***
То же самое место, в то же самое время POV Гермиона — Твоя статья была великолепна, Луна. Луна показала мне ослепительную улыбку. В последние месяцы наша дружба росла с каждым днем. С тех пор как я раскрыла её идеи — позволив себе поверить в некоторые из них и стараясь не быть такой резкой, как раньше, в отношении её более нелепых идей — я смогла увидеть эту другую её сторону, ту сторону, которую Гарри, очевидно, обнаружил за несколько месяцев до меня. Теперь я была готова признать, что Луна видела больше, чем другие. И, возможно, некоторые из её «созданий» были лишь её особым способом описать нам то, что она видела, потому что иначе мы бы не поняли; как будто у меня есть проблемы с описание цветов для слепого человека. — Спасибо. Мне действительно нравится писать о Дафне и Гарри. И, к счастью, у Колина было несколько фотографий, чтобы добавить. Гарри застонал и закрыл лицо руками, а мы с Невиллом и Дафной обменялись веселыми улыбками. Колин был официальным фотографом Гарри уже несколько недель. Он чуть не потерял сознание, когда пришло письмо от Роксаны, в котором говорилось, что с тех пор только ему разрешено фотографировать Гарри и Дафну. Копия была отправлена в «Ежедневный Пророк», что определенно вызвало не один апоплексический удар. К моему сожалению, Скитер не умерла от шока. — Колин действительно очень хороший парень, — объяснил Гарри. — И он хороший фотограф. Но его семья не очень богата. Продажа моих фотографий может быть его шансом получить фундамент для его дальнейшей работы. Никто не сомневался, что после Хогвартса Колин станет фотографом по призванию. И фотографии были действительно хорошими. Некоторые из них, взятые на втором задании, нашли свой путь в «Придире» и — несколько дней спустя — в «Ежедневный Пророк». Другие нашли свой путь в постоянно растущие коллекции Гарри и Дафны. — Мне очень понравилась фотография, на которой Гарри целует Дафну после извинений, — ухмыльнулась я, наслаждаясь тем, что Гарри, возможно, очень сильно извивается. Он посмотрел на меня, но кивнул, когда Невилл заметил, что ему понравилась другая фотография, показывающая Дафну, разыгрывающую своего Патронуса. — Я уверена, что отныне ни один Патронус не будет так знаменит, как Дафнен. На мгновение мы прекратили радостное подшучивание, когда Виктор Крам вошел в зал. Следуя плану Гарри, мы убедили мадам Помфри осмотреть всех четырех чемпионов. Смывное зелье было частью этого исследования, и, как и ожидалось — или я должна сказать «как боялась» — реакция была немедленной. Я до сих пор не знала, что именно Гарри сказал Виктору после этого, но Дафна получила тайное письменное извинение на следующий день. С тех пор Виктор медленно изменил свое поведение. Для нейтрального наблюдателя это, должно быть, выглядело так, как будто он преодолевал свою страсть к Дафне — или как будто он преодолевал эффект любовного зелья. В качестве меры предосторожности он принимал очередное зелье на каждый день, если «кто-то» попытается применить новое зелье. Но, видимо, идея свести Виктора с Дафной закончилась, и чувства Гарри и Дафны были совершенно ясны и теперь в какой-то степени официальны подтверждены клятвой Дафны. — Зелье Конфундус Анимус, — пробормотала я. Так называлось зелье в крови Виктора, согласно заключению экспертизы, проведенной Поппи. Она отправила образец крови Агате, и её коллега подтвердила результат. — Бабушка писала мне об этом зелье, — прошептала Дафна. — Это очень сложное зелье, намного выше уровня Тритона. По её словам, только два человека в Хогвартсе должны уметь варить такое зелье. Я кивнула, коротко глядя на Снейпа. Он был одним из тех двоих, но у него не было причин вмешиваться в дела Дафны. Таким образом, остался только директор школы, известного алхимика ещё до его пребывания в Хогвартсе. Неужели это было три с половиной года назад, когда я прочитала ту открытку шоколадной лягушки о нём и его репутации алхимика?***
