщить это Сэм, и в его голосе почти проглядывает слезливая обида. — Раз ты выкидываешь. Знаешь, это просто некрасиво. — Знаешь, летела в помойку эта шутка как раз очень красиво. Сэмми молчит, и Дину становится грустно и даже немного жаль. Он думает, что, может быть, капельку перегнул палку. На самом деле его всегда глубоко трогали подарки Сэма, как, собственно, и любые другие знаки внимания с его стороны. Но этот подарок не подходил в машину по стилю, а стиль для Дина Винчестера — самое главное, и уж точно превыше функциональности. Довольно быстро покончив с работой, Дин пристраивается к боку машины рядом с мрачным и обиженным Сэмом, излишне увлеченно вытирая испачканные руки бумажным полотенцем. — У Бобби теперь твой чертов домкрат, — невозмутимо сообщает старший между делом. — Вручил от твоего имени. И представь себе, этот мужик был просто в восторге. Счастлив, как дитя, если это тебя утешит. Сэмми оборачивается на Дина, сразу же сверкая своей потрясающей открытой улыбкой. — И что же, Бобби прямо бегал с ним по дому, размахивая и крича, что жизнь теперь удалась? — Именно. Прям так и было. Никак внешне не реагируя на одобрение брата, Дин продолжал излишне тщательно вытирать пальцы. Радость и хорошее настроение Сэма само по себе всегда было для него лучшей наградой. Но иногда было так приятно позлить эту заносчивую выскочку, подразнить эту очаровательную сучку. Сэм сильно и бесконтрольно вызывал чувство влюбленности, а за такое свойство, за такую власть, необходимо было жестоко расплачиваться. Как минимум тем, что Дин больше предпочитал быть не ковриком для его ног, а ремнем для его заманчивой крепкой задницы, образно выражаясь. Все также не глядя, Дин чувствует, что Сэмми продолжает смотреть на него, и старшего захлестывает дурацкое смущение. А Сэм подвигается ближе. Пара минут такой тесно-пограничной близости этих удивительно красивых мужчин, и разлитое в воздухе напряжение прерывается едва слышным звуком ненасытных, тягучих поцелуев. Соприкосновения бедер, рвущихся из джинсов крепких эрекций, голодные поглаживания жестких ладоней… и Дин уже плавно заталкивает младшего в салон, на заднее сидение, где Сэму самое место. На спине. С разведенными ногами. Рубашку можно и не снимать, только расстегнуть. А вот джинсы необходимо стащить полностью, иначе будет очень нелегко. Сэму можно раздвинуть ноги пошире, у этой детки шикарная растяжка, и есть стыдливость, но нет комплексов, так что с ним можно творить разные самые потрясающие вещи. А белья никакого под джинсами нет — любимой сучке Дина Винчестера не полагается носить нижнее белье, уже давно (исключение составляли женские трусики в _особенные_ ночи). Дин добивался этого долго, разрывая проклятые боксеры на Сэмми снова и снова, так что они разорились бы на этих чертовых трусах, если бы Сэмми в итоге не сдался. В конце концов, раз Дин озабоченный извращенец, тут уже ничего не поделаешь. Лежа на спине, Сэмми возбужденно дышит под Дином, пока тот покрывает его от нежных щек, носика, челки и губ, до пояса и ниже, раскаленными поцелуями, не в силах сдержаться. Кончаются эти поцелуи глубоко взятым в рот членом Сэма, который старший обхватывает своими пошлыми губами, посасывая, хорошенько насаживаясь, снова и снова, вверх-вниз, заставляя Сэмми неконтролируемо подкидывать бедра, трахая потрясающий рот Дина. Выпустив изо рта тяжелый член, пачкающий пресс Сэма смазкой, охотник некоторое время любуется этой живописной картиной. Такой возбужденный Сэмми, красивый, невинный, текущий, желающий его и только его — это зрелище никогда ему не надоест. Пальцы Дина Винчестера ложатся на пульсирующий от возбуждения вход Сэмми — младший вздрагивает и тихо выдыхает. Дин, мягко надавливая, уверенно вводит фаланги всё дальше, внутрь своего горячего мальчика. Пристально наблюдает за его видом. Сэмми расслабляется, сладко постанывая и с удовольствием принимая своего Дина. Глядя младшему прямо в нежные раскосые глаза своим стальным и немигающим зеленым взглядом, Дин разводит пальцы ножницами, растягивая Сэмми, бесстыдно раскрывая его жадную дырочку настежь. Сэм со смущением отворачивается, ощущая внутри прохладный воздух, но уже нетерпеливо постанывает, в ожидании большего. Ухмыльнувшись, Дин использует смазку и