Покой

Море не шумело – оно вздыхало. Именно таким ей всегда казался звук, с которым тяжелые волны грузно сталкиваются с прибрежными скалами: не плеском, а усталыми вздохами. Она всегда была уверена, что море – это не просто скопление соленой воды, а древнее, очень древнее живое существо, слишком утомленное этим юным суетливым и наглым человеческим родом, уже успевшим эгоистично возомнить эту планету своей. Люди всего лишь песчинки, и море, которое катило свои огромные волны к твердыням берегов задолго до того, как земли коснулась нога первого человека, будет продолжать все так же вздыхать, когда человечества не станет. А море останется хранить память о нем… если, конечно, мы будем этого достойны. – Ваша долма, мэм, – ослепительно улыбнулся немолодой грек, ставя перед ней тарелку, и Джоан ответила ему такой же легкой улыбкой, отвернувшись от шумной воды, плескавшейся далеко внизу, у подножия скалы, на которой стоял ресторан. В Греции вообще было легко улыбаться: слишком много воздуха, солнца, беззаботности, как это всегда бывает в отпуске… и нет шумных толп фанатов, которые узнают тебя даже в супермаркете, когда ты стоишь в старых трениках и ждешь своей очереди, чтобы купить прокладки. Так странно: почему мы вечно бежим за мечтой, а когда наконец догоняем, она спустя какое-то время становится обыденностью… либо оборачивается кошмаром, и мы снова бежим… на этот раз от нее. Это была интересная мысль, и Джоан вытащила из сумки записную книжку, чтобы зафиксировать ее и потом использовать где-нибудь в книге. Ей предстоит вскоре закончить еще одну, последнюю книгу в серии, самую главную, и было бы неплохо накопить в отпуске хотя бы крохи вдохновения перед тем, как вернуться домой и приступить к работе. Греческая долма была невероятно вкусной – самой вкусной из всех, что она пробовала. Где-то недалеко заиграла тихая музыка, заглушив тяжелое дыхание моря и отзываясь в душе сладкой тоской, смешанной с тихой радостью от долгожданного покоя. В жаркий густой воздух, раскаленный южным солнцем за день, наконец ворвался прохладный ветерок, решивший украдкой пробраться с моря к берегу под покровом опустившихся на город сумерек. Допивая второй бокал вина, Джоан жадно вдыхала этот воздух полной грудью, чувствуя себя свободной от всех забот и обязательств. И от нежданной славы, свалившейся на нее в последние годы. Если бы она знала, что людям так придется по вкусу ее версия истории Гарри Поттера, то нашла бы способ с ним познакомиться, еще когда был для этого крохотный шанс. Сейчас все пути назад отрезаны, и наверно, это даже к лучшему. Определенно к лучшему. Она сжала в кулаке салфетку и вздохнула, снова повернувшись в сторону моря. Оно так и манило к себе, зазывая своими вздохами не хуже сладкоголосой сирены, и Джоан решила, что самое время спуститься на пляж и немного пройтись. Расплатившись за ужин, она тепло попрощалась с любезным официантом, на удивление неплохо говорящим по-английски, и вышла на мощеную гладко обтесанным булыжником улочку, полого спускающуюся со скалы прямо на набережную. Толпа туристов, приободрившихся после дневной жары и готовых веселиться до утра, мгновенно поглотила ее, сделав частью себя – всего лишь еще одним безымянным человеком среди скопления себе подобных. И Джоан буквально купалась в этом долгожданном ощущении анонимности и одиночества, которое уже давно не решалось подкрадываться к ней в родной Англии, отпугиваемое пылающими энтузиазмом фанатами, жаждущими получить автограф или задать тысячу вопросов о волшебном мире. О мире, который отверг ее с самого рождения, но теперь – какая горькая ирония! – считается полностью принадлежащим ей. Вот только как бы ни хотелось ей обманываться, он никогда не принадлежал ей, как и она ему. Привычная горечь, которую всегда вызвали подобные мысли, еще не успела