— {Тебе следует быть осторожнее, } — голос Гарри укорил меня в наших мыслях. — {Такие слова лучше не произносить в слух.} Покраснев от смущения, я кивнула. Это всё ещё было слишком ново для меня, но он был прав. С выходных второго задания мы смогли обменяться нашими мыслями. Нам даже не нужно было больше держаться за руки, а только сидеть в десяти футах от другого человека с четкой линией зрения. Было всё ещё немного трудно переключаться между разговорами вслух и мысленными, но со временем становилось лучше. Большую часть времени мы говорили нормально, чтобы не вызывать подозрений. Но в такие моменты речь была бы лучшим выбором. Луна огляделась вокруг с мечтательным выражением лица и улыбнулась мне. Она не могла знать о мысленной речи, мы ей не сказали. Но все же я была уверена, что каким-то образом она все же знала. — {Я думаю, что Луна знает о нашей мысленной речи.} — {Возможно, } — согласился Гарри. — {Она очень проницательна.» — {Я хотел бы рассказать ей об этом — и Сьюзен, и Падмой тоже, возможно, Трейси и Блейз.} — {Может быть, я напишу маме и спрошу её.}***
— В следующем издании мы опубликуем извинения Виктора, написал отец. Я кивнула. Согласно нашему плану «медленные перемены Виктора к лучшему», его заявление обо всем этом будет опубликовано только через несколько недель после выполнения задания. Мы хотели избежать новых слухов о любовном зелье. Даже с клятвой Дафны наверняка найдется более чем достаточно людей, которые поверят глупым идеям Скитера, особенно если станет известно, что в его крови было найдено любовное зелье. — Это хорошо, — сказала Дафна без особого интереса. Вместо этого её глаза следили за Роном и Джинни, когда они выходили из зала, в её глазах была тревога. Она всё ещё была более чем заинтересована в благополучии Джинни, несмотря на её гнев после выполнения задания. Возможно, меня не должно было удивлять, как быстро она согласилась с тем, что у Джинни не было выбора в вопросе с заложниками. После нашего возвращения из поместья Пайнгрю она попросила меня научить её заклинаниям отслеживания и контроля, которые я использовал на ней. С тех пор я дважды замечала, как она накладывает эти чары на Джинни. Гарри молчал об этом, не желая начинать новую ссору со своей девушкой. Это важно для неё, это всё, что я должна знать, чтобы принять это. С каких пор мой лучший друг стал таким взрослым? Дафна ничего не объяснила. А я и не спрашивал. Со временем она мне всё расскажет.***
Луна только что оставила нас вместе с Колином. Они хотели выбрать фотографии для следующей статьи. — Они милая пара, — прокомментировал Невилл, и он был прав. Я задумчиво смотрела, как они исчезают. Я никогда не думала об этом раньше, но парень действительно мог быть чем-то хорошим для неё. Хотя её соседи по комнате вели себя лучше, чем раньше, у неё всё ещё было очень мало друзей. И слишком часто старшие ученики приставали к ней. — Луни, — прошептала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Как я могла её так назвать? Невилл обнял меня. — Ты совершила ошибку, но ты научилась. Ты была достаточно сильна и честна, чтобы исправить своё поведение. И я думаю, что теперь ты ей действительно нравишься. Я слабо кивнула и положила голову на плечо Невилла, игнорируя взгляды некоторых слизеринцев и гриффиндорцев. — Луна — самая милая девушка, которую я когда-либо встречала, — заметила я через некоторое время. — Нам действительно нужно проводить с ней больше времени. И мы должны найти ей парня. Невилл и Гарри застонали, не в восторге от моей «девчачьей идеи». Но Дафна кивнула с широкой улыбкой, и это было всё, что имело значение.***
Хогвартс, кабинет профессора Макгонагалл, 8 марта — Это было… — начал Фред. — Действительно незаслуженно, — закончил Джордж. Оба близнеца уставились на Минерву Макгонагалл, их глаза говорили о несправедливости мира. Чтобы быть вызванными в её кабинет из-за маленькой, совершенно незначительной шутки. Разве они не контролировали свои шалости в День святого Валентина? Да, простой причиной было желание Фреда произвести впечатление на Анжелину своим взрослым поведением. И ещё было его мрачное настроение после того, как они услышали о том, что Гарри задерживается. Если кто-то и заслуживал хорошего Валентина, то это наверняка Гарри и Дафна. Даже Анджелина — в начале учебного года не самая большая поклонница Дафны — назвала их милой парой. Но тем не менее: они решили не шутить в День святого Валентина. Возможно, после этого близнецы немного переступили черту со своими «Викторными шутками».