Главное правило корпорации "Гусу".

Утром Лань Ванцзи обнаруживает рядом с собой Вэй Ина, который спит, почему-то обняв его и уткнувшись лицом в плечо, и Ванцзи жуть как неуютно. Но не от ситуации, не от позы, в которой он просыпается, и даже не потому, что рука, на которой парень лежит, затекла. Он опять не помнит ничего, и вот это пугает. ‎Вэй Ин умильно сопит во сне и двигаться не собирается. Ванцзи осторожно вылезает из постели. Одеяло под ними в полном беспорядке, но он умудряется накрыть Усяня аккуратно. А когда тот просыпается, Ванцзи уже принял душ, переоделся и тихо завтракает, сидя в отдалении от постели и пялясь в свой лэптоп. Вэй Ин видит цветы на столике. Видит Лань Чжаня. С утра это вообще друг с другом никак не вяжется. Вэй Ин решает, что он сам слишком много выпил. Может, сам и приволок цветы. В голове всё как-то путается. Говорить об этом сейчас он точно не в силах. — Доброе утро! — бросает он и исчезает в ванной на долгий час. ‎Ванцзи сам не из тех, кто может о таком говорить, поэтому по возвращению Вэй Ина ждёт завтрак и такой же молчаливый, спокойный младший господин Лань, как и обычно. Вэй Ин с влажными волосами и в одних трусах — это отвал всего. Похоже, за психику своего друга он вообще не переживает. — Мм… Вкусно пахнет! Прямо в таком виде он садится за стол и берёт чашку с кофе. Лань Ванцзи превращается в соляной столб. — Оденься, — говорит он, когда чашка в руках Усяня уже пуста. Встаёт и накрывает его плечи своим пиджаком. — Чего это? — тот вскидывает голову. — Я не люблю одеваться после душа. — Что вчера было? — всё-таки спрашивает Ванцзи после их очередных затяжных гляделок. — Ну… — Усянь косится на букетик. — Разве это важно? — Важно. Что я сделал? Глаза Ванцзи становятся взволнованными, он проглатывает окончание вопроса «с тобой?», но смотрит внимательно и, кажется, проверяет Вэй Ина взглядом на видимые повреждения. ‎Тот отводит глаза, как назло, к тому самому букету. — Ничего не сделал. — Ладно. Оденься, — повторяет Лань свою просьбу и выходит на балкон, чтобы не находиться с почти голым Вэй Усянем в замкнутом пространстве. — Вот заладил! — бурчит Вэй Ин. Но по возвращению Лань Ванцзи с балкона встречает его уже одетым. — Так. У меня важный вопрос. Когда мы поедем в эту вашу библиотеку? ‎- Когда вернемся в Гонконг. Она в нашем доме. Что ты хочешь там найти? — Что-нибудь, что поможет узнать правду. Я не скажу, что я в восторге от вашего дяди. Он меня вообще иногда очень раздражает. Но я чувствую, что я должен помочь найти этого гада, что стрелял в него, и тех, кто ему приказал. Я не хочу однажды так же получить пулю в спину… И чтобы ты, — тут Усянь опускает голову. — Тоже получил… — Вэй Ин? — Ванцзи впервые его имя произносит с такой эмоцией. — Ты не должен. — Я должен! — упрямится тот. — Я, может быть, и не останусь в «Гусу». Но сейчас  это касается меня. И я должен. Не тебе же в это лезть! — Нет. Не должен! — Ванцзи это чеканит и смотрит в упор. Но если Вэй Ину надо, он отведёт его в библиотеку. — Опять заело? — Вэй Ин смотрит с вызовом. — Поехали, — почти рычит Ванцзи, пугаясь своего тона. Вэй Ин недолго сомневается, но всё же забирает цветы с собой, запихнув их прямо во внутренний карман косухи. Тем же утром Гуанъяо отправляется в Гонконг ближайшим поездом и пишет по пути: «Господин Лань. Я буду проездом в Гонконге. У меня поручение от господина Цзинь. Прошу, уделите мне время.» То, что он