подняться из темных глубин души, как вдруг внимание Джоан привлекло нечто странное, заставившее ее мгновенно похолодеть, несмотря на знойное тепло гостеприимного греческого острова. Глухая кирпичная кладка, похожая на забор, разделяющий два соседних магазинчика с сувенирами, вдруг пошла странной рябью, и Джоан усиленно поморгала, надеясь, что это ей мерещится из-за скудного уличного освещения, выпитого вина и жары, способной разморить самого стойкого. Попятившись, она спряталась за одной из декоративных колонн, украшающих вход в магазин одежды, претендующий на звание дорогого бутика. Проходящие мимо люди весело переговаривались на десятках разных языков и глазели на яркие витрины, совершенно точно не замечая никаких странностей, происходящих прямо у них под носом. Впрочем, от маглов нечего ожидать чего-то иного: их беспокойные мысли никогда не останавливаются в эту эпоху бесконечной рекламы и цифровых гаджетов, а внимание неспособно задержаться на чем-то, что требует вдумчивости и сосредоточенности. Дети своего времени, поколение коротких роликов в интернете и ярких заставок. Разве они могут увидеть чудеса в обыденном? Например, в простой кирпичной кладке, на которой среди охватившей ее ряби вдруг проступила деревянная дверь, тут же распахнувшаяся и выпустившая в толпу двоих, мгновенно смешавшихся с нею: высокого черноволосого мужчину, одетого в простую черную футболку и легкие хлопковые штаны, и девушку в ярком сарафане, в чьих безумных кудрях тут же радостно запутался юркий морской ветерок. Она что-то сказала ему, беззаботно улыбаясь, и он серьезно и строго кивнул, но в его взгляде, обращенном на нее, светилась затаенная нежность и ласковая забота. Она выпустила его руку и скрылась в книжном магазине через дорогу, неизвестно как оказавшемся среди бесчисленных «бутиков» и лавочек с сувенирами. Мужчина отошел в сторону подальше от основной толпы, остановившись в начале узкого проулка между двумя домами, и закурил, окинув улицу тяжелым изучающим взглядом темных глаз. Джоан вздрогнула, поймав себя на том, что затаила дыхание, наблюдая за странной парочкой. Сердце противно и больно ныло, а вся радость и удовольствие от чудесно начавшегося вечера утонули в безбрежной тоске, затопившей душу как половодье по весне. Кто сказал, что можно убежать от прошлого, если оно такая же часть тебя, как и твои воспоминания? Вот только почему именно сегодня, когда впервые за долгое время ей удалось вкусить маленький кусочек долгожданной свободы? Почему сейчас, когда она совсем к этому не готова? Радуясь, что в толпе можно быть незаметной, Джоан развернулась и поспешила прочь от своего горького прошлого. Свернув в ближайший переулок, она поняла, что этим путем даже срежет себе путь к морю, и двинулась вниз по узкому проходу между домами, радуясь, что здесь почти нет людей. Ей хотелось побыть совсем одной, чтобы можно было не скрывать чувства. Немного расслабившись оттого, что успела вовремя скрыться, она ошеломленно застыла, когда сзади прозвучал, звучно раскатившись и отразившись от каменных стен, глубокий бархатный голос, от которого по спине прошли нервные мурашки. – Хильда. Джоан на миг застыла, но затем продолжила путь, решив сделать вид, что просто его не понимает. Но этот мужчина был не из тех, кого можно обмануть: уж это ей хорошо известно. Она успела сделать всего пару шагов, когда его голос снова нагнал ее, на этот раз не оставив никаких шансов: – Ты можешь убежать от меня. Но у тебя не получится убежать от самой себя. Бешеный коктейль из страха, растерянности, щемящей тоски и… чего-то, в чем Джоан не готова была признаться самой себе прямо сейчас, заструился по венам, разгоняя кровь. Гулкие удары сердца в груди, казалось, эхом отражались от выщербленного временем камня стен в этом маленьком переулке, предательски крича о ее состоянии