Соло для ритм-гитары

Пауль: В начале 90-х меня позвали на репетицию в группу знакомых Флаке. По сути, это было прослушивание, хотя всё происходило максимально неформально. Я был в себе уверен, т.к. я хороший гитарист, а группа была малоизвестная, разве что выиграла недавно какой-то конкурс. Их музыка поначалу показалась слишком жёсткой для меня, ведь до этого я играл лёгкий рок, так они ещё и заявили, что у них уже есть один гитарист. "Да ну, на фиг", – подумал я – "В группе должен быть только один гитарист, и это я! Зачем Флаке меня, вообще, сюда затащил!" И тут, появился Он. Высокий, вальяжный, красивый, с великолепным телом, с классной накачанной задницей – вообще, поначалу в комнату вплыли его бёдра, а потом, я разглядел его самого. Первым делом я забыл, как играть на гитаре. Хотя там играть-то было нечего, какие-то простейшие риффы с дисторшном. У меня лопнула струна, а запаску я не взял, и куда-то упал медиатор, так что я долго не мог его найти. Ребята смотрели на меня критически, а под конец, Тилль сказал, что мне надо бы подкачаться. Я понял, что меня не возьмут. Удивительно, но меня приняли. Рихард: Нам был нужен клавишник, но он, зачем-то притащил на репетицию своего одногруппника, которого нивкакую не хотел бросать. Я был зол, ведь, какой, к чёрту, второй гитарист в группе, я, вообще-то, профессионал, закончил музыкальное училище, а тут какой-то панк ритм-гитарист лезет с нами играть. Я даже опоздал на репетицию. По пути думал, как бы придраться к этому новому гитаристу, чтобы его не взяли. Захожу на реп-базу – а там сидит этот подросток-эльф и смотрит на меня томным взглядом из-под полуопущенных ресниц. Я поздоровался, а он улыбнулся в ответ такой нежной улыбкой, что я растаял. Действительно, что это я думал, что нам не нужен второй гитарист, со второй гитарой риффы будут звучать мощнее, мы же этого и хотели добиться звучанием группы. Наблюдая за ним, я не мог понять – он мне глазки строит, или он всегда такой. Играя, он порвал струну, и я передал ему свою запасную, и, когда я коснулся кончиков его пальцев, между нами пробежала искорка, которая как-то телепортировалась в наш мир из демонических глубин ада. Я понял, что так просто его не отпущу. Пауль: Впервые в жизни я пошёл в качалку. Никогда туда не ходил, и в этот раз бы не пошёл, но репетиция была только на следующей неделе, а я хотел увидеть Рихарда. С собой я взял Флаке, чтобы не быть там единственным дрищом. Это был забавный опыт, не буду вдаваться в подробности, но в дальнейшем мне удалось добиться среднего телосложения, а Флаке, вообще, на качалку забил, сославшись на своё внутриглазное давление. У него, просто, не было вдохновения. А у меня было. После тренировки я разглядывал своё вдохновение в душе, полностью голого. Созданный для поцелуев рельефный торс, плоский животик, объёмная попочка, которую я заметил ещё в прошлый раз, а теперь, мог разглядеть без скрывающей красоту одежды... упс, он заметил, что я смотрю на него. Опять я спалился. Рихард: Мы с Тиллем по привычке пошли в качалку, и он со смехом рассказал, что придёт ещё и новый гитарист, которого он в прошлый раз подколол, назвав дрищом. Ну точно, он за мной бегает! Девчонки всегда бегали за мной, и на тот момент это уже как-то надоело, а вот внимание таких нежных мальчиков привлечь куда сложнее. Поэтому, их внимание цепляло. Не пойму, зачем ему вообще качаться. Прямое попадание в мой типаж – люблю таких хрупких и милых, похожих то ли на женщин, то ли на детей. Но им, почему-то нравятся бруталы. Сейчас он стоит у меня за спиной, обнажённый и беззащитный. По идее, он должен бы комплексовать рядом со мной