Осколки

Splinter 3 Белые, полупрозрачные колонны уходят высоко-высоко в небо, невидимое из-за ослепительно яркого света, льющегося откуда-то сверху. С самого неба? Быть может, и с неба. А может, никакого неба и нет. Сказать точно нельзя, контуры и цвета теряются в сиянии. Все, или почти все. Резкая, язвительная улыбка, скалящаяся ровными треугольниками зубов. - Продолжай. - Я все сказал. Пауза. Свет как будто пульсирует, поглощая сантиметр за сантиметром видимое пространство. - Вы меня накажете? Никаких эмоций - давно уже вытравленных. - А тебе этого хочется? Я мог бы. Взмах ярко-красного плаща, каблуки звенят по плитам. Поворот, и опять хищно сверкает улыбка, но теперь чуть разочарованно. - Свободен. Маделин сегодня умрет. Splinter 1 Угол был острым. Не тупым, не прямым, а единственным острым в комнате. Лязг закрывающейся двери, стук падающего засова, шаги. Одни – удаляющиеся, печатающие сами себя секунда за секундой, но были еще другие. И вот они звучали мягко - до тех пор, пока совсем не затихли у кресла. Там, сидя, запрокинув голову, на угол смыкавшегося у потолка окна смотреть было почти приятно. В нем был пойман кусок полуденной голубизны, и в него забивались озорные локоны плюща - светло-зеленого, но только не ночью. Ночью плющ чуть ли не вползал, темный, гротескный, подрагивающий под теплым ветром - и как будто шевелящийся, купаясь в густых тенях. - Солнцем и звездами тебя заклинаю, сделай так, чтобы отец поверил. Ночью живым казался не только плющ. И она прекрасно это знала. Пытаясь расслабиться, но проигрывая, понимая, что шанс есть только один, но он неверен и хрупок, как тончайшая паутина, она знала. И ничего не могла сделать. У нее едва хватило воли, чтобы кивнуть в ответ на настойчиво заданный ей вопрос. А за окном зеленые прямоугольники выстриженных аллей пересекались с идеально круглыми клумбами, играя в геометрию. Изумрудность, иссеченная желтой бесплодной глиной дорожек. Splinter 2 В конце коридора колыхалось ленивое сияние. Колыхалось ровно и казалось почти материальным. Казалось оно и священным, но так было всегда, с того самого момента, как сияние родилось из ошибки архитектора. Но ошибка была оценена по достоинству, и смерть мастера была легкой. Ближе. Еще ближе. Несмотря на возникающие мысли. «Я недостоин войти туда, в таком месте должны жить боги». Но богов там не было, хоть большинство в этом и сомневалось. Был там всего один человек. Где-то в глубине парящего света зала, почти что ставший его частью, лучезарный властитель неисправимо меленького королевства, безымянный, как далекая угроза, быстрый и непредсказуемый. И именно его мне нужно убедить. А он ведь не видел, смотрящий вдаль, что его дочь уже неделю как не находит себе места. Не видел вчера бледной твари, крадущейся по стене, смыкающей уста своей жертве, чтобы та не смела выдать тайны. А если бы и видел, то не сумел бы догадаться. А нужно было всего лишь догадаться. И теперь я, поддавшись ненавистному трепету перед нездешним светом, не могу решиться выполнить просьбу. Я, охранник, может быть, боюсь, что не справился со своим долгом. И именно поэтому делаю еще один шаг вперед. Splinter 4 И вот северный ветер гонит перед собой крошечные вихри пыли по камням, мостящим двор. Серые на сером, они не подсвечены даже бликами заката. Створки ворот скользят друг другу навстречу, пока расстояние между ними не истончается в прямую, через которую ничей любопытный взгляд не сможет увидеть позор короля. Приговор оглашен, и в воздухе невидимой пленкой разлилась тишина. Человек в красном плаще кивает, и по древнему обычаю ему подносят чадящий факел. Он принимает его и встает с высеченного из мрамора кресла. Напротив него, в самом центре двора, сложена большая куча хвороста с торчащим из нее столбом. А к столбу стальными цепями приковывают принцессу Маделин. Похудевшую, шатающуюся на острых ветках, в простом белом платье, но все равно высоко держащую голову. Ее несчетное количество раз сегодня осматривали, бесцеремонно ощупывали, и, в конце концов, вынесли вердикт. И теперь тонкими пальцами она впилась в дерево и следила за каждым движением отца, спокойно и бесстрашно. Но в какой-то момент, перед тем, как тот запалил костер и вспыхнуло очищающее пламя, сама Маделин как будто растворилась в вырвавшемся на волю существе, безумно боявшемся и света, и огня, и солнца. Цепи натянулись раз, два, но выдержали, и существо, чьи босые ноги уже лизали рыжие языки, пронзительно и с тоской взвыло, а человек в красном плаще, только на секунду отведя глаза, холодно блеснул широкой улыбкой блестящих ровных треугольников.