Милая моя Элен, Все мои надежды о том, что это письмо попадёт в Ваши маленькие, нежные ручки. Когда Вы будете его читать, меня, верно, уже не будет в городе. Двумя днями ранее нам сообщили о том, что мы должны срочно отбыть в Алапаевск. Все хлопоты С.М. о том, чтобы нас оставили в Екатеринбурге не принесли должного результата. В связи с этими безрадостными обстоятельствами не могу знать будет ли ещё шанс написать Вам. Поэтому прошу простить меня за тон, которым будет написано это письмо; у меня есть все основания полагать, что оно – последнее известие, которое Вы сможете получить от меня. И раз так, то буду откровенным с Вами в этих строках... Хорошая моя, родная Элен, мой верный друг! Я знаю Вас так бесконечно мало, но так крепко оказался привязан к Вам. Как жаль, что нам с Вами было уготовлено так мало времени и как же велико моё желание это изменить. К несчастью, это уж не в моих силах. Последние месяцы были наполнены тяжёлыми испытаниями. Моя жизнь превращается в хаос, в бесполезное существование. И единственное, что скрасило мои мрачные дни – это Вы, Элен! Вы лучик света, Вы мой ангел! Вы совершенно точно посланы мне свыше, о чём могут свидетельствовать обстоятельства нашей первой встречи.
В пасмурное воскресное утро по площади разносился торжественный перезвон колоколов. Барочный храм, отдаленно напоминавший Петропавловский собор родного Петрограда, приглашал всех на богослужение. «Корабль» собора наполнялся жителями города. Высокие окна из-за облачного бесцветного неба не могли дать достаточно света столь просторному залу, но с этой работой отлично справлялись пять массивных люстр. Теплый свет играл на золоченой бронзе в рамах икон, подчеркивал красочные росписи на сводах, освещал образы святых, разливался по нарядному иконостасу, над которым возвышался Крест Спасителя. В лёгких плотно стоял сладкий аромат ладана и нежный запах восковых свечей, огоньки которых сверкали в руках прихожан. А ещё здесь был запах Мира. Того самого, спокойного и безмятежного, которого так не хватает за воротами храма. С обеих сторон от солеи на клиросах певчие исполняли псалмы и песнопения, знаменуя собой хоры ангелов. Однако то, что раньше помогало отрешиться от суетности, в этот раз оказалось бездейственным. Владимир привычно осенял себя крестным знамением, но не от того, что прислушивался к пению священника и диакона, а просто вторил за окружающими. Отпустить всё мирское никак не получалось. Возможно, сказывалось волнение, ведь он совсем недавно в незнакомом городе. И он видел, что братья рядом с ним тоже едва серьёзно относятся к этой службе. Каждый чувствовал себя неуютно под прицелом любопытных глаз. А они встречались очень часто. То один, то другой посмотрят в сторону незнакомцев. Невольно и им приходилось осматриваться вокруг. Владимир покосился на рядом стоящего Константина в надежде, что хороший пример того, заставит его собраться и вести себя достойно этого места. Но и Константин, и его младший брат, едва сдерживали улыбку и поглядывали на противоположную сторону зала. Там небольшой группой стояли гимназистки. Все в одежде одинаковой по цвету и силуэту. Кофейного цвета платья, светлые передники, воротничок-стоечка украшенный кружевом, туфельки на низком каблуке. Девочки придерживали платки на своих волосах и то и дело поглядывали в сторону симпатичных незнакомцев, которых видели здесь впервые. Одна шептала что-то на ушко второй, та передавала другим. Какая-нибудь краснела, другая тихо хихикала, закрывая улыбку ладошкой. Так и бросали заинтересованные взгляды на молодых людей, пока классная дама не призвала их соблюдать положенную дисциплину. Владимир последний раз взглянул на девушек, встретившись взглядом с одной из них. Та в смятении быстро отвернулась, а молодой человек так и остался смотреть на неё. Полупрозрачная белоснежная ткань платка, почти спрятала её лицо. Но не мешала различить золотистый цвет её волос и аккуратный мягкий профиль. Она таила в себе ещё что-то детское. Он видел её большие глаза, её поддельную и от того забавную сосредоточенность во взгляде. Светлые брови почти терялись на её ровной нежно-розовой коже, но в свете оставляли от себя тонкую изящную тень. Подвижные алые губки привлекали к себе внимание, когда она тихо подпевала «Молитве Господней». Владимир готов был поклясться, что голос у неё не менее чарующий, чем её ангельская внешность. Когда незнакомка вслед за подругами направилась к чаше, можно было видеть, как выглядывают из-под подола платья стройные ножки в черных чулках и как легко каблучки касаются пола. Она прикоснулась губами к чаше, и Владимир был вынужден отвести взгляд. Как его мысли могут быть заняты сейчас другим? – Бодя, идем, – Константин легко коснулся ладонью его локтя и потянул за собой… На выходе за ворота храма бывшие князья обсуждали идею нанести визит Сергею Михайловичу: проведать как его дела и хорошо ли он устроился. Только