Наши пути

      Поцелуй был порывистым, требовательным и имбирным.       Хельга ответила на него не задумываясь, но тут же в голове взорвался сноп чувств и мыслей: как она полжизни этого ждала — как это неправильно, — как давно запретила себе об этом думать, какие мягкие у него прикосновения — как это неправильно, — как она зла на него и на себя, как хочется продолжения — как это неправильно, — как будто не было всех потерянных лет — но были, и был Алекс, и это неправильно, и ей нужно остановиться.       Хельга отстранилась, положив ладонь ему на грудь, ощущая жар даже сквозь свитер и с удивлением понимая, что они теперь стоят посреди кухни. Взгляд Арнольда из затуманенного сразу стал осознанным, а затем растерянным.       — Я не могу.       Этого хватило, чтобы кроме растерянности появился стыд, и он отошёл.       — Боже, прости, не знаю, что на меня нашло, — положил руку на лоб и провёл ей по волосам, ещё больше взъерошив. Хельга вдруг подумала, что он похож на воробья, и глупо хихикнула. Арнольд снова выглядел растерянным.       — Извини. Дело не в тебе, я просто… — как бы не показаться лузером? — недавно кое с кем порвала.       — Оу, — протянул Арнольд, — мне жаль.       Хотя сожаления она на его лице не увидела, только едва заметный след улыбки. И это чуть не заставило её саму улыбаться безо всякой причины, так что она поспешно бросила «мне пора» и вцепилась в пальто, висящее на стуле.       — Я тебя провожу, — не спросил, а утвердил он, словно это было само собой разумеющимся, и ушёл за курткой. Хельга не стала спорить с его джентльменскими порывами.       На улице было свежо и тихо, если не считать приглушённый шум трассы вдалеке и отзвуки сирены скорой помощи. Мюриэль не вышла, хотя Хельга была уже почти готова принять ответственность за пострадавшее блюдо. Ну, нет так нет.       По сравнению с центром Сиэтла в спальном районе Хиллвуда было даже слишком тихо для девяти (или десяти?) вечера, словно в доме престарелых. Вряд ли кто-то её возраста мог бы захотеть здесь жить.       А… ну да.       Арнольд шагал рядом, засунув руки в карманы, и о чём-то думал.       — Ты всерьёз это решил?       — М? — посмотрел он на неё.       — Снова открыть Сансет Армз. Ты и правда это сделаешь?       — Да.       Исчерпывающий ответ, но ей было недостаточно.       — Ты ведь мог бы продать его и жить где хочешь. За историческое наследие неплохо бы накинули сверху.       — Наверняка, но я не хочу его продавать.       Хельга прикусила язык, чтобы не ляпнуть что-то вроде «нельзя принимать такое решение только из-за чувства вины». Это не её дело.       Свой дом она продала бы без зазрений совести, и вскоре, судя по всему, придётся этим заняться вместо матери — её ведь даже ребёнок облапошит. А Ольгу с перепадами настроения вообще лучше к покупателям не подпускать.       Значит, после продажи больше не будет причин сюда возвращаться.       Наконец-то.       Больше ничего не будет вызывать лишних воспоминаний. В том числе и о сегодняшнем дне, полном тупых решений и неловкостей.       Хельга взглянула на Арнольда, опять задумавшемся о чём-то, и мысленно пожелала ему счастья, так искренне, как только смогла. Он был хорошим человеком — не ангелом, как она по дурости называла его в детстве, а просто хорошим человеком, — и если кто-то заслужил на свете счастья, то такие люди как он. Кто помогает другим, пытается сделать мир лучше, даже если это тщетно, и совершенно не думает о себе. Впрочем, именно поэтому счастье такие люди не принимают, а раздаривают всем подряд. Глупо. Но заслуживает уважения.       — Хельга.       Он остановился, и ей тоже пришлось. Оказывается, они уже почти пришли — крыльцо виднелось через пару домов.       — Что?       — Прости, что причинил тебе боль, — сказал он серьёзно, так, что ей нестерпимо захотелось пошутить.       — Ты не так плохо целуешься, — заулыбалась она, и Арнольд тоже.       Спустя паузу решила добавить, пряча взгляд в мокром тротуаре:       — Мне жаль, что я тогда не ответила. Я должна была всё объяснить.       