всем, кто сумел бы услышать. И мужчина за ее спиной умел это лучше всех, кого она знала за всю свою жизнь. Легкие, едва слышные шаги приблизились достаточно, чтобы можно было различить его дыхание и, наверное, даже ощутить тепло его тела… Хотя наверняка это всего лишь плод ее подстегнутого эмоциями воображения: как можно ощутить чужое тепло на такой жаре? Оказывается, можно, если оно волнами струится в звуках его чуть хриплого голоса, сейчас звучащего невыносимо мягко… почти ласково. – Очень умно было спрятаться у всех на виду. Никому из волшебников до сих пор не пришло в голову проверить, кто скрывается под именем одной из самых известных магловских писательниц. Хотя также ты весьма умело изменила внешность. Темная фигура мужчины мелькнула на периферии опущенного взгляда Джоан, и она поняла, что теперь он стоит прямо перед ней и рассматривает ее лицо. То, которое она сама себе сделала, благодаря деньгам и достижениями косметической промышленности и пластической хирургии. В голове мелькнул быстрый вопрос, нравится ли ему то, что он видит, но Джоан тут же отмела его как неактуальный. Если она что-то и понимала об этом человеке, так это то, что ему совершенно точно нравится та девушка, с которой он был у книжного. А остальное уже неважно. – Хильда… – Теперь меня зовут Джоан, – уверенно возразила она, и вся ее бравада рассеялась, как туманная дымка поутру, когда она подняла взгляд и столкнулась с темной сталью его глаз, такой же жесткой и непробиваемой, какой она ее помнила. Чем дольше она смотрела, тем глубже падала в эту необъятную непостижимую вселенную, таящуюся в его глазах: расцвеченную яркими вспышками затаенных эмоций и зияющую затягивающими черными дырами памяти. Сделав над собой усилие, Джоан разорвала зрительный контакт, прогоняя наваждение. Писательское воображение иногда странно шутит, подбрасывая столь яркие образы. – Через три года твой брат выйдет из Азкабана, – бесстрастно проговорил мужчина, склонив голову и внимательно наблюдая за ней. – Будь осторожна, Джоан. Она вздрогнула, когда среди теплой греческой ночи вдруг повеяло дыханием могильного холода, и ужас, прячущийся в самых темных уголках безлюдного переулка, простер к ней свои цепкие щупальца. – Торфинн не будет меня искать, – пробормотала она, яростно замотав головой, словно пытаясь этим жестом разогнать старые страхи, снова встрепенувшиеся в душе. – Я ему не нужна. Я позор семьи. – В твоей крови течет магия, пусть и спящая, – мягко возразил мужчина, и у Джоан защемило сердце: когда-то очень давно, в другой жизни, он уже говорил ей эти слова. Аккурат после того, как спас, заслонив заклинанием от обезумевшего старшего брата, всю жизнь считавшего ее темным пятном на репутации почтенного чистокровного семейства, бесправным выродком, недостойным дышать с ним одним воздухом. Пока еще была жива их мать, она как могла защищала дочь от старшего сына, рано ставшего главой семьи, но после ее смерти он совсем распоясался, всячески издеваясь над семнадцатилетней девчонкой, пока однажды в пылу ярости едва не проклял насмерть. Хильде повезло, что в их доме оказался случайный гость, который обезвредил ее брата и не только посоветовал бежать, но и сказал несколько слов на прощание. Слов, которые она пронесла через всю жизнь и до сих пор не забыла. После стольких лет. – Кем бы ты себя ни считала и как бы теперь ни называла, ты по-прежнему Хильда Роули. Звучный баритон вырвал Джоан из воспоминаний, и она с грустной улыбкой покачала головой, не желая соглашаться со своим собеседником. – Волшебство еще может проснуться в твоих детях. И тогда тебе все равно придется лицом к лицу столкнуться с наследием твоей семьи. Помни, кто ты, Хильда. Сердце Джоан забилось как безумное. Этот человек снова врывается в ее жизнь и меняет ее всего лишь парой простых слов. И дело