***
Доминик нехотя накинул на плечи халат и прошёл внутрь. Нелюбовь к лабораториям развилась в нём с детства, а подкрепилась в юношестве на секретных заданиях. В лабораториях делают наркотики – эту аксиому Доминик разрушал в голове долго. И до сих пор не смог избавиться от неё окончательно. Сейчас же он по большей части понимал в этом намного больше, но всё ещё отвратительно себя чувствовал на территории. Доминик прошёл вглубь, выискивая глазами Джека, чтобы поговорить с ним о своём устройстве, но нашёл лишь Мариуса, копошащегося в сложных соединениях. Тот стоял спиной, халат наполовину сполз с плеча, маска и очки лежали рядом на столе – типичный Мариус в своей любимой среде обитания. Доминик тихо подошёл ближе, облокотившись на косяк. Сейчас в нём играло любопытство, хотелось просто молча наблюдать и не выдавать своего присутствия. Мариус сосредоточенно орудовал, перебирал детали, примерял их для устройства одну за другой; его светлые волосы смотрелись ещё светлее в свете люминесцентной лампы, и это завораживало. Мариус весь из себя яркий и живой, словно взрывной механизм, словно тот, кого Доминик потерял в себе много лет назад. Он усмехнулся, и видимо, достаточно громко, чтобы Мариус вздрогнул и замер на месте. — Я не хотел тебя пугать. Со стороны было видно, как плечи Мариуса опустились, он рывком схватил балаклаву со стола и натянул её на голову. Мариус не любил показывать свое лицо. Людей, которые видели его, можно было по пальцам пересчитать. И никто из них не раскрывал секрета. Мариус – безумно весёлый балагур, общительный малый, прятал, пожалуй, самое главное. Ибо лицо – визитная карточка человека. Кажется, из спец-отряда Rainbow лишь Лера Мельникова видела все подробности. И то, потому что заботились о раненом Мариусе в госпитале какое-то время. Но Лера была честной и понимающей девушкой, которая хранила много тайн. На неё можно было положиться. На Доминика было положиться нельзя. Он вечно подкрадывался, был неразговорчив и нелюдим. Поэтому сейчас он чувствовал себя слишком неловко. Тишину в лаборатории разрывал только звук механизма часов. Тик-так. Было слышно, как Мариус выдохнул. Тик-так. Развернулся, опираясь на стол. Тик-так. Взгляд его голубых глаз был осуждающе-холодным. Сердце Доминика забилось медленнее. — Эй, вдох-выдох! И Доминик закашлялся, судорожно вдыхая кислород. Мариус засмеялся. Его взгляд стал более тёплым. Доминик всегда удивлялся, как настроение этого человека могло так быстро меняться: сначала он буквально прожигал в тебе дыру, а в следующую секунду весело подмигивал. — Я искал Джека. — Как видишь, его здесь нет, – Мариус пожал плечами. Неловкое молчание вновь въелось в уши. Доминик почти слышал, как его собеседник дышал через маску. Время шло по крупицам, медленно вгрызаясь в пространственный слой. Доминик закрыл глаза, пытаясь выдернуть себя из возникшей пелены. Ему почудилось движение, и он резко открыл глаза: это всего лишь Мариус отвернулся обратно к столу. — Подожди его тут, если хочешь. Он говорил достаточно тихо, почти бормотал под нос, но Доминик услышал и принял предложение. Он недолюбливал лаборатории, но с Мариусом здесь было немного спокойнее. Тот снова принялся мастерить своё устройство, неспешно что-то себе напевая, словно не замечая Доминика. Можно было расслабиться, найти кресло, присесть в него, полистать чертежи на столе. — Представляешь, Гуусу снова взбрело в голову начать проектировать искусственный интеллект. Мало ему «пауков», которых он стремился сделать более дистанционными и умными, так он ещё и выше полез! Мариус рассказывал это будто так, к слову. Он вообще любил говорить, занимать паузы. Хотел расположить к себе позитивно буквально каждого человека. Но не всегда понимал, что некоторым людям, наоборот, это не нравилось, поэтому они сторонились его. Доминику было в принципе всё равно. — Я даже боюсь представить, на что этот гений способен. Джек запретил ему вести такие опасные работы. Но разве словами остановишь? Это не беспилотник создать, Гуус способен на