сразу за воротами их окликнули. Тоненькая черноволосая девушка подбежала к ним, сжимая в ручках ткань своей юбки кофейного цвета. – Добрый день, господа, – весело начала она, пока за её спиной уже стали собираться другие воспитанницы. Девочки кокетливо улыбались и заинтересованно разглядывали прекрасных незнакомцев, пока их смелая подруга продолжила: – Мы вас раньше здесь не встречали. Вы недавно в городе? Наверное, приехали с труппой цирка? Все трое переглянулись, едва сдерживая смех. Владимир уже хотел отшутиться, но вдруг слова стали комом в горле, когда он заметил за плечом болтушки ясные голубые глаза, что смотрели прямо на него. Он был не похож на двух своих спутников. Те словно как два брата – оба круглолицые, с пухлыми губами, глубоко посаженные глаза и густые брови. Он же был несколько выше их, а стройное атлетическое телосложение, словно вытягивало его ещё больше. Тонкие черты лица и высокие скулы. Аккуратный прямой нос с немного вздернутым кончиком. Большие задумчивые глаза и изящная линия губ, что вытянулись сейчас в обворожительной доброй улыбке. Тщательно уложенные волосы цвета каштана. Прямая осанка и аристократическая стать. Костюм сидел на нём точно по фигуре и выглядел недёшево, хоть и носился, кажется, не первый сезон. Белый воротничок был подвязан платком, и всё в нём выдавало тонкий вкус истинного эстета. Он был похож на героя французского романа или на сказочного принца. Взгляда не отвести. Она и не отводила. – А по нам это заметно? – шутливо спросил Игорь. – Мы с девочками почему-то представили вас наездниками, – сказала одна. – Или акробатами, – добавила другая. Молодые мужчины заливисто засмеялись и Владимир тоже, обнажая ряд белоснежных зубов. Только заметив смущение девушек, он произнёс: – Простите, но нет. Мы далеки от циркового искусства. – Жаль, конечно. А то бы мы подарили пригласительные таким очаровательным особам. – Игорь! – в один голос осадили Константин и Владимир. – Но тогда откуда вы? Если это не секрет, конечно, – скромно поинтересовалась девчушка с россыпью ярких веснушек на лице. Все трое переглянулись, безмолвно решая вопрос "сказать или нет" и только пожали плечами. – Прибыли отбывать в этом чудесном городе своё изгнание. Бывшие Его Высочества Игорь и Константин Константиновичи, – представил последний себя и брата с ноткой ироничной усмешки. – Князь Владимир Павлович Палей, – сразу вставил молодой человек, склонив голову в приветственном жесте. Гимназистки в смятении зашептались, повторяли наперебой извинения и "Ваши Высочества", присаживаясь каждая в коротком книксене. – Ну, полно вам, милые, полно, – заявил Константин. – То уж ни к чему. Владимир горько усмехнулся и бегло взглянул на прекрасную незнакомку. Взгляд её уже не был таким заинтересованным. Скорее растерянным и даже напуганным. На неё и в самом деле смотрел принц.И даже если вдруг я показался Вам равнодушным и отстраненным в тот день – забудьте, забудьте эти мысли! В те счастливые минуты я поистине думал, что вижу перед собой ангела – так вы прекрасны и чисты, моя Элен. Я мог думать только о Вас одной. Но в то же самое время, что я мог дать Вам? Я – без дома, без средств к существованию и даже лишенный свободы.
Когда бывшие князья получили от гимназисток приглашение на вечер танцев в их честь, Сергей Михайлович строго высказался против подобного рода развлечений в такое время. Но он не запрещал посетить скромный творческий вечер в гимназии, тем более все трое не собирались об этом кому-либо говорить. Гостей было совсем немного – зал маленькой женской гимназии не позволял устроить большого собрания. Вечер выдался камерным, в дружеской и непринужденной атмосфере. Было чаепитие и много угощений, девочки поддерживали беседу и расспрашивали молодых князей, пока была возможность вдоволь пообщаться. Со сцены звучали стихотворения разных авторов, Владимир зачитал пару своих произведений и был тронут вниманием публики. Преподаватели даже принесли на подпись его сборник, который собирались хранить в небольшой библиотеке своей гимназии. Звучала музыка, несколько романсов. Игорь и Константин, вспомнив про таланты своего друга, попросили и его исполнить что-нибудь. Владимир занял место за роялем. Долго играть он не собирался, и уж тем более исполнять романсы – настроение было совсем не то, хоть и вечер проходил прекрасно. Он размял пальцы, замер на мгновение, будто вспоминал ноты произведения и, наконец, коснулся клавиатуры. Длинные пальцы легко касались соседних клавиш. Звонкие высокие звуки наполнили комнату, напоминая собой перезвон маленьких колокольчиков. Присутствующие замерли с улыбкой на лицах, слушая прекрасную мелодию, которая постепенно нарастала. Она следила за руками, которые быстро ориентировались в инструменте. Наблюдала сосредоточение на его лице: слегка нахмуренный тонкий изгиб бровей, немного поджатые губы. Плечи его поддавались навстречу музыке, глаза