Хороший мальчик

Юнги всегда любил плохих мальчиков. Таких, которые сами напрашиваются на всякого рода наказания одним своим видом и поведением. Юнги знал толк в наказаниях, и тот, кто все-таки добивался успеха и попадал в его квартиру на одну-единственную жаркую ночь, всегда уходил довольный. Чонгук отнюдь не был таким. Чонгук правильный до тошноты, чистый и невинный, и когда Юнги впервые видит его, ему блевать хочется от одного взгляда на мальчишку. Каждый второй его обожает, каждый третий боготворит, а он ведёт себя как гребаное божество, которое снизошло до простых смертных. Готов каждому помочь, общается со всеми, улыбка так и не сходит с лица. Домой ровно в десять, тело скрыто под слоями одежды, всегда идеальная прическа и даже лёгкий макияж. Юнги даже смотреть на него не может, а парнишка будто специально все время вертится перед глазами. А может и правда специально? Юнги не замечает тот момент, когда начинает различать откровенно заигрывающие взгляды Чонгука. Ему бы посмеяться, да совершенно не до смеха становится, когда с неизвестного номера приходит сообщение «хочешь развратить хорошего мальчика, хён?». И Юнги не знает, то ли у него галлюцинации на фоне постоянного раздражения, то ли Чонгук действительно умело играет свою роль, но оставаясь таким же пай-мальчиком для всех, он персонально для Юнги становится сущим чертенком. Касания становятся всё более откровенными, намекающими, а действиями он далеко переплюнул каждого, кто был у Юна раньше. В компании знакомых его до сих пор воротит от новоявленного любимчика публики, а в телефоне уже давно скрытая папка с откровенно пошлыми фотками мелкого. Юнги не привык к такому. Он всегда получал то, что хотел, играл другими и сам устанавливал правила игры. Сейчас же ему кажется, что с ним затеяли новую игру без его ведома, правила в которой постоянно меняются по прихоти Чонгука, и у него просто нет возможности бросить все и закончить очередной раунд, сделав его последним. Чонгук теперь везде. Гуляя с друзьями, умудряется во всех красках описать в сообщении множество вариантов «хочу, чтобы ты трахнул меня вот в этом месте, хён. Представляешь, если б нас застукали?». Оставаясь дома для подготовки к учебе, делает миллион фоток, выбирает одну-две и отправляет с сообщениями похожими на «хорошие мальчики отлично скрывают своих демонов, не так ли?». Оказываясь вместе на какой-то из встреч общих знакомых, незаметно для остальных (и как только умудряется не спалиться, черт его дери?) внезапно прижимается своей задницей к бёдрам Юнги или проходится ладонью по тем местам, которые только попадаются ему на пути, будь то рука, живот или пах. Его образ ангелочка оказался так хорошо продуман и отыгран, что явные заигрывания к Юнги воспринимались как детские шалости и ничего более. «Чонгуки просто пытается найти общий язык». А он бы и рад найти тот самый «общий язык», но несколько в другом смысле, о чем не забывает рассказать и Юнги. Это становится той самой точкой невозврата, когда Юнги впервые отвечает на сообщение, указывая время и место встречи. Плевать на все. Ему до чёртиков хочется убрать весь фарс в сторону, уничтожить этого «милого ребенка» и открыть всю его настоящую суть. Чонгуку хочется того же, поэтому он не опаздывает и тщательно готовится. А когда видит Юнги, без лишних церемоний вжимается в его тело своим, смотрит безумным взглядом и лишь шепчет «а ты все-таки хочешь развратить меня». Юнги хмыкает и тянет мальчишку в переулок, скрываясь за одним из домов, заставляет Чонгука опуститься на колени, и тот без слов понимает, что от него требуется. Он медленно облизывает губы, а взгляд начинает гореть ещё сильнее, когда пальцы нетерпеливо расстёгивают джинсы. В голову Юнги с размаху влетает мысль о том, что этот правильный парень в миленьком голубом свитере сейчас стоит перед ним на коленях, смотрит вверх блестящими глазами и собирается ему отсосать. Кто бы мог подумать. Эта самая мысль подхлестывает возбуждение, а Чонгук добивает, вбирая вставший орган почти до основания уверенным движением, без единого намека на смущение. Юнги действительно плевать на все, и он хватается пальцами за волосы на затылке младшего, с удовольствием замечая как идеальная прическа превращается в беспорядок, и задаёт свой темп, насаживая мальчишку на свой член. Чонгук мычит