большее. И он обойдёт запрет любой ценой. Мариус вздохнул и тут же расхохотался. — Такой безумный… рядом с ним боишься даже находиться. Я проснулся вчера в холодном поту, когда увидел его рядом со своей комнатой… — Уже нашёл жертву для эксперимента? – Доминик поймал на себе вопросительный взгляд Мариуса. Мариус явно не ожидал, что его всерьёз слушали. Он привык, что к нему относятся более поверхностно, чем он хотел бы сам. И Доминик понимал это. Он улыбнулся. — А тебе забавно, да? — Ага. Зря боишься, Гуус совершенно безобиден, – Доминик вздохнул и сделал оборот на кресле, устраиваясь в нём поудобнее. – Ладно, разбуди меня, если Джек придёт. Он специально сказал «если» вместо «когда» – сегодня пятница, Джек был на полигоне. Нужно было сразу вспомнить. С бессонницей Доминик понемногу проседал, терял паззлы обыденных воспоминаний. Не то, чтобы они были так важны, но не давали сосредоточиться. Раньше он запоминал буквально каждое расположение книг в общей библиотеке, и даже кто и когда брал их. А сейчас? А сейчас не вспомнил бы даже половины. Потому что какие-то события превращались в рядовые. «Ты перестаёшь фокусироваться», – психолог была права: сон был стабильной точкой синхронизации для Доминика. Его сон был продолжением реальности, где всё раскладывалось по полочкам. Всё, что не было обдумано за день. Теперь же фрагменты пропадали. И Доминик с ужасом ждал, когда же начнут исчезать важные детали. Наверное, тогда и наступит финал. Тогда и настанет пенсия. Он утешал себя тем, что находился уже в сознательном возрасте, чтобы постепенно уходить со службы, заводить семью, покупать дом с собственным бассейном. Но прекрасно понимал, что это лишь розовые мечты – никому не нужен был вояка с синдромом «прошлого», психологическими проблемами и сомнительным будущем. Разве что такому же потерянному, как и он сам. Доминик дремал, цепляясь за край полноценного сна. Словно маленький мальчик, выглядывающий из-за высокого забора – увидеть, что же скрывается за ним? Отдалённо он слышал мелодичный голос Мариуса – наверняка тот снова что-то рассказывал, болтал сам с собой. Доминик оставил голос якорем, чтобы вернуться обратно в реальность, если что-то пойдёт не так. Он был уверен, что обязательно что-то пойдёт не так. Но в этот раз прогадал. Он проснулся легко, буквально вынырнул из моря вместе с тёплой волной. Ему не снилось ничего, белая приятная пустота. В лаборатории горел ночник, освещая лишь пару столов. За одним из которых развалился Мариус. Доминик поморгал, привык к свету и посмотрел на часы: время перевалило за полночь. Джек так и не пришёл. Доминик поднялся из кресла, размял руки и шею – засыпать в таком сжатом положении было опрометчиво для организма. Он прошёл мимо сопящего Мариуса, краем глаза выцепив сжатую в руках маску. Она не давала покоя до сих пор. Доминик не был слишком дотошным, но раскрывать секреты любил. Профессиональное прошлое, увы, способствовало этому. В Rainbow все более-менее доверяли друг другу. Не обличали каждый уголок сознания, конечно, но всё же. Атмосфера была радушная, а Доминик выпадал из неё со своими вечными играми с прошлым и бессознательным. Он постоял немного на месте, раздумывая, как лучше поступить. И успокоил своё любопытство. «Пусть некоторые секреты остаются секретами и дальше», – подумал он, мысленно пожелал Мариусу добрых снов и вышел из лаборатории.***
На следующий день Доминик посетил полигон первым же делом, но Джека там не обнаружил. На стрельбище была лишь Альварес – она всё ещё пыталась улучшить оружие Эльжбеты, хотя с каждым разом всё сильнее и сильнее ухудшала его. — Если ты ищешь Джека, то сегодня он в лаборатории, по крайней мере обещал быть там. – Альварес отложила винтовку и ухмыльнулась на вопросительный взгляд Доминика. – Мариус утром всем уши забил рассказами, какой ты несчастный, целый день прождал человека попусту в нелюбимом месте. А он, герой, разбавлял твою тоску. — Так всё и было. — Как же ты не свихнулся там с ним? — Он хороший собеседник, мне удалось выспаться. — Немного