Galaxy

Камера. Мотор. Обрывчатое дыхание ложится на тэхеновы губы. Чужие руки слегка касаются его талии, едва ощутимо и невесомо. - Что такое? – Хосок облизывает губы и маняще шепчет в другие. Так, что Тэхен может чувствовать всё исходящее тепло его тела. Собственный жар плавит кожу, и горячие касания, кажется, проникают гораздо глубже чем руки, что исследуют каждую косточку рёбер под многослойными тканями одежды. Это напряжение между ними. Его ощущают только эти двое. И Хосок улыбается довольно, как чёрт. Самый настоящий, блять, демон-искуситель. Тэхен смущенно старается отвернуться, но Хосок перехватывает лицо хубэ своей ладонью, разворачивая к себе. Больше он ничего не говорит. Всё с доскональной точностью можно прочитать в его по-игривому блестящих глазах. Можно выловить инстинктивное влечение обладать, что Тэхен тут же отбрасывает – его хён не такой, и его порывы нельзя отнести к животным. Хотя страсть, бурлящая по венам в виде кипятка, задерживается на ярко-пылающих щеках и кончиках ушей. Можно выловить усталость от недостатка сна, удовольствие от процесса или даже небольшую злость от неимения большего. Но всё это не то. Тэхён понимает, что за карей оболочкой радужки таятся не те притворные эмоции, вызванные на потеху публике при съёмках очередного эпизода первосортного ток-шоу. Тэхён успевает на доли секунды заметить в их глубине потаённые желания, намного отличающиеся от действительности. На доли секунд Тэхён также растворяется в этих двух маленьких вселенных напротив, и утопает. Сначала медленно, затем набирая скорость. До тех пор, пока в астральном мире не заканчивается место и он не выпрыгивает с противоположной стороны. - Твоя реплика, Тэ, - тихий голос хёна возвращает к реальности. К той реальности, в которой Ким Тэхён и Чон Хосок – всего лишь друзья и, по сегодняшнему совместительству, актёры. И вправду. Что за глупости Тэхён себе напридумывал, пока был одурманен омутом черных глаз? - Зараза, - ругается Ким, понимая, что придётся переснимать заново. Всего лишь момент, длящийся с полминуты, но растянутый в тэхеновом воображении на ближайшую вечность. Вечность, в которой хочется застрять на ближайшую бесконечность световых лет. Но она распадается так же быстро, как и возникает в тэхеновой голове. До состояния мелких атомов, хаотично бегающих под кожей мурашками. Режиссёр всплескивает руками, и даёт оператору понять о наступившем перерыве. Затем мужчина кидает короткий взгляд в сторону сцены, немного разочарованный и недовольный. Такое происходит уже не в первый раз. Такое совсем скоро грозится выползти за рамки нормального, и тогда Тэхёну придется выдумывать из его головы, переполненной распавшимися атомами чужой вселенной глупые оправдания. Очередные объяснения непонятных ему самому вещей. Нечто неподдающееся законам Вселенной, но созидаемое из её материи неделимых частиц, что-то созданное за пределами физики и её догмат живёт вплоть до самих границ черепной коропки и угрожает в ближайшем времени вырваться наружу, выпустить заряд залежавшихся электронов, скопившихся в районе груди. Тэхён не понимает. Почему электрический ток проходит через всё его нутро при одном лишь взгляде на хёна, почему хочется одновременно плакать, злиться и смеяться от этой растерянности и непонятно откуда взявшейся неловкости. Никто не понимает. Тэхен не помнит, как оказывается в общей гримёрке. Совсем один. Без того привычного озноба и покалываний кончиков пальцев. Пока причина этого издёрганного состояния не вырисовывается перед ним с лучезарной улыбкой на лице, но сосредоточенным общим видом. Словно его тоже что-то беспокоит и волнует, будто ему тоже есть, что сказать. И тогда стрелка баланса между «можно» и «нельзя» переваливается до несчитываемых чисел в пользу первого. Он обращается к нему по имени, стараясь привлечь внимание, чтобы начать, вероятно, какой-то нравоучительный разговор или чтобы изречь поддерживающий монолог. И Тэхён жалеет, что он не понимает, как бессмысленна эта болтовня в течение следующих пяти минут. - Ты сам не свой эту неделю, - Хосок начинает издалека, что начинает также постепенно по нарастающей уже заранее раздражать. – Поделишься, в чём дело? – Хосок ненастырно усаживается рядом, старается не напирать. А Тэхёна пробивает эта непредсказуемость событий. Окончательно. В чём дело, Хосок? Ты действительно хочешь знать, в чём заключается это грёбаное дело? Будто бы я сам знаю причину того, откуда взялось это непосильное желание владеть твоими губами и чувствовать их вкус. Будто бы я в курсе, как от этого избавиться и почему с каждой ебучей секундой нахождения рядом с тобой мне становится труднее контролировать себя. И эти вытекающие из мозгов мысли, от осознания, что они принадлежат мне и