Из Испании по обмену

Привыкнуть к английской серости было… непросто. В конце концов, Дубай какой угодно, но только не серый. Дубай жаркий, солнечный. Там даже песок, наверное, золотой… Джариан ибн Халваар уехал из отцовских «дворцов» с огромным удовольствием. И возвращаться не собирался. В конце концов, после того, как… в общем, можно и в тюрьму сесть. По мнению Джариана — ни за что. Потому что можно ли карать за то, что любишь?.. Потребовалось немало времени, чтобы устроиться в Британии, благо, местные ЛГБТ-активисты помогли. Джариан поступает в Оксфорд, получает стипендию. Путем долгой волокиты с бумагами меняет имя в паспорте на Дориана: привычнее для английского языка. В качестве фамилии вписывает Павус: они с Сэрой и Мэй потратили целую кучу времени и два литра мартини, чтобы ее подобрать. Дориан Павус спустя пару лет уже совсем не похож на Джариана ибн Халваара. Он носит подвернутые джинсы, иногда выбривает на висках узоры, берет в Старбаксе латте с корицей, ведет свой блог и приступает к написанию книги. У Дориана есть друзья, есть комната в студенческом общежитии. Его акцент уже едва заметен слуху, а оценки отличные. Он, не скрываясь, целуется с парнями, которых меняет, как перчатки, прямо на улице. И отращивает усы, становясь еще больше похожим на Фредди Меркьюри. Все идет по плану. Пока в комнату Дориана не подселяют прибывшего, кажется, из Испании студента. По обмену. — Зевран, — улыбается парень, склоняя голову на бок и протягивая руку. Дориан жмет протянутую ладонь. Парень напротив него невысокий, светловолосый и загорелый. Он ярко улыбается, его голос слегка хрипловатый и (о, божечки!) крайне сексуальный. Явно худощавая фигура почти полностью скрыта свободными джинсами и толстовкой на пару размеров больше. Зевран кажется Дориану каким-то совсем мелким, хрупким, потому что сам Дориан регулярно ходит в качалку, да и низким ростом точно не отличается. Зевран красивый. И даже шрам, рассекающий диагонально левую бровь, совершенно его не портит. — Играли в теннис пара на пару, давно уже, — фыркает Зевран, проводя по шраму пальцем. — Мне не повезло встретиться с ракеткой! Он смеется заливисто и будто слегка каркающе. Дориан смеется тоже. А потом предлагает соседу «показать, как тут все устроено». Они шатаются по кампусу почти целый день. Зевран учится на… кажется на какого-то химика. У Зеврана есть отремонтированный мотоцикл, какая-то не опасная, но хитрая болезнь, из-за которой он не занимается спортом, всегда носит закрытую одежду и, вероятно, будет периодически пропадать, посещая врачей. Они заходят в кафе. Дориану рассказывали, что еще лет десять назад тут была настоящая обитель панков: пиво лилось на пол и стойку бара пополам с чьей-то мочой, звенели булавки на потертых косухах, орала музыка… Сейчас тут — типичная «хипстерская» кофейня. Зевран пьет двойной американо с каплей орехового сиропа. Дориану бариста сразу делает латте (с корицей), даже не уточняя. Они продолжают разговаривать, и это так на удивление легко… Дориан, в общем-то, вполне себе общительный, но, признаться, крепко подружиться с кем-то, кроме нескольких ребят из активистов, так и не смог. С Зевраном не приходилось как-то себя контролировать, как-то что-то искусственно изменять. Зевран сирота, рос в детском доме, стипендиат. Он любит смотреть легкие комедии, у него нет любимой музыкальной группы и он никогда не был в театре. Дориан думает, что в театр он бы его сводил. *** Зевран кажется идеальным соседом. Признаться, иногда даже пугающе идеальным: его вещи хранятся в каком-то армейском порядке, он редко ворчит, если Дориан долго не выключает свет по ночам, а еще Зевран отлично умеет слушать. Дориан может ему рассказать, кажется, совершенно обо всем и… это даже немного пугает. Когда Дориан рассказывает о том, почему он перебрался в Британию, Зевран сочувственно улыбается и кладет руку на плечо. — Эй. Все к лучшему, mi amigo. Ты здесь. Здесь тебя никто не осудит, si? Дориан усмехается. — Отец продолжает писать… я… иногда думаю: может, стоит простить его? Зевран пожимает плечами и неожиданно жестко говорит: — Предавший раз, предаст и второй. Но дело, конечно, твое… *** Дориан понимает, что влюбляется. С каждым днем — все сильнее и крепче. У него бегут мурашки от солнечного акцента испанца. Он может часами смотреть на то, как Зевран что-то пишет, на то, как он то и дело заправляет за ухо выбивающуюся прядь волос. Дориан очень давно ни в кого не влюблялся. А случайный секс с мальчиками, подцепленными в клубах… почему-то не удовлетворял в полной мере. И оттого очень неприятно, больно и горько знать, что у Зеврана нет никаких проблем с удовлетворением. Он много раз видел его с разными девушками. А однажды — даже с каким-то парнем. Зевран целовался, ходил с кем-то за руку, флиртовал… Впрочем, он флиртовал вообще со всеми. И нравился всем, потому что было в нем что-то солнечное. А еще в нем была тайна… *** О том, что что-то не так, Дориан задумывается спустя три месяца. За все это время, Дориан ни разу не