противоречит, нет? — Нет. — Что же, пожалуй, вы с Моникой единственные, кого действительно не смущает это. — Мы просто умеем быть добрыми. Альварес заливисто рассмеялась. Наверняка, она сочла это за сарказм. Потому что ожидать добродушных поступков от человека, который сам не был открыт ни к кому, было сверх меры странно. Альварес была механиком от мозга до костей, с толикой едкой проницательности. Она могла разобрать буквально каждого сослуживца по косточкам, вывернув наизнанку его страхи, найдя ложь, выпотрошив самое сокровенное. Но никогда не злоупотребляла, и уж тем более не распускала сплетни. Только один на один, только всю правду в глаза, только безупречная победа ради последующей реакции. Альварес одна из немногих поддерживала Мариуса. Они с Моникой сразу так решили, что помогать бедным и нуждающимся – благородное дело. В отличии от Моники Альварес чаще оставалась на базе, проводила дни и ночи в экспериментах. Правда сейчас её работа стала во главе других отношений с людьми. Уже давно она не уделяла должного внимания многим сослуживцам. Раньше она была главной поддержкой Мариуса, почти личным психологом. Но сейчас ей нужен был протеже, кому бы она передала свои полномочия и спокойно ушла мастерить в тыл. Доминик был в её глазах наилучшим кандидатом. — Мариус заметил, что твоя бессонница стала развиваться. — Заметил, да неужели? — Он знает намного больше, чем ты думаешь, – Доминик усмехнулся на это. – И нет, я сейчас не о грязных слухах. Он беспокоится. – Альварес выдержала паузу. – Впрочем, как и я, Доминик. Он тяжело вздохнул, как бы намекая «мы же договаривались». Альварес мягко улыбнулась и потрепала его по плечу. — Ладно, я поняла. У больших мальчиков всё под контролем, – она подмигнула и снова развернулась к стойке с оружием. – Беги, пока Джек не смотался, ты знаешь, он может.***
В этот раз Джек действительно был в лаборатории. Доминик распахнул дверь как раз в тот момент, когда он спорил о чем-то с Мариусом. — Это было важно, поэтому я позвонил тебе! — Ничего не может быть важнее хорошего сна. Мог подождать до утра. — Ну, вообще-то довольно много вещей лучше сна, – Доминик позволил себе сразу же вклеиться в разговор, успокаивающе подняв руки вверх, мол, расслабьтесь ребята. – Джек, я к тебе. — Спасибо, что спасаешь меня от его нудного общества, – Джек недовольно покосился на Мариуса. — Ладно-ладно, пусть в следующий раз твоя лаборатория горит к чертям. — Ничего бы не случилось. Признайся, что ты просто хотел с кем-то поговорить, поэтому выдумал всю ситуацию. Мариус выглядел задетым. Он неверяще развёл руками в стороны, мол, как ты мог так подумать. А затем просто сгрёб свои наработки в коробку, взял чертежи и в момент выскользнул за дверь. — Наконец-то желанная тишина, – выдохнул Джек. — За что ты так с ним? — Доминик, я порой завидую тебе и твоей бессоннице. — Ах, вот в чем дело. — Эльжбета снова работала со смесями ночью. Чуть не взорвала тут всё вокруг. Как он сказал, – Джек небрежно показал рукой на дверь, за которую только что вышел Мариус. — Но? — Но никакой Эльжбеты тут не было. – Джек замялся. – Да даже если бы и была! Я не виноват, что Мариус не обладает навыком убеждения. Поэтому его никто не воспринимает всерьёз. Доминик промолчал. На самом деле это звучало обидно. Мариус действительно был хорошим парнем, достаточно прилипчивым, но честным и открытым. И видимо, страдал этим с детства в точности, как Доминик страдал отрешением сейчас. В профессиональных кругах ценили сперва квалификацию, а потом уже личностные качества. Мариус был высококлассным специалистом, такого днём с огнём не сыщешь. Поэтому на некоторые индивидуально-личностные факторы не обращали внимания. Взять тех же Марка Чандара и Чхоль Кен Хва – эти два тихушника даже на глаза никому не попадались вне миссий и тренировок. Что уж говорить об общении? К сожалению, или счастью, не все были как они. В целом, атмосфера среди всех оперативников была достаточно спокойной и умиротворённой. Если уж и случались какие-то конфликты, то