Он играет шёлковой плетью

20 октября 1837 Пытаясь вспомнить всё, что он знал о технике вальсирования, Гуро прошёл в гостиную. Зала тут же осветилась десятками новых свечей. По волшебству все столики, пуфики и ковры, которые могли ему помешать, отодвинулись к стенам. Зачарованное пианино заиграло какой-то новомодный венский вальс.   Яков встал в позицию перед огромным зеркалом, висящим напротив камина. Он «положил» левую руку на воображаемую спину партнёрши, а правую отвёл в сторону и немного вверх. Гуро представил перед собой квадрат на полу и попытался двигаться по нему на «раз-два-три». Получилось не очень успешно. Он чувствовал себя крайне глупо, но упрямство заставляло его возвращаться в первый угол квадрата и повторять три проклятых шага снова и снова. Из-за музыки он не услышал шагов, а из-за сосредоточенности на своём занятии не почувствовал приближение тёмной ауры. Таким образом, когда он в какой-то момент обернулся к двери, стоявший в проходе Гоголь стал для него полной неожиданностью. Писатель стоял, прислонившись к косяку, и вид у него был расслабленно-созерцательный. Гоголь, что было для него нехарактерно, первым начал разговор:   — Техника у вас так себе... — протянул он.   — У тебя есть мысли, как это исправить? — язвительно спросил Яков.   Писатель подошёл к пианино и осторожно похлопал ладонью по верхней крышке. Мелодия сменилось на более размеренную.    — Вам нужно было сразу меня позвать. В одиночку научиться вальсу непросто.   — С каких это пор ты эксперт в вопросах танца? — С детства. Я был лучшим в танцевальном классе в гимназии, — заявил молодой мужчина с гордостью в голосе.   — А после детства? За столько лет можно всё позабыть.   — Танцевальные вечера... — ответил Гоголь. Выглядел он при этом немного перепуганно. "Танцевальные вечера в салонах, облюбованных братством поэтов, а также великосветские балы, приглашения на которые Гоголь получал благодаря дружбе с Пушкиным", — примерно так, вероятно, выглядел бы развёрнутый ответ на этот вопрос. Но Николай знал, что каждое даже самое мимолётное упоминание Пушкина и братства поэтов портило Гуро настроение, и потому предпочитал в нужный момент промолчать. Гуро волевым усилием подавил в себе приступ ревности. Ведь если они сейчас поссорятся, Николай едва ли поможет ему с вальсом.   Между тем Гоголь подошёл к нему и молча стал поправлять его позу. Удовлетворённый позицией ног и положением головы, он неожиданно для Якова взял того за правую руку и встал вплотную к нему в позицию партнёрши.   — Вам следует положить другую руку мне под лопатку. — Ты собираешься изображать даму?  — Да, почему бы и нет. Это не должно быть так уж трудно. К тому же, у меня большой опыт в этом деле... — Как это? Откуда? — насторожился демон. — Ну, я регулярно изображаю даму в вашей постели, — самоуничижительно пошутил Николай. Гуро шутка очень понравилась.  — И то верно, — самозабвенно засмеялся он, запрокинув голову, и поэтому не заметил мелькнувшей во взгляде писателя горечи.  Отсмеявшись, Яков, наконец, положил руку, куда было велено, и осторожно повёл. Вальс их был поначалу крайне неуклюжим. Они часто сбивались с ритма, или Николай останавливал танец, чтобы что-нибудь поправить. Но на втором часу их упражнений в движениях Якова появилось больше уверенности, он перестал считать про себя шаги и заметил, наконец, вещь довольно очевидную: Гоголь уже некоторое время смотрел на него с плохо скрываемым любопытством, словно хотел что-то спросить, и останавливал его только страх сбить Гуро с ритма. — В чём дело, Николай?  — А зачем вам вальсировать? Бал-то придворный. После полонеза от вас уже никаких танцев не потребуется, если только вы не... — Гоголь резко вдохнул, когда его осенило. — Вы пригласили кого-то. Писатель смотрел на него с глубоким разочарованием. Под тяжестью этого взгляда Гуро почувствовал потребность всё объяснить.  — Императрица возжелала увидеть меня на балу в сопровождении дамы. Графиня Апраксина — моя старинная подруга, и она любезно согласилась сопровождать меня. Так что волноваться тебе решительно не о чем. — Откуда вы можете знать наверняка? Сегодня вы друзья, а завтра что-то совсем другое. — Почему тебя это так беспокоит?  — А вы не понимаете? — ядовито спросил Гоголь. — Хотя откуда вам знать. Я завишу от вас. Когда-нибудь я надоем вам, или вы засобираетесь жениться, и тогда вы просто отошлёте меня куда подальше. Моё положение при вас бесправно и постыдно. — Я правда даю тебе повод так себя чувствовать? — Вы дали мне этот повод ещё в феврале.  — Мне кажется, с тех пор стало очевидно, что я в этом раскаиваюсь. — Правда раскаиваетесь?  — Да, и мне казалась, что я довольно ясно даю тебе это понять. Гоголь лишь покачал головой и отвернулся от него. Очевидно, все подарки и милости не могли искоренить глубокой обиды, засевшей в его душе. — Я могу что-нибудь сделать, чтобы убедить тебя? — слова вырвались у демона помимо воли. Николай замотал головой, не поворачиваясь к нему. Тогда он медленно протянул руку, взял Гоголя за подбородок и осторожно развернул его лицо к себе. Гоголь тихо плакал. И решиться вдруг стало так просто. Он медленно, словно боясь спугнуть дикую лань, опустился перед ним на колени. — Посмотри на меня. Неужели не видно, что я в твоей власти поболее, чем ты в моей? Словно против воли, Николай опустил на него взгляд. Вдохновлённый этим жестом Гуро продолжил: — Я прошу у тебя прощения. Я был слаб. Я больше никогда не прикоснусь к тебе против твоей воли. Он всё сказал. Ещё никогда в жизни он не был настолько уязвим. Как дворняжка, подставляющая брюхо и не знающая, погладят ли её или пнут сапогом. По счастью, его не пнули. — Поднимайтесь, Яков Петрович. Я прощаю вас, и иногда, а может даже довольно часто, — Гоголь лукаво улыбнулся, — я буду позволять вам некоторые вольности. Как сейчас, например. Полный облегчения и предвкушения, Яков стремительно поднялся. Он вовлёк Николая в медленный поцелуй, потом опустил руку на талию молодого мужчины и привлёк его ближе. Гуро запустил пальцы в его волосы и слегка потянул. Ответом на это ему стал томный стон. Тогда Яков углубил поцелуй, всё ещё удерживая Гоголя за затылок. Николай буквально таял в его объятьях. И неудивительно: уж в этом танце демон был мастером.    — Продолжим в моих покоях? — спросил он Николая, когда они отстранились друг от друга.   — С удовольствием, — улыбнулся в ответ писатель. — Только в ближайшие дни вам придётся учиться танцам усерднее. Не пристало разочаровывать даму. — Николай, пожалуйста, не упоминай никаких дам в такой момент. Ремарка была встречена громким смехом. «А ведь утром ничего не предвещало такого развития событий», — размышлял Гуро, увлекая своего любовника в сторону спальни.