Всего лишь один плохой день

      На улице так жарко, что появлялось впечатление, что земля совсем скоро начнет плавиться. Каждая секунда на воздухе казалась невыносимой, поэтому обычно шумная окрестность готэмского цирка сейчас выглядела такой безлюдной. Один мальчишка, совсем маленький и худой, сидел на скамейке у своего фургона, ковыряя ногой какой-то торчащий из под земли корень и печально наблюдая за двумя все-таки решившими выйти на улицу в столь знойную погоду акробатами. Их голоса были слишком громкими, одежда слишком яркой, а настроение слишком хорошим. От них пахло табаком и чем-то, что отдаленно напоминало хозяйственное мыло. Мальчик сморщился от неприятного запаха и поднялся со скамейки. Остановившись у хлипкой двери фургона, он вздохнул и аккуратно потянул ее на себя, пытаясь как можно незаметнее зайти внутрь. Домой, где играла музыка, а в воздухе витало что-то, что люди называли радость.       Сегодня Джерому и его брату исполнилось 9, но про первого, конечно, все будто забыли. Позор семьи, урод, бездарность. Конечно, такой, как он, не заслуживал ни подарка, ни праздничного торта. Ну ничего, он переживет. Даже будучи совсем ребенком, Джером чувствовал себя гораздо старше своего брата. Да, может быть, его братец, Джеремайя, и преуспевал в учебе, хорошо занимался уроками, но не знал вещей, которые, блять, реально важны для жизни. Никакие задачки не помогут ему выжить, но зато они делают его лучшим ребенком в глазах матери и всех остальных, когда их отношение к Джерому все ухудшалось. И вот, в день их рождения, одного близнеца окружили вниманием взрослые и друзья, а второго оставили на свое попечение. "Только не плачь, только не плачь, только не плачь." Эти слова пронеслись в голове мальчишки, когда он все же остановился, чтобы хотя бы немного посмотреть на праздник. Глаза Джерома предательски защипало, и он поспешил скрыться за дверью своей комнаты, чтобы никто не увидел, как по покрытым веснушками щекам потекли слезы. Чтобы ни за что не испортить праздник.

***

      Следующие два часа длились невероятно долго. Джером лежал, укрывшись с головой давно съеденным молью пледом, пытаясь притвориться, что ему плевать на то, как жестоко с ним обошлась его семья, если так ее, конечно, можно было назвать. Он старался игнорировать громкую музыку и смех, доносившийся из-за двери, пока та вдруг не отворилась. Мальчик даже не обернулся, чтобы посмотреть, кто решил зайти к нему, когда услышал, как музыка заметно затихла - видимо этот человек все же додумался закрыть за собой дверь - и неуверенный голос своего брата: — Привет... — тихо сказал он, садясь на край кровати брата, который все же решил выглянуть из своего временного укрытия. Джеремайя виновато смотрел на него, поправляя рукой дешевенькие очки на своем носу, а другой держа тарелку с куском праздничного торта с одной давно уже затухшей свечей, — я оставил его для тебя... — еще сильнее понизив громкость своего голоса, почти прошептал Джеремайя, и сердце Джерома защемило от того, насколько этот поступок был важен для него. Безусловно, он любил своего братишку, но никогда в жизни не признал бы этого. — Спасибо, Джереми, — мягко ответил он, забирая тарелку из рук брата. — Тебе правда нужно заняться уроками, Джером. Наша мама любит нас, и... — Она любит только тебя, потому что ты сможешь вытащить ее отсюда, — довольно резко перебил его Джером, а потом аккуратно продолжил, — Потому что ты можешь выбраться отсюда. И ты заслуживаешь всю эту любовь, которую ты получаешь, но, пожалуйста...перестань жить мечтами и пойми, что она никогда не полюбит меня так же, потому что я не делаю ничего, чтобы добиться этого. — Но ты можешь, Джером! Я уверен, что можешь! — Ничерта я не могу! Не мое это все! Бегать за учителями, тратить время в библиотеке, делать домашку до поздней ночи... я не собираюсь заниматься всем этим, потому что я другой. Когда ты уже поймешь это?..       