сугубо личные, и решались они незамедлительно. Тем не менее, Доминика немного волновал вопрос отношения к Мариусу. Он не пытался играть в спасателя, просто такое пренебрежение выглядело уже слишком показательно. Лично для себя он решил поискать Мариуса, когда решит свои вопросы здесь. Ничего такого, просто убедиться, что тот нашёл себе хорошее место. Доминик чувствовал некую ответственность, особенно после слов Альварес. Нашёл он его почти сразу, рядом с полигоном в новой отстраиваемой мастерской. Она была в два раза меньше привычной лаборатории, ещё толком не обставленная, но с самым необходимым под рукой. Мариус уже успел развесить свои чертежи на доску и расставить материалы по столам. Он выглядел сосредоточенным и спокойным, заметил Доминика с порога и сразу повеселел, кажется, даже улыбнулся, насколько можно было судить через маску. — Здесь пыльно и грязно, но ты располагайся. Доминик мялся в проходе: ему было неуютно. Он всего лишь зашёл убедиться, что всё в порядке, оставаться в планах не стояло. Ему было назначено у психолога через два часа, а он так и не разобрался с «домашним заданием», чтобы смело идти на приём. Конечно, можно было немного слукавить, ложь не раскрылась бы сразу. Уж что Доминик умел лучше всего, так это скрывать правду. Достаточно надёжно. — Возможно, я был не прав. Можно было решить проблему самостоятельно, Эльжбета не такая стервозная, какой кажется на первый взгляд. Я просто растерялся. Представляешь, растерялся! – Мариус усмехнулся. – Стоял и смотрел на неё, набирая номер Джека. — Ты не виноват в том, что Эльжбета порой выглядит суровой. Неизвестно, как бы другие поступили в этой ситуации. — Просто… кажется, я слишком сильно надоел людям. — Мне – нет. Мариус выглядел потрясённым. На мгновенье он застыл со всем ворохом папок в руках, которые ещё не успел сложить. Его открытость и правда поражала настолько, что Доминик не сдержал смешок. С Мариусом хотелось быть честным, он располагал к себе вопреки всему. Поэтому Доминик говорил с ним прямодушно. Поэтому он ставил его на свой уровень, а не принижал, как другие. Доминик забрал из его рук часть папок и всё-таки решил остаться помочь, чтобы скоротать время до приёма.***
Так прошло ещё несколько дней. Доминик пил таблетки от бессонницы, просыпался в агонии посреди ночи, гулял до утра по базе, а после завтрака шёл на полигон или в мастерскую Мариуса. Тот с каждым днём выглядел ещё более живым. Забросил донимать всех вокруг, сосредоточившись на одном Доминике. Сначала могло показаться, что Мариус затаился, скрылся от всех, не покидал своей новой мастерской. Первые дни его вообще никто не искал. На третьи сутки Альварес мимоходом уточнила у Доминика, не в курсе ли он ситуации, чисто случайно. Её проницательный взгляд не дал Доминику ответить ничего кроме правды. С тех пор Доминик ловил на себе сочувствующие взгляды, но старался не принимать их во внимание. Потому что ему теперь было комфортно. Он мог провести полдня в мастерской под забавные рассказы Мариуса о жизни, слушая интересные факты. Его голос успокаивал, настраивал на лад. Чаще всего Доминик дремал, о чём сразу просил прощения. Мариус был счастлив просто тем, что рядом с ним уже так долго находился человек, неважно, слушал его всерьёз или нет. Можно ли было назвать это симбиозом? Однозначно ответить на этот вопрос нельзя. Но оба пребывали в комфортных для себя состояниях. Мариус всё чаще снимал маску с головы по вечерам, особенно в жаркие дни. Лицо он, по-прежнему, не показывал, сидел к Доминику спиной, но это показательное доверие уже растапливало лёд между ними. Психолог Доминика также отметила несколько улучшений в его состоянии. Следующей целью стали более близкие контакты. И тут Доминику пришлось просить тайм-аут. Общаться и проводить время с приятелями, если их так можно было назвать – это одно, а совсем другое раскрывать самого себя кому-то. Это было болезненно. Доминик снова ловил себя на излишней работе мозгами. Он обдумывал буквально каждое слово и действие, фокусировался на