Самый яркий закат

      Испания и вечное лето - то, что подойдет человеку, мечтавшему о спокойной жизни и лёгкости. Если хочется искупаться - садишься на поезд и, наслаждаясь цветущей природой за окном, вместе с играющим солнцем в вагоне, едешь в стоящие у воды города, если уже не живешь где-то там. Эта страна солнца и воды в ней мало, кроме выходов к океану, но любой водоём не отравлен прогрессом. Постоянное тепло, от которого и жизнь кипит на улицах не только среди людей, завораживает. Гуляя по любому городу можно просто остановиться, встать под дерево и слушать цикличное завывание цикад. А если уж заговорить о населении - любой испанец настолько радушный и душевный, что вмиг превратит любое ненастное настроение в донельзя прекрасное. С ними не соскучишься - то, что они просыпаются по утрам, уже звучит как повод для праздника. Ричи может думать и говорить о Испании вечно, но он не особый мастер красивых речей, в отличии от картин.       Представьте маленького американца, что родился со страстью к искусству, но, к сожалению, и в дождливом, холодном, причём большинству неизвестном, городишке. Он старался искать в однородных серых пейзажах своего города, что не менялись за десятилетия, прекрасные вещи, но быстро исчерпал попытки. Его душа тянулась к яркости, постоянному вдохновению и творению, а в таком месте, как например, Дерри, музу можно найти лишь в дохлых мухах, разбросанных котом по подвалу.       Родители всегда говорили, что хорошо там, где нас нет, но Ричи был категорически с этим не согласен: у каждого человека должно быть своё место в жизни, и это не только любимое дело или профессия, но и местонахождение, окружающие люди и так далее. Матери, например, категорически не нравилось в этой Испании, потому она уехала за океан в мрачный Мэн, куда её зазывал, уже нынешний, муж. У Ричи же то ли гены отплясывали в голове фламенко, то ли заимели силу рассказы бабушки о её родине, когда та приезжала, но итог таков: мальчишка, держащий в одной руке карандаш с бумагой, а в другой своего старого, рыжего кота, уезжает в жаркий Мадрид. Начинает свою настоящую жизнь.       Фермы довольно распространены среди пожилых людей, хранящих традиции, потому Ричи и жил в стенах такой первое время, и был очень даже счастлив. Единственное, что его напрягало, это нужда вставать рано утром и ездить в город на учёбу, но дополнительных денег на жильё у него долго не появлялось. Тем не менее, проживание с большой семьёй, о которой парень не знал очень много, пришлась по вкусу: все друг другу помогают, вечерами поют песни после плотного ужина, бегают туда-сюда и без конца шумят. Быстрый, но вместе с тем умиротворённый, образ жизни новой семьи часть того, чего будто бы всё время в прошлом не хватало. В добавок ранние восходы солнца, крики петуха, дела по хозяйству и вечерние посиделки на многочисленных холмах за живописью - категоричный контраст против прошлой жизни, явно выигрывающий.       Краткая история о времени, которое Ричи вспоминает лишь в особо неудачные дни, но что перетекло во воспоминания о наилучших моментах жизни, завершилась. Хотя хорошему еще предстояло случиться, например, когда парень все же смог себе позволить снимать квартиру. Он не считает, что живёт как-то необычно даже в стране своей мечты, просто старается заниматься делом, приносящим ему удовольствие, ценить прекрасное и уважать других. Думается, вот оно - то, чего желала душа, и давящий груз жуткой жизни давно позади. Хорошо хоть три года в мечте всё было истинно так.       Однажды просыпаясь в холодной постели после ночи заучивания конспектов, может показаться, что последний курс в институте может быть чуть более раздражающим, чем первый. Однако наоборот: все студенты давно знают лазейки в преподавании, которые есть в любом учебном заведении, потому пролезают через них и облегчают свою ношу. А потом встаёт проблема экзаменов и диплома, но до этого пока еще далеко. Как никак, учебный год только начался.       Любимое, что бывает среди дней, наполненных порой лишь зубрежкой, это подъем не по будильнику, а когда само тело достаточно отдыхает и поднимает само себя, мол, хватит спать, всю жизнь проспишь. Ричи научился спать и с ярким солнцем, и в дневной жаре, но противиться желанию жить не имеет сил. Потому подрывается с кровати в десять утра, принимает холодный душ, готовит горячий кофе в турке голым, лишь с очками на носу, чувствуя отголоски холостой жизни, и одевается. От того, что делал два последних дела одновременно, кофе чуть не убежало, а металл поставил зачетные ожоги на пальцах левой руки. В итоге парень набрал в тарелку с глубоким дном ледяной воды и сидел, пил крепкий горячий кофе, перелистывая страницы в "Повести о приключениях Артура Гордона Пима" от Алана По на балкончике своей квартиры. Не совсем его, правда, но она по истине была уютной берлогой, подстроенной под привычки Ричарда. Даже то, что он делил квадратные метры со своей девушкой, не мешало этому чувству. И ежемесячная плата за проживание - тоже.       Парню не хотелось готовить с больной рукой, да и в домашней аптечке не нашлось мази от ожогов, так что Ричи, дочитав до двадцать первой страницы, пошел одеваться дальше. До первой и единственной пары по субботам, практики по рисованию с натуры, было еще четыре долгих часа, но, ведя размеренный темп жизни, эти часы пройдут за считанные секунды. Это может показаться странным, но медлительность не мешала, да и вызвана мечтательностью, которая заполняла каждое мгновение жизни.       Продолжал натягивать на себя вещи парень очень долго, по меньшей мере минут двадцать, глядя, как птицы садились на выступ с цветами у окна, что выходил в сторону улиц, и думал, что стоит выбраться вечером в центр и порисовать пернатых друзей, питавшихся хлебом на земле или из рук туристов. То были горлицы, что, казалось, смотрели не на цветы или происходящее под ними в городе, а в спальню Ричи. У них словно происходило общение через наблюдения друг за другом, и это вполне вдохновляло. Птицы очень красивые, как такие же малыши, что на окне, так и побольше. Жаль доводилось рисовать их редко.       Стоило Тозиеру закрыть дверь спальни, натянув сумку через плечо на себя, как и пернатые приятели улетели. Парень этого не заметил, но это ничего страшного - выйдя на улицу над ним еще будут кружить живые существа, как и на земле тереться о ноги. Начало сентября было еще горячим, так что коты отсиживались в тенях домов, но вот собаки, даже домашние, любили лишнее общение, то и дело подбегая к ногам художника, дергая его за голубые джинсы, пусть и с трудом им это удавалось. Ткань была укорочена, доходила чуть ниже лодыжки, хотя, может, это вовсе не дизайнерский ход, а высокий рост Ричи - у него всегда были проблемы с поиском подходящей одежды. Метр девяносто к двадцати одному году и хоть заказывай одежду по индивидуальным меркам.       Помимо небесной джинсы, на Ричи была полупрозрачная рубашка с узором из мелких цветочков и листочков. Рукава были широкими, но короткими - на парне обычного телосложения они дошли бы до локтя, но вот у такого особенного намного выше, даже если вещь-то по размеру. Бабуля Росита, жена брата дедушки, что имела страсть к швейной машинке, еще пару лет назад её перешивала с более большого размера, стянув со своего мужа, но рукава всё равно слишком короткие! Это явно проклятие какое-то, но Ричи привык - многие даже умудрялись делать комплименты такой одежде, будто у парня есть вкус в моде. Он носил лишь то, что удобно, и нравилось собственному глазу, но, видимо, всякое безумие может войти в тренды.       Верхняя пуговица была кокетливо расстёгнута, а нижние края заправлены в джинсы за кофейного цвета пояс. На ногах классические туфли того же цвета со шнуровкой, довольно жесткой, и, благодаря длине джинс, было хорошо видно носки с картиной Густава Климта. Наверное, предметы одежды с яркими изображениями, особенно произведений искусства, единственное веяние моды, что пришлось Ричи по вкусу. У него довольно неплохая их коллекция, словно на каждый день сезона, но те, что сейчас красовались на ногах, были любимыми.       