Но, Мерлин, разве этот мерзавец этого заслужил? Из-за него Гарри задерживался. С широкими улыбками они наблюдали, как Гарри разнес этого придурка в пух и прах. Именно в такие моменты они были горды и счастливы быть его друзьями. Через несколько секунд Гарри занял верхнюю строчку в их секретном списке «учеников, с которыми мы не хотим связываться», даже выше Анджелины — в случае Фреда — и Дафны, которая действительно впечатлила их своей смертоносной натурой и творческим умом. Но после второго задания они снова замедлились, позволив Дурмстрангскому мерзавцу дышать свободно в течение нескольких дней, и с ним ничего смешного не происходило. Сегодняшнее окрашивание волос послужило лишь небольшим напоминанием о том, что он не был полностью прощен. И оранжевые кудри, по их мнению, сидели идеально. с Чувством растущего комка в животе, близнецы смотрели, как профессором Макгонагалл достает из ящика стола бумагу. — Давайте посмотрим… 15 февраля: Виктор Крам заговорил писклявым голосом. 16 февраля: Виктор Крам отравился слабительным средством. Должно быть, что-то случилось… -… в пудинге. — Оба близнеца показали свои самые невинные улыбки. Минерва только пристально посмотрела на них, прежде чем продолжить: — 18 февраля: пряный чай Виктора Крама с безвкусным алкоголем. — Эти студенты Дурмстранга. — … такие безответственные. — 20 февраля… Некоторое время она продолжала, прерванная множеством объяснений и оправданий от близнецов, перечисляя в общей сложности четырнадцать шалостей на Крама и пять дополнительных на Нотта. Их лица стали немного бледными и они обменялись обеспокоенными взглядами. — У нас большие проблемы, — произнес Джордж, и Фред медленно кивнул. — Да, вы», — прорычала Минерва. — Девятнадцать розыгрышей в течение трех недель, многие из которых наносят телесные повреждения. Я знаю, что вы на самом деле не заботитесь о потери очков. Но этого будет достаточно, чтобы исключить вас из команды по квиддичу до конца вашего времени в Хогвартсе. — Нет, вы не можете… — … сделать это. — Умоляли близнецы. Они были мастерами задержаний, и домашние пункты были неважны, так как Гарри принадлежал Гриффиндору — и Гермионе. Со времени её дружбы с Дафной Гринграсс гриффиндорка с бывшими густыми волосами начала пожинать ещё больше очков для своего дом. Но потерять квиддич означало потерять единственную причину остаться в Хогвартсе. Они очень надеялись на последний насыщенный квиддичем сезон в следующем году, седьмой и последний год в Хогвартсе. Конечно, она не будет такой жестокой. — Пожалуйста, Минни… — … есть сердце. Задумчивая Минерва Макгонагалл наблюдала, как близнецы ерзают на своих стульях. Она наблюдала за ними несколько недель. И теперь пришло время приблизиться и убить их. — Возможно, мы могли бы найти выход. При определенных условиях я могла бы быть готова… потерять этот список. Вы знаете: иногда я так радуюсь чему-то, что просто забываю обо всем остальном. — Она подмигнула — Минерва Макгонагалл действительно подмигнула. Фред был в шоке. — Да, иногда это… — … то же самое с нами. — Поспешно согласились близнецы. — Что бы это могло быть… — … что сделало бы вас такой счастливой? Минерва уставилась на них. Она действительно хотела нанять близнецов? И нанять их, чтобы сделать «это» для неё? Но ей нужна помощь. Важно было знать как свои способности, так и свои пределы. И эта работа требовала особого навыка, способности к скрытности и обману, что эти два шутника достаточно часто демонстрировали в прошлом. Она глубоко вздохнула. — Мне нужна ваша помощь, чтобы раздобыть кое-что для меня. Получите это, не привлекая внимания…***
— Я не могу в это поверить. — Воскликнул Фред, когда они возвращались в общежитие Гриффиндора. — Но это было очевидно по-настоящему. — Ответил Джордж, размахивая списком Минервы. — Это будет… — … веселый… — … интересный… — … опасный… — … И совершенно новый уровень… — … шутки. Близнецы улыбнулись друг другу. Это требовало серьезного планирования.***
