***
Праздник был завершён на радостных нотах, народ начинал расходиться, всё ещё смеясь и обсуждая прошедшее веселье. Фролло, всё это время не отрывавший от цыгана взгляда, подался было к нему, но Труйльфу, одарив судью милой улыбкой, бросил через плечо порошок, взмахнул краем бардового плаща и исчез, оставляя тряпичное изделие лежать на камнях площади. Фролло понял — пора действовать. Краем глаза он уловил мелькание пёстрых одежд в толпе, но прежде чем преследовать беглеца, судья взял у одного из представителей стражи тонкий клинок — мизерикорд, и спрятал его в длинный рукав мантии. А затем, подобрав упавший плащ, тенью скользнул в переулок, где скрылся Клопен. Цыган будто дразнил его, то попадаясь на глаза, то вновь исчезая, и всё вёл служителя правосудия за собой, а где — Клод уже и не понимал, так как почти никогда не посещал районы Парижских окраин. Клопен действительно дразнил своего преследователя — мужчина не рассчитывал, что судья пойдет за ним, но заметив за собой погоню, тут же влился в эту игру. Он то останавливался, то переходил почти на бег, поворачивал в разные стороны, наматывал круги, и знал, что судья слепо идёт за ним. Проходя мимо одного из домов, цыган достал из своего реквизита ещё один цветок: — Любит — не любит, плюнет — поцелует… — цыган отрывал один лепесток за другим, и наугад поворачивал в довольно безлюдные места, что было глупо с его стороны, если учесть, что Клод был вооружен. Но Труйльфу ничего такого не знал, и продолжал гадать, чувствуя на себе тяжёлый взгляд судьи. -…К сердцу прижмёт — к чёрту пошлёт, любит — не любит… Плюнет -… — мужчина усмехнулся, глядя на последний лепесток -…поцелует. Звучит многообещающе. — мечтательно улыбнулся цыган, но вдруг кто-то грубо схватил его за предплечье. Он поднял голову, и нос к носу столкнулся с Клодом. — О, судья, и вы здесь… — мило улыбаясь, протянул Клопен, аккуратно пытаясь отцепить длиннопалую руку мужчины от себя. А тот, скрывшись с глаз толпы, дал волю своим эмоциям, точнее, гневу. Фролло едва сдерживался, чтобы не прикончить лицедея прямо здесь и сейчас, но это был минутный порыв. Вскоре он совладал с собой, и ледяным тоном, способным заставить трепетать обвиняемого на суде, спросил: — Ну, и что это было? Цыган пару раз глупо хлопнул ресницами, как будто не понимая, о чём идёт речь. Клопен привык к холодному тону судьи, но сейчас некое шестое чувство подсказывало, что простым выговором ему не отделаться, и мужчина судорожно подбирал нужный ответ, который помог бы ему продолжить эту опасную «игру» с судьёй. Нависла пауза, которую Труйльфу поспешил прервать: — Ну, знаете, вы так притягиваете… — Он нервно пробежался взглядом по земле — Может вы и сами сможете угадать, что это было? —Может и смогу — фыркнул вдруг Клод — но вряд-ли захочу это знать. Кинжал в рукаве неприятно тянул, и судья хотел поскорее закончить весь этот фарс, но вот беда: не было ни одного повода. Он задумчиво смерил Труйльфу взглядом, и нехотя отпустил его плечо, что так сильно сжимал до этого, а затем вдруг выхватил у него из пальцев истерзанную розочку, и оторвав последний лепесток, покрутил им перед носом цыгана. — И какой же получился ответ? Клопен потёр наконец освобождённое плечо: — Боюсь, рано или поздно, вы всё-таки узнаете об этом, судья. — тут мужчина хитро улыбнулся — ответ — «поцелует». Труйльфу с победоносным видом посмотрел на Клода, слегка вскинув голову. Сейчас его переполнял адреналин, и думать о последствиях не хотелось: хотелось просто претворить результат гадания в жизнь. — Что же, вы гадали, и если ответ правильный — вас можно сжечь за колдовство. — довольно объявил Клод, а затем с вызывающим видом наклонился к цыгану, так что их лица