то опускались на клавиши, то смотрели куда-то в пустоту. Он играл вальс, но несколько медленнее положенного. Когда он бросил мимолетный взгляд на толпу, девушке почему-то показалась, что эти яркие зелёные глаза смотрят на неё. На лице вдруг стали появляться эмоции: расслабление, спокойствие, даже улыбка мелькнула на губах, когда музыка стала чуть быстрее. О чём были его мысли? Он слышал этот вальс на первом балу? Может, вспоминал танец с прекрасной незнакомкой? Или милую юную графиню? Первую любовь или первый поцелуй? А может, этот вальс он играл дома? Может, он вспоминает семью? Мать, отца, рождественские праздники и перелив ярких гирлянд? Может, он вспоминает уют своего большого дома с высокими окнами и пышными интерьерами? Может маленький домик во Франции и его сад полный цветов и беспрерывным щебетанием птиц? Как бы там не было, он думал о чем-то родном и близком его сердцу. Мелодия завершилась таким же переливом звонких нот, каким и началась. Владимир легко коснулся клавиши, и прозвучал последний тихий звук. Она увидела как его мечтательный взгляд загорелся прежним задором, когда все захлопали в ладоши. И она тоже. – А Вы у нас, оказывается, настоящий маэстро, – заявил Игорь, которому до этого не приходилось слышать, как Палей играет на рояле… Владимир занял место в сторонке, дожидаясь, когда братья соберутся уходить. Они уже достаточно задержались на этом вечере и хорошо провели время. – Вы очень красиво играли, Владимир Павлович. Девушка скромно сложила ручки на фартуке, и было видно, как мелко дрожат от волнения её пальцы. – Благодарю, – так же скромно ответил Владимир, несколько растерявшись, когда увидел её прямо перед собой. Она скромно улыбнулась и присела рядом, только всё же оставила между ними один свободный стул. – Я раньше не слышала этот вальс, – сказала она, боясь поднять на него взгляд. – Он звучал на балах, где Вы присутствовали? – Нет, на балах я его не слышал. Разучил ещё в детстве, – улыбнулся Владимир, сам же не отказывая себе в удовольствии любоваться этим ангелочком напротив. Аккуратная густая коса лежала на её плече и тянулась до самой поясницы. Пальчики продолжали перебирать в волнении края фартука, а глаза смотрели куда-то в пол. Ох, Владимир, был знаком с такой застенчивостью. Бедная девочка, кажется, влюбилась с первого взгляда. – Как Вас зовут? – поинтересовался он, сам не показывая своей сердечной заинтересованности. Не в его положении заводить романы. Только разобьёт хрупкое девичье сердце. – Елена, – ответила девушка и наконец-то взглянула на него. Уголки её губ дрогнули в улыбке, а небесного цвета глаза будто заставили на секунду его сердце замереть. – Елена? Должно быть, та самая, о которой слагают легенды? «Истинно вечным богиням красою подобна», – тихо произнес Владимир, широко ей улыбнувшись. Девушка покраснела до кончиков ушей и быстро отвела взгляд, чтобы спрятать свою улыбку. – Простите меня, не имел цели смутить Вас, – Владимир тоже посмотрел в сторону. – Всего лишь хотел сказать, что это имя Вам очень подходит… А как мне Вас называть по отцу? Не могу же я обращаться к леди только по имени. Елена, кажется, смутилась ещё больше. Если до этого молодой человек привлекал её своей утонченной внешностью, то теперь ещё и своей учтивостью. Вести беседу со столь прекрасным и воспитанным юношей ей ещё не доводилось. А получать от них такие тонкие комплименты тем более. – Елена Яковлевна, – назвала она полное имя, но сразу добавила. – Но Вы, действительно, можете обращаться ко мне по имени. Друзья зовут меня Еля, – в конце концов, кто она такая, чтобы князь обращался к ней с почтением? – Нет, это никуда не годится, – Владимир издал тихий смешок и посмотрел на неё. На этот раз они не спешили отводить глаз друг от друга. – В Вас таится элегантность настоящей француженки, потому если и звать Вас по имени, то более изысканно. Как Вам, например, Элен? – Меня ещё так никто не называл. Очень красиво, – она улыбнулась, почувствовав себя героиней своих любимых романов – возможно ли? А Владимир только и добивался подарить этой юной скромнице пару сказочных мгновений – что ещё он мог ей предложить? Тем более в своих словах он ничуть не кривил душой. Пусть Елена знает насколько она очаровательна. – Должно быть, Вы встречали много француженок? – спросила она, заметно скиснув, разумеется намекая на романтику. Как же иначе? Кто как не изысканная богатая француженка может составить пару русскому князю? Уж точно не она – уездная простая девица. – Я вырос во Франции. Конечно, мне доводилось видеть и француженок, и французов, – Палей сложил ногу на ногу и положил руки на колено, с интересом глядя на новую знакомую. Она рассказала, что учит французский и посетить Париж – её большая и, кажется, несбыточная мечта. Владимир, по её просьбе, рассказал ей немного о стране и про город, какие достопримечательности ему довелось посетить. Упомянул свой