Вглядываясь в бездну

- Неужто это и есть наш душитель?! Капитан Брекенрид удивленно качает рыжей головой. Уильям Мердок улыбается, отчаянно надеясь, что улыбка получается не слишком вымученной. Судя по тревожному взгляду верного Кребтри, усилия детектива пропали всуе. Уильям Мердок чувствует - и далеко не в первый раз - приступ острейшего раздражения. "Тоже мне, жалельщик выискался ". Немедленно после истекающей ядом мысли - волна жаркого стыда. Это ведь старина Джордж. Тот самый, что верит в призраков, зомби, марсиан и прочее колдовство. Кребтри, вернейший из верных. Уильям Мердок поскорей отворачивается, не желая видеть озабоченой гримасы констебля. Не желая читать тревогу пополам с любопытством в его глазах. - Все найденные в доме улики указывают на это. Теперь приходится приложить некоторое усилие, дабы заставить собственный язык ворочаться во рту. Действительно ли у них в морге, накрытый белой простыней, лежит упокоенный навеки истязатель и убийца юных девушек, которого полиция Торонто не могла изловить больше двух лет, или же ловкая инсценировка с подброшенными доказательствами - Мердоку сейчас наплевать. Почти наплевать. Ведь левая щека покойника изуродована свежими шрамами. Нанесенными с явным старанием. Это знак. Намек. Почти что приказ. Уильям Мердок должен как можно скорее найти все подсказки, разгадать ребус, верно истолковать хитро затаившиеся среди множества улик намеки. Обязан разгадать очередную загадку... Пока еще есть время. Волна облегчения пополам с гадливостью к самому себе накатывает, почти оглушая, когда Уильям Мердок, толкнув обшарпанную дверь, чуть не влетает в комнату, обставленную в лучших традициях нищеты вопиющей. Человек, сидящий на краю продавленной постели, встречает детектива довольным смешком. Уильям понимает, что забывал дышать всю чертову дорогу только испустив длинный вздох. Человек на постели - как всегда, аккуратно, даже щегольски одетый, при галстуке и жилете, закидывает ногу на ногу. - Как вам понравился мой последний подарок, детектив? Убиенный душитель, которого не могли обличить более двух лет. Пахнет изрядной издевкой. Вот так, милый мой Уильям, вы два года не могли, а я приподнес вам на блюде, да с какой изысканной сервировкой! - В этот раз отнюдь не невинная жертва, - сдавленно отвечает Мердок. - Совершено не в вашем стиле, мистер Гиллис. Джеймс Гиллис смеется, не поднимая головы, смеется тихо и почти нормально. Главное, не смотреть в его глаза. До поры, до времени. - Однако, ты быстро сегодня, - замечает Гиллис, отсмеявшись. - Умнеешь с каждым днем. Уильям Мердок задыхается от накатившего гнева. - Или ты глупеешь все больше, Гиллис. Убийца, трижды избежавший заслуженной петли, распрямляет плечи и картинно откидывает назад неприлично длинную светлую челку. Которая все это время надежно скрывала левую половину его лица. Уильям Мердок задыхается снова. - Возьми. Он швыряет подношение, почти не глядя. Флакон с морфием. Гиллиса мучают боли в спине, порой совершенно адские; и хотя Уильям Мердок прекрасно знает, что Джеймс Гиллис способен позаботиться о себе, все равно таскает этот глупый морфий на каждое их... А-а-а, к черту все. К дьяволу. На каждое свидание. Однажды Джеймс Гиллис пообещал - используя рот бедолаги, терзаемого голосами в голове, - что заберет Уильяма с собою в Ад. Судя по тому, что детектив Мердок здесь - совершенно один, без поддержки констеблей, да еще с чертовым обезболивающим, не говоря уже о разрывающих мозг мыслях и грызущих сердце чувствах - в Ад они действительно отправятся вдвоем. Может быть даже в один и тот же день. И все лишь потому, что он, Уильям Мердок, который всегда, всю свою жизнь, сколько помнил себя, старался поступать правильно, единственный раз поступился въевшимися, как он думал, в кровь и плоть принципами. Все лишь потому, что он, вместо того чтобы позвонить в участок, на мгновение задумался, вглядываясь в изуродованное лицо лежащего на полу Джеймса Гиллиса. Всего лишь хитрость; всего лишь резиновая, а не обычная пуля. Он не придумал ничего лучше, чем торопливо связать руки Гиллиса его же брючным ремнем. Метнулся к ничего не монимающему, ясно улыбающемуся сыну. Метнулся кв прихожую - конечно же, няня мальчика; к