Как ни странно, от произнесения этих слов и правда стало чуточку легче. Может, именно так очищается карма?       Арнольд протянул ей ладонь для рукопожатия.       — Друзья?       Хельга чуть не поперхнулась наивностью вопроса — странно предлагать дружбу спустя десять минут после того, что друзья обычно не делают, — но…       — Почему нет, — и пожала его руку.       В конце концов, это ни к чему не обязывает.       — Спасибо, что проводил. Я пойду, — она снова спрятала руку в карман, и он сделал то же самое, — завтра поезд рано.       — Спокойной ночи. И удачной дороги.       — Тебе то… в смысле тоже спокойной ночи.       Господи, ну не может она не облажаться.       Хельга остановилась у крыльца, всё ещё морщась от собственной нелепости, обернулась: Арнольд ушёл уже довольно далеко, чтобы не попадать под свет одинокого фонаря. Она закурила, отметив, что при нём сдерживалась, будто он бы её осудил. Глупость, конечно. Максимум прочитал бы нотацию, и то — теперь она уже была не уверена.       Взрослый Арнольд ожидаемо оказался не таким, каким она его представляла в своих детских фантазиях. Оно и понятно, фантазии эти произрастали на благодатной почве любовных романов и с реальностью не имели ничего общего, как она поняла ещё в колледже, во время первых отношений. Вторых, если судить не только по «взрослым» атрибутам, хотя что может быть более присуще взрослым, чем разбитое сердце.       У Арнольда тоже были эти вторые отношения. С кем-то, где-то — нет, известно где. Он признавался кому-то в любви, строил планы, обжигался. Пожалуй, именно это было для Хельги самым тяжёлым: представить, что у него параллельно шла своя жизнь. Не краткая сводка сплетен от общих знакомых, не страничка в фейсбуке, на которую она однажды зашла из любопытства, а настоящая жизнь, такая же настоящая, как её собственная. Эта жизнь сделала его Арнольдом сегодняшним. Немного осунутым, уставшим — совсем не героем её фантазий. И к лучшему, ведь слащавого Арнольда из фантазий она бы наверняка уже придушила.       Хельга докурила и зашла в дом, где, судя по тишине, все уже спали. Поднялась в не-свою-гостевую комнату, на этот раз для приличия смыла косметику перед сном, завела будильник. И ещё долго ворочалась, мучительно считая оставшиеся до подъёма часы, а когда наконец заснула, незатыкающиеся мысли обо всём сразу и там её нашли.       Утром, потягивая на кухне кофе и с каждым глотком всё меньше желая смерти, Хельга проверяла рабочую почту и представляла, как уже завтра ворвётся в офис. Чем меньше она пропустит, тем меньше потом разгребать, а отпуск пусть засунут себе в выхлопное отверстие. Не для того она горбатилась последние годы, чтобы тратить неделю на скорбь. Тем более по тому, кто этого не достоин.       Звякнуло оповещение, внезапно от фейсбука, внезапно о добавлении в друзья.       Арнольд Шотмен.       Значит, насчёт друзей он вчера не шутил. Интересно.       «Принять».       — Доброе утро, сестрёнка, — вплыла на кухню Ольга, налила сок и села напротив.       — Доброе, — буркнула Хельга абсолютную ложь, понимая, что кофе допить не получится.       — Скоро выходишь? У тебя поезд через час?       — Ага, — продолжала она пялиться в телефон.       — Мама вчера сказала, что ты предложила продать дом. Думаешь, это хорошая идея?       — Ага.       — Наверное, ей и правда так будет легче. Может, переедет ближе к нам, заведёт друзей на новом месте. На неё больно смотреть, она тут совсем одна.       — Ага.       — Только надо найти хорошего риэлтора и обязательно всё проконтролировать, ты ведь знаешь, она такая рассеянная. Ох, где бы время взять, сестрёнка, ты не представляешь, сколько всего надо сделать перед родами. Я просто как белка в колесе.       Хельга мельком на неё взглянула: наигранно несчастное выражение идеального лица, даже покрасневшие почему-то глаза и нос дополняют картину, призванную растопить сестринское сердечко. То ли аллергия, то ли опять ревела по нелепому поводу — в принципе, не важно.       — Я этим займусь, — выдавила Хельга, зная, что всё и так к этому пришло бы, и допила кофе одним глотком.       — О, спасибо, это так мило с твоей стороны, — заворковала Ольга, взяв её за руку, и Хельга заставила себя это вытерпеть. — Мне так тебя не хватает, сестрёнка. Давай видеться почаще. Я так скучаю по нашим разговорам.       По каким же?       — У вас с Алексом точно всё в порядке? — о нет, зачем она начала. — Я случайно заметила, как тебя провожал Арнольд, и…       — Мне пора на поезд, бывай.       Хельга схватила телефон, предусмотрительно оставленный в коридоре рюкзак и выскочила из дома под возмущения сестры, мол, хотя бы попрощайся с мамой. Причём Хельга была не против, если бы та успела проснуться, но терпеть Ольгу ещё хотя бы минуту означало лишиться человеческого достоинства. К тому же, Мириам всё равно не особо расстроится, если вообще заметит.       Уже сидя в поезде, когда за окном проносился пригород Хиллвуда, а в наушниках играло что-то бодрое, Хельга снова открыла фейсбук. В личке ничего нового не было.       А что она ожидала там увидеть?       Ответ напрашивался сам собой, но Хельга от него отмахнулась и полезла прокрастинировать в ленту обновлений у друзей.       Фото со счастливыми рожами, еда, репосты глупых цитат, ещё больше счастливых фото… Надо же, Кристин замуж выходит, хотя клялась, что лучший брачный договор — трудовой. Не дай бог ещё на свадьбу позовёт. А это кто, Джеральд, что ли? Ну и бородища, повезло, что на радио его никто не видит. Хотя фанаткам зашло, судя по количеству лайков, чего и следовало ожидать.       Ладно, раз уж Арнольд теперь в друзьях, можно зайти…       Если бы было на что смотреть.       Его страница интереснее не стала: всё такие же репосты благотворительных акций, большая часть на испанском, всё тот же аватар — как бы случайное фото с эмблемой его организации, очевидно, с рекламного буклета или сайта. Арнольд на нём кому-то что-то увлечённо объяснял. Хельга на месте маркетологов точно сделала бы его главной рекламной звездой — загорелый высокий блондин с тёплой улыбкой, да у них бы пожертвования Амазонкой лились! Такую возможность упускают.       Она приблизила фото, вгляделась в пиксели. Подумала, что в жизни он симпатичнее.       Вспомнила прошлый вечер. Почувствовала, как горят щёки.       Чёртовы щёки, что за подростковая реакция? Будто она не целовалась ни разу. Да столько целовалась, что книгу можно писать! И в местах более романтичных, между прочим! Как, например, на океанском пляже, куда Алекс её отвёз сразу после выпускных экзаменов, а она настолько вымоталась, что продрыхла в машине всю дорогу. Вода была холодной, зато пляж пустым, и они так классно провели время… если не считать выгребание песка из всех доступных мест впоследствии.       Да уж. Почему-то от этих воспоминаний щёки не загорелись, хотя повод был куда весомей. Осталось только кисло-сладкое чувство ностальгии — к приятному, но невозвратному, что хотелось сохранить в максимально первозданном виде, как музейный слепок.       И кто знает, сколько ещё таких слепков ей предстоит обнаружить, раскопать и поставить на полку. Явно занятие не на один вечер, но торопиться некуда.       Музыка в наушниках сменилась на медленную, а пейзаж за окном проплывал серой массой. Дорога впереди была достаточно долгой, чтобы упереться головой в стекло и попытаться задремать, но глаза не закрывались, и взгляд постоянно соскальзывал на телефон.       Нет. Не будет она ему писать.       Это всё ещё неловко. Хотя, конечно, он первый её добавил.       Это бессмысленно — у неё и так друзей хватает.       Хотя, конечно, с ним очень комфортно, как может быть комфортно только с другом детства, даже если вы сто лет уже не виделись.       Это неудобно. Хотя… это ведь просто переписка.       Он в другом городе, у него своя жизнь, он сам сделал первый шаг, у них всё равно ничего не выйдет — нет буквально ни одной причины ему не писать.       Кроме того, что ей страшно, но со страхом Хельга никогда не церемонилась.       «Поделись секретом, как получаться на фотках нормально, а не так, будто по тебе проехал асфальтоукладчик».       Отправить.