дом в Булонь-сюр-Сен и уже рассказывал про свою семью и детство. А она слушала с блеском в глазах, ведь всё это было похоже на сказку. Для него теперь это тоже всего лишь сказка. Приятные воспоминания и не более того. Она узнала, что он внук Царя-Освободителя, почему у него такая фамилия и как так вышло, что он оказался здесь в компании своих родственников. Она видела, что все эти воспоминания ему болезненны, но он говорил и говорил, желая сказать всё, что накопилось за долгие недели в ссылке и все предыдущие дни, когда жизнь в родном доме превратилась в угрозу для жизни. До этого он никому не говорил о своих чувствах так открыто, а в ней нашёл внимательного слушателя. Елена осторожно вернула тему на более приятную, чтобы на лице у бывшего князя снова появилась улыбка. – Ну а Вы, Элен, расскажете о себе? – спросил он всё же. Она отнекивалась. Её жизнь была совсем скучной и однообразной – что там рассказывать? Но он настоял. Ведь, как она не знает, что такое балы и путешествия по Европе, так и он не знает, что такое учиться в гимназии далёкого от столицы города и жить в маленькой квартирке совсем без прислуги. И она рассказывала, а он слушал с неподдельным интересом и замечал, как она всё меньше боится его общества. Оказалось, что они не такие уж и далёкие друг от друга? – Владимир Павлович? Мы сейчас уедем без Вас, – окликнул Игорь у дверей. Владимир глянул на часы. Кошмар! И в самом деле, за беседой пролетело больше получаса. Он поднялся, оправив на себе пиджак. – Благодарю за приятную беседу, Елена Яковлевна. Элен, – улыбнулся он и подал руку. Девушка сразу поняла этот жест и не смогла сдержать улыбки, когда протянула ему руку для поцелуя. – Мне тоже было очень приятно, Владимир Павлович, – сказала она, когда мягкие губы коснулись тыльной стороны её ладони. Она с замиранием сердца отметила, насколько велика его рука, и как удивительно изящны были его движения. Он уже направился к двери, когда она догнала его в пару шагов. – Владимир Павлович! Мы с Вами ещё увидимся? Он оглянулся на неё, и уголки его губ едва дрогнули в улыбке. Какой будет толк от их встреч? Зачем дразнить ими юную особу и себя самого? – Не думаю, что это возможно. Прощайте, Элен.Я не хотел обременять Вас призрачными надеждами и своим обществом, но, Бог мой, как я мог сопротивляться столь сильному чувству? А главное, как я мог отказать такой прелестной юной девушке, в её желании видеть меня? Я всецело оказался в Вашей власти, моя дорогая. В конце концов, радость от наших встреч – это единственное, что я мог Вам подарить. А мне эти встречи позволили забыться. Хоть на время; хоть на такое короткое, но счастливое время! Вы заставили меня думать, будто всё ещё возможно; будто всё ещё можно исправить, всё можно пережить! И я рад, что этот светлый праздник, мне довелось встретить в Вашем обществе, Элен. Родная душа… Словно я не покидал своего дома.
После пасхальной службы князья перекрестились в последний раз у ворот храма. И все разошлись кто куда: Иоанн с женой нашли какие-то дела, Константин с Игорем решили прогуляться до базара, а Владимир подумал вернуться в номера. Поэтому, когда их пути разошлись, он и сам собирался уходить. Вот только… – Владимир Павлович! Он обернулся на нежный голосок. Елена быстро спешила к нему, придерживая на головке свою шляпку канотье. В этот раз на ней было летнее белое платье с кружевными вставками и нежно-голубыми атласными лентами. В руках она держала небольшую корзинку. – Добрый день, Владимир Павлович, – она улыбнулась, когда остановилась напротив него и подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Возможно, ей это только казалось, но взгляд его словно стал более живым, чем был на службе. А на губах снова появилась обворожительная улыбка. – Елена Яковлевна, какой приятный сюрприз. Здравствуйте, – он кивнул в знак приветствия. – В последний раз Вы, помнится, обещались звать меня Элен, – напомнила она, скромно поджимая губки. – Да, разумеется, – Палей опустил взгляд, словно провинился перед ней. До этого момента он ведь думал, что больше её не увидит. – Впрочем... – щёки девушки покрылись румянцем, она взглянула на корзинку и протянула её бывшему князю. – Со светлым праздником Вас, Владимир Павлович. Христос Воскресе! Владимир замер в недоумении: – Как?.. Это для меня? – Конечно, для Вас, – хихикнула Елена, продолжая протягивать ему свои гостинцы. – Берите, берите! – Но мне совсем нечего… – Я знаю. Ничего и не нужно. Владимир постоял ещё мгновение в полной растерянности и всё же заулыбался, плененный таким знаком внимания. Вот уж и не думал он, что получит такое поздравление в эту Пасху. – Спасибо, Элен. Воистину Воскресе, – произнёс он и наклонился, чтобы по обычаю поцеловаться три раза. Девушка с радостью подставила ему одну щёчку и вторую, и покраснела до кончиков ушей, когда бывший князь скромно поцеловал её в уголок губ. Обычное христосование, но