зарождаются в моей голове мне становится стыдно. И страшно. Страшно, что я не смогу выбросить это подобно скомканному листку бумаги из черновика или соорудить из этого гребаный самолетик, чтобы выпустить его подальше из своего тухнущего сознания. Боязно и трусливо, что я никогда более не смогу избавиться от этого. Что это начнет истязать меня, пока в том месте скопления жаждущих тока электронов не образуется воронка, поглощающая меня вместе с моими вылепленными уродливыми чувствами из пластилина и разрастающаяся до размеров огромной чёрной дыры родом из той галактики, где я успел захоронить последние потухшие звёзды Вселенной, принадлежащей тебе, Хосок. Потому что для меня вся эта выдуманная, слепленная Вселенная и есть ты. - Ты же актёр, Тэ, - ласково наконец отзывается Хосок. – Но нервничаешь на таких незначительных сценах. Это смущает тебя? – Хосок улыбается шире прежнего, подготавливаясь выдать что-то, должно быть, по его мнению облегчающее. – Мы же не собираемся и впрямь целоваться, дурашка! – Тэхён оборачивается, пристально заглядывая тому в глаза. В них – сплошная пустошь с остатками звёздной пыли в них. - А что, если я скажу, что хочу этого? – тормоза полностью слетают с петель и вынужденная безысходность бьёт по газам. - Извини? Хочешь чего? – Хосок тушуется рядом, и почти физически сжимается от услышанного. - Чтобы ты поцеловал меня. По-настоящему. Без присущего притворства и с необходимой мне искренностью. Сухие губы напротив кривятся в непонятной ухмылке. Тэхён не понимает. Не осознает, что только что сказал. Но когда совесть и отголоски разума ударяют прямым направлением в мозг, это заставляет циркуляцию крови сменить курс на теперь полыхающие алым щёки. Хосок резко оказывается непозволительно близко. Вновь упирается разгоряченным дыханием в тэхёново лицо. Долго молчит. Обрабатывает выданное Тэхёном и анализирует вероятность случившегося. Потому что это с точностью в девяносто девять процентов совпадает с показателем ответных чувств Хосока. По жилам и раздутым от напряжения венам вновь пробегает кипяток, задерживается густой субстанцией у горла и не позволяет ни сглотнуть раздирающий это самое горло ком, ни разомкнуть губы, чтобы набраться спасительных глотков воздуха и отойти от слишком долгой задержки дыхания, длящейся в эти несколько лет безответных и упрятанных чувств. Их чересчур много. Они сбивают с толку и душат у самой шеи, набрасывают поводок здравомыслия и тянут обратно, туда, где им место в мусорном ящике угловатой столешницы. Сердце лихорадочно выпрыгивает из груди, обещает обязательно проскользнуть меж рёбер и ввалится в руки того, кто самым честным образом его заслуживает, кто добросовестно когда-то его украл и теперь имеет полное право на распоряжение им. Хосок забывается на недолгое время, пока жар не поднимает температуру тела до предельного коэффициента, и мысленный градусник в момент лопается, а его содержимое болезненно вливается в эпителий молочной кожи. Полнота чувств моментально кружит голову. Одним большим потоком, направленным чёткой стрелой, грозящейся вот-вот пронзить гулко отбивающий свой ритм двигатель в груди. Хосок охватывает чужой подбородок своими пальцами, притягивает к себе, бессовестным образом не позволяя сделать лишний вдох или выдох. Губы, такие же горячие, соприкасаются с его языком, и Тэхён удовлетворённо мычит в ответ. Накрывает волной, рассыпчатой негой тысячи звёзд, вернувших своё сияние обратно по первому прикосновению. Ощущения меняются по щелчку пальцев и образуют нескончаемый круговорот эмоций: от эндорфиновой смеси с окситоцином до вибраций и приятного жжения внизу живота. Тэхён цепляется за крепкие плечи своего хёна, пока тот выводит узоры своим языком по его губам, довольно стонет в приоткрытый рот и от голода по подобной страсти кусает хосоковы губы. Произвольно рычит, и увлеченно, но не без чужого изволения водит ладонями по открытой шее, намечая места будущих меток. Но пока Тэхен может только крепко хвататься за его макушку и чуть расслабленно пропускать через тонкие пальцы каштановые волосы. От такого долгожданного поцелуя окончательно срывает бошку. В голове не остается пространства для смятения, паники и сожалений – каждый его сантиметр заполняет крышесносная эйфория, переполняющая всё тело целиком. Атомные частицы воссоединяются, оккупируют сердце и со скрипучим натиском навешивают на него замок из непробиваемой стали. Надёжно оставляют на охрану Хосоку и вручают ключ собственного производства, выкованный из твердейшей материи личного космоса Тэхёна.

Я и не думал, что ты окажешься таким ненасытным. Ты сделал меня таким. Правда? Тогда я беру на себя ответственность, чтобы исправить это и наконец позволить тебе получить то, что ты заслуживаешь.