незначительных вещах и снова стал терять связь с реальностью. Ему было важно начать перестраивать себя, но отказываться от привычной хорошей жизни он боялся. — Ты в порядке? – однажды вечером спросил его Мариус. Доминик уже с час залипал с проводами и зажимами, подающими ток. Он бездумно соединял их и размыкал. В голове смешалась каша из последних дней и привычных страхов – слои налегали друг на друга, смещались в сторону, заставляя терять нить происходящего ещё сильнее. Искра перед лицом – очередное воспоминание прошлого. Не самое лучшее из всех. Те дни в картеле пронеслись перед глазами тёмным маревом: пачки наркотиков, алая кровь, стекающая со стола, грязные стены, обдолбанные лица, глупый раздражающий смех. Ещё одна искра – белые стены, стерильные полотенца, приятно пахнущие медсёстры вокруг. Наверняка очередной госпиталь, куда удавалось попадать только после заданий. Иначе неизбежное раскрытие. Снова искра – Доминик раскрыл глаза как от удара: ладонь на плече чувствовалась слишком горячей, почти обжигающей. Она возвращала в реальность, но этого было недостаточно. — Ты не в порядке, – констатировал Мариус, забирая все провода из рук. – Тебе нужно отдохнуть. — Мне нельзя спать… Доминик не успел вернуться из воспоминаний окончательно. Огромные отвратительные клешни кошмара сжимали его ноги, ползли выше – они не исчезали никогда, они жили прямо в нём, привязавшись навсегда. Доминик боялся спать снова. Боялся увидеть всё ярче, чем повседневные средней тяжести видения. Их становилось меньше, но порой накрывало так же сильно. — Слышишь меня? Эй, я здесь, выбирайся из своих грёз, ну же! Доминик слышал голос, знакомый прекрасный голос, к которому так привык. Он чувствовал свой заброшенный якорь. Но перед собой видел лишь безобразное лицо одного из наркоторговцев. Его реальности снова слились, налегли друг на друга. Он проваливался всё сильнее. Чувствовал контрастирующие и живые прикосновения к плечам и небольшую тряску. Пересилив сознание, закрыл глаза, и открыв их в следующий раз обнаружил себя на базе в мастерской. Напротив стоял обеспокоенный Мариус, придерживал за плечи. — Я испугался, что потеряю тебя. — Я всегда возвращаюсь. Доминик попытался засмеяться, но вместо этого лишь хрипло закашлялся. Ранее подобное никогда не случалось при ком-то. Он привык переживать видения в одиночестве, прекрасно зная, что это не конечное состояние. Сейчас он действительно перепугал Мариуса. Совершенно чужого человека, который не должен был видеть Доминика слабым и беспомощным. Мариус всё ещё стоял рядом, не убирая рук с плеч. Его слегка тёплые ладони будто прожигали одежду. Сам он был растрёпан, маска съехала с лица, оголив часть носа. Доминик приметил еле заметные царапины. Рука сама потянулась вперёд: то ли поправить маску, то ли снять совсем. Доминик не думал о чем-то конкретном, он видел цель впереди. Почему-то это выглядело единственно правильным сейчас. Но на полпути руку перехватил Мариус. — Нет, я так не могу. Он выглядел немного растерянным, слабо сжал пальцы Доминика, смотря на него почти умоляюще. Словно не мог пересилить себя, словно не хватало всего лишь одного заветного шага, которого Доминик не совершил. — Для тебя снять маску – словно душу раскрыть. Я понимаю, – Доминик опустил руку, – прости. Мариус ничего не ответил. Он слабо кивнул и отошёл назад. Остаток вечера прошёл в молчании.***
Следующую неделю они почти не виделись. Задания разбросали их по разным концам света. Доминик поехал на учения в Англию с другими британцами, а Мариуса забросили вместе с Моникой в Америку. Вернулся он достаточно весёлым – попадать на задания с Моникой было одним удовольствием для каждого. Она была душевной и коммуникабельной, знала много всего, с ней было безмерно интересно. Можно было сказать, что это Мариус в юбке, разве что намного менее приставучий. Моника была рассудительной и более спокойной, рядом с ней чувствовалась некая энергия. Не власть, как от той же Альварес, а именно энергия. Поддерживала Моника любого во всех благих