Пройдя вниз по улице, прямо до угловатого здания на пересечении дорог, Ричи зашел в него и сразу прозвенел довольно знакомый "дзынь". Перед парнем бегали официантки, обслуживая туристов из совершенно разных уголков мира, и Ричи направлялся на своё любимое место у окна, рядом со входом на кухню, куда никто никогда не садился. Там хорошо открывался вид на город, лежавший как бы снизу. Просто улицы, около которых выдалось жить, стояли на холме. Неудобство лишь в том, что приходится все время подниматься в горку после длинных учебных дней, когда хочется спать и ноги, вероятно, еще до подъема могли ныть от усталости, но чистый воздух придавал сил. Благо в прошлом году, пусть и под конец, парень нашел человека, что давал ему в прокат свой велосипед - невероятно быстрый, пусть и старый.       — Ну и снова ты тратишь деньги здесь, когда в холодильнике стоят яйца и молоко, — Рыжеволосая девушка, направляясь от какого-то столика на кухню, сразу замечает разглядывающего крыши домов Ричи, подойдя к нему слегка в отдалении, чтобы не мешать движению коллег. Это излюбленное им место хотели давно убрать, но ради очкарика оставили, как есть.       — Забочусь о твоей заработной плате и чаевых, — улыбнулся парень, глядя в серые глаза Беверли. Она работает в этом кафе с самого его открытия, и Ричи познакомился с ней здесь, и первый поцелуй был здесь, и свидание, даже потеря девственности - всё в этих стенах, а некоторое и за этим столом. Завтракать тут дело теплых воспоминаний.       — Это не так работает, но за чаевые, как всегда, спасибо. Тебе вафли или тосты? — Девушка даже не достает блокнота с ручкой, зная, что её мальчишка всегда берёт одно из двух предложенных вариантов. Сколько они вместе? Два года? Кажется, что всю жизнь. Знают друг друга, как облупленных, и, хихикая, называли себя родственными душами, пусть и не верили в это.       — Дай подумать, — парень вновь глянул в панорамное окно, на дорогу, потом в небо, а затем вернул взгляд на Марш, хитро улыбаясь. — Тебя, на кухне и прямо сейчас.       — Значит тосты, без второго кусочка масла, специальный штраф для извращенцев, — Беверли фыркнула, но улыбнулась, и специально достала блокнот из нагрудного кармана фартука, чтобы ударить Ричи по голове, а после скрылась за дверью на кухню.       Пока Ричи ждал завтрак, как обычно бывает, черкал карандашом в маленьком квадратном скетчбуке, который носил с собой на такие случаи ожидания. Пальцы на левой руке жутко горели, но приходилось терпеть и сглатывать слюни напряжения, пока рыжик не принесет поесть и только тогда можно зайти в аптеку. Одна нога под столом растянулась максимально далеко, задевая вытянутый горшок с кактусами, а вторую парень поджал под себя. Помимо рисования он лишь иногда подтачивал, уже довольно короткий, карандаш канцелярским ножом на салфетку. В его сумке были только они, грифельные помощники, так же ножик, книга и скетчбуки разных форматов - Ричи давно не носил с собой ластик, поскольку рука была набита до того, что он и нужен-то не был. За минуту парень нарисовал кактус перед собой, за две - лежащего кота на другой стороне улицы и разбросанные вокруг него яблоки с дерева, за три - бегающую, принимающую и отдающую заказы Беверли. Небольшой портрет её задумчивого лица часто гулял по скетчбукам категории "рисую, пока жду". И рисовал парень её так долго только потому что она бегала, словно ошпаренная, туда-сюда то с тарелками, то с блокнотом в руках.       Рисуя какого-то ребенка азиатской наружности, что сидел недалеко за столиком и ел оладьи, Ричи прервался на вышедшую из кухни Бев, что положила на столик тосты с двумя кусочками масла(видимо, забыла о штрафе), стремительно растекавшихся, после чего девушка сразу ринулась работать дальше. Однако Тозиер остановил её, давно переняв быстрые рефлексы у своей леди, аккуратно взяв ту за руку. Показав набросок страницей ранее, он наблюдал, как Бев убирала локон рыжих кудрей за ухо и наклонялась, а увиденное сразу вызвало широкую улыбку на её веснушчатых щеках.       — Всегда удивляюсь, словно в первый раз, как ты так быстро умудряешься делать это, — девушка поцеловала парня в щеку и поспешила удалиться дальше работать, сказав Ричи перед этим: — Побрился бы, щетина уже вылезла.       Жалея о том, что Бев работает в утренние смены всю неделю, начиная с девяти, но не в воскресенья, а сам Ричи дни и вечера проводит в универе, кроме суббот и тех же завершающих неделю дней, он вновь перелистнул страницу, продолжив набросок ребенка. Не время раскисать, учебный год только начался и нервы ещё понадобятся, как и тому ребенку как раз в тот момент, как Тозиер заканчивает. Девочка просто роняет кусочек маслянистого, всего в сиропе, большого оладушка на белоснежное платье, вызвав бурное удивление родителей и собственные слёзы. Это заставило выпрямиться и поджать губы, будто Ричи почувствовал нужду что-то сделать, дабы успокоить бедного ребенка. Даже родители не так злились на такой нечаянный случай, а девчушка так вот сильно разревелась - это показалось необычным, но что взять с малышки, на вид, лет пяти.       Когда её мать судорожно закончила оттирать пятно с платья влажными салфетками, пытаясь параллельно успокоить свою дочь на родном языке, Ричи сразу подхватывает момент, встаёт и подходит к их столику, перед этим вырвав из скетчбука тот листок с изображением девочки. Она всё плакала, но успокоилась на мгновение, когда заметила своё лицо, нарисованное карандашом на слегка пожелтевшей бумаге. Спросив что-то у женщины рядом, дернув за край её платья, и та, заглянув в этот листочек, удивлённо ахнула. Поблагодарив на английском с явным акцентом, она забавно прикрывала раскрытый рот рукой. Ричи улыбнулся в ответ, потрепал успокоившуюся девочку по волосам, что аккуратно взяла рисунок в свои маленькие ручки, и вернулся на место, уже спокойно поедая свой завтрак без каких-либо других занятий и происшествий.       И не успев опомнится от ситуации с плачущим ребенком, как Ричи обнаружил себя на дороге, взяв велосипед в прокате у знакомого и гнал, словно на американских горках, в сторону университета, сделав остановку в аптеке и вымазав все пальцы в мази от ожогов. А если говорить об универе - Тозиер хотел посидеть в местной библиотеке и дочитать то не особо большое произведение, как бы в подходящей учебной атмосфере. Но на самом деле ему просто нравится гонять по Мадриду с максимальной скоростью, так, чтобы сумка за плечами ударялась о колёса. Жаль, что до универа в таком темпе ехать минут пять. Парень так долго ездит по одинаковому пути, что знает, когда и где стоит тормозить, так что он еще никогда никого не сбивал. Было б такое - перестал бы ездить настолько быстро, если вообще ездить.       Ближе к полудню, слушая звуки часов над входной дверью университетской, довольно огромной, библиотеки, Ричи закончил. Он читал довольно медленно, так же, как и делал всё остальное, кроме езды на велосипеде и рисовании, ну или ему так казалось. Глядя на часы и поняв, что ему придется еще где-то слоняться два часа, а сильно заполнять страницы скетчбука не хотелось из-за их свойства быстро заканчиваться и дорого стоить, парень принял решение сдать книгу и взять новую. Мадам Перес, женщина невероятно тоненькая и маленькая, учитывая её кулинарные способности и аппетит, особенно на рабочем месте, приняла книжку и пожелала удачи в поисках новой. Ричи любит читать классику, проверенные временем книги, так сказать, и закончил чтение уже почти всех приходящих на ум произведений, даже часть русской классической литературы. Ему особенно понравился Толстой с его "Войной и миром", даже с этими длинными описаниями и сносками французских диалогов. Просто он понимал писателя - окружающий мир так же глубок, как и истории, и могут значительно влиять на неё, да и с большими деталями парню было легче представить полную картину у себя в голове. Тем не менее, вспоминая второй курс и прочтение того романа с большой теплотой, с каждым походом в библиотеку Ричи проводил там всё больше и больше времени, пытаясь найти книги, что еще не прочёл. Чтение, пусть и произведений переведённых, отлично помогало подтянуть испанский.       — Любите японскую классику? — До ушей донёсся настолько нежный и мягкий голос, что Ричи сперва подумалось, что в университет пришла экскурсия с какой-нибудь средней школы. Направив взгляд туда, где был источник, парень не поменял своего впечатления: стоявшая рядом девушка с книгой Акутагавы Рюноске в руках и впрямь выглядела, как ученица класса восьмого. Разве что длина зелёного платья и вырез на нём были совсем не детские, как и формы, хотя Ричи не удивился - день выдался довольно жарким и многие студентки, да и дамы постарше и помладше, любили ходить вот настолько открыто. Не думать бы только о прозрачной кофточке мадам Перес, не думать!       — В целом классику, но до японской дотрагивался меньше всего, — ответил Ричи, поправив пальцем съехавшие очки с носа. Он вглядывался в черты лица незнакомки, по привычке, но не оценивал, а просто анализировал и запоминал. Он в целом смотрит на девушек, да и на парней, так пристально со всех сторон из привычки художника - словно неосознанно рисовал их в своей голове. Изучал формы, различия каждой части тела, и восхищался разнообразной красотой каждого человека. Если не знать, что Тозиер художник, можно и впрямь подумать, что он странный. Хотя кто в нашем мире не безумен, тем более человек искусства?       — Может, посоветовать? Я углублённо изучаю литературу, в том числе мировую классику. Учусь, правда, на первом курсе, но много чего прочитала и понимаю, — в зелёных глазах блеснула какая-то страсть и, если бы Ричи не согласился, всё могло кончиться довольно печально. — Вот. — Девушка протянула сборник "Ад одиночества", что держала в руках, и даже встала на носочки в этот момент, пока парень напротив не взял книгу в руки, а после стала крутить в пальцах серебренный крестик на шее.       — Звучит довольно мрачно, — повертев книгу в руках, высказался Ричи, но кивнул, решив таки прочитать. Все же, он читал русскую классику, чего уж бояться? Ему доводилось доходить до работ этого автора, довольно глубоко и интересно, так что всё все еще в порядке.       — А не всё в жизни - радость и праздник, — незнакомка улыбнулась во все тридцать два, взяв с полки книгу, которую Ричи как раз разглядывал и хотел взять перед её появлением, и, смеясь, убежала. Необычная встреча и смысл предложения девушки в совете на книгу Ричи догадался только тогда, когда уселся в читальном зале и открыл этот сборник. Ну дела - парень позарился на интересующую девушку книжку, как она хитростью и обаянием, видимо, заставила его отступить и не осознать этого сразу.       Книга неожиданно сильно увлекла внимание, промчав время для Ричи слишком быстро, отчего он и не заметил, как стрелки на часах в библиотеке подходили ровно к двум. Ему пришлось очень быстро укладывать книгу среди других вещей в сумке и бежать к нужной аудитории, и в этом всегда оказывались полезными его длинные ноги. Преподавателя еще не было на месте, когда парень стал подготавливать рабочую зону. Он слушал, как одногруппники обсуждали, насколько отвратительная модель может позировать им сегодня, и Ричи бы поддержал эту традицию, как делал всегда, но что-то ему подсказывало, что не стоит делать это сегодня.       — Какая бы леди или джентельмен не уселись сегодня на этот стул перед нами, ничего не переплюнет ту извращенную старуху в прошлом году! Боже, как вспомню тот день, так вздрогну, — придается воспоминаниям один из парней, изображая гримасу отвращения и стыда.       — К счастью, только такие тебе и светят в спутницы жизни, — подшутила над ним девушка рядом, вызывая всеобщий смех, так же и слабую улыбку у Ричи, но не у того парня, что был главной жертвой пожилой мадам. Тозиер хорошо помнил тот день тоже, поскольку рисовал морщинистый вид сзади. Он ни в коем случае не смеется над старостью, но порой она бывает вовсе не благородной, а отвратительной: та женщина своим излишним кокетством пыталась прожить новую жизнь, вернуть себе молодость, и морщины её лишь уродовали. Парень рисовал завораживающую опытом и жизнью старость, в которой при этом не было никаких страхов перед смертью, так что понимал весь смысл.       — Эй, Ричи, а ты что думаешь, какой клоун нам сегодня попадётся? — Тот парень глянул на одногруппника, заставив того на секунду оторваться от закрепления бумаги на мольберте, ожидая услышать и представить забавный образ, которые Ричи придумывал отменные.       — Чтобы вам позировал клоун, то придется раздеться мне, — фыркнул парень в ответ, все еще не желая говорить привычных глупостей в этот день, но даже такой ответ устроил окружающих - они сразу посмеялись и отстали с разговорами, продолжая их друг с другом:       — Ладно, слушайте: а что если сюда зайдёт ребенок? Вам доводилось ли когда-нибудь рисовать обнаженного...       — Фу! Иди обратно в тюрьму, педофил!— Сразу прервали паренька все без исключения, и после поднятого гула возмущения послышался звук хлопнувшей двери. Ричи пришлось обернуться, чтобы увидеть преподавателя и сегодняшнюю модель, что оказался ни дряхлой старухой, ни ребёнком, а обычным, на первый взгляд, молодым человеком. Джентельменом, как высказались тут ранее.       Ричи буквально застыл на месте, смотря на этого сеньора, что вообще не имел в своей внешности что-либо общее с Испанией. Его кожа слишком бледная для местных, но качественно загорелая - по всему телу так же можно было заметить аккуратные веснушки. Сдержанной линией на щеках и носу, на оголённых коленях и лодыжках, таких же голых руках, изящно худых и невероятно красивых. В его образе было всё невероятно опрятным и сдержанным: из прически, с начесом на правую сторону, не торчало ни одного волоска, черты лица строги, но по-детски мягки - вздёрнутый нос, губы тонким бантиком оттенка такого нежного, что можно было превратиться в тающее мороженое. Высокие скулы, распахнутые глаза с густыми русыми ресницами и светло янтарной радужкой у каждого, под которыми были тонкие линии слегка бледных нижних век, длинная шея - Ричи бегал взглядом по каждой части лица с невероятным интересом и восхищением, как и по фигуре - открытые ноги были гораздо элегантнее, чем у любой самой красивой девушки во всём Мадриде. Осанка парня была настолько ровной, что вечно сгорбленная спина Ричи невольно заболела. Пальцы на руках незнакомца, которые видно лишь на правой руке, которой он держал лямку рюкзака за спиной, слегка покрасневшие и такие тонкие, что можно было бы использовать вместо ножа. Выступающие косточки на них, как и острейшие ключицы, впервые заставили Ричи захотеть увидеть не только внешнюю сторону скелета, но и внутреннюю. Серая поясная сумка закрепляла надетые на ноги бежевые шорты, доходившие до середины бёдер, в которые была заправлена бледно-желтого оттенка футболка с изображением пейзажа Клода Моне, вроде бы, "Лестница в Ветёе", и потёртые белые кеды, что были чище самих облаков.       Парень вдруг улыбнулся и от ямочек, выступивших на его щеках, как и от прекрасно ровного ряда зубов, даже от складок под щеками Ричи будто потерял под ногами опору, устояв лишь из-за ступора. Он никогда не видел настолько красивого человека в своей жизни, пусть он и не вызвал у окружающих такого же бурного впечатления, что Тозиера очень удивило. Однако некоторые девушки все же, покраснев, быстро побежали к своим рабочим местам. Может, от стыда за свои разговоры, а может, из-за обаяния незнакомца.       — Добрый день, неудавшиеся математики и физики, что выбрали на свою голову путь более сложный, сегодня вам достался настоящий луч солнца, что не взял ни копейки из козны вашего университета за возможность раздеться среди девственного чрева десяти человек, поэтому, прошу вас, не обижайте его и вложитесь в свои работы. Как минимум потому что вы получите за это оценку, — преподаватель, как обычно, произнес довольно длинное приветствие и, пройдя с парнем в сложившийся круг вокруг студентов, стоял и ждал, когда тот разденется, чтобы взять одежду.       Парень снял с плеч рюкзак, протянув мужчине рядом, а следом, оголив сперва торс, затем и таз, и ступни от бремени ткани, сложил каждую свою вещь с такой аккуратностью на стуле, с какой Ричи даже не заправил рубашку в джинсы сегодня. Закончив с этим, как и с нижним бельём, парень без лишних вопросов сел, сразу приняв удобную позу, будто делал это сотню раз. Ричи поразило, с какой уверенностью и тишиной он себя вёл - не задал ни единого вопроса, не спросил, как стоит сесть, не подал ни единого знака смущения, как бывает обычно у каждого человека, независимо от их уровня уверенности и раскрепощённости. Он сразу понял, насколько особенный этот обнаженный парень перед ним, но не понимал того, почему на него самого напало настолько насыщенное...чувство. Ричи не вспомнил ни одного случая, когда бы его так сильно привлекал парень, да и любой человек, даже его девушка. Он, может, почувствовал бы от этого стыд, но мог думать лишь об этих ясных глазах, что смотрели прямо на него.       — Ты свободен сегодня? — Вдруг спрашивает одногруппница Ричи, что отличалась громким голосом и любвеобильностью, но парень посреди комнаты на это абсолютно никак не отреагировал. Всё смотрел на Ричи, сложив одну руку предплечьем на скрещенных коленях, пока ладонь свободна свисала с них, а второй рукой опирался сбоку о спинку стула. Вдруг сложилось впечатление, что он специально сел напротив конкретного человека, ведь, сядь он так, как принято сидеть на стульях, прижав спину к спинке, сидел бы строго боковой частью к Тозиеру.       — Он немой, — раздраженно фыркнул один из парней, явно позавидовав такому вниманию к незнакомой персоне у дам.       — Всё верно он делает, что молчит, и вам бы пора тоже. Прошу, поберегите уже мои старческие нервы и слух, — делает замечание преподаватель, вдруг заметив, что Ричи все еще стоит, и, недоуменно подняв брови, обращается к нему: — Ричард-о, все в порядке?       — Простите, но мне поза показалась...Хотя, в прочем, не важно, — парень сел за своё место, взяв в руку наточенный ранее карандаш и уже приложил его конец к бумаге, желая побыстрее начать, как его отвлекает голос, пробравший будто до самого потаённого участка внутри:       — Хочешь, чтобы я сменил её? Ладно, — парень вдруг отмирает, переместив ноги в позу лотоса, отчего одно колено упиралось в дерево сбоку, а руки сложил между них, что выступало своеобразной цензурой. Прогнувшись в пояснице, "немой" расправил плечи и приподнял голову слегка вверх, будто желая посмотреть на Ричи сверху, и улыбнулся уголком губ, продолжая глубоким голосом, будто ненавязчиво соблазняя, говорить:— Так сойдёт?       — Опусти плечи и голову, смотри прямо, и, если можешь, опусти так же одну ногу вниз - она ужасно упирается в этот чертов стул, — предложил Ричи и парень без промедления выполнил всё сказанное, отчего некоторые из присутствующих завыли долгим звуком "у".       Прошлая поза показалась слишком вызывающей, как и эта, но Ричи итак уже многое выпросил. Может, дело и не в позе вовсе, а в его странном влечении. Он боялся, что не сможет нормально работать, но усердие и внимательность вдруг заставило отступить всем непонятным желаниям. Включилась профессиональная сторона, что помогала переносить человека на бумагу, и эта черта появлялась у всех художников со временем, даже если модель попадалась невероятно влекущая. Они в момент искусства в первую очередь ключ к созданию этого самого искусства, а уж потом люди. Может, индивидуальность в личности каждого как-то и влияла на процесс и результат, но не в рисовании с натуры - тут была важна точность и мастерство в первую очередь. Ричи справился с этим как нельзя лучше остальных, но, может, пробиралась всё же эта индивидуальность, что видела человека перед собой просто невероятным.       — Учтите, сегодня работаете только карандашом, никакого масла или других красок. Вторую пару у вас, к сожалению, отменили. — Вставляет преподаватель, благо, в самом начале работы. — Кто закончит раньше - отпущу.       — А по какому поводу? — интересуется один из студентов.       — Мне нужно забрать дочь из больницы, — отвечает мужчина, черкая что-то в своём громоздком альбоме, пока остальные выразили слова сочувствия. Все, кроме Ричи и модели, у которых будто возникла своя связь, создавшая свой мир, отдельно от всех остальных. Ричи и закончил одним из самых последних, прибывая в невероятной сосредоточенности, желая довести работу до такого же идеала, сравнимого с парнем напротив, но, ему показалось по итогу, всё совсем не вышло хотя бы приближённо.       — Ого, Ричард-о, — вдруг возникает за спиной преподаватель, когда его студент, откинувшись чуть назад, анализировал полученный результат. — Ты с каждым разом удивляешь меня всё больше и больше.       — Мне не нравится, — выдает парень, оттирая от пальцев, боли в которых он не чувствовал во время процесса, графит.       — Сеньор, это ваша лучшая работа по натуре. Я бы поставил автомат, но, увы, не имею привычки, — Преподаватель похлопал Ричи по плечу и устремился куда-то, видимо, ставить "отлично". Но парень считает, что незаслуженно. Ему впервые за долгое время не нравилось то, что получилось, поскольку, каждый раз смотря на модель и сравнивая со своей работой, он всё больше и больше видел их разницу.       Когда парень в центре стал одеваться, а Тозиер прибирать рабочее место, к нему вернулось то состояние ступора, но теперь и смущения, поскольку глядел напрямую за процессом натягивания каждой вещи на тело перед собой, не видя совсем при этом, как сам убирает рабочие материалы. Он даже наточенный в процессе графит чуть не роняет, хотя и измазывается в нём знатно опять, и эта неуклюжесть заставила вновь разочароваться в себе. Он вдруг почувствовал влагу в глазах и совсем не мог смотреть на свою работу.       — О боже мой ты обязан продать мне это, — незнакомец, одевшись и решивши глянуть именно работу Ричи, что, правда, не удивительно, разве что его неожиданное появление рядом, от которого художник напрягся во всём теле, впервые за долгое время выпрямив спину.       — Я не продам это, — вдруг выдает Ричи максимально серьезно,— Сожгу и никогда больше не вспомню.       — Все художники настолько критичны к себе? Уму не постижимо, за всё время, что гуляю по разным университетам и кружкам, впервые вижу такое старание... И такую жестокость, Ричард-о, как ты можешь? — Парень протянул имя Ричи так возмущённо, что он смог разозлиться на себя еще раз. — Я забираю это.       — Ладно, — выдыхает Тозиер с лёгкой улыбкой, снимая рисунок с мольберта и протягивая его в чужие, и невероятно прекрасные, руки. Если уж этому парню нравится - может, всё не так ужасно.       — Ого, спасибо, — парень отодвигает работу от себя на мгновение, рассматривая и искренне восхищаясь. — Не думал, что в чьих-то глазах могу выглядеть так классно. Только вот, — он крутится вокруг себя, смотря себе под ноги, будто судорожно о чём-то думая. — Я не хочу его мять, а положить некуда!       — Неси прямо так домой, да и всё, — предлагает Ричи, накидывая лямку сумки на одно из плеч.       — Я хотел пригласить тебя на чашечку кофе, — парень расстроенно дует губы, отчего Ричи вспоминает о детскости в чертах лица, — ну, если ты согласишься, на что я очень надеюсь, потому что у меня нет достаточной суммы, чтобы наградить тебя, а хороший кофе может восполнить это. Это же кофе! Если ты любишь этот напиток, конечно. Ты похож на того, кто пьет его каждый день. Знаешь почему? Синяки под глазами глубокие. Ты насколько хорошо спишь? Не чувствуешь усталости при пробуждении?       — Не знаю даже, люблю, нормально...— Опешив от такой разговорчивости и любопытства к своей персоне, Ричи так же знатно удивляется, насколько грамотна построена речь собеседника, при том она и быстрая и, кажется, с ноткой акцента, что усиливало обворожительность. — Мм, могу предложить пока подержать у себя в сумке.       — Это значит, что ты согласен угоститься? — Парень с хитростью во взгляде и, может, неким кокетством, возвращает рисунок Тозиеру, что убирает его и застегивает замок, а после протягивает руку, слегка приподняв её:— Я Эдди, кстати. Эдди Каспбрак, если вдруг захочешь примерить мою фамилию себе, Ричард-о.       — Просто Ричи, — парень пожал чужую руку, отметив лёгкую сухость кожи, но больше волновала эта фраза о фамилии, как и собственная реакция на неё - лишь неловкая улыбка и смешок. Шутки они в Африке шутки, верно? Ричи всегда относился к ним с максимальным позитивом, учитывая, что сам любит поиграться со словами и темами, над которыми можно и нельзя юморить. Главное не ухватиться за мысль, что это могла быть не шутка, потому что обнаружить за собой улыбку и на это было бы...неправильно.       — Всё, ребята, идите и договаривайте вне аудитории, — преподаватель, сверкая ключами, обхватил парней за плечи и подтолкнул их к выходу, откуда оба выпрыгнули, будто пробки из бутылок.       В преддверие субботнего вечера по стенам университета разносились лишь голоса одногруппников с нижних этажей, лестниц, а если окна были открыты - и с улиц. Шаги других и собственные под ногами создавали красивое постукивание, созвучное с ритмом какой-нибудь песни, и особо громкие были у Ричи из-за его обуви, если не брать в расчёт каблуки девчонок, что убежали уже далеко и от них мало что было слышно.       Рядом шел Эдди, держа руки в карманах своих шорт, и, по виду ямочек на щеках, наслаждался всем происходящем в целом. Ритм походки быстро стал синхронным, поскольку Ричи в целом ходит достаточно медленно даже со своими длинными ногами, просто потому что имеет привычку пристально наблюдать за происходящим вокруг, ну а Эдди... Казалось, что он ниже сантиметров на двадцать, если бы Тозиер выпрямил спину, но на деле имел ровно метр восемьдесят. Он тоже ходил медленно, но это ему пришлось подстраиваться под ритм Ричи, а не наоборот, но даже так будто и волновался, и был на седьмом небе от счастья, и на кругу ада так девятом. Наблюдая за его бегающим взглядом по стенам университета, парень вдруг захотел выпить чего покрепче кофе. Алкоголь, по крайней мере, самого Ричи всегда расслаблял, и казалось, что именно расслабление нужно этому "ребенку", что вдруг стал идти, подпрыгивая то с одной ноги, то с другой.       — Детка, ты потерялся? Где твоя мама? — подаёт голос парень, заставив Эдди посмотреть на себя, чего тот будто специально опасался, и звонко посмеяться, что разнеслось эхом по коридору. Парень от этого разу прикрыл рот, надеясь, что от такого звука нигде не посыпалась штукатурка.       — Тут такое жутко громкое эхо, — спокойным голосом выдал Эдвард, даже чуть тише обычной своей громкости, на самом деле, и без того довольно тихой. — Когда я тут учился, по субботам даже в глубокие вечера было полно народу и главной проблемой было докричаться до кого-то, чтобы услышали.       — Ты тут учился? То есть, стой, даже...далеко в прошлом? — Опешил Ричи, ведь был точно уверен, что окажется старше, даже со своими скудными годами. Эдди в поведении, чертах лица, даже по одежде напоминал скорее подростка, чем имевшего диплом взрослого. Ну или хотя бы первокурсника, если вспомнить ту девушку в библиотеке сегодня, чье лицо было еще более детским.       — Да, три года назад получил диплом. Ни одного дня не проработал по специальности, — гордо расправил плечи парень, а под ногами появилась лестница, ведущая к первому этажу, а там и на выход, к стоянке велосипедов, где Ричи оставил свой.       — Значит, зарабатываешь тем, что позируешь для студентов художественного? — Вновь подколол Ричи, считая у себя в голове возможный возраст собеседника. С математикой у него всегда было худо, но если Эдди поступил в восемнадцать, то ему сейчас от двадцати четырех до двадцати шести, в зависимости от того, сколько учился и на каком факультете. Чего?       — Пха-х, нет, конечно. Ну или не всегда. Сегодня просто решил отдать дань уважения университету своим появлением, да и это стало своеобразным хобби, — парень вдруг ускорился, спускаясь по лестнице около перил, ладонью плавно по ней съезжая,— репетиторством промышляю, по математике и английскому. Наверное, заметно мой акцент? Я приехал сюда в восемнадцать из штатов, не зная ни одного слова на испанском, так что прости, если это раздражает.       — Да, я заметил, но то, что идёт человеку, не может быть раздражающим, — выдает честную правду Ричи, вызвав, пусть и на секунду, нотку смущения в чужой улыбке. А сам даже не осознавал, что, в какой-то степени, встретил своего земляка. — Так, сколько, говоришь, тебе лет? Прости теперь ты, но мне просто до жути любопытно, никак до конца понять не могу. Выглядишь ты лет на пятнадцать.       — Да неправда, у меня уже даже морщины пошли, — Эдди потер переносицу, где, по его мнению, должны быть эти предвестники старости, и правда они могли быть, но разве что совсем маленькие и, даже странно, что только там. Видимо, Каспбрак часто хмурится, что так же не укладывалось в голове. — Двадцать пять.       — Боже, отойдите от меня, дядя, вы слишком стары, чтобы говорить со мной, — Ричи обнял себя за плечи, скрючившись еще сильнее и отойдя на пару шагов в сторону, словно изображая испуганного ребенка не только голосом. С пародированием голосов у него всё было отлично, в отличии от внешнего вида.       Казалось, что того обнаженного парня и того, что шел буквально под боком, подменили. Ричи вдруг начал грызть интерес изнутри, все мысли занимали лишь это, что же происходит у Эдди в голове. Может, у него случился похожий момент, что и у Тозиера, когда тот его увидел, и со временем это буря улеглась. Хотя Ричи все еще был будто в ступоре, как и сам на себя не похож - обычно громкоголосый болтун катил рядом велосипед, слушал собеседника, что говорил довольно много, без единого желания встревать среди чужой речи. Ему хотелось подловить что-то, что может ответить на вопросы, возникшие в голове, что и происходило, но удовлетворения Ричи все равно не чувствовал, потому что этих вопросов было слишком много. Его, конечно, настораживало собственное поведение и интерес к малознакомому человеку, но было такое умиротворённое ощущение теплоты, будто само солнце внутри взорвалось, что и найти силы оторваться от Эдди не было. Ни физически, ни мысленно.       Хотя, может, это всё же и пугало. У всякого чувства есть корни, и у этого, но, скорее всего, Ричи они не совсем понравятся. Он всегда был сторонником того, что нужно сперва хорошо узнать кого-то прежде чем вести себя с человеком доверчиво - а Тозиер отвечал на каждый вопрос Эдди так открыто и без доли сомнения, что это рушило всякие жизненные устои. С Беверли всё так и происходило - познакомившись с девушкой, что была слегка неуклюжей при первой встрече, сначала стали приятелями, затем друзьями, а после уже и парой. Полное доверие пришло с обоих сторон вообще не сразу, пусть и понимали они друг друга почти с полуслова. Доверие, правда, в последнее время у Ричи подрывалось, пусть Бев и не подавала к этому причин. Просто Тозиер будто попал во френдзону, учитывая, что Марш все так же целовала его, обнимала ночами и так далее, но всё будто резко менялось, а потом вновь приходило на круги своя. И как бы Ричи ни пытался не обращать внимание на это ощущение отдаления Бев, будто она что-то скрывала, но оно было. Может, парень просто не хотел признавать, что у их отношений есть проблемы, как и говорить об этом. Он не любит их решать, отпуская всё на самотёк, лишь бы собственные руки были чисты, но сейчас, прогуливаясь с Эдди, словно с глубоко близким человеком, при этом не зная о нём почти что ничего, будучи знакомыми от силы часа два, можно было бы почувствовать эту грязь у ногтей, словно как те ожоги на пальцах, которые парень получил утром. Лишь по отношению к Беверли, поскольку это необъяснимое чувство тяги можно расценивать, как измену. Но Ричи не мог ничего сделать - может, все неясности в отношениях с рыжиком были тому еще одним толчком, но парень просто...Забыл об этом снова, погружаясь в новое знакомство. Сейчас и потому, что чувствовал какую-то отдачу со стороны Эдди. Явный ответный интерес, пусть и конкретики Тозиер знать не мог, а спрашивать боязно. Он вообще ничего не понимал и не знал, а пытаться выяснить - просто головная боль! Что происходит на самом деле остаётся лишь гадать, говорить бесконечное "может и возможно", при этом лишь ждать, когда знание придёт. А может, когда парни выпьют кофе, Ричи отдаст рисунок и уйдёт из чужой жизни навсегда, как и Эдди - из его. Вернется домой, крепко обнимит Бев, игнорируя непонятное чувство недосказанности, потому что, всё же, любит её и не хочет подводить всё, возможно, к концу.       — Я так много болтаю, боже, прости пожалуйста, — Эдди неловко потирает шею рукой, смотря, как Ричи закрепляет замок на велосипеде к стоянке возле какого-то кафе. Он ощущал примерно то же, непонятные чувства и будто подмену в собственном поведении, при том пытаясь безуспешно отделаться от мысли, что навязывается. Он сам ничего не мог понять, так что парни были в одной лодке, пусть и в упор не видели друг друга в ней.       — Значит, обычно ты молчишь? Лестно, что со мной твой язык развязался, — чуть смеется Ричи, убирая ключ от замка в карман джинс. — Расслабься так же, как ты был расслаблен, будучи без одежды. — Ричи понимал, что говорит очень много смущающих глупостей, но не собирался извиняться за это. Пускай Эдди изначально знает, на кого нарвался.       — Честно, я не понимаю, что на меня нашло, это... День такой странный,— говорит парень, открывая дверь заведения темных тонов и с такими элементами декора, будто это не кафе вовсе, а бар или старинная таверна, прямиком из средневековья. Ричи нравились такие места и неудивительно, что он заходит в него впервые - Эдди водил его какими-то особо запутанными дорогами.       — Да, есть такое ощущение, — хоть этот "странный день" у Ричи начался лишь в два часа.       Планировка помещения кафе, куда завел Эдвард, была такой же запутанной, как и путь к нему, так что вряд ли Ричард-о выйдет отсюда и дойдет до дома самостоятельно. Жил бы он в Испании с рождения, точно бы смог разобраться, но, к сожалению, вспоминается вновь тот мрачный Мэн, как клеймо на жизненном пути. Однако эта секундная мысль, пробежавшая в голове, впервые не заставила загрустить или помрачнеть. Просто глядя за Эдди, что шел впереди, невозможно чувствовать что-то плохое. Вполне вероятно, что Ричи просто невольно идеализирует его образ, откровенно не понимая, почему он так влияет, да и какая разница, когда можно просто хорошо провести время?       