оказались совсем близко друг к другу: — Рискнёте? Если честно, судья уже сам себе не отдавал отчёта в своих действиях, и явно провоцировал Клопена. Тот почувствовал, как кончики ушей начинают гореть: да, он надеялся на это, но когда мечта стала правдой он… Испугался? Нет, он не может так просто отступить! «Рискнёте?», звучит крайне вызывающе. Это был единственный шанс, который мог стать билетом на тот свет. Судья ведь не может говорить это всерьез! Цыган сглотнул и нервно хихикнул. — Рискну. — резко охрипшим голосом прошептал Клопен. Мужчина прикрыл глаза и сделав вдох, подался вперёд, оставляя на губах Фролло сладкий поцелуй. Судья же бездействовать не желал, и вдруг сильнее прижав его к себе, хищно впился в губы цыгана, не давая тому шанса вырваться или сбежать. Кинжал выскользнул из рукава и со звоном упал на землю, но Фролло это уже мало волновало: он, наконец получив то, что хотел, жадно терзал чужие губы, будто желая наказать Клопена за весь этот бедлам, устроенный на празднике. Когда же Клод отстранился, он даже и не думал поднимать упавшее оружие — теперь, когда всё стало на свои места, оно было бесполезно. Клопен не смел поднять на судью свои глаза, полные счастья и удивления. Казалось, что это всё очередной сон, однако, это была реальность. До этого момента цыган мог лишь мечтать о подобном. Труйльфу облизнул чуть ли не до крови искусанные губы, сгорая от смущения, и упёрся взглядом в пол. На глаза ему тут же попался кинжал. Цыган наклонился и поднял оружие, протягивая его Клоду. — Скажите, а давно ли вы этого желали? — на губах мужчины снова заиграла улыбка. Фролло гневно блеснул глазами, и молча вырвал оружие из его ладоней, ясно дав понять, что отвечать на вопрос не собирается. Но потом, немного поколебавшись, вздохнул, и взял цыгана под руку: — Думаю, я расскажу всё, что вас интересует, если вы покажете мне дорогу до площади. Увы, здесь я никогда не был, и, боюсь, окончательно заблужусь без чьей-либо помощи. — Как скажете, потеряшка. — хохотнул цыган и повёл судью за собой. Клопен мог провести его кратчайшим путём, но понимал, что чем быстрее они дойдут до площади — тем быстрее ему придётся расстаться с судьёй. Поэтому он решил немного обхитрить Клода, проведя его самым длинным путём. — Так вы ответите на мой вопрос? — нежно спросил лицедей, прижимаясь к Фролло. Тот отдёрнулся было по привычке, но вскоре растаял, и вот уже сам покровительственно приобнимал цыгана за плечо. — Да, пожалуй. С того момента, как вы впервые стали появляться на праздниках. Я тогда ещё даже судьёй-то не был, а вы уже плясали на площади, прямо как ваша преемница сейчас. Могу я задать тот же вопрос? — Конечно. — Клопен мило улыбнулся — к вам я начал испытывать чувства, когда вас только назначили судьёй. Вы всегда были решительны и строги. — голос Труйльфу стал более хриплым, и цыган бросил на Клода страстный взгляд. — Это комплимент? — приподнял бровь мужчина, заинтересованно склонившись к своему спутнику. — Конечно комплимент. — заверил его Клопен — Но есть ещё один вопрос, который меня довольно долго мучал. За что вы так сильно невзлюбили мой народ? Именно сейчас, когда Фролло только-только обрёл ту долгожданную связь, ему ой как не хотелось вспоминать былые дрязги и неприязнь. Но, что поделать? — его избранник ждал ответа, и Клод презрительно скривился: — Цыгане — весьма недалёкая нация, как по мне. Они только и умеют, что красть, колдовать да уводить детей из дома. Это просто зараза, чума, пустившая свои метастазы в Париж. — И вы всё ещё уверены в этом? — приподнял брови Клопен, и получил в ответ невозмутимый кивок: — Да. — Надеюсь, что когда-нибудь вы смените свою точку зрения. Мы ведь не все такие. А воры и негодяи