и Тиллем, но ничего подобного – он прекрасно видит, что нравится нам обоим, поэтому такой самовлюблённый и дерзкий... Да, он привык нравиться, привык соблазнять, что неудивительно: это изящное телосложение, нежные черты, игривая улыбка. Интересно, если обернуться, окажется, что он на меня смотрит? Ну да, точно... Я подошёл к нему и встал с ним рядом, опёршись о стену одной рукой и стал советовать ему, что делать, чтобы не болели мышцы после тренировки: принять ванну с солью, позволить кому-нибудь сделать тебе спортивный массаж. Слушая меня, он подался вперёд и полузакрыл глаза, как для поцелуя, наши губы приблизились... но, в этот момент нас окликнул приближающийся Тилль, и мы вышли из душевой. Пауль: Мой первый концерт с группой Rammstein вызвал у меня эйфорию похлеще самого чистого кокаина. Это было чувство, как будто ты вглядываешься в солнце, но оно не слепит тебя, не жжёт, а греет твоё сердце до самого классного кайфа. Ein heller Schein am Firmament mein Herz brennt... После концерта я сидел и курил, рассказывая Рихарду о том, как в детстве, в школе в СССР, учительница прочитала мне фразу из произведения какого-то классического русского писателя: "Человек создан для счастья, как птица для полёта". И в тот момент, после концерта, мне захотелось продолжить эту фразу словами о том, что человек создан для счастья, но для деятельного счастья, для такого счастья, которое несёт счастье другим, для создания чего-то прекрасного. Наверное, в этот момент во мне проснулся немец. На мои глаза навернулись слёзы, а Рихард утёр их своим большим пальцем. Думаю, это было его первое признание в любви. Рихард: Сцена в душевой не выходила у меня из головы. Пауль был тогда так близко, такой доступный, но я упустил момент. Теперь, видимо, он уже потерял ко мне интерес, либо решил, что он мне не нравится – общался только по работе, первым уходил с репетиции, потому что ему надо было покормить ребёнка после школы и проверить ему уроки. Но это не мешало ему брать на себя дополнительную ответственность – например, во время записи альбома он совмещал обязанности музыканта и звукорежиссёра. Он очаровал всю нашу группу, всех журналистов, что брали у нас интервью. Если надо было отправить кого-то на интервью вариант был один – конечно же Ландерс и кто-нибудь вместе с Ландерсом. Он был со всеми таким милым: часто улыбался, смеялся каждой шутке, даже несмешной, красиво запрокидывая голову и кокетливо морща нос. Но, когда я пытался поймать его взгляд, он отводил глаза так застенчиво, так смущённо, что в эти моменты я не сомневался, что он горит от страсти так же, как и я. Мне была необходима возможность остаться с ним наедине, но она никак не выпадала до того момента, когда мы поехали в первое турне. Пауль: Я не хотел сближаться с ним быстро. Я перфекционист и не люблю промежуточных результатов, а в мои руки попала первобытная и дикая стихия, способная разрушить всё на своём пути, поэтому я должен был действовать аккуратно. В моих планах было не только не стать его жертвой, но и завладеть им полностью, чтобы реализовать все те сокровенные фантазии, что терзали моё сердце с тех пор, как я впервые увидел Рихарда Круспе. Разумеется, я не показывал ему, как сильно я в него влюблён: общался строго по делу, не уделял ему внимания больше, чем остальным музыкантам. Правда, иногда, когда я смотрел ему в глаза, мне становилось страшно. Но не так страшно, как когда в время нашего первого турне, я узнал, что мы с ним спим в одном номере, один на один. Этот страх вызывал у меня азарт. Рихард: Мы, наконец-то, были одни, а он гулял по комнате, переодевался, ходил в душ, вытирал