изумлению Мердока - вполне живая, нигде ни капли крови, явно чем-то одурманена. - Берите ребенка и ступайте домой, - велел он отрывисто, едва растерянная женщина пришла в чувство. - Тот человек арестован, не бойтесь. Ступайте, - поторопил он быть может чуть более резко, чем следовало, пресекая первый шквал чужого любопытства. - Вам нужно быть дома к возвращению Джулии; а ваши показания запишем позже. Дверь Уильям Мердок запер очень тщательно, дважды проверив засов. Гиллис так и лежал посреди гостиной, закрыв глаза. То ли прикидывался, то ли правда глубокий обморок. Следующим, совершенно логичным шагом был телефонный звонок; но Мердок все медлил, все не мог заставить себя... "Объект моей страсти" - и яркое, стыдное воспоминание о коротком злом поцелуе. И тот странный зуд внизу живота, который Уильям Мердок почувствовал, стоило Гиллису повернуться, показать свое <i>новое лицо. Детектив приблизился к поверженному - теперь-то уж точно? - врагу; опустился на одно колено, не вполне понимая, что и зачем он сейчас делает... Потянулся рукой, внезапно подрагивающей, коснулся самыми кончиками пальцев, как бы пробуя... - Де-тек-ти-и-в, - протянул Гиллис, вовсе не беспамятный. - Всегда правильный, законопослушный, чертов святой Мердок! А всего-то и нужно было, что изуродовать себя немножечко раньше. Джеймс Гиллис не хохотал даже - захлебывался собственным смехом, диким хохотом совершеннейшего безумца. - Уильям, о боже, - повторял он, и выгибался на пыльном ковре, и по изуродованной щеке шла короткая судорога. Несколько позже Уильям узнал и о болях в спине, и о других шрамах на теле Джеймса Гиллиса... Но в тот день он крепко сжал губы и отвесил хохочущему убийце увесистую оплеуху. По левой щеке. По бугристым шрамам, которых так хотелось коснуться губами - одного за одним. Гиллис умолк сразу же, как будто рот ему запечатали наглухо. Лишь смотрел прямо в глаза, и безумие, клубящееся в его взгляде, затягивало не хуже болотного омута. Мердоку бы вскочить; Мердоку бы отвернуться и поступить так, как он поступал всегда - но Гиллис не был бы Гиллисом, если бы упустил свой шанс. Если бы не ухитрился каким-то образом выпутаться из стягивающего запястья ремня. В следующий момент Уильям Мердок осознал себя лежащим на спине и крепко впечатанным в пол. Сквозь молчаливые занавески пробивался солнечный лучик; изуродованная щека Гиллиса прижалась к его собственной. Горячечный шепот безумца: как он восхищается Уильямом, как ненавидит его, как вожделеет; и что бы он, Гиллис, сделал сейчас, если бы только хватало времени... Следовало дернуться, следовало хотя бы боднуть Гиллиса головой - заодно вернул бы должок, о, да; но в тот момент детектив Мердок, похоже, позабыл, что означает "поступать правильно". - До встречи, Уильям, - жарко шепнул Гиллис прямо в его сжатые губы. - Уверен, мы с тобой славно повеселимся. Второй их поцелуй получился таким же яростным. Но отнюдь не таким коротким, как в тот раз.</i> Встреча случилась через полтора месяца - Мердок специально считал. Свеженький труп; подозрительный клок бумаги; ржавый ключ; вырезанная на груди у жертвы буква "J". Уильям Мердок сумел сложить кусочки паззла воедино. В ту ночь он, леденея от ужаса, дрожа от страсти и проклиная и себя, и Гиллиса, изо всех сил вжимал пальцы в чужие плечи. И давился собственными постыдными стонами. И тянулся, отчаянно тянулся ртом то к одному, то к другому страшному шраму на искаженном страстью лице Джеймса Гиллиса. "Твое безумие заразно, - хочет сказать Уильям Мердок всякий раз, когда, запершись от мира в очередной подозрительной комнатушке, он отдается - или берет, это Джеймс тоже любит, да еще как, - своему заклятому врагу. - Твое безумие передается - через слюну, через иные телесные жидкости, а может, ты научился делиться им при помощи одного лишь взгляда. Ты заразил меня - наверное еще тогда, перед твоим отчаянным прыжком в гулкую мокрую тьму; я заразил Джулию... " И это святая правда. Джулия Огден, супруга и мать, кажется, помешалась на Джеймсе Гиллисе. Стоило ей узнать, что злодей сбежал от правосудия, в который уже раз. Она одержима Гиллисом; когда она говорит о том, с каким удовольствием вскроет наконец его череп, извлечет на свет божий преступный