удовлетворённо, немного задыхается, но смотрит прямо в глаза. В сумерках не так хорошо видно все детали, но Юнги успевает заметить, как он сжимает свой член и изо всех сил пытается подстроиться под ритм, двигать рукой с той же скоростью. Его глаза все больше подергиваются мутной пеленой возбуждения, зрачки расширяются, но он все ещё смотрит на Юнги, который тяжело дышит, хрипит и сам не отрывает взгляда от чужих глаз. Он сжимает пряди в руке сильнее и изливается в глотку, не позволяя отстраниться Чонгуку до тех пор, пока тот от нехватки воздуха и переизбытка ощущений не кончает тоже. Подняться с колен стоит огромных усилий, но парень все же делает это, стягивая свитер пониже, и с вызовом смотрит на Юнги. Резким движением Чонгук придвигается ближе и мажет языком по чужой щеке, и так же резко отходит, поворачивается и уходит совсем. Спустя несколько минут Юну приходит сообщение с текстом «чтобы развратить такого хорошего мальчика, как я, нужно большее». И Юнги принимает вызов. Чонгук продолжает отправлять свои фотки, на что Юнги начинает отвечать «папочка доволен», «моя детка сегодня такая умница» и прочее в том же роде. Чонгук кайфует. Это видно по тому, как при встрече каждый раз сверкают его глаза, как лёгкий румянец появляется на щеках, стоит лишь оглядеть его с ног до головы. О, Чонгук не смущается нисколько. Он прекрасно знает, что выглядит изумительно, знает, как влияет на других. Правда, Юнги единственный, кто захотел и решился запятнать это милое ангельское существо похотью и грязью. Остальные считают это чуть ли не святотатством и быстро избавляются от своих мыслей. Чонгук поощряет Юнги: фотки все более откровенные, много дополнительных вещей в плане красивого белья, пробок, искусственных членов в заднице. Со временем начинают приходить короткие видео и Юнги просто сносит крышу. Юнги хочется выебать мальчишку. До боли, криков и жалобных просьб. До ярких вспышек, красных отметин и разрядов тока. До полного уничтожения, подчинения и обожания. Он назначает Чонгуку новую встречу. Приводит в свою квартиру, тут же прижимая парнишку к стене, срывая с губ довольный стон. Шарит руками везде, куда может дотянуться, оставляет яркие отметины на шее, заставляя Чонгука откинуть голову и лишь вскрикивать от особенно сильных укусов. Внезапно появляется мысль о том, что младший впервые будет с метками на теле. Мысль исчезает также быстро, как и появляется, а Юнги продолжает терзать тело Чонгука зубами и губами, с силой сжимая задницу. — Кровать… Если ты не хочешь держать меня на руках, — Чон умудряется даже сквозь возбуждение звучать нахально и почти уверенно, несмотря на дрожь в коленках и неистово стучащее сердце. — Закрой свой грязный рот, — Юнги все же отстраняется и тянет его к постели, опрокидывая на нее и тут же нависая сверху. Несдержанно срывает одежду с обоих, не позволяя двигаться. Метки появляются уже на груди, влажные губы обхватывают сосок и тело под ним отзывается сладкой дрожью, выдавая все желания. Юнги кроет от того, как выглядит мелкий с его метками, он заставляет Чона раздвинуть ноги и чертыхается, вспоминая про смазку. Когда же заветная баночка оказывается в его руках, он тут же размазывает лубрикант по члену и, замечая хитрые искорки в чужих глазах, даже не проверяет растяжку. Толкается сразу и на всю длину, наслаждаясь тем, как Чонгук задыхается под ним от боли, как заламываются брови и закатываются глаза, но с губ срывается вместе со сбившимся дыханием протяжное «ещё». Юнги усмехается: хороший мальчик, как же. Хорошие мальчики не стонут на таких высоких нотах от того, что их разрывает от боли и удовольствия. Они не насаживаются сильнее на член, лишь бы глубже, жёстче и ярче. А Чонгук и стонет, и подаётся навстречу толчкам, извивается как змея, то и дело выпрашивая большего. Метки расцветают на загорелой коже так красиво, что Юнги невольно любуется. Ведёт пальцами по ним же, не переставая двигаться внутри Чона, задевает короткими ногтями, вызывая вспышку боли, от чего Чонгука подбрасывает на кровати. Кажется, он скоро совершенно сорвёт голос, но Юнги это только в кайф. Он быстро выходит и меняет их местами, с довольной улыбкой наблюдая за тем, как мальчишка пытается вернуться в реальность и понять, чего от него хотят. Когда сознание немного проясняется, он сам насаживается, откидывая