приставляет к полностью готовому для него отверстию свой мощный ствол. Одним резким движением бедер вгоняет всю свою дубину в растянутую постоянным траханьем дырочку младшего. Сэмми вскрикивает, выгибается, сдавливает Дина внутри своими горячими стенками. Крепко сжимает Дина, спазмами болезненно пульсируя на слишком огромном члене. Старший просто не может сдержаться — размашистые, безжалостные движения таза Дина Винчестера уже ритмично вгоняют крепкий, налитой, увитый венками ствол в мучительно растянутое, покрасневшее отверстие Сэма. Сэмми беспомощно мечется под Дином, дрожит и вздрагивает, высоко жалобно скулит, чувствуя, как мощный ствол растрахивает его грубыми, резкими движениями… Уже хорошо разработанный, затраханный Сэмми замирает с распахнутыми глазами и расширенными зрачками, чувствуя, как уверенно и настойчиво Дин ходит поршнем внутри него… Сэмми разрывает изнутри криками удовольствия и радости, когда всепоглощающее ощущение того, как горячо и сладко твердый член Дина трется о все его стенки, как глубоко пронизывает его нутро и стимулирует его железу, длится уже более тридцати минут. И всё членораздельное, что может произнести теперь младший Винчестер, это: «Дин, Диин… О Боже, Диин… Сильнее…» И Дин трахает своего обожаемого малыша еще сильнее, еще увереннее, забывая обо всем, не думая, не понимая, не оглядываясь, принадлежа и беря полностью. Он нужен Сэмми, он делает Сэмми хорошо, очень хорошо, немыслимо хорошо, заставляет его кричать от радости… И это самое прекрасное, что есть в его жизни. Это и такой послушный, нуждающийся в нем, Сэмми. Сэм кончает хорошо, долго и много, умудряясь сильно сжимать Дина даже сейчас, хорошо растраханный и разморенный этим долгим блаженством. Дин кончает в Сэма, заполняя его своей бесконечной спермой, и затем медленно, осторожно и трепетно целует младшего в приоткрытые губы. Углубляясь, вылизывает его влажный покорный ротик. Они кое-как умещаются вдвоем на заднем сидении в обнимку: Сэмми, прикорнувший в объятиях Дина, и Дин, благоговейно прижимающий к себе младшего, созерцая его необыкновенную красоту и умиротворенность. Сэмми так похож на ангелочка, когда спит. И иногда на падшего ангелочка, когда не спит… Нет, конечно, Сэмми ни разу не ангел, и слава богу. Потому что Сэм — противоположность ангелам. Он слишком живой, слишком человечный, слишком эмоциональный, слишком сострадательный, слишком милый, слишком горячий, слишком настоящий, из плоти и крови. Сэм смеется, плачет, любит, радуется, грустит, увлекается, и хочет, страстно хочет… Этот малыш Дина Винчестера — настоящий венец Вселенной, и в нем самом сосредоточен её смысл. Сам Сэмми не понимает этого, старается быть похожим на Дина. Вот почему Дину так важно находиться рядом с ним — чтобы напоминать ему, что на самом деле самое важное и ценное, когда Сэмми снова решит пожертвовать собой ради какой-то «благой» цели. И да, Дину необходимо быть нужным Сэму, потому что Сэм — бесконечно нужен ему самому. Потому что Дин в чем-то похож на ангелов… он не чувствует смысла в себе самом. Дин лежит, обнимая это большое чудо, зарывшись губами и носом в любимые каштановые волосы, и в глазах старшего, помимо счастья, читается тихая грусть. Ибо есть какая-то бесконечная грусть в том, что любой близости с любимым человеком недостаточно, всегда хочется большего. И Дину хочется буквально влезть в шикарную и такую чувствительную, соблазнительную шкурку своего Сэма. Влезть в его удивительную голову, чтобы он весь был его, не только тело, но и его мысли, его чувства, желания, фантазии, мечты, ошибки, боль, разочарования, надежды — всё, всё должно было принадлежать Дину. Старшему хочется всё знать, чувствовать каждый атом Сэмми, участвовать в каждом его движении… Прямо говоря, на каком-то высшем, космическом уровне Дин отчаянно всем существом желает слиться с Сэмом, стать с ним одним целым, совсем. Но это невозможно, вот в чем печаль любой жизни и любого мира. Но хотя бы они могут трахаться. Да, они могут трахаться, и могут быть близки, хотя бы как сейчас. Солнце давно скрылось за горизонтом, и это не имеет значения. Нечто куда более яркое горит в салоне Шевроле Импалы 1967 года, и оно всегда будет вести их двоих сквозь самую глухую и безнадежную, непроглядную тьму.