полотенцем волосы, чистил зубы, умудряясь с зубной щёткой во рту продолжать болтать и даже смеяться. Говорил о записи альбома, о турне, о том, кто из ребят когда и что ему сказал. Мне хотелось запереть дверь на ключ, а ключ куда-нибудь спрятать, чтобы он, не дай Бог, не улизнул. Я наблюдал за ним молча, как хищник, караулящий в засаде свою добычу. Неужели, он не видел, что я схожу с ума? Пауль: Бедный Рихард, мне так нравится дразнить его. Когда он смотрит этим драматичным и томным взглядом своих зелёных глаз с поволокой, все его чувства написаны у него на лбу. Но я должен был помучить его ещё чуть-чуть, чтобы заполучить то, о чём мечтаю больше всего. Продолжая болтать о посторонних вещах, никак не связанных с моими дьявольскими планами на него, я выключил свет и лёг на соседнюю кровать. Конечно, мне не пришлось долго ждать, пока я оказался в кольце его сильных рук, когда он поцелуем заткнул мой рот. Рихард: Я не мог больше ждать. Я был готов рискнуть тем, что он отвергнет меня, проклянёт, опозорит перед друзьями, пусть даже меня выгонят из группы за то, что я сексуальный маньяк и изнасиловал своего коллегу по цеху – я слишком хотел его тело. Я держал его крепко – при всём желании он не смог бы вырваться, но он и не пытался – слишком уж страстно он отвечал на мои поцелуи. Нет, больше я не буду ждать! Одной рукой я водил по его бёдрам и попочке, в которую давно уже хотел засадить свой член по самую рукоятку, что я и сделал, предварительно смазав его смазкой, которая как-то по волшебству оказалась в тумбочке. Наконец-то, ты мой, маленький хулиган, ты столько дразнил меня, столько мучил, теперь я буду ебать тебя каждую ночь, а ты ничего не сможешь с этим сделать... И сегодня я буду ебать тебя всю ночь, прерываясь только на перекур. Ты мне заплатишь за все те дни, что я мечтал о тебе, а ты смотрел мне в глаза и дерзко улыбался. Как ты сладко улыбаешься, как ты сладко стонешь, я так люблю тебя, но хочу, чтобы тебе было больно, как было больно мне, когда ты был ко мне равнодушен... Пауль: Рихард лежал на мне, кончив мне на спину. Мне показалось, что он в обмороке. Не знал, что я настолько охуенен. "Рихард" – подал голос я – "У тебя раньше был секс с мужчинами?" "Да... было пару раз", – отозвался он – "А вообще... я очень хотел, но до дела не доходило, нет, не было", – То есть, тебя никогда не трахали? "Нет, ты что!" – он даже вскочил – "Я, вообще, не гей. А если гей, то точно не пассив! Я только актив! И натурал!" Он сходил в душ, продолжая что-то говорить про то, что он актив и натурал. Где-то я уже слышал эту "арию умирающего лебедя". Арию гея, в котором умирает натурал. Он вернулся и лёг рядом, я сделал вид, что сплю, а он целовал мои плечи, гладил бёдра, и скоро снова завёлся и захотел ещё. Я лёг на него сверху и, проведя пальцем по кончику его носа, сказал: "Ричи, за каждый раз, что ты трахнул меня, ты должен будешь дать мне трахнуть тебя!" Он хотел, наверное, что-то сказать, но не мог мне противоречить, он был слишком влюблён. Поэтому, он лежал и молчал с растерянным видом, тогда я начал целовать его торс, накачанный пресс, потом мои губы встретились с его членом, я провёл по нему языком, глядя в глаза моему визави, пососал его какое-то время, почти доведя его до оргазма, но не давая кончить, потом снова лёг сверху на его шикарное тело и шепнул ему на ушко: "Милый, если ты не будешь всегда и всё делать так, как я хочу, эта ночь никогда больше не повторится!" В ту ночь я получил всё, о чём мечтал. Мало того, что он отдал мне на растерзание свою шикарную задницу, так я ещё и был первым, кто трахнул его в его жизни. У него совсем