Пайнгрю-Мэнор, 11 марта, вторая половина дня в субботу Кто-то вошел в комнату, но Роксана не сводила глаз с его лица, лица Северуса Снейпа. Он всё ещё спал беспокойным сном, ворочаясь на кровати в одной из гостевых комнат особняка. Пот выступил у него на лбу, глаза блестели. Его высокая температура тела беспокоило её. — Что произошло потом? — Анна, Мерлин, как хорошо, что вы здесь. Я… я действительно не знаю. Все началось совершенно обычно…***
Несколько часов назад профессор Северус Снейп вошел в поместье Пайнгрю, как и договаривались. С самого начала Роксане было ясно, что Снейп знал о «Пакте Дамблдора», знал, что что-то происходит, чтобы вывести его из Хогвартса. Его вопросы и намеки совершенно ясно выражали его интерес. Но она просто не знала, какие у него были планы на этот счет. Неужели, он спрашивал, как шпион Дамблдора? Он спрашивал, как друг Люциуса? Или у него были свои причины? Поэтому она пыталась избежать этой проблемы и вместо этого сосредоточилась на фотографии. Роксана с облегчением услышала, что он готов поделиться своими воспоминаниями. — Я знаю, Северус, что мы… Сириус, Ремус и я… не очень реалистично оцениваем ситуацию. Лили и Джеймс были нашими друзьями, и мы в основном помним их хорошие стороны. Мы надеялись, что ты и Петуния добавите ещё одну точку зрения. Гарри заслуживает того, чтобы узнать о его родителях, но это должен быть реалистичный взгляд, а не что-то глупое, как из детских сказок. — Я не знаю, действительно ли он хочет увидеть мою сторону вопроса, особенно его отца, но я сделаю это. Итак, Роксана подготовила заклинание и наблюдала за ним, когда Северус перенес свои воспоминания на фотографию.***
— Это было странно с самого начала. Вы же знаете, как это выглядит, когда кто-то вытягивает воспоминания из твоего сознания. Это своего рода серебристая нить. Но у него был золотистый оттенок, а не серебристый. И это, казалось, утомляло его гораздо больше, чем Сириуса и меня. Я не хотела прерывать процесс. Я не знаю достаточно об этом, чтобы оценить, не будет ли ему больно насильственно отделенным. Но вдруг он закричал от боли. Через несколько секунд он уже лежал на полу — без сознания. — Я вижу. — Ответила Анна, задумчиво глядя на мастера зелий. Золотой оттенок был верным признаком «чистых воспоминаний», своего рода воспоминаний, которые были слишком ясными, слишком простыми, чтобы действительно произойти в жизни. Иногда это случалось, когда кто-то испытывал шок и его разум пытался с этим справиться. Но в большинстве случаев это был признак того, что кто-то вмешивается в воспоминания. Изменение разума — независимо от того, насколько опытным был заклинатель — никогда не может быть таким сложным и «истинным», как реальная память. А учитывая то, что случилось с подростками, можно было предположить, что нечто подобное произошло и со Снейпом. — Вы предполагаете, что кто-то вмешался в его мысли? — Роксана скорее констатировала, чем спросила. Анна кивнула: — Я бы точно знала, если бы он позволил мне исследовать его разум. — Нет, — раздался шепот. — Никто… — Уже измученный Снейп снова закрыл глаза. Роксана похлопала его по руке: — Хорошо, Северус. Это твой разум, твое решение. Ты в безопасности со мной. Через несколько секунд он снова уснул.***
— Мне не нужна твоя помощь, Грязнокровка. Со слезами на глазах рыжая обернулась, не желая смотреть в лицо парню, который был её другом более десяти лет. Как он мог сделать это с ней? Как он мог так себя вести? Да, Джеймс и Сириус были отвратительными. Но она только пыталась помочь ему. Не оглядываясь, Лили убежала.***
Ухмылка на лице Блэка была больше, чем он мог себе представить. Поттер и Люпин стояли рядом с ним, разделяя выражение его лица, наблюдая за ним, осмеливаясь пойти против против решения директора. Люциус был прав: для слизеринца в Хогвартсе не было справедливости. Они уйдут на свободу, не наказанные за свой поступок, не наказанные за то, что чуть не убили его. Директор запретил ему говорить о визжащей хижине, запретил говорить кому-либо, что Люпин — оборотень. — Если ты пойдёшь против моей воли, мне придется забыть тебя. — То, что он осмелился показать свою обычную дедовскую улыбку и мерзкий огонек в глазах, стало глазурью на торте несправедливости. Он будет молчать об этом. Но он никогда не забудет. Он никогда не простит.***