сам назначает встречу, говорит о неделовом тоне данного мероприятия, но ссылка на господина Цзинь интригует, потому что «Гусу» у того после несостоявшейся помолвки всё ещё в немилости. «Я готов встретиться с вами в своём доме.» — отвечает Сичэнь коротко, но очень ёмко. «Буду в 11:00». На часах в тот момент уже десять утра. У Гуанъяо есть такой принцип: некоторые дела лучше не откладывать. На пороге чужого дома он ровно в обозначенное время стоит с корзиной, полной дорогих укрепляющих здоровье травяных чаёв. Это для Лань Цижэня, конечно. Лань Сичэнь открывает ему, и очень хотел бы не оправдывать своё второе имя, но всё равно сияет. Если не губами (хотя полуулыбка всё равно видна), то глазами — так точно. А ещё внешним видом, потому что на нём белая рубашка и светлые брюки, слегка расклешённые к низу. — Здравствуйте, — он кланяется и приглашает Яо в дом. Две верхние пуговицы на его рубашке расстегнуты — это точно не деловая встреча. — Спасибо, что уделили время, — Яо передает ему корзину, соприкоснувшись пальцами, правда, тут же убирает руки. И переходит к делу, глядя на Сичэня большими честными глазами: — Я здесь, чтобы передать господину Лань Цижэню пожелания скорейшего выздоровления от имени господина Цзинь. Он улыбается очень красиво, но как-то отстранён но-вежливо, и думает, как завести речь о помолвке, чтобы не показаться бестактным. — Я рад вас видеть. И я обязательно передам все пожелания. Лань Сичэнь отводит его прямо в свой кабинет, он такой же светлый, как и его хозяин, с большими окнами и красивыми растениями в кадках. — Но я буду рад услышать, с чем же вы на самом деле приехали. Гуанъяо вздрагивает, улыбка становится немного виноватой. — Вы читаете меня, как открытую книгу, господин Лань. Ну что же, раз мне не дано что-то скрыть от вас… Господин Цзинь наслышан о помолвке господина Лань Сичэня и молодой госпожи Вэнь… Примите поздравления, если об этом говорить не слишком рано. Корзина с чаем, которую Лань Сичэнь как раз ставил на стол, чуть не падает на пол, мимо столешницы. Он резко оборачивается. — Простите, я… Я не ослышался? Помолвка? Кого? С кем? — Госпожи Вэнь… И если не с Вами, то неужели… Со вторым господином Лань? Даже для Яо это звучит притянутым за уши. Многие семьи давно отчаялись заключить помолвку с младшим господином из «Гусу», хотя дочерей у всех росло предостаточно. — Неужели, я так сильно ошибся? — Гуанъяо бледнеет, улыбка сползает с его лица, он низко кланяется. — Простите. Это был слишком поспешный вывод с моей стороны. Я виноват. — Я впервые об этом слышу, — Лань Сичэнь подходит к нему и прерывает поклон. — Но я не прошу извинений. Возможно, это просто недоразумение… И смотрит в глаза, крича взглядом: неужели ты приехал за этим? — Простите, — Яо снова извиняется. На сей раз за то, что засмотрелся на ключицы Лань Сичэня. Такие тонкие и острые, что, если коснуться губами, наверное, можно порезаться. Сичэнь держит его руки в своих. — Я надеюсь… Ты задержишься? — отпускать он их не хочет. Яо вздрагивает, делает шаг назад. И рук, и взгляда своего тоже лишает, глядя в сторону, как будто за окном есть что-то интереснее, чем тут происходит. — Я задержусь на несколько дней. ‎— Могу ли я пригласить тебя… На свидание? — спрашивает Сичэнь ему в спину, снова едва удерживая себя, чтобы не коснуться его волос. Гуанъяо оборачивается к нему через плечо, а потом и сам полностью, являя побледневшее лицо, на котором