не было опыта, и мне пришлось всему учить его, но мне понравилось. А Ричи так быстро вошёл во вкус, что я его не узнал. Он был юным диким зверем, он был как необъезженный молодой жеребец, а я сделал из него извращенца, садомазохиста, своего дисциплинированного раба: быть страстным, когда я разрешил, ждать, когда я сказал – в общем, привил ему хороший вкус в сексе, а в дальнейшем, и во внешнем виде: в причёске, в манере одеваться, в манерах. Сделал из него воплощение всех своих эротических фантазий. Поэтому он стал таким красивым. Если бы не я, он таким бы не был. Рихард: В постели с ним мне сносило крышу. Он всегда мог удивить меня, доставить новые ощущения, вводя меня в состояние транса. Мне хотелось зажимать его в гримёрке, в туалете и просто где-нибудь за углом, когда мы оставались одни. Мне хотелось следить за ним и защищать его: где он и с кем разговаривает, кто рядом с ним и не подошёл ли слишком близко, даже на сцене я частенько посматривал вправо – на месте ли он, и всё ли с ним в порядке. Да, я ревновал его, но моя ревность никогда не доходила до паранойи, что удивительно, ведь к нам постоянно кто-то клеился: фанатки, фанаты, даже Тилль. Он как-то признался, что наблюдения за нами его заводят, и что именно мы с Паулем вдохновили его на написание некоторых песен. Пожалуй, мы все были немного больны. Как сказал мне наш барабанщик Кристоф, игра в Раммштайн напоминала ему будни в сумасшедшем доме: вокалист весь в своих детских психотравмах по Фрейду, гитаристы сошли с ума от любви друг к другу, клавишник нижний-мазохист, басист-аутист, и только я один сижу за барабанной установкой с недоумевающим выражением лица и мыслью: «Куда это я попал?» Пауль: Влюблённый Рихард – милое создание, но иногда и чересчур навязчивое. Стоять у меня за спиной, когда я раздаю автографы фанатам, как специально отодвигая рукой самых симпатичных. Подходить, когда мы говорим с Тиллем просто о делах. Девчонок рядом со мной не стало вообще, хотя я знаю, что у него были девчонки, но не лез в это дело. Я продолжал дрессировать его, но мне уже было как-то лениво. Однажды мне стало не хватать новых впечатлений, и я ответил взаимностью новой визажистке, которая буквально вешалась мне на шею. Я не думал расставаться с Рихардом, я его любил, но по своей природе я свободолюбивый и совершенно полиаморный бисексуал, меня нельзя держать на привязи. Я как ветерок, как горная речка. А Рихард, как мне казалось, был настолько у меня "под каблуком", такой простой и прямолинейный. Я думал, что могу манипулировать им, как хочу. Планировал уже предложить ему "ламур де труа" с Ариэллой, она была не против. И вот, однажды, после концерта мы с ней миловались, она сидела у меня на коленях, шепча мне что-то на ушко, как вдруг резко вскрикнула. Рихард стоял рядом с нами и молча наматывал её волосы себе на руку. Резким движением он заставил Ариэллу встать, продолжая держать руку над её головой. Девушка стонала от боли, на глаза её навернулись слёзы. Рихард смотрел на меня молча, но он был как натянутая струна на металл-гитаре с дисторшном. А я сидел в шоке, чувствуя себя нашкодившим школьником, которого поймали за курением в туалете, и даже не сразу сообразил, что должен защитить женщину. Я вскочил и толкнул Рихарда, после чего на меня обрушился сокрушительный удар. Он начал избивать меня, а я даже не сопротивлялся. Когда он ушёл, я лежал и плакал. После этого случая он пропал. А потом, я вдруг узнал, что он женится. Откуда вдруг взялась эта женщина – я даже не знаю. Такое ощущение, что он, просто, выдернул из толпы первую попавшуюся фанатку и решил на ней жениться. Приглашение на