воображение упорно старалось приписать этому нечто большее. – Что же там? – Владимир с детским любопытством приподнял край ткани, которой были накрыты гостинцы. – Пасхальные яички и творожные пасочки. Мы с матушкой всё делали сами, – она улыбнулась и опустила взгляд, услышав в ответ: "Вы чудо, Элен!" – Пожалуйста, угостите Игоря Константиновича и Константина Константиновича тоже. Хорошо? – Обязательно, Элен. Но как Вы узнали, что я приду? – Я видела Вас пару раз на пасхальной неделе, но не решалась беспокоить. Подумала, праздник Вы точно не пропустите, а заодно и поздравлю. – Спасибо, – ещё раз повторил Палей свою благодарность. И снова поймал себя на мысли, что Она – настоящий ангел. Точно делает его день яснее. И всё же... – Но мне пора идти. – Вы спешите? – большие светлые глаза устремились на него. Владимир замолк ненадолго. Некуда ему уже спешить и единственная его причина уйти так быстро – не позволить юной красавице привязаться к нему ещё больше. Чем это обернётся для неё? – Если нет, не откажете немного прогуляться? – она волнительно поправила платок на своих плечах. – Вы остановились в гостинице Атаманова? – Да, – коротко ответил Владимир, глядя под ноги. – Тут совсем близко. И мне по пути. Могу я составить Вам компанию, Владимир Павлович? Он задумался ненадолго. Во что он втягивает это прекрасное юное создание? Тем не менее, как отказать ей? После такой доброты? Как пренебречь её чувствами? Как пренебречь своими? Они сейчас оба хотят быть в компании друг с другом, так что заставит его сказать "нет"? Его глаза, наконец, смотрят на неё. Светятся неподдельным счастьем, а губы снова пленительно улыбаются до очаровательных морщинок на щеках. – Одно "но"– зовите меня Володей, – бывший князь согнул руку в локте и предложил ей взяться за него. Она кивнула и взяла его под руку. Было непривычно обращаться к нему по имени, ещё и в столь ласковой форме, но ей определённо нравилось и, кажется, это делало их ближе. Они не спешили и спокойно прогуливались по главной улице, по мощеной дорожке вдоль домов. На этот раз он задавал ей больше вопросов, а она более смело отвечала. Рассказывала про учёбу, про подготовку к выпускным экзаменам, про своих подруг, всякие забавные истории, которые приключались с ней. Он слушал внимательно, смотрел то на неё, то под ноги, улыбался, или даже смеялся, быстро находил слова для ответа. Потом она рассказывала, как прошла пасхальная неделя, как они готовятся к празднику, кто придёт к ним в гости. Он тоже рассказал, как раньше проводил этот праздник с семьёй и что сейчас всё заметно изменилось… Гостиницу они давно прошли, и им пришлось сделать круг. Получился он больше, чем надо: по тихой маленькой улице они вышли до самой набережной, прогулялись вдоль реки, вернулись на площадь и снова направились к гостинице. И никто из них даже не заметил этой большой петли. Просто беседовали обо всём: о жизни, об интересах, даже делились своими волнениями. – Что ж, теперь точно пришли, – он замер за углом гостиницы, не решаясь повернуть на ту сторону, где располагался вход. – Спасибо Вам, Элен, что составили компанию. Был рад Вас увидеть и поговорить. – Володя, мы ведь ещё увидимся с Вами? – с надеждой спросил она. Уже менее боясь близости с бывшим князем, она осторожно сжала пальчиками его ладонь. Он посмотрел на их руки и с горечью в голосе произнёс, словно шёл против своей воли: – Не думаю, что в этом есть необходимость, Элен... – Почему? Я Вам наскучила? Владимир посмотрел на неё и заметил, как на глаза ей набегают слезы. Он мог бы сказать "да" и оборвать всё раз и навсегда, но врать был не приучен. – Ну, что Вы такое говорите? – с ласковой улыбкой он осторожно взял девушку за подбородок, поднимая ей головку, чтобы она посмотрела на него. – Я готов проводить с вами время часами и даже днями, но... У меня нет достаточно свободы для этого. Я могу пострадать за эти встречи, но что ещё хуже, можете пострадать Вы и близкие Вам люди. – О чём Вы? – В здании напротив гостиницы некоторые комнаты заняли красногвардейцы. Они строго следят за тем, когда мы выходим и когда возвращаемся. Иногда наведываются с обысками, иногда ходят за нами по пятам. Люди, с которыми мы контактируем, могут быть подвергнуты тому же. А если нам оказывают помощь – любую, Элен, даже за это, – он кивнул на корзинку, которую всё ещё держал при себе. – Они могут арестовать Вас или того хуже. Большого повода сделать грязное дело им не нужно... Сейчас праздник, я смогу оправдать этот подарок и скрыть Ваше имя, но долго так продолжаться не сможет. Лучше нам не встречаться... – Я не боюсь! – заявила она, перебив его на полуслове, и чуть крепче сжала его руку. – Они жалкие трусы, если видят какую-то опасность в девушке. Я всего лишь гимназистка и всего лишь хочу видеть Вас, и говорить с Вами. Пусть нечасто, пусть два или три раза в неделю, но я хочу видеть Вас, Владимир Павлович. Подставлять под их гнев я Вас не буду, но хоть на часок, возле Богоявленского собора, под защитой Господа Бога, я имею право видеться с Вами? – Элен, прошу... – Скажете, что не хотите видеть меня? – она заглянула в его глаза. – Хочу. Больше всего на свете, но... – Тогда никаких "но" для нас быть не может. Я права?