глаза выделяются, словно тлеющие угли. В них масса сомнений и настороженности, но в итоге звучит: — Да. — Если ты не против, я назначу тебе его через пять минут у себя в столовой, — Лань Сичэнь расплывается в улыбке. — Нам же не нужны лишние… Глаза и уши на свидании. — Я буду вовремя! Гуанъяо чуть расслабляется. Этот мужчина оправдывает славу о себе. Красив и сиятелен, смотреть больно. — Я провожу тебя, так что не опоздаешь, — старший Лань шутит увереннее, чем младший и берёт за руку так же уверенно. — Лань Хуань, а вы смелый! — Глава корпорации должен быть смелым. В столовой Сичэнь отодвигает для гостя стул, усаживает его, а затем начинает готовить. И тут можно не только сердце, но и душу ему отдать, потому что делает он это неторопливо, но уверенно и так красиво, что не оторвать взгляд. — И уметь готовить? — Гуанъяо его, кажется, немного дразнит, или флиртует так, но наблюдает за ним внимательно. — У тебя очень умелые руки, Лань Хуань. ‎- О, уметь готовить должен каждый человек, особенно мужчина, — Сичэнь подмигивает ему из-за стойки, на которой ловко бланширует овощи, а на сковороде-гриль уже готовит мясо. — Я никогда ни для кого не готовил, — признается Яо спустя несколько минут простого наблюдения. — Ну ладно, я с этим смирюсь. Скоро на столе появляются тарелки с едой. Потом старший Лань достаёт из холодильника фрукты и лёд. Кувшин с готовым холодным чаем тоже выставляет на стол. — Прошу, можно есть, — садится напротив. — Приятного аппетита. — Спасибо. Для меня раньше тоже никто не готовил, — говорит Гуанъяо и берёт палочки. Он ест аккуратно, в его движениях нет того изящества, что присуще Сичэню, но он не лишен собственного очарования. — Вкусно, — добавляет внезапно игриво. — Сичэнь-гэгэ талантлив во всём! От этого обращения мужчина почти плывёт, впрочем, от игривости тоже. — Ты ещё не слышал мою флейту! — Буду рад послушать. Они едят и неторопливо беседуют. В какой-то момент Гуанъяо говорит: — Вы так поспешно покинули Хайнань и не успели насладиться красотами. Не планируете ли вы посетить семью Не снова? Конечно, когда господин Лань пойдет на поправку. — С удовольствием, если вы составите мне компанию. — Я мог быть там для вас. Но поехать вместе… Это немного неуместно и приведет к пересудам. — Да, вы правы. Лань Хуань кивает и подливает Яо ещё чаю, наклонившись к нему. — Я не хочу, чтобы тебя обсуждали, — говорит проникновенно. — Я не настолько интересная личность, как господин Лань. Вам пересудов стоит опасаться больше, — Яо поворачивается к нему, обнимая чашку двумя руками. — Я не опасаюсь этого, — говорит Сичэнь уверенно. — За себя я не боюсь. И не отходит, так и замирает над Гуанъяо. — За такого, как я, бояться тем более не стоит. Ресницы Яо оказывается очень черные, а в глазах прячутся золотые искорки, словно золото корпорации отложило отпечаток на всех потомков, даже не признанных. Искры становятся ярче, когда, отставив чай, Яо тянет Сичэня вниз, ухватив воротник рубашки двумя пальцами. — За такого как ты… Сичэнь поддаётся и наклоняется ниже, а окончание фразы смазывается поцелуем, очень мягким, но таким, от которого не уворачиваются. Яо крепко цепляется за его плечо, пока они целуются, добавляя этому касанию губами перца и пыла. — Лань Хуань… — он шепчет это в поцелуй и осторожно гладит его ладонью по шее под волосами. Сичэнь не может оторваться от его губ, не так скоро, да и зачем? Они такие вкусные… Ещё