свадьбу пришло всем ребятам, кроме меня. Но я, всё равно, пришёл. Долго обдумывал слова, которые хотел бы ему сказать: что он прав, что нам, действительно, надо бы свести всё к свободным отношениям безо всяких обязательств, хотим спим, хотим – мы просто друзья, что я буду счастлив, если у него ещё родятся дети, ведь дети – это такое счастье, и я сам бы хотел детей от него, жаль, что это невозможно. Придя, я опять получил от него по роже, он бросил меня в грязь и стал отвешивать мне удар за ударом. Вот тогда я возненавидел его. Я не был настолько виноват, чтобы так поступать со мной. Тогда я ударил его в ответ, за что получил ещё, хорошо, что ребята оттащили его. Потом, общим решением коллектива нам было запрещено общаться друг с другом. Ребята сказали, что так мы развалим группу, что наши отношения не должны сказываться на работе, что мы должны общаться теперь только по делу и никогда, строго никогда не оставаться наедине. Рихард: Я лежал на съёмной квартире в Америке с бритоголовым фанатом, ставя ему демо-треки своего будущего сольного проекта Emigrate, но ему было не интересно, он хотел, чтобы я трахал его под Rammstein. Второй раз у меня просто не встал, и я выставил пьяного парнишку за дверь. От жены я ушёл, и мне было одиноко. Я переписывался с Тиллем, спросил его, как там Пауль, на что получил ответ, что Пауль расстался со своей девчонкой, а ребёнка планирует забрать себе, когда дочь подрастёт. Как это в духе Пауля! Первым же рейсом я вылетел в Германию. Я был прилично пьян, но самолёте я пил коньяк, а идя к дому Пауля пил русскую водку. Мне было так дерьмово, я так хотел прийти к нему, уснуть у него на плече, поэтому, я зачем-то пришёл к его дому, хоть и знал, что он меня не ждёт. Мне было достаточно того, что я знал, что он один, так же, как и я в этом прекрасном и яростном мире. "Я как слепой ребёнок, тянущийся к матери своей, запах которой он чует. Ты пахнешь так хорошо..." Удивительно, но он открыл. Я, как и был, в одежде, в ботинках, прошёл в спальню и упал на его кровать. Подушка пахла им, а он пахнет так хорошо... Наутро я увидел его стоящим в дверях. Он перекидывал из одной руки в другую пивную бутылку. Было заметно, что он боится подойти ко мне, и, всё же, он сходил для меня за пивом! Милашка Пауль! Как у тебя получается быть таким солнышком! Как я мог злиться на тебя! Пока я опохмелялся и приходил в себя, он, всё же, с опаской сел рядом и тогда, я начал целовать его руки. Он одёрнул руку, тогда я встал перед ним на колени и стал целовать его коленки и просить прощения. Я говорил, что чувствую себя последним человеком на Земле, что умираю от стыда, и единственное, о чём прошу его – чтобы он меня простил. "Рихард, тебе не за что просить прощения!" – ответил он вдруг – "Ты никогда ни в чём не был виноват передо мной!" Пауль: Даже не знаю, почему я это сказал. Я так злился на него за то, что он избил меня и опозорил, и я мечтал о том, чтобы он на коленях просил прощения у меня. Но, когда это случилось на самом деле, когда я увидел этого красивого сильного зверя передо мной на коленях такого влюблённого, я уже не мог вспомнить, за что я там так его ненавидел. Это ж надо было пригласить в группу сразу двух гитаристов, чтобы они сначала страстно полюбили друг друга, потом отчаянно возненавидели и чуть не развалили такой гениальный музыкальный проект. Я прокручивал в голове всю историю существования Раммштайн, историю нашей любви с Рихардом и мне начало открываться понимание того, какое же благословение Вселенной витало надо всеми нами всё это время. Я был таким раздолбаем, я всё делал неправильно, и, всё же, мне всегда