и среди обычных людей встречаются. — грустно усмехнулся цыган. — Боюсь, статистика на моей стороне. — отсёк Клод. Некоторое время они шли молча, не смея смотреть друг на друга, но вот Фролло осмелился взглянуть на своего спутника. Тот выглядел таким расстроенным и уничтоженным, что даже жестокое сердце судьи не выдержало я и защемило где-то в груди. Он резко остановился, и заключил Труйльфу в объятия, прижимаясь лбом к его лбу. — Извини. Я понимаю, это твой народ… Но, как минимум об одном цыгане я уже вряд-ли плохо подумаю. — Хотя бы это радует. Я думал, мне до самой смерти придется мучиться со своей любовью… — прошептал Клопен, обвив руками шею судьи. «Смерть я могу тебе устроить.» — подумал Клод, но вслух ничего не сказал: эти мысли были уже пережитками прошлой злобы, связанной с недосягаемостью цыгана. Теперь же судья был готов спасать его из любых ситуаций — ведь Труйльфу временами казался таким беззащитным. Глядя на его пляски, дурачество и вычурный наряд, Клод забывал об остром кинжале, который цыган всегда носил с собой, но стоило ему хитро улыбнуться в своей манере, и Фролло понимал: перед ним довольно опасный, пусть и мелкий…зверёк. Да, судья часто ассоциировал мужчину с куницей либо лисой… Прервав его мысли, Клопен отстранился, смотря в глаза Клоду; как будто пытаясь прочитать его мысли. Но этот мужчина по прежнему оставался для цыгана загадкой. Судья был очень неоднозначным, из-за чего Труйльфу не мог понять его до конца — он мог опираться лишь на своё шестое чувство и догадки. Впрочем, мужчине это даже нравилось. Нравилось ему и некое сопротивление судьи, которые теперь практически сошло на нет. Но это сопротивление никогда не будет равно нулю, Клопен должен будет добиваться Фролло. Да, они действительно играли с чувствами друг друга, но теперь точно будут поддаваться с большей охотой, чем раньше. Клопен добивается, а потом уходит, заставляя судью искать его по всем закоулкам, последний злится, но получает своё. Вечная игра. Труйльфу посмотрел вокруг: начинало темнеть. Цыган предложил продолжить путь, судья согласился. Спустя пять минут они были уже на месте. — Ну, вот мы и пришли… Клод. Клопен опустил глаза. Называть судью по имени было так непривычно, но теперь хотелось делать это постоянно. — Да, пожалуй, пора прощаться. — судья наклонился, и оставил лёгкий поцелуй в уголке чужих губ. Его не волновало, что кто-либо может их увидеть: сегодня ведь день Дураков, и данное событие привлечет не больше внимания, чем ходящая на задних лапах собака. — Когда мы сможем встретиться ещё раз? — тихонько мурлыкнул Фролло, взяв руку цыгана в свою. — Когда вам угодно. Вы же у нас самый занятой человек. — так же прошептал Клопен, тая и расплываясь в улыбке. — Тогда, как насчёт следующего вечера? Если, конечно, мне не придётся беседовать с вами раньше…— улыбнулся Клод в ответ, и резко взмахнул рукой: — Стража! Схватить этого цыгана! Несколько солдат тут же бросились исполнять поручение, а судья подтолкнул Труйльфу к переулкам, где он мог бы укрыться: — До встречи, мой друг. Уносите ноги. — Нахал. — нежно вздохнул цыган, ныряя в паутину переулков и скрываясь из вида, дразня стражу звонким нахальным смехом. Фролло счастливо улыбнулся, и отправился восвояси. Сегодня он даже не пугал Квазимодо своими злобными взглядами, да и вообще выглядел на редкость умиротворённым — ему определённо начинал нравится день Дураков.Часть 1
17 февраля 2020 г. в 16:16
Фф
Этот момент снова наступил.
Едва заслышав за окном стук тележных колёс по камням площади, Фролло вскочил с постели, и несмотря на ещё раннее утро, уже возненавидел весь мир. А ведь день только начинался. Длинный, шумный, насмешливый и неприятный — День Дураков.
