Сила прощения

- Гард, нет! Нельзя! Девичий голос подействовал на пса как удар кнута. Полукровка рухнул на землю, словно подкошенный болью, глядя на меня с ненавистью и желание вцепиться в горло. Сольвейг, успевшая уже одеться в длинную просторную рубаху ниже колен, поднялась по заметной лишь ей тропке к моему убежищу. Тьма побери… Более глупой, жалкой, унижающей достоинство бога ситуации было просто не придумать! И я, конечно, ухитрился в неё оказаться, причём в самой главной роли. Вообще начал замечать, что попадать в такого рода ситуации стало входить в дурную привычку. От взгляда юной целительницы, коротко брошенного в мою сторону, по спине промчался ледяной табун мурашек. - Рядом, - коротко бросила она псу и зашагала в сторону дома. Чёрный зверь, наконец, поднялся и пошёл за хозяйкой, выразительно рыкнув в мою сторону. Ну и дела… Я не сомневался в том, что Сольвейг всё поняла. Неожиданностью для меня стало то, что она никак не отреагировала на это. Или, всё-таки… я поспешил обратно в своё временное убежище, потому что уже начинало смеркаться, а оставаться одному в темноте, лишённому магии, мне совсем не хотелось. Сольвейг сидела в своей комнате и пряла при свете нескольких свечей. - Вам сегодня было весело, мой принц? Голос синеглазой бестии полон холодной иронии. - Мне весело с тех пор, как я пытаюсь отделаться от твоего пса, - проворчал я, искренне надеясь на совсем другую реакцию, когда её терпение иссякнет. Но Сольвейг уже привычно разрушила мои планы. - А мне совсем не весело с тех пор, как Вы здесь. Целительница поднимает на меня глаза. В них нет ни слёз, ни даже ожидаемой обиды. И, самое удивительное, нет гнева. Она оборвала все нити, за которые можно было дёрнуть. - Запомните, Ваше высочество: хотя я многим не угодила своим появлением на свет и жизнью здесь, я не позволю никому превращать меня в свою игрушку. Пусть даже младшему сыну дома Одина. - Я не сын Одина, - внезапно сорвалось с губ против воли. – Перед тобой сын Лафея, царя Йотунхейма! - Так и не признавший Лафея своим отцом, но принятый и воспитанный Одином младший принц Асгарда. Чем же вы так разгневали Всеотца, мой принц, что Тор Одинсон просит столь ничтожное создание, как я, исцелить и предоставить вам убежище? И снова холодная ирония. Я понял сразу: не смотря на своё далеко незавидное положение в обществе, наследница смертного народа ничтожеством себя вовсе не считает. Не знаю, что можно было ответить ей в этот момент… К горлу подступил комок. Я хотел убить её, но не мог. И не потому, что смертная дева стала причиной помутнения рассудка, как это произошло с моим братцем. Я опасался её. Сольвейг, казалось, видит меня насквозь, читает меня… Простая смертная, не унаследовавшая от великих предков даже малейшего дара к магии, но сумевшая читать бога обмана! Немыслимо! - Да что ты можешь знать обо мне?! Я тут же одёрнул себя. Голос предательски дрожал, срываясь на крик. - Я знаю, как это трудно – отличаться от всех, - внезапно произнесла Сольвейг, отведя взгляд. – Но в том, что мы изначально рождены другими, нет ничьей вины. - Не смей равнять нас, смертная… - злобно процедил я сквозь зубы и ушёл к себе. Долго вертелся на своём ложе, всё силясь улечься удобнее, но сон не шёл. В придачу ко всем «прелестям» пережитого дня разнылись полученные в забытье раны. Сейчас я был не опаснее, чем любой оказавшийся в таком же положении смертный. Магии нет, силы возвращаются слишком медленно, даже искусство вести беседу, то, чем я гордился с малых лет, и то подводит. Злость на себя за проявление слабости перед целительницей… Ах, да, Сольвейг. Меня передёрнуло от мысли о том, что наши судьбы действительно чем-то схожи. Да и пытаться играть с ней мне совсем расхотелось… В конце концов, всё же получилось задремать. Поверхностное и зыбкое состояние полусна не придавало сил, но позволяло ненадолго отбросить тяжёлые мысли, а именно мысли о том, что