— Да, это ты виноват, что она умерла, Северус. В этом нет никаких сомнений. Но ты можешь попытаться искупить свои поступки. Ты можешь сражаться на моей стороне ради общего блага. Заставь её гордится тобой, Северус. Я уверен, что однажды Лили тебя простит. Он пришел в кабинет Альбуса после того, как узнал о её смерти. Он никогда не хотел этого. Да, он ненавидел Джеймса; он ненавидел их ребенка — потому что это был сын Поттера, а не его собственный. Но он никогда не ненавидел её. Почему он так и не смог извиниться перед ней? Он хотел, чтобы она согласилась, он хотел, чтобы она простила. Теперь было слишком поздно. Мальчик будет жить со своей тетей. Мальчик, который был ответственен за её смерть.***
Пайнгрю-Мэнор, 12 марта, утро воскресенья — Ты помнишь, что случилось, Северус? Роксана сидела рядом с Анной, чтобы не мешать им наблюдать за происходящим. Северус ещё не совсем проснулся, но выглядел гораздо лучше после сна. — Боль, — прошептал он. — Была боль. Моя голова… — его голос дрогнул. Внезапно его глаза наполнились слезами. — Я назвал её грязнокровкой, Роксана. Она была моим единственным другом до Хогвартса. Именно она позволила мне пережить мое детство, моего отца. Я потерял её. Роксана осторожно смахнула с его лица пот и слезы куском ткани. — Я уверена, что она поняла твою боль, Северус. Я уверена, что она простила тебя. — Она никогда… — Он замолчал, схватившись за виски, и стон боли вырвался из его горла. Перед его глазами проносились воспоминания: семнадцатилетняя Лили смотрит на него, не давая ему возможности извиниться. Но вдобавок к ним были и другие воспоминания. Воспоминания взрослой Лили с узлом в руках: «Это мой сын, Северус». — Они не позволили ей говорить со мной. — Они были черным, Люпин и Поттер. Всегда готов перехватить его, всегда готов встать между ними. Он только хотел поговорить с ней, сказать ей, как ему жаль. Но Лили только сердито посмотрела на него. — Они чуть не убили меня. Поттер знал. Люпин знал. Они обманули меня до пожизненного долга. Это был план Поттера с самого начала. — Нет, Северус. Я разговаривала с Сириусом и Ремом. Сириус совершил серьезную ошибку. Он должен был быть наказан за это, он должен был быть исключен. Но только он знал об этом. Джеймс хотел спасти тебя. Да, конечно, он тоже хотел защитить своих друзей, особенно Ремуса. Но он не собирался обманывать тебя, чтобы втянуть в пожизненный долг. И у Ремуса не было выбора в этом вопросе. Он не просил превращать его в оборотня. Он просто хочет иметь свою жизнь. Ремус был бы уничтожен, узнав, что кусает тебя. Ремус — хороший парень. Он мой друг и ты тоже. Северус хотел заговорить, хотел отрицать, но снова он почувствовал, как волна боли пронзила его голову. Роксана почувствовала исходящую от него магию, как и несколько минут назад. Она посмотрела в сторону Анны, но женщина высказала лишь живой интерес, не выдав никаких других эмоций. — Прости, Северус. — Мальчик стоял перед своей кроватью в больнице, его лицо было очень бледным, а тело дрожало от усталости. Северус удивился, почему он никогда раньше не видел признаков: внезапные «болезни» каждый месяц, потом истощение. — Мы же не друзья. Возможно, никогда и не станем ими. Но я никогда не хотел причинить тебе боль. Хотя бы потому, что ты всё ещё в сердце Лили, и, из-за нее, я никогда не нападу на тебя по доброй воле. Пожалуйста, прости меня. — Нет, — крикнул Северус. — Этого никогда не было. Он был частью плана. Он хотел причинить мне боль. Потрясенная Роксана смотрела на него. Что с ним происходит? Что беспокоило его разум? Она действительно хотела помочь, но без его разрешения она ничего не могла поделать. — Северус, пожалуйста, успокойся. К её облегчению он снова медленно погрузился в сон. В последний раз он прошептал: «Они хотели причинить мне боль. Она никогда не прощала меня. Это была моя вина».