***
— Я хочу, чтобы вы остались. Папина улыбка стала грустной. Он достал воду из рюкзака и свёрток с сэндвичами, что мама дала им с собой в дорогу. — Сынок, я знаю, ты беспокоишься о нас с мамой, — он протянул воду Арнольду, — но мы твои родители. Мы справимся. Арнольд заглушил водой почти вылетевшие слова «в прошлый раз вы не справились». Слишком грубые даже в мыслях. — Ты всегда говорил, что надо идти за своим призванием. — А ещё я говорил, что семья важнее всего. Папа откусил сэндвич, и Арнольд сделал то же самое, хотя от переживаний есть совсем не хотелось. Впереди ещё полдня пути, силы не помешают. — Вы ведь тоже этого хотите. Остаться. — Мы хотим быть рядом с тобой, — повторил папа то, что обычно говорила мама. — Пока ты не уедешь в колледж, потом это будет выглядеть странно. До колледжа было ещё целых пять лет — или всего пять, как посмотреть. Арнольд проглотил сэндвич, не ощущая его вкуса. — Вы были несчастны в городе. — С чего ты взял? — Пап, я видел. И теперь я понимаю, почему так. Всё это, — он обвёл взглядом джунгли, над которыми они сейчас возвышались с холма, — другое. И вы должны быть здесь. — Другое, — задумчиво кивнул папа. — Лучше или хуже? По-твоему. «Лучше» мелькнуло в голове, а потом мелькнул образ Хельги, и Арнольд ощутил себя предателем. — Просто другое.***
В дверь спальни назойливо стучали. — Хельга, ты проснулась? Господи, пусть Ольга уже уедет, обойдёмся и без вкусных обедов. — Я вхожу, — она явно распахнула дверь, но Хельга закуталась в одеяло с головой, догадываясь, какие у неё красные распухшие глаза после вчерашнего. — Извини, я знаю, что ты не спишь, просто поставлю твою чудесную награду на стол, чтобы вдохновение не заканчивалось. Ты такая умничка! — Спасибо, уходи. — Сейчас-сейчас. Ой, у тебя опять мусор валяется. Какой ещё мусор… а, точно. — Не трогай, — прохрипела Хельга, и как только сестра ушла, вскочила с кровати. На полу одиноко лежало скомканное письмо Арнольда. Хельга взяла его, поднесла к столу и развернула, стараясь разгладить. Разгладить не вышло, так что она вложила его в толстую энциклопедию и придавила сверху ещё парой книг. Посмотрела на статуэтку. Подвинула её на место получше. В школе ничего особо не изменилось, если не считать похвалы от учителя по английской литературе, но зато в кружке после уроков её встретили аплодисментами. Слишком много аплодисментов для одного незначительного стишка, она так и сказала. Все почему-то решили, что из скромности. За ужином, как всегда поразительно вкусным — что она туда подсыпает? — Ольга опять трещала про её образование, как будто нанялась рекламщиком той элитной школы для заучек. Шансы на поступление, колледж, возможности, бла-бла-бла. Даже Боб оживился, когда узнал о статуэтке. До субботы Хельга забыла о письме. О звонке не забыла, но помедлила с ответом. Всего на несколько секунд, которых хватило, чтобы почувствовать себя виноватой. Арнольд радовался её победе как Пулитцеровской премии. Сто раз извинился, что не был с ней, и Хельга в попытках сменить тему случайно ляпнула, что стих о Фиби и Джеральде. Попросила же в письме угадать, а теперь нет никакого сюрприза. Хотя всё равно он не понял бы, даже те двое не поняли. А потом он долго и подробно рассказывал, как ходил с отцом к какому-то водопаду, заснял его на полароид и собирается отправить фотографию в письме. Хельга не особо понимала, зачем он так усиленно описывает их поход, ничем не отличающийся от остальных, но вскоре поняла. — Я снова пытался его убедить. Судя по всему, ничего не вышло. Какая неожиданность. — Он сказал, что я слишком много беспокоюсь для своих лет. Что он в это время думал, как получить значок бойскаута за костёр, а я — как всех вокруг сделать счастливыми даже в ущерб себе. — И в чём он не прав? — Так они хотят сделать то же самое! Отказаться от Сан-Лоренцо из-за меня. — Арнольдо, они взрослые. Взрослыми и так быть паршиво, позволь им страдать хотя бы с пользой. — Хельга, ты не понимаешь… — Ну конечно я не понимаю, Боб с Мириам даже пальцем о палец ради меня не ударят. Поверь, ты бы не захотел так жить. Просто прими их решение и расслабься. Он тяжело вздохнул, какое-то время в трубке были слышны только слабые помехи. У Хельги на языке вертелся безумно страшный вопрос. Когда пауза стала невыносимой, она зажмурилась, выпалила его: — Ты всё ещё хочешь вернуться? — и затаила дыхание. — Конечно хочу, — в его тоне пряталась обида. — Не сомневайся. Если бы это было возможно. После звонка Хельга достала потрёпанное письмо из энциклопедии, снова попыталась его разгладить напоследок и положила в ящик стола к другим письмам.