не в тоске по отвергнувшему ее миру, которую Джоан насильно погрузила в спячку, запрятав подальше в самые укромные уголки души, а в этом мужчине, которого она не забывала ни на миг с того самого рокового для нее дня. Она столько раз представляла себе эту встречу, и вот он стоит перед ней, приведенный сюда рукой самой судьбы, и она не знает, что ему сказать. Потому что все, что она хотела бы, стало уже неважным. – Та девушка… – Джоан кивнула в ту сторону, где остался книжный магазин, в который ушла его спутница. – Вы… счастливы? Он спокойно достал сигарету, и на его лице нельзя было прочитать ничего, будто внутри него поднялись стальные щиты, надежно защищающие хрупкие чувства от чужих тяжелых взглядов. Так и не закурив, он поднял глаза, и краешек его губ тронула мимолетная улыбка, настолько быстро исчезнувшая, что, если бы Джоан не развила в себе писательскую привычку наблюдать за людьми, то ничего не заметила бы. – Все гораздо лучше, – наконец сказал он. – Я обрел покой. Джоан замерла, пытаясь не вспугнуть мысль, витающую во внезапно ставшем душным воздухе. Все переворачивалось у нее в душе, и она не могла понять почему. Ей нужно время, нужно спокойствие и холодная голова, чтобы все обдумать. Все, на чем держалась ее жизнь, сейчас вставало с ног на голову, и она чувствовала себя так, будто взбесившиеся слоны опрокинули черепаху, и теперь вся сущность Джоан подвисла в непроницаемой пустоте, откуда не было выхода, но и одновременно можно было пойти в любую сторону. Нужно лишь сделать выбор. Наблюдавший за ней глубоким понимающим взглядом темных глаз мужчина словно прочитал ее мысли и коротко кивнул. – Я рад, что ты жива, – мягко сказал он, и прикурив сигарету, направился обратно к выходу на шумную туристическую улицу. Джоан смотрела ему вслед, и в ее голове тоненькой ниточкой медленно начала проступать дорога ее будущего. *** Было далеко за полночь, и проливной дождь, как безумный, молотил по стеклам, горько рыдая, что его не пускают внутрь. Дома было тепло и пахло кофе, который Джоан пила полными кружками без остановки, не желая прерываться на сон, всегда казавшийся ей праздным времяпрепровождением. Как можно спать, если на кончиках пальцев горит нерассказанная история? Вот только каждая история рано или поздно подходит к концу. Поставив последнюю точку в последней книге о Гарри Поттере, Джоан ощутила облегчение, что смогла наконец выплеснуть то, что кипело и бурлило внутри нее долгие годы. Еще раз перечитав финальные строчки, она встала и, пошатываясь от долгого сидения на одном месте, направилась в кухню, чтобы сделать себе еще порцию кофе. Кофеварка шумно затарахтела в гулкой тишине дома, но Джоан не слышала ничего, погруженная в свои мысли. Казалось, она только что прыгнула в огромный бассейн с эмоциями, и нужно было срочно понять, что она чувствует и почему, чтобы не утонуть. Ее собственная книжная вселенная обрела, наконец, завершенность. Волшебный мир теперь навсегда останется с ней, пусть всего лишь в виде суррогата, существующего на страницах книги, но для сквиба большего и не нужно. С освобождением из тюрьмы брата дорога в реальный магический мир ей будет заказана, а книги позволят помнить, кто она есть. Все, как и сказал он. Он – мужчина, воспоминания о котором много лет поддерживали ее, пока она работала над книгами. Ради него она создала свою вселенную, и его образ вдохнул в нее жизнь и придал работе смысл… А потом в полутемном переулке на одном из теплых греческих островов его прототип всего несколькими словами показал, что все сделанное Джоан было, на самом деле, не ради него. А ради нее самой. И теперь пришло время его отпустить и попрощаться с его образом навсегда. Так будет легче. Смерть – это тоже покой. А реальный человек пусть живет и будет счастлив. По крайней мере, сама Джоан теперь точно будет.