Джером буквально видел, как потухает огонек ярости в глазах его брата, а его глаза наполняются влагой, — ты изменился, — тихо проговорил он, кусая свою нижнюю губы, чтобы удержать слезы, — ты отдаляешься от меня. С каждым днем мы проводим друг с другом все меньше времени, и я скучаю по нашим шуткам, играм, я скучаю по тебе...       Эти слова ранили так, как не ранит ничто другое. Джером правда хотел сделать своего брата счастливым, но не мог позволить себе ответить ему тем же. Он не такой, — Что ж, а я не скучаю по этому, — холодно ответил ему мальчишка, буквально ощущая, как вся защита, которую его брат воздвиг вокруг себя, рушится на мельчайшие кусочки. В эту же секунду слезы полились из его глаз, и Джером отвел взгляд в сторону, чтобы иметь в себе силы продолжить говорить, — знаешь, ты так серьезно затираешь про братскую любовь и какие-либо чувства в принципе, что это заставляет меня сомневаться в том, что ты на самом деле так умен, как о тебе все думают. Мы слишком изменились, и никакое желание снова стать лучшими друзьями не поможет нам, потому что у каждого из нас разные ценности. Не будь дураком, Джеремайя.       В эту секунду дверь в комнату мальчиков вновь отворилась, и оба брата взглянули на мать, вошедшую внутрь, и, строгим взглядом оглядев своих детей, она нарушила тишину, стоявшую в помещении последнию пару секунд: — Что здесь происходит? - спросила она. Ее голос был невыносимо громким, и выглядела она уставшей, но ее выражение лица смягчилось, когда она подошла к своему любимому сыну, — Что он сказал тебе, солнышко? — Ничего, мам, он здесь не причем, — попытался прикрыть брата Джеремайя, вытирая слезы с раскрасневшегося лица. — Что ты сказал ему? — грубо спросила Лайла, переведя взгляд на другого своего сына. Под ее взглядом Джером почувствовал себя маленьким, почти мизерным, и каждая клеточка его тела теперь находилась в напряжении. — Я сказал ему правду, — как можно более равнодушно ответил ей Джером, пожимая плечами, хотя руки его слегка дрожали. Его мама была пьяна, от нее буквально несло алкоголем так, что хотелось закрыть свой нос или выбежать на улицу, только бы не чувствовать его. Братья никогда не знали, на что она способна, когда пьяна, и всегда пытались говорить с ней помягче раньше, но сейчас Джером ощущал в себе такое желание противостоять ей, что он нашел в себе силы продолжить, смотря матери в глаза, — я напомнил ему, что наша биологическая связь с Джереми совсем не означает то, что мы связаны ментально. Так же, как и наша с тобой связь, мама, не означает, что ты не будешь поступать со мной как мразь.       Слова мальчишки были будто пропитаны ядом и ненавистью, а смотрел он с такой злостью и вызовом, что вмиг появилось ощущение, что воздух вокруг зарядился еще большим напряжением, накалившимся буквально до предела. Не прошло и секунды, как раздался звонкий шлепок пощечины, и мальчик, дернувшись, приложил руку к ушибленному месту, где на бледной коже теперь красовался яркий след от ладони матери. Он молча опустил взгляд, чувствуя, как в уголках глаз собираются слезы. Он не будет плакать. Не при ней. Джером уже не вслушивался в поток оскорблений и матершины, что лился из уст матери, пока до его ушей не донеслась одна фраза: — ...да лучше бы ты вообще никогда не рождался! — кричала мать, брызгая слюной, пока до братьев доходила суть всей этой фразы. — Мам.., — перебил ее Джеремайя, не понимая, как она могла сказать такое своему родному сыну, но Джером уже ничего не слышал. Он резко поднялся и побежал оттуда как можно дальше. Слезы брызнули из его глаз, а в голове все вертелась последняя сказанная матерью фраза. Он не мог поверить, что она произнесла ее, и это ранило его так глубоко и так сильно, что он даже не обращал внимания на кричащего ему вслед с просьбами вернуться обратно брата.       