Всё это время Вы были такой храброй, мой друг. И со мной сумели поделиться этой храбростью, о которой я уже и думать забыл. Рядом с Вами ничто не могло испугать меня! Боже, какое счастье любить так сильно, что ничего не боишься! Вы стали моим спасением, Элен! Я проживал каждый следующий день, только чтобы увидеть Вас. Спасибо Вам за то, что подарили мне весну; за то, что напомнили мне, как прекрасно это время года; за то, что заставили мою душу расцвести, возродиться вместе с цветущей природой. Спасибо за прогулки, за теплоту в пасмурный день. Спасибо за Вашу поддержку и заботу. Спасибо за Вашу любовь и тот поцелуй...
Он приходил в собор несколько раз в неделю. Молился перед иконами святых, просил заступничества не столько за себя, сколько за близких и дорогих себе людей, которые сейчас так далеко от него. Когда выходил за двери, она уже ждала его. Иногда и Елена приходила раньше. Прикладывалась к святыням, а когда выходила на улицу, видела его. Иногда они, как и повелось в первую встречу, стояли богослужение. Но неизменно эти встречи в соборе заканчивались беседой в сквере у стен храма. Только там они чувствовали себя свободными и защищёнными. Когда по узкой тропе, вдоль высаженных ярких ветрениц и армерий, шли к лавочке, что стояла в тени цветущей сирени. Это было неизменно, это было для них чем-то особенным – их маленькая традиция. И этот день не стал исключением. Елена не снимала с головы платка, скромно ожидая в стороне появления своего друга. Владимир уже просто не мог не узнать свою маленькую возлюбленную, для которой в этот раз у него всё же нашёлся скромный подарок. Он неслышно подошёл со спины и только протянул руку вперёд, что бы перед ней оказался пышный букет ароматных ландышей. Девушка даже пискнула от неожиданности, когда перед ней вдруг возникла рука с цветами, а знакомый голос прошептал на ушко: – Красивые цветы для красивой маленькой леди. Она приняла ландыши из его рук и обернулась, сразу столкнувшись с его задорной улыбкой. – Здравствуйте, Элен, – произнёс он. – Здравствуйте, Володя, – она спрятала нижнюю часть лица за белоснежными пузатыми колокольчиками. – Я ещё не видела ландыши в этом году... Спасибо, они очень хорошие. И аромат такой сладкий. Владимир улыбнулся с чувством собственного достоинства и сказал в ответ: "Всё для Вас!", когда они направлялись к своей лавочке. И ему совсем не было жаль последних монет, которые он потратил на эти цветы. Во-первых, всё что угодно, только бы его красавица улыбалась. Во-вторых, старушке, что продавала их, эти деньги будут нужнее. Ему уж много и не надо, а небольшую сумму, Бог даст, и где-нибудь наскребёт... Они снова сидели рядом. Владимир иногда вскакивал, когда порывисто рассказывал что-то, словно артист. И ей это было даже приятнее: с каждым днём наблюдать, как он всё больше оживает, расцветает, всё больше улыбается, а глаза блестят не прекращая. Все плохие темы они старались не затрагивать, но когда, бывало, заговорят, она быстро подбирала слова, чтобы вернуть Владимиру улыбку и поддержать его дух. Часто он говорил ей про письма из дома, про допекающих пристальным вниманием «товарищей», про сны, в которых он словно падает в страшную тёмную бездну. А она всякий раз находила нужное слово, чтобы подбодрить; говорила, что сны эти пустые, просто от переживаний, от усталости. Нет-нет, а он снова улыбнётся. В этот раз не было никаких кошмаров и под ярким солнцем, окружённые ароматом цветов, их яркими красками, пением птиц, они вели беседы ни о чём и обо всём одновременно. Он читал ей стихи, написанные пару дней назад и давно. Читал ей и те, что были записаны в её альбоме, который она так доверительно давала ему в руки. В эту встречу она попросила его посетить фотоателье, чтобы сделать снимок на память. И они впервые за долгое время гуляли по городу. Она держала его под руку, а он иногда всё же бросал внимательные взгляды по сторонам – не дай Бог, если ей что-то угрожает. Но всё было спокойно. Она хотела, чтобы у них была память об этом времени. О том, как началось их общение, даже если у него не будет продолжения. И пусть он найдёт себе другую, а ей все равно будет приятно вспоминать того, кто подарил ей первую любовь. Первые сильные чувства. – Я заберу их, не переживайте о том, – сказала она, когда они уже шли назад. – Одна будет у меня, другая у Вас. – А третья для чего же? – усмехнулся он. – Ну, – мечтательно улыбнулась ему Елена. – Пусть будет на всякий случай... Могу я попросить Вас ещё кое-о-чём? Они дошли до улицы, где их дороги должны были разойтись, и Владимир остановился. Обернулся к ней лицом: – Конечно, Элен. Сделаю всё, что в моих силах, Вы же знаете. – Заберите мой первый поцелуй, – тихо выпалила она, стыдливо опуская глаза. Владимир едва сохранил равновесие и отрицательно покачал головой через некоторое время полного замешательства: – Нет. Нет, Элен, это ни к чему... – он столкнулся со взглядом, который ясно требовал объяснений. – Пока я не могу обещать Вам всегда быть рядом, я не в праве... – Владимир Павлович! – она потянула его за угол дома, на маленькую тихую улочку. – Знаю, Вы, должно быть, считаете меня маленькой влюблённой по уши дурочкой. Возможно, Вы частично правы даже, – она усмехнулась, крепко держа его за руку и не отпуская. – Но я не настолько глупа, чтобы не разобрать свои чувства к Вам. Я так сильно люблю Вас, как, наверное, бывает только раз в жизни! Это совсем не значит, что мы сможем быть вместе, хоть к этому и стоит стремиться. Но я знаю, что хочу отдать первый поцелуй тому, кто пробудил во мне эти чувства. Я хочу, чтобы меня поцеловал мужчина, которого я сейчас люблю всем сердцем, и чего больше может не повториться. – Элен, – только и успел произнести Владимир до того, как прильнуть к её губам. К чему было тратиться на слова, когда можно выразить свои чувства иначе? Любовь, нежность, вина. Вина за то, что не сможет всегда быть рядом, как бы сильно он того не желал. Его высокий рост, полностью закрыл её от возможных прохожих. Мягкие губы ласкали в поцелуе. Без настойчивости, медленно, терпеливо, знакомили с новым чувством. Его сердце колотилось, что вот-вот и выскочит наружу, а что же тогда происходило с ней? Приходилось стоять на носочках, а земля и без того будто бы уходила из-под ног. Пальцы, наверное, слишком сильно сжимали его плечи. И вся она дрожала от волнения, какое вызывает только первый поцелуй с горячо любимым человеком. – Ой! – она дёрнулась, когда по её вине их зубы столкнулись. Заливаясь румянцем, она спрятала лицо на его груди. Владимир добродушно рассмеялся, обнял её, поглаживая по шелковистым волосам на макушке, и поцеловал разок. – Всё в порядке, – сказал он с улыбкой. – Я люблю Вас, Элен. Очень сильно люблю и хочу всегда быть рядом, ангел мой. Она позволила себе на короткое время расслабиться в его объятиях – таких сильных, заботливых, укрывающих от всего мира.В последнюю нашу встречу я имел смелость обещать Вам светлое будущее, не смотря на то, что уже знал о готовящемся отъезде. Простите меня за это, Элен. Просто, как я уже упомянул выше, Вы заставили верить меня в невозможное... Однако я искренне уверен, что всё, о чём я говорил тогда, воплотит в жизнь некто другой. Некто лучший, чем я. Некто, кто полюбит Вас так же сильно, как люблю Вас я, и кто сделает Вас счастливой на всю оставшуюся жизнь. Вы заслуживаете всего, Элен! Всего, что я Вам обещал, и даже свыше того!
Весь мир словно замер. Нет больше ничего, что могло бы нарушить то умиротворение, какое она испытывает сейчас. Вот так, когда лежит на молодой зелёной траве, под могучим деревом, укрываясь в его тени не только от ясных солнечных лучей, но и, кажется, от всего мира. Города по ту сторону реки словно и не существует. Никаких «товарищей» поблизости, которые могли бы побеспокоить её Владимира. И никого, кто мог бы упрекнуть её в том, что она лежит под боком молодого человека, крепко обнимая того поперёк груди. Просто лежит, чувствует покой, слышит, как спокойно бьётся его сердце под её ладонью, и наслаждается тишиной. Кажется, только минуту назад они вели оживленную беседу и вот теперь молчат. И это было то самое молчание, которое сближает двух людей больше всяких разговоров. Она могла бы лежать так рядом с ним часами, но время их как всегда было ограничено. Когда же придёт та самая долгожданная свобода, о которой все говорят? – Элен, – звучит ласковый голос, после короткого времени, проведённого в тишине. – Поймал себя на желании нарисовать Ваш портрет. Прямо сейчас. Долго упрашивать её не пришлось. Она согласилась сразу. Елена села в тени и позволила Владимиру расплести её косу. Щёки её порозовели, когда он сделал комплимент её длинным волосам и бережно положил волнистые пряди так, чтобы они укутали ей плечи. – Так и переливаются золотом, – с улыбкой заметил Палей, когда в очередной раз смотрел на неё, чтобы ухватить все особенности её лица. Карандаш шуршал по небольшой площади его записной книжки, а Елена старалась не подглядывать раньше времени и сохраняла улыбку на лице. Всего лишь иногда поправляла пряди волос, которыми играл ветер, и никак не отвлекала творца от его работы. Только, когда Владимир сам отложил карандаш, она посмотрела на разворот его записной книжки. – Боже мой! – воскликнула она и перебралась к нему ближе. На бумаге она точно узнавала себя, словно смотрела в зеркало. Владимир очень точно заметил не только её внешние черты, но и внутреннее спокойствие, передал безмятежную улыбку и блеск в глазах. Владимир не скрывал своей радости тому, что