увидел Зеврана хотя бы в футболке. Тот даже спал в закрытой пижаме. Несколько раз Дориан замечал, что костяшки Зеврана сбиты. Однажды он даже сам обрабатывал их. — Не переживай, amigo, просто у меня горячий характер, — хохочет Зевран. И все бы ничего, но Дориан ни разу не видел у него никаких других повреждений, кроме тех, что получены в момент нанесения удара. Дориан и сам порой дрался. И редко обходился без синяков. Однажды ему даже сломали нос. Кажется, что у Зеврана не бывает плохого настроения. Но однажды Дориан краем глаза видит, как он говорит с кем-то по телефону. Быстро, на испанском. После этого Зевран целых десять секунд выглядит злым и расстроенным. А потом снова улыбается. И Дориан опять не может думать, не может ничего анализировать… да и… зачем? Что такого может скрывать испанский студент-химик, приехавший по обмену? *** Руки онемели. Дориан тщетно пытается их размять, но выходит из этого примерно ничего. Во рту — тошнотворный привкус какой-то химозы и крови. По виску стекает капля пота. Ему совершенно не нравится то, где он оказался. Вопросов на тему того, почему он здесь, не возникает: у отца всегда было много врагов, но, если честно, Дориан никогда не думал, что они доберутся до него. Кажется, они хотят снять для Халваара какое-то видео. Что-то Дориану подсказывает, что ему не слишком понравится его роль в этом «кино». — А до тебя было непросто добраться, — фыркает один из тех говнюков, из-за которых Дориан сейчас привязан к стулу. — Твой папаша озаботился твоей охраной… ну, ничего, даже с ней можно справиться. Охраной? Что? Какого… — Так… ну что? Мотор, поехали? Ты готов, Джариан? Дориан изящно шлет его на смеси арабского и английского. Кажется, нос его ломают во второй раз. Да почему именно нос?.. — Ну, поехали… Мужчина включает запись и начинает что-то быстро говорить. Его прерывает шум за дверью. Дориан не уверен, но, кажется, он слышит выстрелы. Видео ставится на паузу. — Черт возьми… Дориан чувствует, как в висок упирается дуло пистолета. Дверь открывается. На пороге стоит фигура в черной одежде и черной же балаклаве. В руках у вошедшего — оружие. За спиной — несколько трупов. — Назад! Я пристрелю его, — пистолет вжимается в висок. Вошедший смеется. Дориан, отчего-то, почти не удивляется тому, насколько знакомо звучит этот смех. — Не бойся, amigo. Дориан не боится. Дориан в шоке и хочет выпить. Упирающееся в висок дуло как-то игнорируется. *** То, что происходило после, Дориан помнит смутно. Кажется, Зевран что-то очень убедительно говорил. Кажется, потом швырнул что-то на пол. А потом Дориан уснул. А проснулся от того, что ему крепко несколько раз вмазали по щекам. — Вставай, давай, amigo. Сейчас копы приедут, а нам оно совсем не надо, si? Ну, давай. Ой, не кривись так. Тошнит? Это нормально. Я же химик, помнишь, да? Зевран снова смеется. Дориану очень хочется его ударить. Спустя минут тридцать бешеной езды на Зеврановом мотоцикле, они сидят на какой-то крыше. Зевран курит. Дориан кашляет, но курит тоже. Балаклава лежит рядом, светлые волосы Зеврана колышет ветер. Они молчат. Только спустя три сигареты, Дориан глухо спрашивает: — Кто ты? Зевран пожимает плечами. — Мое имя — Зевран. Для друзей — Зев. И… слушай, считай, что я… просто делаю некоторую работу на заказ. Наемник, телохранитель… киллер… называй, как хочешь. Но лучше про себя. Серьезно. Не пиши про это в свой блог… — Тебя нанял мой отец? — Si. Дориан смеется. Горько, отчаянно. Вот как? Вот как, папа? Знал бы Халваар… Знал бы он… — Эй… — Ты… О-о-о! Ты не представляешь! Я доверял тебе! Я считал тебя другом! Я… я вел себя как кретин! Рассказывал тебе все, считал тебя милым и классным парнем! А ты… ты… — А я все еще милый, разве нет?.. Зевран улыбается. Дориан, все же, бьет его по лицу четким, сильным ударом в скулу. Зевран, почему-то, не уворачивается. Он продолжает смеяться. Дориан ловит его смех, сминая чужие губы. Губы на вкус отдают табаком, металлом и, кажется, самим солнцем. Зевран отстраняется через пару десятков секунд. В золотых глазах — веселье и какая-то нежность. Дориан задыхается. — Это совершенно не профессионально, но… Me gustas, mi alma. *** Зевран, конечно, не болен. И он совсем не такой хрупкий, как казалось из-за свободных толстовок. У Зеврана — крепкие, рельефные мышцы и такое количество шрамов, что их сложно было бы объяснить хоть как-то. Дориан водит по ним пальцами, целует особо жуткие на вид. Он ни о чем не спрашивает, потому что последние часы им точно не до разговоров. Зевран отдается со всей горячностью, стонет, бормочет что-то на испанском. Он кажется совсем юным, хотя, кажется, старше Дориана. И он точно не кажется… «наемником, телохранителем, киллером». — Что теперь будет? — А что должно быть? Эй, я все еще охраняю тебя. Не надейся от меня легко отделаться! — Отделаться от тебя — последнее, чего бы мне хотелось. — Тогда, какие вопросы? Что мешает приправить нашу дружбу хорошим сексом? Дориан смеется, качая головой. — Зевран? — М? — Сходим в театр? — Хоть завтра… amado.