начинаниях. Доминик же вернулся весьма разбитым. Нахлынувшая бессонница давала о себе знать. Его миссия прошла гладко. Ни одного инцидента. Лишь его личные столкновения двух реальностей в голове, о которых, конечно же, никто не узнал. Доминик был рад возвратиться назад, он чувствовал свою нестабильность, поэтому поспешил в единственное место, где ему бы помогли, в свою «личную лечебницу». Мариус встретил его рассказами взахлёб. Он болтал без умолку весь день, интересовался самочувствием Доминика, давал советы, показывал фотографии из Америки. В тот день они проболтали до ночи и заснули на разложенном диване прямо посередине мастерской. Доминик проснулся первым. Было раннее утро, слабый рассвет скрывали занавески на окнах. Мариус лежал совсем близко, свернувшись калачиком на боку. Он обернулся одеялом до головы, открыв часть ступней. Выглядел уютным, до жути домашним и родным. Приступы счастья у Доминика случались не часто, но сейчас хотелось просто запомнить это лёгкое приятное ощущение. Кто знает, когда он испытает его в следующий раз. «Возможно, это сон?» – подумал Доминик, ущипнул себя за локоть, но не проснулся. Какая-то иррациональная реальность. Такого просто не могло случиться. Он чувствовал теплоту в груди, быстро разливающуюся по остальным органам. Мариус где-то сбоку зашевелился, перевернулся, уткнувшись Доминику почти в живот. Дыхание чувствовалось даже сквозь маску. И Доминику внезапно стало не по себе. Его реальность снова начала трещать по швам. Грязные притоны, где приходилось ютиться десятку человек, спать друг у друга на головах, подстелив развороченный матрас. Просыпаться от криков или стонов, доносившихся с соседнего кресла буквально в двух шагах. Всё это хотелось забыть навсегда, но картинки намертво въелись в память. Чёртовы воспоминания не отпускали, тянули всё ниже на дно, не давали начать другую жизнь. Совершенно новую, хорошую жизнь, о которой так мечтал Доминик. Всё вокруг снова было видением? Он не верил сам себе. Сейчас он ненавидел себя, прекрасно осознавал всю нелепость, но ему нужно было убедиться, нужно было развеять дурацкие мысли. Он смотрел всего пару секунд, а затем неспешно потянул край маски Мариуса наверх, оголяя половину чужого лица. Образ сложился и зафиксировался, всё ненужное моментально исчезло — перед ним настоящее, перед ним живой, мирно спящий Мариус, чьё лицо испещрено шрамами. Тонкими рваными царапинами разной глубины. Доминик завис, самостоятельно останавливая свою реальность, возвращаясь на землю, в сознание. Отпечатывая образ под коркой. Другие кошмарные воспоминания больше не чудились. И в этот момент Мариус медленно открыл глаза. Доминик ненавидел себя, тихо шептал извинения, как мантру. Мариус смотрел на него чересчур расслабленно, наверное, даже не понял ещё, что произошло. Или наоборот, просто смирился. Принял этот шаг, которого так долго не хватало. Потянулся рукой к маске и осторожно снял её совсем. Открывая душу нараспашку. Нижнюю часть лица и виски правда покрывали царапины и шрамы. Неоднородные, кое-где потрескавшиеся, неровные. На столь приятном красивом лице они смотрелись контрастирующе. И это завораживало. Продрогшими, прохладными пальцами Доминик коснулся щёк медленно и осторожно. Он боялся сделать больно, боялся спугнуть Мариуса, как птицу. Вёл подушечками по ороговелой коже, обводил каждый из шрамов. Чувствовал тяжёлое дыхание, разрывающее тишину. Лишь его одно и громкий гул часовой стрелки. Тик-так-тик-так. Доминик потянул руку выше, дотрагиваясь до совершенно чистого ровного лба: Мариус прямо перед ним зажмурившийся, словно загнанный в угол заяц, боящийся всего. Как оголённый провод, беззащитный, ныне с открытым лицом, словно распечатанной душой. На мгновение показалось, что он перестал дышать, пока Доминик не спустился руками вновь к щекам. Мариус слегка дёрнулся и сжал кулаки. — Тише… Мариус опустил голову ниже, позволяя обхватить лицо удобнее. Доминик слышал, как у того колотилось сердце – отбойный молоток, глядишь, так и рёбра разорвёт. Доминик