везло, я стал рок-звездой, я встретил Рихарда, а благодаря нашим расставаниям, у нас теперь многодетная семья. А наша любовь всегда витала надо всем этим, как ангел-хранитель, даря нам вдохновение на творчество, энергию на наши сумасшедшие концерты и даже удерживая вместе всех шестерых музыкантов. Это всегда было нечто большее, чем просто влюблённость или вожделение, поэтому нас не смогли разлучить ни женщины, ни дети, ни даже мой отвратительный характер. Наконец-то, я понял, что такое настоящая любовь. Когда я это понял, я простил ему всё, что было, и всё, что будет наперёд. Первым делом я отправил его в душ, а потом, уложил его на кровать и трахнул. Вам хочется узнать, как я трахал его? Рихард: Я сидел перед ним на ковре у кровати, целуя его голые коленки через рваные джинсы. Потом я расстегнул его ширинку и провёл языком сквозь тонкую ткань по его члену. После чего я стащил с него штаны и плавки до колен, тогда стало очевидно, что у него мощная эрекция, и я посмотрел ему в глаза, ожидая, чтобы он прямо мне сказал, что мне теперь с этим делать. Но он, со своей извечной хитрой игривой улыбкой сказал мне идти в душ. Сам он мылся недавно, в чём я лично убедился, взяв в рот его член и несколько раз медленно проведя по нему губами и языком. Когда он запустил руку в мои волосы, я лишний раз убедился в том, что мой рот и его член просто созданы друг для друга. Поэтому, некоторое время мы не могли друг от друга оторваться, пока я, всё-таки, не вспомнил про его приказ пойти помыться. Я помылся женским гелем для душа и накинул махровый халат бордового цвета. Выйдя, я увидел, что Паульхен раскинулся на кровати и ждёт меня, но я не спешил подходить, хотел подразнить его, зная, как он обожает моё тело. Пауль лишь кивнул головой в сторону тумбочки, где лежала кожаная плеть, тогда я скинул халатик, взял её в рот и, полностью обнажённый, на четвереньках подполз к нему. Он встал, и начал хлестать меня по спине, а я целовал ему ноги, благодарил его и просил бить меня сильнее. Я был уже в трансе от боли и наслаждения, тогда он отбросил плётку, вернулся на кровать и жестом позволил мне приблизиться. Я залез на кровать, после чего лёг сверху на своего возлюбленного, целуя его щёки, шею, грудь и пытаясь им овладеть. Но он сопротивлялся, как же он сладко сопротивляется, и какое-то время мы боролись с ним, после чего он занял позицию сверху и сзади меня. Да, я сильнее физически, но он сильнее меня, ведь я ему принадлежу. И, пока он лапал мой зад, шлёпал и даже кусал, я не мог дождаться, когда же он в меня войдет. Когда он трахал меня, он шептал мне на ушко, каким плохим я был мальчиком, и каким теперь стал хорошим. В процессе ему окончательно снесло крышу, он юркнул под меня и стал умолять, чтобы я трахнул его, что я и сделал, трахал его, лежащего на спине, а, когда он был близок к оргазму, я снял с него резинку и позволил ему кончить мне в рот. Сам я кончил ему на грудь, на лицо, на волосы, хорошо хоть в глаза не попал – он был весь в моей сперме. Он потом вытирался влажной салфеткой и шептал, что я сумасшедший, и он сумасшедший, что мы оба сумасшедшие, и зачем только встретились опять. Пауль: К моменту съёмок клипа “Ich will” мы окончательно помирились. Поэтому мы там такие красивые. Любовь делает мужчину таким красивым... Потом были записи новых альбомов, съёмки клипов, гастроли, и, куда бы Рихард не уходил, он всегда возвращался ко мне. В последнее время мы даже на сцене порой целуемся, и нам плевать, что думают остальные. Просто, любите друг друга, девочки и мальчики и не позволяйте негативным чувствам взять вверх над вашей любовью. И слушайте Rammstein!