голову назад и всхлипывая. Не теряя времени начинает подпрыгивать на члене и выглядит при этом настолько красиво, насколько может выглядеть человек во время секса. Юнги рычит, сжимает чужие бедра цепкими пальцами и чувствует, как по венам вместе с кровью пробираются языки пламени. Чонгук, кажется, уже давно и целиком горит в этом огне, хватает ртом воздух, жмурит глаза и двигается просто на бешеной скорости, будто соревнуясь с кем-то. Чонгуку хорошо. Так нереально хорошо и так ужасно мало. Он наклоняется к Юнги и целует неистово, врываясь языком в чужой рот и хозяйничает там столько, сколько позволяет Юнги. Сбивается с ритма, мажет губами мимо, выстанывает что-то приглушённо, в то время как чужие руки с силой сжимают его задницу, помогая и направляя. Чону хватает ещё несколько движений, чтобы оторваться от столь желанных губ, хрипло и протяжно простонать имя старшего, содрогаясь всем телом и кончая. Юнги делает ещё несколько толчков и следует за младшим с утробным рычанием, впиваясь пальцами в бедра. Чонгук без сил падает рядом на кровать лицом вниз, продолжая тяжело дышать и время от времени вздрагивать. Старший же не планирует на этом заканчивать. Он касается ладонью влажной спины, а следом ведёт дорожку из поцелуев по позвоночнику. Мелкий еле слышно скулит, воздух с хрипом покидает лёгкие, а Юнги решает дополнить его тело рисунками из укусов, так что вскоре кожа на спине начинает гореть, а сам Чонгук ерзать на простынях, потираясь вновь вставшим членом. — Блять, хён. Пожалуйста… Хочу, папочка… — он вскидывает бедра вверх, приподнимая задницу, когда укус приходится на одну из половинок. Дальше следует удар и Чонгук вскрикивает, вздрагивая. А потом ещё один. Ещё и ещё. Снова и снова. До красных следов и покалывания на коже. Юнги раздвигает чужие ноги пошире и входит снова, на этот раз медленно, сантиметр за сантиметром. Чонгуку кажется это пыткой, он пытается двинуть бедрами, но стальная хватка не позволяет. Не помогают просьбы и отчаянные взгляды через плечо — Юнги неумолим. Он с упоением смотрит на то, как младшего просто наизнанку выворачивает, как дрожит его тело от напряжения, а зубы безжалостно терзают нижнюю губу. Он понимает, что и его надолго не хватит, сорвётся на быстрый темп, но пока… Пока хочется помучить этого наглеца, как можно дольше заставить просить и жалобно стонать от невозможности изменить ситуацию. Чонгука накрывает волной возбуждения, разбивает на осколки и уносит куда-то вдаль. Его тело стало слишком чувствительным, и каждое движение воздуха оседает на кожу резким холодом, прошивает разрядом удовольствия и вырывает из лёгких очередной хриплый стон. Юнги не может оторваться от гибкого тела, которое моментально реагирует на малейшее касание. Ему самому возбуждение не даёт нормально дышать, воздух задерживается где-то в горле, и Мин не выдерживает, срываясь в быстрый темп, втрахивая Чонгука в кровать. Обхватывает шею парня, сжимая так, что Чонгук задыхается и кончает второй раз, даже не притронувшись к себе. Юнги продолжает входить в податливое тело, срывая с влажных губ болезненные стоны, и спустя несколько толчков изливается внутрь. Когда он выходит, Чонгук даже не шевелится, лишь сбитое дыхание обоих слышится в комнате. Юн ложится рядом, закрывая глаза, как вдруг Чонгук двигается к нему поближе, прижимаясь к влажному боку. — Хуевый из тебя «хороший мальчик», — младший тихо смеётся в ответ на это замечание, не открывая глаз. — Тебе никто не поверит, — он жмурится довольно, прижимаясь к Юнги плотнее. — Мне кажется все эти следы говорят сами за себя. — Это мы ещё увидим. Чонгук — правильный до тошноты, невинный и светлый, неизвестным образом сваливает всю вину на Юнги. Точнее, за него все решают другие, наперебой стараясь защитить этого блядского… Ой простите, милого мальчика. И оказывается, что Юнги — огосподибожемойкактымог — соблазнил невинное дитя, воспользовался им и запятнал его светлый образ греховной похотью. Ему в общем и целом похуй на чужое мнение, но оставить все как есть он не может. Поэтому Чонгук оказывается наказан, лишившись возможности повторить этот самый греховный опыт снова. Чонгук вьётся вокруг него, просит и скулит, лишь бы Юнги вновь прикоснулся к нему. И куда лишь подевался этот нахальный и дерзкий мальчишка? Чонгук внезапно приходит к Мину домой. Сверкает