делать дальше. Я знал, что должен был бежать, но не потому, что боялся наказания. В сравнении с Таносом гнев Всеотца просто шуточки, ибо Один не испытывал такого удовольствия от чужих страданий. Читаури всё ещё держали меня, специально для него. Отпустили на время, но свежие шрамы ясно напоминали о нашей связи. Нет, она не разорвана. И будет цела, пока мои силы полностью не восстановятся. «Ты сгоришь… Сгоришь…» Тихий шёпот ввинчивается в уши, разрывая мозг. Спазм, ещё один… Тело скрутила болезненная судорога. Трещат кости, и на груди сквозь белые бинты проступают ярко-алые пятна. Полный торжества смех заполняет пространство. Когда застилающий глаза туман рассеивается, обнаруживаю себя привычно лежащим в маленькой комнате. Целительница поднесла к губам глиняную чашку с водой, пахнущей травами. Я не стал спорить или сопротивляться, просто послушно выпил зелье. Грудь вновь перетянули чистые бинты, но по ощущениям на ней скоро прибавится шрамов. Сольвейг собирается уйти, но я не даю, крепко вцепившись в тонкую девичью руку. Сейчас только эта тёплая, живая ладонь была единственным залогом того, что я не сплю и пока ещё жив. - Не уходи. Прошу… Она, кажется, очень удивлена этим моим порывом, но только кивает и вновь усаживается рядом. - Я не владею магией, поэтому не могу остановить то, что происходит, - тихо и грустно признаётся Сольвейг. Её большой палец скользит по тыльной стороне моей ладони, но мне вовсе не неприятны эти прикосновения. - А если бы могла, остановила? Я сам едва различаю собственный шёпот. Но Сольвейг слышит и кивает в ответ. - Почему? Я привычно подозреваю её в обмане. Но больше всего меня волнует то, что этого самого обмана как раз и не чувствуется. Совсем. Нет, не может смертная превзойти в этом искусстве бога Лжи. Просто не может… - Никто не должен испытывать такую боль. Никто… - Ты не считаешь, что я заслужил это? И, может, даже хуже? - Не мне судить, мой принц… Каждый из нас совершает ошибки. И платит за них тоже сам. Я смотрю на неё и не узнаю. Или вернее, наконец, начинаю принимать синеглазую целительницу такой, какой она была создана по воле Судьбы. Начинаю верить ей. Но мне всё же интересно, почему она не отказала в помощи тому, кто меньше всего был её достоин. На мой немой вопрос неожиданно для себя слышу ответ: - У каждого должен быть шанс на спасение. Я на мгновение замираю. Ведь она ответила на вопрос, который не был произнесён вслух. Значит… Я снова мысленно обратился к девушке: - Боюсь, свой я уже давно истратил. - Или же нет, - отзывается Сольвейг. Она не смотрит в мою сторону и, значит, не понимает, что мои губы неподвижны. И я не могу сдержать торжествующей улыбки, хоть растрескавшиеся после приступа губы начинают слегка кровоточить. Мои силы медленно, но верно возвращались, по ничтожной капле… Но всё же неуклонно. Я больше не обращал внимания на боль, которая заметно стихла, должно быть, из-за принятого зелья. - До рассвета далеко. Сольвейг говорит тихо, но в царящем ночном безмолвии я прекрасно различаю слова. - Попытайтесь уснуть. Целительница покидает мою комнату и уносит свечу. Всё снова погружается во тьму, но меня это более не тревожит. Слышу её лёгкие шаги за стеной и клацанье пёсьих когтей по полу. Гард вновь занял место у ложа хозяйки, чтобы преданно стеречь её сон. Мне всё ещё не по себе от тех новых, или же просто давно забытых, чувств, что я испытывал к своей целительнице. Но прежний всепоглощающий страх куда-то исчез… И я заснул почти счастливым, не смотря на дёргающую боль в ранах. Просыпаюсь с рассветом. Кажется, я так сладко не спал уже целую вечность. Тело всё ещё болит от полученных во сне ран, но я больше не обращаю на это внимания. Гард привычно сопровождает меня всюду, но уже не ворчит. Сольвейг куда-то исчезла, и весь день я предоставлен сам себе. И день этот не прошёл зря. Немного попрактиковавшись, я понял, что уже не только в силах