снова ощупывал шрамы, водил рукой вдоль лба, погружая пальцы в короткие волосы, и смещаясь вниз, ближе к шее. Поймал взгляд Мариуса из-под полуприкрытых век: рассеянный, но немного настороженный. Он что-то шептал или же просто раскрывал рот – Доминик не мог разобрать, поэтому наклонился ближе, почти соприкасаясь носами. И лишь ощутил горячее дыхание на своих губах. Мариус снова щурился, еле дышал и подрагивал. Доминик невесомо провёл губами по его лбу – и тот уже словно задыхался. Он схватался за рубашку на спине Доминика, а в следующее мгновение слабыми руками отпустил её, перекатываясь на спину. Раскрасневшийся, тяжело дышащий, он смотрел на Доминика в упор, потянулся ладонью к его плечу, цепляясь пальцами как за спасательный круг. Доминик поцеловал его первым, быстро и легко, проводя лишь губами по губам. И поймал в ответ неуверенный вздох. Мариус перед ним был словно открытая книга, раскрывать его страница за страницей было приятно. — Мариус… — Молчи, пожалуйста… Его голос хрипел. Надрывно бил по ушам, контрастировал. Мариус обвил руками тело Доминика и поцеловал его вновь. Слишком горячо, слишком трепетно и теперь более естественно. Они увлеклись друг другом не на шутку: Доминик спустился ниже к шее под тихие вздохи, руки Мариуса стаскивали его рубашку и забирались Доминику под майку. — Шустрый ты. — Я же попросил… Мариус обхватил шею Доминика, запрокидывая голову наверх. Он словно сгорал изнутри, все ещё не мог понять, что точно происходит, и происходит ли на самом деле. Для него акт доверия оказался более значим, он явно не был готов к такому. Со всей присущей дружелюбностью, Мариус не раскрывал личного никому. Пожалуй, Доминик был первым человеком в его жизни, которому он решил довериться. Это значило многое. Мариус закрыл глаза, старался дышать через нос. Он еле слышно считал до пяти – Доминик расстегнул его рубашку, до семи – Доминик коснулся языком ключиц, проглотив накатывающий стон, уже почти десять – лицо Доминика мелькнуло прямо перед глазами. Он целовал щёки, обводя шрамы губами, гладил руками торс. Мариус дрожал, но продолжал считать про себя – ему нужно было держаться. Держаться за остатки сознания, чтобы не потерять контроль окончательно. Он сбился со счета, когда почувствовал руку на пахе. Доминик смотрел внимательно, похоже даже ухмылялся: реальность здесь, очнись. И Мариус отпустил себя. Он ощущал все движения буквально каждой клеткой своего тела. А тело жило своей жизнью, телу было хорошо, и оно жаждало большего. Доминик был солидарен. Они целовались жадно и страстно. Их движения и жесты были беспорядочны и хаотичны. Их реальности сплелись воедино. Доминик никогда не чувствовал себя таким живым, как сейчас. Он неспешно раздевал Мариуса: медленно расстёгивал рубашку, отбрасывая её полы. Проводил взглядом вверх по подтянутому торсу, останавливаясь на лице, и снова припадал к губам. В тот момент рукой залезая под резинку трусов. Мариус замирал, часто вдыхал воздух, обхватывая затылок Доминика и тихо стонал ему в ухо. Ему хватило всего нескольких движений. Доминик выглядел немного растерянно. Пожалуй, это его первый близкий контакт за последние пару лет. Очень близкий контакт. Мариус выглядел загнанным, раскрасневшимся, всё ещё слабо сжимал плечо Доминика, словно боясь его отпускать. Его лицо, усыпанное шрамами, было прекрасно. Доминик вновь коснулся их, задумчиво ведя по щекам. И не скрывая ничего, сказал обо всём вслух. Мариус рассмеялся, отпуская наконец плечо. Чёртова точка невозврата была пройдена. Сегодня они не покидали друг друга. Сегодня они разговаривали целый день. Сегодня они узнавали друг о друге всё новое и тайное. Ведь теперь они были в состоянии помочь друг другу. Найти спасение для себя. Так ли много им нужно было? Лишь найти в себе силы подтолкнуть самих себя к серьёзным поступкам. А порой это и бывает самым сложным для людей. Ни сегодня, ни днями позже Доминику кошмары не снились. Ни сегодня, ни днями позже Мариус не искал друзей повсюду, ему было достаточно одного единственного.