Lesson of Immortality

      Пальцы примёрзли к мечу. Если бы она попыталась разжать ладони, наверное, это было бы очень больно – но не так больно, как тоска, разрывающая сердце.              Бежать, бежать, бежать... Встречный ветер свистит в ушах, возбуждение от погони стучит кровью под кожей, в шее и запястьях – но нужно бежать не слишком быстро, потому что они должны её догнать.              Магда была первой, кто понял об Эйр всю правду. «Дева-лебедь», – так она её прозвала в первую встречу. Одно из самых красивых имён валькирий, когда-либо слетающих с уст смертных...              Топот десятков ног за ней. Совсем неподалёку – она может слышать их возбуждённые выкрики, одобрительно-похабные замечания... Может чувствовать их предвкушение. Пожалуй, ещё немного – и она поддастся им. Они не должны быть слишком уставшими – она хочет, чтобы у них остались силы для другого.              Магде было всего шестнадцать зим. Этой маленькой, очаровательной девочке, у которой впереди должна была быть ещё целая жизнь – уж Эйр бы позаботилась о том, чтобы эта жизнь сложилась счастливо! – предстояло увидеть столько чудес, и Эйр любила рассказывать ей истории об Одине и Фрейе, о своих сёстрах-валькириях, и Магда верила. Возможно, это было неправильно – нет, действительно было – родители могли бы наказать Эйр за излишне длинный язык, ведь им было строго запрещено раскрывать смертным правду о себе. Но за это непослушание Эйр была готова понести заслуженную кару; слишком она любила, как глаза Магды расширялись от восторженного изумления.       Глаза Магды, которые она, Эйр, своими собственными пальцами закрыла навеки.              Она останавливается на поляне, оборачивается к ним – потным, тяжело дышащим, жалким. Полтора десятка мужчин – все, как один – замирают, когда она соблазнительно улыбается и шагает к ним. Дыхание совсем не сбито, будто бы она не бежала от них по лесу. Эйр знает, что умеет быть соблазнительной. Сёстры не раз использовали её как приманку для... Таких. Для этих и подобных им ублюдков. Не раз использовали и ещё не раз обратятся к ней с просьбой о помощи – а в этот раз Эйр делает это сама. По собственному желанию. Испытывая странное, жестокое удовольствие... Впрочем, ничего странного в её жестокости на самом деле нет.              «Уходи отсюда», – умоляла Эйр Иду. «Бери дочь, уходи и не возвращайся в эти края. Здесь опасно. Я проведу вас в земли, не тронутые войной. Только прошу тебя, сбереги её!»       Ида грустно улыбалась, прижимала к себе Магду и качала головой. Идиотка. Идиотка, ждущая с войны своего мужа – заждавшаяся на целых пять лет, отказывающаяся верить, что он никогда не вернётся. Ида не хотела уходить, и все доводы Эйр разбивались, будто о глухую стену... И к чему это всё привело?       К мечу, вонзённому в грудь Иды. К застывшей крови, тающей под босыми ногами Эйр, нашедшей их. Впрочем, смерть Иды была... Возможно, менее жестокой, чем гибель Магды. Эйр не хотела об этом думать – и всё равно думала.              «Смотри-ка, – бормочет один из мужчин, – эта выглядит посговорчивее, чем две последние».       Эйр с трудом подавляет животный рык, рвущийся из груди. Слишком рано... Нужно дать им подойти ближе. Она чуть ведёт бедром и выставляет вперёд обнажённую разрезом ногу. Трясёт головой, отбрасывая назад копну длинных рыжих волос. Это то, что она делает всегда, помогая сёстрам.       О, Один, их хищные взгляды... Да у них чуть слюна изо рта не капает. Эйр подавляет дрожь отвращения. Эти грязные похотливые животные... То, что они сделали, должно быть отмщено.       Давайте... Ещё один шаг...       В нескольких метрах от Эйр в землю ударяет молния.       Такая же молния, как та, что дала ей жизнь, ударив в тело умирающей на поле боя смертной женщины много веков назад.       А теперь она ударяет слишком рано...              Если подумать, однажды Эйр так или иначе пришлось бы хоронить Магду. Но она надеялась, что это произойдёт через много-много лет. Люди всегда уходили быстро; для валькирии, бессмертной валькирии, видевшей битвы в течение уже почти целого тысячелетия, человеческая жизнь была лишь мгновением. И потому сёстры всегда говорили, что не стоит привязываться к смертным. К хрупким смертным, чью жизнь может оборвать удар меча... Болезнь... Да что угодно.       Но Магда была особенной. Магда была удивительной, солнечной, светлой. Она пахла домом и цветами. Эйр не очень хорошо сходилась с младшими сёстрами – тем, кто был рождён позже неё, с самого детства рассказывали истории о кровожадных старших валькириях. И все они, такие же воинственные, как их смертные матери, смотрели на Эйр и других с благоговением. В этих отношениях не было места нежности и привязанности. Пока что – не было. Пока они не прошли бок о бок сотни битв.       