просто говорить, не используя голоса, но и совершать ещё кое-какие полезные магические действия. Лишь под вечер она возвращается домой. За плечами котомка, полная различных трав… Я наблюдаю за нею чуть издали и, наконец, решаюсь приблизиться. Сольвейг подарила мне немного усталую, но в то же время вполне дружелюбную улыбку, и ушла в кухню, намереваясь заняться приготовлением лекарств. Я решаю немного развлечься и, незаметно появившись у Сольвейг за спиной, мысленно произношу простенькое заклинание. Огоньки свечей, коих целительница зажгла множество, мгновенно принимают очертания пламенных мотыльков и, слетев со своих фитилей, принимаются порхать по комнате. Простенькое, но изящное колдовство. Так я развлекался лишь в далёком детстве, до того, как понял, что отличаюсь от других, когда ещё думал, что у меня есть семья… Сольвейг поначалу не понимает, что происходит, но, обернувшись, видит, кто затеял эту огненную потеху, и, кажется, успокаивается, даже улыбается. Не замечаю, как сам улыбаюсь в ответ. Я уже много лет не радовался этим простым забавам. Огненные мотыльки слетаются к моим ладоням, рассыпая красные и жёлтые искры. Они не обжигают и полностью безопасны. Сбившись в стаю, превращаются в небольшую карту девяти миров, образованную ветвями Мирового Древа. Желтоватая вспышка, и вот мои пальцы уже обвил небольшой огненный дракон, через несколько мгновений, обратившийся тонконогой грациозной лошадью. Огненный скакун спрыгивает с ладоней и вновь рассыпается мотыльками, которые, трепеща тонкими крыльями, возвращаются на свои фитили. - Это было чудесно! – восторженно шепчет Сольвейг. – Я никогда ещё не видела такой красоты! Красота магии… Что смертная может знать о ней? Что она может знать о том странном, радостном чувстве, когда внутри тебя живёт сила, способная подчинить даже то, до чего нельзя дотронуться? И знание ключей к этой силе. Но нет, ей этого не понять… И всё же она оценила мою забаву. Это было… приятно. Провожу рукой над горстью собранных трав, и увядший маленький цветок мгновенно распускается, наполняясь жизнью. Крохотный тёмно-синий бутон, словно драгоценный камень. Я знаю, как сохранить его в вечности. И растение действительно обращается драгоценным украшением: сапфировый бутон, вросший в оправу из тонко выделанного малахита. Тонкий листочек превратился в золотую булавку, так что цветок можно носить как брошь. Протягиваю его целительнице, которая смотрит уже не с восхищением, но настороженно, опасаясь подвоха. Вот оно, столь привычное мне поведение. Но сейчас она ошибается. Этот подарок и в самом деле сделан для неё. Для той, что дала мне ещё один шанс на спасение. Да, моё сердце познало горечь обиды и разочарования, а так же приносящую умиротворение жестокость и месть, но и такое забытое чувство, как благодарность, было мне вполне знакомо. Разумеется, об этом все давным-давно успели позабыть и, расскажи кому – ни за что не поверят. Вот и не стану рассказывать. Никому. Сольвейг, как всегда, поступила мудро: приняла подарок, переступив свои подозрения и недоверие. Может быть, именно это стало началом исцеления моей души. Или всё же короткий поцелуй, который я, не удержавшись, оставил на её губах. И поспешил удалиться, опасаясь таких ненужных сейчас расспросов, ибо не понимал, что со мной происходит. Я одновременно и злился на себя за несдержанность и следование сиюминутному порыву, и снова боялся. Нет, я не влюбился, ни в коем случае. Но меня влекло к ней, и я знал, что уже сам не причиню вреда Сольвейг. Что она со мной сотворила? Приворожила? Абсурд… Зверь встретил меня в дверях комнаты тихим, полным раздражения рыком. - Взаимно! – буркнул я, заваливаясь на кровать. Гард ещё какое-то время стоит над душой, а потом уходит. О, эта благословенная тишина! Эта темнота! В них моё спасение и моя смерть. Но сегодня я уже не безоружен. Магия снова со мной, и я готов дать отпор бывшим союзникам.