Единое

«Отныне Юрис был в ней — со всеми своими прожитыми жизнями и знаниями, всеми преступлениями и чудесами, которые он совершил. Сердце дракона билось с такт ее собственным, и этот ритм связывал Зою со всем сущим, с основой творения мира. »

Зоя знала: из них двоих с миром поменялась именно она. Но все равно казалось, что изменилось все вокруг. Словно кто-то выкрутил все ощущения на максимум. Контуры предметов стали резче, обозначились даже самые мелкие их черточки. Зоя могла поклясться, что видит пчел на розовых кустах у входа во дворец. Слышит их жужжание. И чувствует удушающий гадкий запах розовой воды, хотя до самих кустов еще очень далеко. Она чувствует. Зоя знает, что была слепа, и только сердце Дракона в груди открыло ей глаза. И чувства. Десяток новых чувств. Мягкая трава приятно щекотала босые ступни, когда девушка — нет, гриша, ведьма, дракон — бежит по лугу за малым дворцом. Впереди на солнце блестит озеро (а солнце блестит на ее коже — или на чешуе?) И грудь распирает от синхронного стука двух разных сердец. Вода холодом обжигает голую кожу, иглами по венам проносится. Зоя вздрагивает от неожиданности, но делает еще один шаг, и еще один, и еще. Холод медленно сковывает лодыжки, икры, колени. Сзади голубая ночная сорочка по воде плывет. Назяленски не заметила, что забыла одеться. Она вообще не заметила, как из кровати выбралась, из комнаты вышла, из дворца выбежала. Он холодный и мокрый. Руки большие, пальцы жесткие, загрубевшие от тяжелой работы тысячи лет назад. Она их слишком хорошо на своей талии ощущает, как бы синяки не остались. (А тебе не все ли равно, Назяленски?) Грудь у него широкая, и сердце в ней бьется сильно-сильно. Настолько сильно, что она его как свое собственное чувствует. В одном ритме. Руку на его щеку, заросшую щетиной, кладет. Под ладонью улыбку ощущает. — Я обещал, что теперь ты никогда не будешь одна. Губы у него тоже холодные, как и кровь в венах. В конце концов, он был драконом. Чертовым хладнокровным ящером, которому она лично пронзила сердце, отрезала шипы со спины и сплавила из них браслет, который невозможно снять с руки. Буквально впаяла его в свое тело, сердце, мозг, душу. Иногда не понимала, осталось ли в ней что-то от нее самой, или все он один, только он. Его тело в руках грязной кровью растекается. Ошметками плоти и внутренних органов по белому лифу сползают. По носу особенно неприятная капля стекает. Зоя медленно глубоко вздыхает. Запах соли и меди неприятно шевелит волосы в носу, они там внутри совсем дыбом встали. До вывороченного желудка и кислого привкуса на языке. — Ненавижу тебя! Она криком, водой и кровью захлебывается. На самом деле собственными слезами. Они от ветра из глаз текут, от холода, от страха высоты. Из-за полета. Зачем, Юрис, зачем, зачем ты позволил брюхо себе вспороть, сердце проткнуть, вытащить его из твоего тела и еще бьющееся в руках сжать. Чертов дракон, проклятый ящер, член ты ебаный, какого хрена ты позволил убить себя ради общей победы? — Ненавижу тебя. Бьет руками по кровавой воде, оказывается, что лишь простынь в кулаках сжимает, ногтями до дыр ее прорывает. И слезами на самом деле захлебывается. Они в глазах, в носу хлюпает противно и совершенно отвратительно. Зоя вообще не знает, что такое слезы, не с первого раза разбирается, что это. У нее тело невероятно тяжелое, словно над грудью сотни литров, к самому дну прижимают. И давят, давят, давят. Ни вздоха, ни крика, одни тихие стоны вперемешку с булькающими слюнями. У нее вместо кожи чешуя, кровь в венах ледяная, а на лице соленая вода. В конце концов, они действительно были похожи. Внутри Зои язва гноилась черной желчью, выплескивая на всех вокруг. Защищалась резкими словами, отбивалась острыми кулаками, жалила в самое больное и уязвимое место. И никогда не признавалась себе, что ей это нравилось. Но теперь она могла сказать честно: она была чудовищем. Как и Юрис. И какая к черту разница, когда под ногами расстилались равнины любимой страны, когда ветер чувствуешь лучше собственных мышц, когда ты и мир — по сути одно и тоже. Миру на самом деле все равно, насколько ты ужасен.