Джером бежал куда-то, даже не разбирая дороги, ведь глаза его застилала пелена слез. Он еле добрался до старой детской площадки, на которой когда-то играли Джером и Джеремайя, когда были совсем еще маленькие. Мальчик не был здесь так давно, поэтому очень удивился от того, насколько сильно изменилось это место. Когда-то цветная и яркая горка теперь заржавела от непогоды, а краска на ее бортиках облупилась, показывая уродливую потемневшую деревянную поверхность. Песок из песочницы будто растаскали или что-то еще, да и на самом деле какая в этом разница, если итог один: его там больше нет. Целыми здесь остались только железные качели, которые скорее всего теперь будут противно скрипеть, если какой-то ребенок попытается на них покачаться, но, кажется, сюда уже давно никто не ходит. Это место теперь казалось заброшенным и покинутым, давая мальчику еще больше убедиться в том, что счастливого детства больше не будет.        Он сел на эти самые качели, пытаясь унять поток мыслей в своей голове и хоть немного успокоиться, когда услышал тихие шаги позади себя. Джером быстро стер слезы с веснушчатых щек и оглянулся назад, чтобы посмотреть, не пришел ли за ним его брат, чтобы позвать Джерома домой, но нет, это оказался вовсе не он. Белокурая девочка примерно такого же возраста, как и братья Валеска, заинтересованно посмотрела на него и лишь потом заговорила: — - Никогда не думала, что встречу кого-то здесь, — сказала она, опускаясь на качелю, находящуюся возле него, когда Джером, ничего не ответив, стыдливо отвернулся от нее, ведь никая девчонка не должна видеть его слезы, — и чего ты молчишь, глухой что ли? — грубовато спросила она, а потом аккуратно ткнула его пальцем в плечо, — ты же не плачешь? — девочка понизила тон голоса, будто произносила что-то очень секретное, и в ее вопросе можно было расслышать нотки удивления. — Мальчики не плачут, — тихо ответил ей Джером, скидывая ее руку со своего плеча и пытаясь казаться грубее, чтобы она быстрее от него отстала, но девочка лишь рассмеялась в ответ на его слова. — Еще чего! Все плачут. Это самая ужасная фраза на свете, мистер, так что прошу больше никогда в жизни не произносить ее при мне! — эмоционально затараторила она, видно, обрадовавшись, что получила хоть какую-то реакцию от мальчишки, — меня зовут Энриэль, но можешь звать меня Эн или Эни, вообще без разницы, на самом деле. Девчушка была такой смешной, что Джером невольно улыбнулся, все же переведя взгляд на нее, - Меня зовут Джером. Джером Валеска, — ответил он, приподнимая бровь в ожидании того, что же Энриэль скажет дальше. — Ну ладно, Джером Валеска, — хохотнула девочка в ответ, затем продолжив, — так что у тебя стряслось такое? — заинтересованно спросила она, поглядывая на покрасневшую от пощечины кожу мальчишки. - Черта с два я тебе расскажу. Я знаю тебя минуты 3 от силы, — сказал он, на самом деле просто важничая,— а у тебя случилось что-то, или ты просто так сюда пришла? — - Черта с два я тебе расскажу! — бойко отозвалась девочка, лишь ухмыляясь, когда заметила, как загорается огонек интереса в глазах Джерома, и только тогда заговорщицки продолжила, — давай проведем проверку дружбой, — она понизила голос, будто говорит что-то очень-очень тайное, и рыжий придвинулся к ней ближе, чтобы расслышать абсолютно все, отчего качели заскрипели, и оба ребенка поморщились от неприятного звука. Поняв, что Джером весь во внимании, Энриэль продолжила: — Каждый день в 6 вечера, прям как сегодня, мы будем встречаться здесь, говорить и общаться, и только когда один из нас поймет, что может довериться другому, мы расскажем все, что творится в наших жизнях, — все это она произнесла на одном дыхании, а затем, набрав в грудь воздуха и протянув руку Джерому, спросила: — Ты согласен? — Согласен, — с улыбкой ответил мальчишка, скрепляя их руки в рукопожатии и смотря на новую знакомую, которая солнечно улыбалась ему в ответ. "А это может быть началом хорошей дружбы" — подумал мальчишка и решил просто позволить себе раствориться в моменте.