Он играет шёлковой плетью

Лето 1837 года Николай явно только что принимал ванну. Он пришёл в кабинет Якова босой, как привык делать в по-колдовскому чистом доме, с ещё влажными волосами, и, что самое важное, в полураспахнутом банном халате. Халат, а вернее его частичная раскрытость, более всего привлекла внимание Гуро. — Чем обязан, молодой человек? — спросил он, ухмыляясь. Гоголь выглядел смущённым. И едва ли своей частичной наготой — к наготе в его обществе молодой мужчина стал уже привычен. Итак, халат... От шеи до щиколоток, с перерывом на свободно завязанный пояс и немного левее центра можно было видеть полосу тела шириной примерно в вершок. Меж тем это полуголое диво что-то говорило, и Гуро решил прислушаться: — ... так вот, я думаю, что преподавание в университете заняло бы меня продуктивно и целесообразно... Впрочем, Яков тут же потерял интерес к разговору. — Да-да. Мы поговорим об этом чуть позже, — нетерпеливо взмахнул он рукой. Встав из-за стола, Гуро медленно приблизился к мужчине. Про себя он немного оплакивал неизбежность снятия этого манящего халата. Но иногда надо чем-то пожертвовать, чтобы получить что-то большее. Он медленно развязал узел. Этого хватило, чтобы халат быстро сполз с плеч Николая и упал на пол. Гуро ухмыльнулся ещё раз. Гоголь выглядел слегка растерянно. — Ну и чего мы ждём? — спросил Яков. Николай распахнул на это глаза. Он, конечно, догадывался об общем ходе Гуровых мыслей, но понятия не имел, чего же конкретно от него хотят. Пришлось прояснить: — К столу. Встать к нему вплотную. Расставить ноги на аршин и лечь верхней частью туловища на стол, — перечислил Гуро команды со скучающим видом. Документы и чернильница чудесным образом переместились на подоконник. Гоголь, взглянув на него недовольно (и закатив глаза), пошёл выполнять инструкции. Когда всё было готово, Яков залюбовался открывшейся ему картиной. С любого ракурса — просто произведение искусства. Но к делу. Демона посетила очень оригинальная идея. Он начал, как и положено, с лёгких прикосновений к спине мужчины, опускаясь всё ниже к копчику. Потом продолжил, слегка касаясь его входа. Затем начал разрабатывать его кончиками пальцев. Всё типично, Гоголь и не догадывался, какую новизну ощущений он скоро испытает. Всё, что он знал о плотских утехах, исходило от Гуро. И была одна вещь, которую Яков никогда от него не требовал. Теперь же демону самому захотелось доставить такое удовольствие своему любовнику. Он беззвучно опустился на колени позади молодого мужчины и коснулся его языком там, где раньше Николая никто никогда не ублажал. Эффект превзошёл все ожидания. Николай, который во время предшествующих ласк тихо планомерно постанывал, вскрикнул от неожиданности. — Что за...?! — начал было он. Но Гуро прервал: — Всё как должно́. Расслабься и получай удовольствие. Послушавшись, молодой мужчина определённо начал получать удовольствие. И стоны его песней звучали в ушах демона. Гуро отдавался процессу без остатка и быстро сам стал изрядно возбуждён. Неуёмный новатор в нём размышлял о том, что в следующий раз нужно будет ещё ментально обратиться к Гоголю и в голове того рассказывать в ярких, пошлых выражениях о том, как он хорошо справляется, как он красив и какой прекрасный любовник. Скоро, впрочем, ему стало не до размышлений. Хотелось коснуться себя, но он противостоял этому желанию. Гоголю, судя по блуждающей руке, тоже хотелось подобного. "Размечтался", — подумал демон, невидимой оковой приковав блудную руку к столу. Николай на это застонал ещё громче. Гуро не знал, сколько времени прошло до того, как Николай с криком кончил. Но некоторое время, судя по боли в коленях, таки прошло и, после дарованного молодому мужчине оргазма, Яков поспешил встать и пройти к дивану, стоящему напротив стола. Сидя там, можно было насладиться такими видами Гоголя, которых никто никогда не видел (и не увидит, уж Гуро постарается). Николай пытался отдышаться, крупно дрожал, и всё ещё был одной рукой прикован к столу. — Изволите освободить? — Как пожелаешь. Освобождённый, Николай встал со стола и тоже прошёл к дивану. Он опустился на колени перед Гуро и, без слов высвободив его достоинство, медленно и глубоко взял его в рот. Это, на взгляд своего господина, он умел делать очень хорошо. Очень.

***

**** Доведя Гуро до ослепляющего оргазма, Гоголь привалился спиной к его ногам. Якова одолело что-то отдалённо напоминающее неловкость. Ему захотелось вдруг сделать этот момент чуть менее вульгарным. Он взмахнул рукой и волшебным образом привёл в порядок свою одежду. На Гоголе по мановению руки Гуро снова появился халат. Тот даже не повёл плечом от такой перемены. Они просидели некоторое время в молчании. Голова Николая покоилась на краю дивана между колен Гуро. Яков перебирал пряди волос своего любовника, словно рассеянно гладил кошку у себя на коленях. — Я сделаю тебя профессором в университете, — наконец сказал Гуро. — Спасибо. Однако, я предпочёл бы начать преподавать как ассистент. Профессором я стану сам. Эта смесь скромности и самоуверенности коснулась чего-то внутри Якова, и ему вдруг стало так хорошо, ещё лучше, чем после любовного акта, который только что произошёл между ними. — Конечно, станешь, — произнёс он задумчиво. Его на секунду посетила мысль, что всё это могло быть прекрасной манипуляцией: и этот расхристанный халат, и готовность принять столь интимную ласку и полная энтузиазма ретрибуция. Всё, чтобы получить его, Гурово, расположение и разрешение преподавать в университете. Гоголь мог сначала соблазнить его, а потом проявлять фальшивую скромность для усиления эффекта. Но тогда это был бы не Гоголь, а один из тех франтов, которых Гуро пользовал раньше. Только его нынешний любовник был чем-то совсем иным. Гуро стала очевидна одна вещь: он никогда не захочет никого другого на место Николая. Были даже способы, как добиться этого: он мог, например, предложить сатане вернуться на активную службу в обмен на долгую жизнь для Гоголя. Где-нибудь 200 лет, а там и до конца света недалеко. Гоголь тем временем закинул голову, вдавив её в мягкую обивку дивана. Так они могли смотреть друг другу в глаза, хоть и вверх ногами. — Я был в вас влюблён... Тогда в начале, в Диканьке, — прошептал молодой мужчина, потом последовала долгая пауза, — я думал, что это давно перестало иметь значение, — ещё одна пауза. Гуро даже задержал дыхание, — но может я ошибался. — Хочется надеяться, что ты ошибался, - ответил на это Яков. Большего сказать он не смел. Да и не знал, как облечь в слова чувства столь сильные и чуждые его натуре. Николай улыбнулся светло и немного грустно. И это было прекрасно.