огромными хитрыми глазищами и начинает раздеваться, представляя взору черные, мать его, чулки, грёбаные короткие обягивающие шортики и тонкий ошейник, протягивая поводок. Юнги чертыхается и посылает все нахуй, резко хватая поводок и с силой дёргая на себя, от чего Чонгук вынужден подойти вплотную. Старший рычит прямо в приоткрытые губы, после чего плотоядно улыбается и тянет парня за собой в комнату. — На четвереньки, сучка. Только попробуй прикоснуться к себе и вылетишь нахуй отсюда, понял? — младший кивает и опускается на пол, слабо дрожит и то и дело облизывает губы, покорно опуская взгляд вниз. Юнги натягивает поводок и с удовольствием проводит второй рукой по спине, замечая, что следы ещё не успели сойти до конца. Он резко срывает ненужные в данный момент шорты, безнадежно испортив их, и хрипло выдыхает, — блядь. Какая же ты блядь. Чонгук лишь усмехается, шире раздвигая колени, давая возможность получше разглядеть пульсирующую дырочку и вибрирующую пробку внутри. Юнги отвешивает шлепок, и в комнате раздается протяжный стон, тело мелкого дёргается, и сам он весь как на иголках, напрягается, ожидая следующего удара. А когда его не следует, он поворачивается назад, встречая пронзительный взгляд. Юнги смотрит в глаза, одной рукой ещё сильнее натягивая поводок, перекрывая доступ воздуха, а второй толкает два пальца к пробке. У Чонгука темнеет в глазах на секунду, когда тонкие пальцы умело двигаются внутри, заставляя пробку толкаться в простату. Он утыкается лбом в согнутые в локтях руки и стонет. Стонет своим ахуенным голосом, лишая Юнги воли и вызывая желание засадить тут же, довести до того состояния, когда мальчишка даже стонать не сможет, задыхаясь. Чонгук бормочет что-то невразумительное, просьбы вперемешку с матами, вертит задницей, насаживаясь на пальцы, весь взмокший и такой, черт возьми, красивый. Юнги до безумия нравится, как этот весь тошнотворно правильный мальчик с ним превращается в похотливую сучку, вздрагивая от каждого прикосновения. Мокрый. Возбуждённый. Чувствительный. Грязный. Чонгук принадлежит Юнги. С этого момента окончательно и бесповоротно. Юнги клеймит его новыми метками, с особым удовольствием впиваясь в те самые места, где ещё не сошли прошлые отметины. Чонгук дёргается и скулит, пытаясь то уйти от укусов, то сильнее насадиться на чужие пальцы. Ему мало и одновременно так много, что кажется, будто он в каком-то другом измерении. Удовольствие и боль, смешанные во взрывоопасный коктейль, чистое мазохистское наслаждение. — Пожалуйста… — его голос срывается, прерываясь судорожным вдохом, — вставь мне уже блять. Выеби меня, папочка, — он всхлипывает, сжимая руки в кулаки. Так неимоверно хочется прикоснуться к изнывающему члену, что парень едва сдерживает себя. — Слышал бы тебя сейчас кто-нибудь, — голос Юнги, низкий и хриплый, будто хлыст вспарывает кожу. Чонгука кроет от него безумно. От кончиков пальцев до кончиков волос, вся сущность парня просто в восторге от того, как звучит этот голос. Как Чонгук заставляет его звучать. Юнги быстро убирает пробку и тут же толкается в мальчишку, слышит в ответ громкий стон, в котором больше облегчения, чем боли, и сильнее натягивает поводок. Свободной рукой сжимает волосы на затылке, заставляя поднять голову, а затем и полностью откинуться назад. Гибкость этого мальчишки просто поражает Юнги, и он обхватывает Чонгука поперек живота, продолжая резко вбиваться. Тот извивается, хрипит отчаянно, впиваясь пальцами в руку Мина, будто это последняя опора, которая держит его в этом мире. Внезапно он вскрикивает, сжимает член внутри и выгибается до хруста, кончая. Юнги рычит от узости и вскоре следует за ним, изливаясь в мальчишку. Чонгук из последних сил приподнимается лишь для того, чтобы повернуться лицом к старшему и мягко прижаться губами к чужим. Юнги тут же углубляет поцелуй, прикусывая мягкие губы, посасывает язык, зарываясь пальцами в растрёпанные волосы и слегка сжимая. А на следующий день Чонгук ни на шаг не отходит от Юнги, смотрит с явным обожанием и ни у кого больше язык не поворачивается сказать, что старший тут коварный соблазнитель. И Чонгук все ещё тот самый хороший мальчик, но только с яркими метками по всему телу. Но кто об этом узнает, если в привычный образ так хорошо вписывается одежда, которая все скрывает? То-то же.