«Жалкий крестьянский праздник», как часто называл этот день Клод, просто выводил его из себя. Как люди могут получать столько радости от столь грешного и бесполезного мероприятия? К слову говоря, эти самые люди взаимно не были рады судье на празднике. Он, конечно, не особо мешал, но своим угрюмым видом порядком подбешивал народ, который пришёл веселиться по полной. Лишь один человек с нетерпением и трепетом ждал Клода с его недовольной мордашкой, и этот человек — Клопен. Кто же ещё? Только он бросал на судью мечтательные взгляды, когда тот гордо проходил мимо. Цыган уже давно неровно дышал к Фролло, и сегодня решил, наконец, действовать. Впрочем, Клод тоже хранил кое-какую тайну, по отношению к этому лицедею: дело в том, что уже давно, даже до вступления на пост судьи, он заглядывался на красивого, ловкого цыгана. И когда тот плясал на праздниках, Фролло сквозь толпу всегда пробирался поближе к импровизированным ''площадкам», чтобы не пропустить ни одного движения. Когда же Клопена сменила его приёмная дочь, Эсмеральда, мужчина немного поостыл к этим зрелищам, а потом ему уже и вовсе не к сану стало посещать подобные выступления. Зато на масштабных праздниках, где требовалось его присутствие, Клод вновь имел возможность лицезреть запавшего в душу лицедея, умело прикрываясь маской ненависти и презрения. Умело до такой степени, что и сам иногда в это верил.
Всё утро прошло в приготовлениях: почистить парадную мантию, привести себя в порядок, собрать солдат для сопровождения и прочие мелкие неурядицы, которые судья улаживал машинально, тогда как мысли его были заняты предстоящим кошмаром. Для Клода всё это было не больше чем ежегодный разгул пьяниц да простолюдинов, и отдалённо напоминало ему если не Содом с Гоморрой, то вакханалию уж точно. А у Клопена дел было ещё больше — как-никак, он ведь заправлял этим праздником. Надо было отрепетировать песни, фокусы и прочие элементы этой безумной, заразительной комедии длиною в день. Хотя он имел склонность чересчур волноваться об этом, ведь обычно всё складывалось как по велению небесного дирижёра: взмах — и опьянённая абсурдом толпа подпевает в такт, взмах — и длинноногие клоуны стройно вышагивают в нужную сторону. Была ли это удача, или что-то иное — цыган предпочитал не задумываться, а просто наслаждаться торжеством, как обычно. Но сегодня он кое-что решил для себя, и из всего праздника ждал лишь появления одной важной персоны. Важной как для города, так и для него лично.
Солнце озаряло площадь, переполненную людьми в ярких нарядах. Посреди всего этого на сцене стоял Клопен, «разогревая» толпу, и распевая заученную всеми назубок песню.
Послышался стук копыт и колёс, и все расступились, пропуская стражу и темную, узкую карету. Цыган не скрывая интереса посмотрел, как Фролло гордо устроился на своём «троне», и интерес Труйльфу к празднику порядком угас, уступая место интересу к одной конкретной персоне.
Желая переключить внимание публики на кого-нибудь другого, цыган протараторил свою небольшую речь, и уступил место Эсмеральде, а сам занял свою позицию рядом с судьёй.
Клопена мало волновало то, что оному крайне неприятно его присутствие. Цыган беззаботно кивал в такт музыке, мурлыча под нос слова песни: реакция судьи лишь добавляла Труйльфу уверенности в своих планах на него, и порядком веселила мужчину. Ведь на всё это, в свою очередь, лицедей отвечал взглядами, полными озорных искр, что, казалось, ещё больше бесило Клода. Спустя где-то три минуты своеобразных «гляделок», Клопен перешёл на новый уровень, и наклонился к самому лицу судьи:
— У вас локон из-за уха выбился, позвольте поправить. — и он преспокойно убрал чужую прядь волос, одарив того улыбкой.