вкуснее, чем кажутся с виду. Может с этой целью Яо и приехал на самом деле, никто не скажет. Но он очень решителен, когда залезает коленями на высокий стул и теперь возвышается на Сичэнем, что поцелую вообще не мешает, зато удобно трогать его щёки и их тоже целовать. — Нихрена себе… — Брат!.. Ванцзи поражен до глубины души. Они просто проходят мимо столовой, но арочный проем широкий и всё, что там происходит, видно, как на ладони. Да это просто невозможно не заметить. Это просто невероятно! Может он еще спит? Или вино, которым его напоил вчера Вэй Ин, из головы не выветрилось, поэтому Ванцзи всё ещё пьян? Лань Сичэнь обнимает Гуанъяо за талию одной рукой, бережно придерживая, улыбается, закрыв глаза, позволяя. Он настолько увлечен этим, что даже не сразу слышит голос Ванцзи. — …! Резко оборачивается и каменеет. Взгляд у Яо становится диким. Но со стула его сдувает за спину Сичэня даже раньше, чем все успевают моргнуть. Там он приводит себя в порядок, разглаживает складки на рубашке, и хочется сказать какую-то глупость. Что-то вроде: «Это не то, что вы думаете!». Лань Ванцзи хватает Вэй Усяня за запястье и с силой тащит за собой, отпускает только за несколькими поворотами в дальнем конце дома, где в стенах обычной библиотеки в тайной комнате скрыты архивные документы семьи Лань. Там и документы по деловым сделкам, и исторические бумаги, и права на недвижимость, которой семья Лань владеет не на всеобщее обозрение, а тайно. Ванцзи отодвигает одну из деталей узора на полках с книгами, а потом сквозь потайную дверь заталкивает туда Вэй Ина. И только когда дверь за ними закрывается, а они оказываются вдвоём на темной лестнице, он может выдохнуть свое потрясение. Лань Сичэнь медленно разворачивается к Гуанъяо. — Я разберусь с этим. Не переживай, — несмотря на то, что он говорит очень уверенно, это будет очень непросто. — Прости… Гуанъяо страшно подумать, что было бы, появись младший господин Лань немногим позже. А ещё с ним был этот мальчишка Вэй Ин, который водит тесную дружбу с Не Хуайсаном! — Мне… Не стоило идти на поводу у своих желаний. ‎Лань Сичэнь осторожно касается плеча. — Яо… Пожалуйста. Не проси прощения… Это был лучший поцелуй в моей жизни. ‎- И к чему он привёл! Тот вздыхает, прикрыв глаза. Заметно, как он внутренне собирается и скоро снова улыбается Сичэню. — Ты просишь меня не переживать, а на самом лица нет, — он поглаживает его щеку, самыми кончиками пальцев трогает кожу. — Я пока не знаю, как я объясню это своему брату… Но я объясню, — тот кивает, а потом целует эти пальцы, невозможно устоять. — Не надо, Лань Хуань. На сегодня хватит терять голову. Я поеду в отель, если ты не против. Спорить и уговаривать остаться тот не решается, но ближе к вечеру в номер Яо доставляют изящный белый букет из фрезий и нарциссов, с карточкой. «Самому красивому молодому человеку от всего сердца!» Яо как раз пишет Не Минцзюэ о планах посетить Хайнань, а заодно, чтобы он не ругал Хуайсана за излишнюю любовь к играм, потому что младший Не уже написал ему огромное сообщение с жалобами на старшего брата и слезными просьбами помочь. Букет его поражает настолько, что Яо его даже фотографирует и сдуру выкладывает на вейбо. «Вот так ты видишь меня?» — приписывает он под фото. А после утыкается лбом в телефон. Дело не в том, что ему не дарили раньше цветов. Дарили, даже мужчины. Но это были красные розы, пышные пионы и никогда настолько нежные цветы.