Эдди садится за какой-то стол, сняв с плеч рюкзак, и сразу поправляет подставку для салфеток на шаткой деревянной поверхности, что вызвало улыбку у Ричи. Сев напротив, парень ставит свою сумку у ног, чтобы та не мешалась, и кладёт руки с локтями над столом. Последовала небольшая пауза, и Тозиер далеко не сразу уловил это, смотря в чужие глаза почти неотрывно, а потом резко осознает, что Эдди молчит.       — Может, выпьем чего покрепче? — Предлагает с предвкушением Ричи, на что получает недоуменный смешок, перешедший в улыбку и легкий кивок головы. Парни подзывают официанта, что принимает заказ из дайкири для Эдди и яблочного виски для Ричи, помимо закуски из чипсов с паприкой и бутылки воды.       — Виски? Как говорили в мои времена: студент без выпивки не закроет сессию, — комментирует выбор Ричи человек, которому о экзаменах не надо волноваться уже до следующей жизни. Если ему не захочется получать второе высшее.       — Ничего же страшного? Это явно дороже двух чашек кофе, — беспокоится Ричи, на что получает лёгкий взмах рукой.       — Конечно нет, тебя что, никогда не угощали? Кстати, должен предупредить: пить я не умею. Всегда выносило с одного глотка, но ради тебя постараюсь продержаться подольше, — чуть смеется Эдди, а Ричи от сказанного не совсем смешно, хотя пьяные люди могут быть очень забавными.       До того, как парням принесли их заказ, Ричи какое-то время все равно был сам не свой. Ему просто хотелось смотреть на то, как Эдди разговаривает и следить за тем, какие слова подбирает, рассказывая какие-то истории, в основном, из времён своего студенчества. Как он перекладывает руки то со стола на колени, то перебирая в них салфетку, то постукивая пальцами по столу, прямо до тех пор, пока не отпил из бокала дайкири. Не соврал - у него и правда поплыла голова и, в надежде, что отпустит, он съедает все чипсы, запивая водой, оставив бокал далеко в стороне. Ричи же спокойно пил виски, ни разу не скривившись в лице, в то время как Эдди мог еще вздрагивать от выпитого. Это показалось довольно милым, как и весь Каспбрак в целом: работая репетитором, выглядит как подросток, иногда позируя перед студентами художественных факультетов и кружков, при том еще и напиваясь от одного глотка какого-то коктейля. Это если не говорить о привычке перебирать вещи в руках, со временем рассказов заглушать громкость голоса, опираться о челюсть и хмуриться при любом проявлении эмоции, действительно сильно сдвигая брови к переносице. Иногда он смеялся, не в силах прекратить, иногда мог обиженно бубнить, мол, "но я был уверен, что именно тот парень вырубил весь свет в общежитии" или "они заставили сжечь все мои учебники", и так далее в похожем духе. Говорил о прекрасных книгах, что довелось прочесть, о людях, что портили его комфортное обучение, о планах на будущее и спрашивал то же у Ричи, но тот лишь отвечал обыденными фразами, продолжая слушать собеседника с закусанной от интереса губой.       — Помню, был у меня список того, что я должен сделать до тридцати, и знаешь что? Я ничего оттуда так и не выполнил, ни одного пункта. Это к тому, насколько люди могут быть не целеустремлёнными, — говорит Эдди, склонив голову вбок, при этом смотря разглядывая Ричи, что он слишком сильно ощутил на себе. После сказанного им должно было быть продолжение, но парень молчал и разглядывал Тозиера так, как он разглядывал того на паре, может, часом назад. — Меня знаешь что в тебе раздражает?       — Тебя что-то раздражает во мне? — Удивлённо вскидывает брови парень, но не издал ни одного возмущённого вздоха. Ему просто было интересно, как и всегда, всё что угодно, о чём Эдди может сказать.       — Ты не рассказываешь о себе вообще ничего, ну, — было видно, что попытки Эдди оставаться трезвым не увенчались успехом, по его расширенным зрачкам, путь те были такими всё время, когда парни сохраняли зрительный контакт, но это точно из-за алкоголя.— А я очень хочу услышать хоть что-нибудь, кроме "ничего необычного". Ни за что не поверю, что у тебя такая скучная жизнь.       — Просто твоя интереснее, — прикрыв глаза, Ричи невольно улыбнулся шире от сказанного Эдсом,— но ладно. Что ты хочешь услышать?       — Подробнее о том, что я уже у тебя спрашивал - как минимум, — Эдди откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, и вновь хмурился, но при том так, как смотрит учитель на своего студента, ожидая, когда тот решит пример.       — Ладно, в общем-то, хочу получить диплом и никогда им не воспользоваться, потом, может, писать портреты на заказ, а собственное творчество пытаться продавать на барахолке, но никто ничего не будет покупать, и в итоге умереть среди всех своих работ, потому что все действительно гениальные художники становятся известными только после своей смерти, — завершает Ричи свой рассказ, от которого Эдди задумчиво потирает подбородок и возвращает руки на стол.       — Но я же купил одну твою работу за бокал виски, — говорит специально в упрёк, но не серьезно, Каспбрак и вдруг делает еще один глоток из своего недопитого напитка.       — Нет, я тебе его подарил, — Ричи тыкает одним пальцем в стол, — а виски - это благодарность, — и повторяет своё действие еще раз.       — Ха-х, ладно, — сладко растягивает Эдди, на секунду о чём-то задумавшись. — А жениться не планируешь? Или, ну, влюбиться?       — Да я вроде...— Ричи вдруг вспоминает Беверли, что, скорее всего, сидит сейчас в кровати и смотрит телевизор, какой-нибудь ужастик, которые она так любит - обязательно кровавый, но никак не будет заниматься никаким важным делом. Тозиер хотел продолжить, пусть и умолк на секунду, почувствовав столкновение с фактом, чем сам занимается, пока его девушка сидит дома и, может, ждёт его, но вдруг звонит телефон. — Черт, прости, секунду...       На экране телефона высветился номер и фотография бабушки Ричи, матери собственной мамы, и сильно удивился - Ариэнда, кратко и ласково - Ари, ненавидит говорить по телефону, так что звонок от неё мог означать либо что-то очень хорошее, либо что-то очень плохое. Ричи мог бы надеяться на приглашение домой, например, чтобы вместе поработать в саду или помочь подготовить кур к зимовке, но ощущение было... Не очень хорошим.       — Бабуль? Что-то случилось? — Ричи повернулся боком к Эдди, на мгновение смотря на него, а после лишь в стену напротив, и напряженно кусал губы. Каспбрак тоже напрягся, следя за каждым движением художника с сильно проявившимся волнением в глазах.       — Привет, милый, да, к сожалению... Ты сможешь приехать завтра? Кое-что случилось, и тебе лучше сесть, если стоишь, — сказала женщина по другую сторону телефонной трубки, и сразу продолжила, услышав от внука подтверждение. — Сойер умер.       Сойер - тот самый кот, единственное живое существо, которое могло успокоить Ричи от приступов тревоги и страха. Когда парень ждал подтверждения о поступлении из государственного университета Мадрида, когда переживал первую сессию и каждые бессонные ночи за учебниками этот кот ласково подпирал голову под руку хозяина, мурлыча так громко, будто пытался говорить. Парень мог прижать его к себе, гладить и сразу успокаиваться. Без Сойера он бы вряд ли осмелился на переезд, да и на многое другое. И Ричи единственный, кому рыжий позволял к себе притрагиваться. Ну, кроме еще, может, дедушки и матери. Однако Сойер остался на ферме, поскольку там, казалось, жил более свободно, чем где-либо еще. Ему нравилось целыми днями носиться непонятно где, а после приходить ночью, будто под самый нужный момент, и ложиться спящему Ричи на ноги. Парень никогда о нём не волновался. Его даже не нужно было кормить, он сам себе добывал еду, кроме моментов сильных холодов. Да, ему было лет четырнадцать, но до последнего дня, Тозиер уверен, бегал быстрее самых молодых своих сородичей, и, парень так же был уверен, что Сойер переживёт еще всех, кого возможно... Хороший кот, нет, просто лучший кот из всех, жаль, что даже пятой части века не было ему отведено.       Еще мгновение поговорив с бабушкой, Ричи пообещал, что приедет на следующий день и попросил ничего с Сойером пока не делать, так же попытавшись прервать желание рассказать, как его кот погиб, но бабуля Ари все равно сказала - какие-то дети сбили на велосипеде. Парень лишь напряженно сглотнул, сбросил звонок и сразу стал рыскать в интернете билеты на автобус, купив один на раннее утро. Ехать ему предстоит по меньшей мере два с половиной часа. Ричи бы так и продолжил пялиться в телефон, если бы не Эдди, что вдруг подозвал официанта и быстро расплатился за выпитое.       — Вставай, — парень, вновь накинув на плечи свой рюкзак, но не на спине, а на груди, резко появился перед Ричи, застывшем в пространстве и пытаясь осознать этот телефонный разговор. Действительно ли он был? Может, Ричи просто вспомнил какой-то свой плохой сон? Может...— Вставай, — повторил Эдди.       — А? — Художник поднял глаза на нахмурившегося парня, все равно не совсем поняв, что от него хотели. Каспбрак повторил еще раз, уже взяв Ричи за руку, аккуратно подбираясь пальцами под ладонь и, сжав покрепче, потянул на себя, отчего очкарик наконец поднялся на ноги. После Эдди берет его сумку из-под стола, накидывая её владельцу на плечо, и уводит того из кафе.       Попросив у Ричи ключ от замка на охранном механизме велосипеда, Эдди вызволяет его и выкатывает, предварительно закрепив ту защиту под сиденьем, закрутив его вокруг тонкой детали. После чего садится и прокатывается по кругу так, чтобы Тозиеру было удобнее садиться, но тот лишь недоуменно смотрел в глаза приятелю. Кто-то бы подумал, мол, как это глупо - убиваться по коту, но для Ричи он был таким же близким существом, как друзья, девушка и семья. Потому его кончина никак не хотела укладываться в голове. Может, парень и не осознал бы её до конца, пока не увидел бы бездыханное тело Сойера своими глазами, но Эдди намеревался помочь в этом без травмирования психики гниющим трупом, и сразу успокоить, пусть не таким способом, как делал это кот. Сознание Эдди мутило, заставляя голову слегка кружиться, но из-за странного состояния Ричи трезвость ударила по голове так же, как алкоголь ранее.       Ричи сел, в конце концов, но ему пришлось переступить через себя и слова бабушки о велосипеде. Если бы был шанс, что он держался бы за кого-то другого, пока ехал, он бы даже не посмотрел на этот, пусть и ни в чём не повинный, транспорт. Может, будь он один, так и оставил бы этот велик на этом месте, но, благо, именно Эдди уверенно гнал куда-то, пусть не с любимой скоростью Ричи, но гнал. Молчал, потому что звуки жизни других людей вокруг мешали бы его словам дойти до адресата, но Тозиеру они и не были нужны. Он просто старался не опускать ноги слишком низко, крепко держаться за чужую талию и следить за меняющимся вокруг пейзажем. Это помогало не думать.       Воздух стал более прохладным, было видно, что крутить педали для Эдди стало труднее и Ричи подумал, что его везут домой, но нет - вокруг были одноэтажные дома, построенные явно в прошлом столетии. Под ногами трава будто была зеленее, солнце ярче, и звуки насекомых бурно перекликались с завыванием птиц. Не успел Ричи вспомнить о своем утреннем желании выбраться в город и заполнить страницы скетчбука пернатыми, как Эдди останавливается и слезает с велосипеда, а за ним это делает и оторванный от реальности Тозиер.       Эдди подбивает ногой железную подставку, сняв рюкзак около велосипеда и отойдя от него к каменной ограде, что доходила до таза и стояла на протяжении всей длинной дороги на холм, что открывал вид на те старые домики и растущий вдали город. Ричи слегка потерял счёт времени и заметил только сейчас, что солнце на той стороне медленно двигалось к линии горизонта. Эдс же ждал реакции Ричи, скрестив руки на груди, будучи затемнённым тенью, поскольку лучи освещали лишь его затылок, но такое падение света показалось довольно красивым.       Подойдя к Эдди ближе, Ричи так же оперся на эту ограду, положив свою сумку рядом, а после сел на камень, скрестив ноги. Вдруг парень рядом достаёт из своей поясной сумки пачку сигарет и зажигалку, оставив одну между зубов и подпалив огнём её конец, а после протянул коробочку Ричи, выдыхая дымок даже не выпустив сигареты из рта. Тозиера довольно сильно это удивило, хотя любопытство в содержании той сумки на поясе улетучилось.       — Я не умею, — говорит Ричи, но Эдс трясет упаковкой один раз, настаивая на пробе. Тозиер аккуратно достает белую палочку из коробки Band Street, с опаской вставляя между зубов и перед тем, как Каспбрак зажигает её, слушает небольшую инструкцию, как следует себя вести. Ричи это не помогает, потому что он сразу откашливается и удерживает горящую сигарету в отдалении от себя.       — Попробуй более постепенно, расслабишься, уверяю, — говорит Эдди, вынув сигарету из рта, вместе с тем выпустив кольцо дыма в воздух, что постепенно рассеялся над головами.       — И в мыслях не было, что ты куришь, — Ричи попробовал еще пару раз, следя за движениями и легкостью в этом действии у Эдса, и наконец смог хотя бы удерживать дым глубоко в лёгких без желания кашлять.       — Людям необходимо как-то себя уничтожать, — сбив пальцем пепел, ответил парень,— ты вот каждое утро и, может, вечером, пьешь кофе, никогда его не разбавляя и готовя исключительно крепчайший, и, если захочется, несколько чашек, верно? — Ричи, пусть и не говорил об этом, кивнул, вообще не удивившись, — У кого-то это алкоголь, у кого-то бесконечная лень, у кого-то абьюзивные отношения, а у меня - сигареты. Я пытаюсь бросить, правда, перешел на лёгкие, но от этого просто курю чаще, чем раньше.       — Почему начал? — Поинтересовался Ричи, сделав ещё одну затяжку, что уже принесла удовольствие. Он быстро учится, но расслабление, о котором говорил Эдди, пришло не из-за сигарет, а излюбленного наблюдения Ричи за людьми. Особенно под интересным освещением и красочным пейзажем за спиной, но в этот момент парень смотрел не на фон, а на Эдди, его опущенные к земле глаза, движение груди и плечей от курения, и тонкие пальцы, державшие сигарету между указательным и безымянным.       — Пытался избавиться от другой зависимости, — ответил на вопрос парень, на самом деле, ковыряя старую рану, о которой раньше ни с кем не хотел говорить. — От ингалятора. У меня была астма, но... ненастоящая.       — Что-то типо психосоматики? — Предположил Ричи, на что получил кивок. — Жутко, но главное, что ты избавился от первой зависимости, значит, избавишься и от второй, — оторвав взгляд от Эдди, глядя на заходящее солнце за спиной, Тозиер почувствовал себя легче, будто сердце наполняется новым вдохновением. Говоря о закате, из-за места, где парни оказались, он казался ярче и красивее, но был на самом деле таким. Ричи впервые видел настолько чудесный переход из дня в сумерки.       — Наверное, — фыркнул Эдди, почесав нос и ещё некоторое время удерживая молчание, пока не затушил сигарету о землю, наступив на неё кедами, после чего Ричи последовал этому примеру. — Я не слышал всего разговора, хоть и не должен был вообще, но... Доверишь его мне? — Парень запрыгнул на изгородь, повернувшись к Ричи и вновь сев в позе лотоса.       Наблюдая за тлеющий сигаретой на пыльной тропинке, Тозиер думал на счёт своих убеждений в области доверия к людям. Какими бы они отзывчивыми и честными ни казались, Ричи никогда не доверял секретов малознакомым, но эта встреча, разговоры в кафе, прогулка на велосипеде - всё произошедшее показалось привычным, учитывая компанию. Наверное, если родственные души и существуют, что-то подобное, что чувствуют Ричи и Эдди, явно говорило бы о их связи.       — Я не говорил тебе, но вырос я тоже, как и ты, не в Испании, и даже фамилия моя не отсюда, — начал Ричи без сомнений в том, что делает, вновь посмотрев на заходящее солнце. — Я Тозиер. Отец мой когда-то приехал сюда и, встретив мать, влюбился, да и увёз её в этот поганый Мэн, где я никогда не чувствовал себя на своём месте. Ну и, понимая, как мне неуютно в родном городе, отец решил порадовать меня котом, который был моим лучшим другом на протяжении четырнадцати лет. Да и останется.       Эдди внимательно слушал и не отрывал от Ричи понимающего взгляда, в котором было ни нотки упрёков в отношении художника к своей кошачьей музе. Ему всегда говорили, что нельзя приравнивать животное к человеку, но разве Ричи когда-нибудь кого-то слушал? Если бы делал это, пропал бы в бездне отчаяния ещё давно. А, может, люди просто хотели его уберечь, ведь домашние животные и правда даже близко не живут столько же, сколько люди, и могут принести много боли своим коротким веком. Но Ричи не было больно так, как могло быть, ведь его внимательно слушали и не осуждали, не перебивали, и не называли странным. Конечно, по сердцу разливались горькие чувства, словно раскалённый металл, но это казалось таким далёким, как и солнце за горизонтом.       — Сойера сбили на велике какие-то дети и сейчас я подумал о том, что, может, если бы я забрал его с собой, а не оставил у бабушки, может, все было бы хорошо, — свет заката стал больно обжигать сетчатку, отчего Ричи пришлось оторвать от него взгляд и вытереть с щёк вытекшую из глаз влагу, которой вдруг становилось всё больше. — Если бы я заботился о нём, он был бы...       Ричи снимает с себя очки, но даже не успевая оценить всю размытость мира, закрывает глаза руками, держа в одной душку коричневой оправы. Он не плакал, просто пытался не начинать, замолчав сразу перед тем, как сказать последнюю фразу до конца. Прервав себя в этом он не избежал осознания, и та боль, схожая ощущением с металлом, вдруг стала остро ощутимой. Как и ощущение собственной глупости и фриковатости, ведь как можно - переживать из-за кота, будто он был человеком.       Мягкие объятия, что последовали почти сразу после первого всхлипа, который Ричи уж не мог сдержать, послужили спасательным кругом от надвигающейся истерики. Эдди подполз ближе, обхватив чужую голову и шею руками, прижав к себе, совсем невесомно сжимая. Тозиер берет парня за кисть, прильнув при этом головой к груди, и скользит своими руками по чужим так, что в итоге обхватывает Эдди за его ровной спиной. Эти объятия были недолгими, пусть обоим хотелось продержать их гораздо дольше, но оба так же подумали, что это слишком странно - вот так долго обнимать друг друга. Однако Ричи все равно запомнил эти ощущения, а руки Эдди словно все ещё касались его волос и кожи, даже когда парни отстранилась друг от друга.       — Люди говорят, что самый темный час перед рассветом, но я всегда считал, что лучше опасаться слишком яркого мгновения, ведь после него всегда идёт непросветная тьма, — Эдди треплет Ричи по волосам, сказав какую-то философскую мудрость, смысл которой парень, что вернул очки себе на нос, поймет не сразу, но пока кивает. — Всё образуется, вот увидишь. Боль - это не так уж и плохо.       — В другой стуации я бы сказал, что это слова мазохиста, — чуть смеётся Ричи, сложив руки на каменной ограде, уловив взглядом последние лучи света, после которых наступило ночное время.       — Можно я скажу глупость? — продолжил парень, вызвав этим у Тозиера хитрую улыбку, будто он сдерживал себя от колкой шутки, но Эдди и без слов всё понял, легонько пихнув Ричи в плечо. — Когда я тебя увидел, мне показалось, что ты будто не из этой вселенной.       — Я похож на зелёного человечка? Понятно, — фыркает с улыбкой Тозиер, получив ещё один лёгкий удар все в то же место. — Хотя я тоже увидел тебя зелёным, ну, то есть, не в плане прям, что у тебя кожа такого цвета, а будто не бывает таких людей на земле. Ты меня понял, — Ричи захотел сказать что-то милое с такой же невозмутимостью, но вновь стал говорить глупости, отчего прикрыл рукой лоб, наклонившись над землёй чуть сильнее. — Да, вполне, — улыбается Эдди, спрыгнув с ограды на землю. — Думаю, уже поздно. Доедете домой самостоятельно, сеньор? Я тебя недалеко увёз. — А вы? — Задаёт ответный вопрос Ричи, на что получает довольно неожиданный ответ: — Я уже дома. Спуститься только немного вниз по тропе, и всё, — Эдди забирает свой рюкзак, обеими руками схватившись за его лямки, и встает перед Ричи с молчанием, словно оттягивая момент прощания, но все же говорит это:— Отдашь мне рисунок и будем прощаться? — Мы встретимся ещё? — Спросил Ричи, сложив руки в карманах джинс, но заметил во взгляде Эдди довольно резкие изменения - с лёгкой тоски до явно скрываемого горя. Парень опешил бы от такой смены настроения, но Каспбрак не даёт опомнится: — Думаю, что нет, — Эдди сжимает губу в зубах, пытаясь подобрать правильные слова:— Прости, что отнял у тебя такой прекрасный день. Это было довольно глупо с моей стороны, да и совсем не уважительно, — парень качался из стороны в сторону, не зная, насколько сильно Ричи захотел не иметь возможности слышать. — Мне не хотелось проводить последний день здесь в одиночестве, вот и, ну, так вышло. — Хочешь сказать, что уезжаешь? Почему? Хотя, знаешь, не важно, — Ричи делает шаг назад, осознавая сказанное уже более быстро и четко. На что он вообще надеялся? Его так тянуло к Эдди, непонятно почему и как, но это явно интерес романтический, да и почему Каспбрак должно был чувствовать что-то такое же? Тем более после всего одного вечера общения и по одной вскрытой раны у каждого! Да и у Ричи есть девушка, черт возьми! О чём он только думал? Да о том, что сможет встретиться с Эдди ещё раз, и ещё, и ещё! До бесконечности! Да и зачем было говорить всё то, что было сказано, заранее зная, что больше не вернёшься? — Ричард-о? — Удивлённо тянет Эдди, наблюдая, как Ричи накидывает на плечо свою сумку, садится на велосипед и, ударив по железке, что держала байк прямо, но от удара такой силы оторвалась, парень стал стремительно уезжать, всё больше и больше злясь на самого себя. Какой же он всё-таки фрик.       — Придурок, идиот, просто поразительная нелепость! — Повторял Ричи сам себе, но неожиданно на английском, увеличивая ускорение и тем самым скорость велосипеда, отчего волосы и рукава беспрерывно развивались на ветру за спиной.       Об этом ли ярком моменте говорил Эдди? Об всем этом дне? Такой расклад дел совсем не входил в планы Ричи, но, тем не менее, это все случилось. Рано или поздно его белая полоса в жизни должна была закончится, и, видимо, этот день настал. Ему хотелось прижаться к теплой шерсти Сойера больше обычного, но от невозможности услышать его успокаивающее мурчание всё в голове поплыло сильнее, чем от алкоголя, когда-либо выпитого. Все тело тряслость с невероятной силой, заставляя вздрагивать байк на каждой кочке, и это просто чудо, что Тозиер не полетел головой вниз по склону.       У Эдди, может, были причины уехать, и серьезные, но разве хорошо пользоваться другим человеком? Он, конечно, безумно жалеет об этом, не зная, во что это в итоге выльется, но случившегося не вернешь. Как бы Ричи ни злился на него, как бы ни проклинал свою слабость и проникновение в доверии к Эдди, он хотел повернуть назад и поговорить. О чём? Да хотя бы о том, что Каспбрак чувствовал на счёт всего этого. Рассказал бы, что пытался отвлечься от чего-то плохого, заметив в Ричи отдушину. У всех есть свои причины для поступков, нужно лишь принять это и жить дальше. Желательно так, будто этого дня не было.       Чувства не утихли, даже когда Тозиер гнал по улицам уже большого города, а не спускался по неровной тропе в непонятном районе. Но, даже с такой большой скоростью, он ехал уже больше десяти минут и все ещё не видел своего холма, на котором построена его квартира, его любимое кафе и где сейчас его девушка. Хотя, если честно, Ричи было слишком нехорошо, чтобы чувствовать раскаиние перед ней. Ничего же не случилось, верно? Кроме того, что парень едет домой по темноте, не получив даже сообщения с вопросом, где он шляется. Излишние ли это доверие к нему или просто безразличие? В любом случае и это дало огоньку, заставив Ричи крутить педали ещё быстрее.       Вокруг было ни души, разве что в окнах некоторых домов горел свет. Дорога была безопасной, ни одной машины, и от прохладного ветра Ричи мог охладить свой пыл, как и под надвигающимся дождем. Его запах уже стоял в воздухе и вот-вот мог прогреметь гром в тучах, что возникали над головой. Тозиеру нравился дождь, но больше всего он хотел зайти домой, сварить себе крепкий кофе и что-нибудь нарисовать, что могло бы выразить его чувства, так что лучше было бы поспешить ещё больше - дождь явно бы пропитал сумку и её содержимое.       Думая об этом, о возможности успешно выразить происходящее в душе на холсте или в альбоме, парень знатно успокоился, постепенно замедляясь и уже не думая о подстерегающем дожде. Он даже уже увидел свой дом и причин спешить не было вовсе, но и резко тормозить не рационально, так что Ричи начал постепенно снижать скорость. Однако стоило начать делать это раньше - перед глазами возникает какой-то человек и парень, пользуясь лишь рефлексами, резко дёргает рулём в сторону, совсем не заметив там магазина, в витрину которого влетает на весомой скорости, разбивая стекло вдребезги. Велосипед ударяет его по голове, улетая дальше в магазин, но Ричи все ещё был в сознании и чувствовал это разрезавшие все тело осколки, как и удар. И даже неясно, что вызывает больше боли - многочисленные порезы или медленное вытекание крови из вен, с той же скопостью погружающее Ричи в глубокий сон. Так вот так выглядит бездна?