мозг и подвергнет материал всестороннему изучению, Уильяму кажется, что изо рта супруги вот вот закапает голодная слюна. Джулия грезит о чужой мертвой плоти, крепко сжимая руку лежащего рядом мужа, и острые ее ногти больно впиваются в кожу, а Уильям Мердок думает о том, что они вот только что занимались с ней любовью, и что завтра, а может быть, через месяц, или через неделю, он будет лежать совсем в другой постели, и рядом с ним будет отнюдь не Джулия. - Я люблю свою жену, - говорит Мердок однажды. Он распластан на скрипучей кровати; он гол, как в первый день собственного рождения; он чувствует внутри себя горячую твердую плоть Джеймса Гиллиса; он гладит пальцами эти чертовы шрамы, и в голосе его слышен какой-то беспомощный вызов. Гиллис улыбается - почти как нормальный человек, - и отвечает он тоже почти нормальным голосом: - Ты доказал это, милый мой Уильям, - и начинает неспешно покачивать бедрами. - Ты доказал это и мне, и всему свету... Надеюсь, прекрасная Джулия ценит... Надеюсь, она все еще помнит... Уильям Мердок сжимает зубы; он смотрит прямо в клубящееся безумие чужих глаз. Безумие смотрит в ответ. С пристальным вниманием и бесстыднейшей страстью. Новый день; новое убийство. Уильяму с трудом удается скрывать нетерпение - с последней встречи прошло уже больше месяца, он чуть с ума не сошел, воображая, что Гиллис мертв, что он ухитрился вляпаться в какой-нибудь из нелепых несчастных случаев, и Мердок больше никогда не коснется грубых шрамов на его лице, и ни разу не представит, как сжимает пальцы на белой шее, которую так сладко кусать и облизывать, задыхаясь от сдерживаемого желания - лишь бы помучить Гиллиса еще немного, еще чуть-чуть, чтобы скулил, чтобы умолял, жарко подаваясь навстречу.... Ему приснился кошмар, и в этом кошмаре он, Уильям Мердок, поступил правильно, а Джеймс Гиллис, стоя с веревкой на шее, смотрел ему в глаза с мольбой и ненавистью; ему снилось, что в том шприце действительно был героин, а не простая вода, как выяснилось чуть позже. Уильяму снилось, что Джеймс Гиллис на самом деле умер; Уильям проснулся, задыхаясь от липкого ужаса и зажимая рукой собственный рот. Не хватало еще разбудить Джулию. Этот ребус он разгадал на удивление быстро. Слишком простые подсказки - означает ли это, что Гиллис тоже соскучился? Очередная комнатушка на задворках канадской столицы; и Гиллис, нетерпеливо требующий: - Возьми меня. Сейчас же. Гиллис уснул, прижавшись здоровой щекой к его груди. Уильям легко обнимал спящего убийцу за плечи и размышлял о том, как уязвим сейчас Джеймс Гиллис. Как просто было бы убить его. Прямо сейчас. Быстро и почти безболезненно. Одно маленькое миленькое удушение - и хотя бы Джулия получит наконец желанный приз. Приятные мысли прерываются громким треском и скрипом. - Сэр?!! Выпученные глаза Джорджа Кребтри производят впечатление весьма отталкивающее. Нужно что-то делать, что-то говорить. Уильям Мердок чувствует раздражение. Злость. И совсем чуть-чуть страха. Нехотя, но уже напрягшись всем телом, он покидает такую теплую, пускай и жестковатую постель. Джордж Кребтри пятится, глядя за спину детектива. - Это ведь.. Это... - О, констебль! - голос Гиллиса певуч, интонации наглые. - Какая неожиданная встреча, давно не виделись, не так ли, Уильям? Мердок на секунду оборачивается. Джеймс Гиллис сидит на постели, и глаза его блестят, рот чуть приоткрыт как бы в ожидании поцелуя, и Уильям Мердок думает, как славно будет искусать этот глумливо кривящийся рот до крови. Сделать больно, по-настоящему, заставить его кричать... Гиллис истолковывает взгляд детектива по-своему. - Ну, нет, мой милый, - нараспев произносит он. - Не смей перекладывать на меня и это тоже. Твое решение, только твое, милый мой Уильям. Он прав, совершенно прав. Мердок сосредоточенно хмурит брови и оставляет Гиллиса - пока что. Сосредотачивается на констебле Кребтри, который теперь вжимается спиной в грязную стену, глотая воздух широко открытым ртом. - Мне жаль, Джордж, - произносит Уильям Мердок устало. - Мне правда очень и очень жаль. Не нужно было так беспокоиться обо мне. Гиллис у него за спиной весело смеется. Уильям Мердок думает отстраненно: "Он все-таки сдержал слово. В Ад мы попадем вместе".