Магда тоже смотрела на неё с благоговением, но совсем по-другому. Она не боялась. Она доверяла. Она любила. Она была...       Слишком маленькой и беззащитной, чтобы истосковавшееся сердце Эйр не дрогнуло.       А теперь она была мертва.              Эйр позволяет им подойти ещё ближе. Немного. Эти грязные твари даже не обратили внимания на её молнию; даже не заметили, что глаза Эйр наверняка уже стали серебряными от ярости. Впрочем, люди редко это замечали – точнее, считали лишь игрой света эту небольшую особенность валькирий. Это другие бессмертные знали, что валькирия с серебряными глазами – смертельно опасный враг. Людям это было неведомо.       До сегодняшнего дня.       В ладонях уже покалывает от ярости; ещё одна молния – на этот раз кто-то из людей отскакивает назад и что-то кричит, но за стуком крови в ушах Эйр едва обращает внимание. Наконец-то они достаточно близко – нет, Эйр в любом случае догнала бы каждого попытавшегося убежать, но ей хотелось, чтобы они почувствовали это все вместе. Все вместе, как насиловали Магду.       Когти заостряются.       Эйр бросается на того, кто осмелился подойти ближе всех. Его тёплая, горячая кровь обагряет лицо.       Кажется, они всё ещё не понимают, что происходит.       И когда Эйр кидается к следующему, и её когти впиваются в его плоть, вырывая сердце из груди – так же, как смерть Магды вырвала из груди её сердце – они всё ещё мнутся. Эйр хочет, чтобы они сопротивлялись. Хочет их страха. Хочет понимания.       И в конце концов, когда хребет третьего оказывается в её ладони, они понимают.       Во всяком случае, то, что сейчас умрут.       Кто-то достаёт меч; кто-то даже ухитряется ранить Эйр в бок, но такая рана – ничто для бессмертной валькирии. Откуда же им знать, что убить её можно лишь отсечением головы? Глупые, мерзкие животные.       Воняет их кровью и испражнениями; Эйр расправляется с ними методично и мастерски, да только удовлетворения или хотя бы облегчения не испытывает. В конце концов, когда в живых остаётся лишь один – вжавшийся в ближайший куст, словно надеющийся, что его не заметят, покрытый с головы до ног чужой кровью – наверняка как и сама Эйр.       «Живи, – шипит она, подходя ближе и наклоняясь к нему; резких запах ударяет в ноздри, кажется, человек обмочился от страха. – Живи и расскажи всем остальным, тебе подобным, чтобы в следующий раз, когда вздумают преследовать женщину, подумали дважды. Вдруг она такая же, как я?»       Приходится прикусить язык, чтобы не сказать, «вдруг это валькирия» или «вдруг это одна из моих сестёр», но она и так зашла слишком далеко. Это не понравится Одину.       Человечишка быстро-быстро кивает, по-прежнему пытаясь отползти назад.       Будет он кому-то об этом говорить или нет – не столь уж важно, на самом деле.       Важно то, что после этой мести Эйр совершенно не стало хоть немного проще справляться со своей болью.       Чужая кровь на её коже быстро остывает на морозном воздухе, когда Эйр покидает место расплаты.              На охоту она отправилась безоружная. Зачем меч, если она хотела уничтожить их своими руками?       Зачем меч, если она не защитила Магду и Иду?       Зачем... Зачем... Зачем...       Она вонзила меч в землю в том месте, где похоронены Ида и Магда. Да так и осталась стоять на коленях, мысленно обращая к мёртвым свои молитвы, проклятия и слова извинений...        – Эйр.       На плечо легла рука. Тёплая, знакомая...        – Прошло восемнадцать дней, сестра.       Как будто её это тревожило...        – Ты пугаешь смертных. Они приносят дары и жертвоприношения, полагая, что сама Фрейя спустилась с небес...       Да хоть бы уже и спустилась.        – Эйр, мы чувствуем твою боль. Прошу...       Плотину всё-таки прорвало. Эйр даже не поняла, как это произошло – просто внезапно оказалась в объятиях Сигрид. Сестра осторожно погладила её спину, и Эйр зашипела – от холода кожа потрескалась. А ей-то казалось, что она теперь совсем ничего не чувствует.        – Плачь.       Приказ Сигрид отдался эхом в голове, и Эйр действительно заплакала. Захлёбываясь рыданиями и рвущимся из груди воем, и постепенно... Очень постепенно, но всё-таки ей стало немного легче.        – Почему, Сигрид? – голос казался сиплым после многих дней молчания. – Почему они всегда уходят?       Сестра только пожала плечами.       Один и Фрейя говорили, что валькирия может умереть не только от обезглавливания. Говорили, что их так же может убить горе и тоска. И вот в тот момент Эйр подумала, что эти предупреждения не были пустыми.       Впрочем, теперь она знала – она сможет справиться с этой болью. Она не имела права своей тоской ослаблять сестёр – а значит, нужно двигаться дальше.       Без Магды.       Пожалуй, это был самый жестокий урок о бессмертии в жизни Эйр. Наверняка через это проходят все её сёстры.       Теперь просто настал и её черёд.