Фролло аж подскочил от неожиданности, и молниеносно отодвинулся в дальний угол кресла, мельком глянув на толпу — не дай Бог кто заметит! С каждой минутой нахождение на этом празднике становилось для него всё более невыносимым, а теперь, когда Труйльфу проявил к нему больше интереса, чем к какому-нибудь украшенному лентами столбу, стало совсем невыносимо. Ведь шестым чувством судья понимал, что всё ещё только начинается.Труйльфу состроил грустное лицо, хотя ему действительно было немного обидно:
— Я всего лишь поправил… — Клопен опёрся руками на подлокотник кресла.
Но в конце концов, Клоду некуда было бежать, он был полностью в распоряжении цыгана. Клопен понимал опасения судьи, но посмотрев на толпу понял, что беспокоиться особо не о чем: народ был полностью поглощён праздником, клоуны, фокусники и трюкачи показывали свою какую-никакую программу, стража чуть ли не с высунутыми языками созерцала Эсмеральду, смотря на неё, как голодные собаки на кость. Ну и кому из этой публики было дело до Клопена и Клода? Правильно, никому. А значит и волноваться не о чем. Труйльфу выкинул небольшой фокус, достав из ниоткуда цветок, и зажав его между двумя пальцами, протянул Фролло.
— Ну же, судья. Полно хмуриться, улыбка вам больше к лицу. — цыган многозначительно подмигнул.
Фролло залился краской — не то от гнева, не то от смущения, и смяв несчастный цветок в кулаке, отшвырнул его подальше, словно гадкую змею, а затем с вызовом глянул на Клопена, будто бы вопрошая: «Ну, и что ты сделаешь теперь?». Для себя Клод решил пренепременно разобраться в таком поведении цыгана, а уж потом, после праздника, тащить его в застенки инквизиции да на виселицу, поэтому не спешил пресекать его действий, хотя и был очень недоволен, что ясно читалось на его лице.
Клопен проследил взглядом за траекторией «полёта» несчастного цветка, а после выпрямился стрункой и пожал плечами: ожидать от Клода другой реакции было глупо и по-детски наивно. Но пока длится праздник, он находится во власти цыгана, и последний прекрасно это понимал, а потому не опускал руки, и всё ошивался около судьи, как кот около сметаны, флиртуя.
Для цыгана не осталось незамеченным то, что теперь Клод лишь раздражённо фыркает и злобно сверкает глазами. Мужчина счёл это за своеобразное согласие: ведь если Фролло уже не противостоял так яро — значит, он начал поддаваться, а соответственно победа на стороне Клопена, верно? К сожалению, к нему в голову не пришло даже мысли о том, что это лишь затишье перед бурей со стороны оппонента.
Труйльфу беззаботно примостился рядом с ним, усевшись на подлокотник кресла, и приобнял его одной рукой.
— У вас тут пыль. — через некоторое время расплылся в улыбке цыган, проводя ладонью по плечу судьи.
Возможно это был уже перебор, но, как говорится, «наглость — второе счастье»!
— О, надо же? — внезапно среагировал Фролло, и попытался дружелюбно улыбнуться, что больше было похоже на оскал хищника. — Какая жалость. — и он тоже поднёс руку к плечу, словно нарочно задев пальцами ладонь Клопена, а затем как ни в чем не бывало отвернулся, и устремил скучающий взгляд на толпу. Правда, время от времени бросая на сидящего рядом цыгана заинтересованные взгляды.
Любой бы заметил наигранные нотки в голосе судьи, но не Клопен. Это маленькое прикосновение Клода произвело на цыгана опьяняющее свойство, он «растаял» и сидел смирно, наслаждаясь каждой минутой, не слыша и не видя ничего вокруг.
А тем временем торжественная часть праздника подходила к концу, и уже через пару номеров Труйльфу должен был объявлять об окончании «программы», о чём сам ведущий, видимо, успел благополучно забыть. А потому с каждой минутой Клод всё больше и больше начинал нервничать. И всё-таки не выдержав, судья ткнул Клопена в бок, под конец предпоследнего номера. Цыган встрепенулся, пытаясь понять, что к чему, где он и что. Слава богу, на это ушло всего пару секунд, и подскочив с подлокотника, мужчина стрелой полетел на сцену, выкрикивая в толпу подбадривающие фразочки.