его работа вызвала у Елены поистине детский восторг. – Вам нравится? – спросил он, передавая книжку ей в руки. – Да, более чем! – она с восхищением посмотрела на него и снова на рисунок. – Меня ещё никогда не рисовали... Могу я забрать его? – Конечно, – без раздумий ответил Палей, хотя не особенно любил раздавать свои творческие работы. Елена не рискнула самостоятельно беспокоить записную книжку и вернула её Владимиру. – Не забудьте подписаться, – скромно напомнила она, с теплотой наблюдая за мужчиной, пока он с придельной осторожностью отрывал лист бумаги. Он не только оставил свои инициалы внизу наброска, но и подписал сзади полное имя и для кого этот рисунок, не забывая про тёплые слова. – Voilà! – он протянул ей свою работу. – Конечно, Элен, Вы заслуживаете парадного портрета, но сейчас пусть будет это. Девушка улыбнулась абсолютно счастливая и поблагодарила своего творца кротким поцелуем в щёку. – Мне достаточно и этого, Володенька, благодарю, – она залилась румянцем. – Но потом обязательно будет портрет маслом и на большом холсте. Может даже в полный рост, – улыбка не исчезала с его лица. – Или сразу два, – Палей поднялся, чтобы размяться, потянулся к небу вслед за руками, пока Елена смотрела на него снизу вверх, защищаясь ладошкой от прямого солнечного света. – Написанные Вашей рукой? Владимир посмотрел в сторону, задумался на короткое время, делая махи руками. – Пригласим портретиста, когда всё закончится. И самого лучшего. А я всего лишь буду делать миниатюры акварелью, – он улыбнулся довольный этой, пришедшей на ум, идеей. – Когда всё закончится? – вполголоса переспросила Елена, опуская взгляд. – Да, – уверенно заявил он. – Вы же непротив вернуться со мной? В Петроград. – Но, когда Вы снова будете князем, я всё ещё останусь... – И что же? – Владимир сделал один оборот вокруг себя и остановился, с улыбкой глядя на девушку. – Вы заслуживаете титул княгини больше, чем многие знатные дамы, которых мне доводилось знать, Элен. Мы сыграем пышную свадьбу! Первое время поживём во дворце моих родителей. Обустроим там комнаты для себя. А потом купим свой. В центре Петрограда или на тихой улице в Царском Селе – как Вы скажете. Будем путешествовать обязательно! Я покажу Вам Париж и Лондон! Всю Европу! Куплю Вам наряды любого модного дома, только покажете на приглянувшееся платье. Будете хозяйкой нашего дома. Все будут знать Вас, как добрую, великодушную, заботливую княгиню, невиданной красоты. Все будут дружны с Вами и двери нашего большого дома всегда будут открыты для гостей. И на парадной лестнице их будет встречать Ваш портрет... Владимир продекламировал всё это с таким воодушевлением, хоть и смотрелся до боли комично. – А если Ваши родители не одобрят? – поинтересовалась Елена, заплетая волосы обратно в аккуратную косу, и прятала от возлюбленного скромную улыбку. – О, не беспокойтесь о моих родителях. Кому как не им знать, что такое любовь, – Палей снова опустился на мягкую траву, прямо напротив девушки, и взял её руки в свои. – Главное, чтобы Вы одобрили. – Что ж, – она посмотрела на него с улыбкой и горделиво вздернула носик вверх. – Княгиня Елена Яковлевна Палей – звучит красиво. Девушка дала секунду насладиться бывшему князю её согласием и добавила уже без прежнего энтузиазма: – Но ведь... Всё может закончиться иначе. – Тогда, – Владимир ни на секунду не отвёл от неё взгляда, только стал несколько серьёзнее. – Начнём скромную и тихую семейную жизнь. Пусть даже здесь. А там, даст Бог, и уедем в столицу. Не обещаю дворцов и титула, но могу поклясться, что нуждаться и считать копейки мы не будем. Я изо всех сил буду стараться сделать счастливой Вас и наших... – он затих, вдруг осознав, что поток мечтаний завёл его уже слишком далеко. Наверное, неприлично далеко. – Детей? – помогла продолжить Елена и хитро прищурилась. – Детей, – подтвердил он. Девушка засмеялась с его растерянного лица и румяных щёк. – Трое? – предложила она, не в силах отказать себе в удовольствии ещё больше смутить бывшего князя. – Даже десять, если скажете, – быстро нашёлся он, засмеявшись с собственной неловкости. – Как бы всё не обернулась, Володенька, а я всё равно буду называть Вас своим принцем. Владимир поднёс к своим губам её маленькую аккуратную ручку, поцеловал сначала одну, затем другую. – Моя принцесса...Я хочу, чтобы Вы знали, что все эти дни, часы, мгновения, что мы провели вместе, теперь навсегда в моей памяти, в моём сердце. Я снова любил и был любимым – спасибо, что заставили меня чувствовать это снова и, наверное, в последний раз… Очень жаль, что я не успел забрать на память одну из тех фотокарточек, которые мы сделали с Вами. Что ж, храните их. А я буду, снова и снова, вспоминать Ваш очаровательный образ, Ваши ласковые прикосновения, все наши встречи. Знайте, Элен, что моё сердце принадлежит Вам. Вы моя любовь, отныне и до самой смерти. Храни Вас Бог, моя родная, и будьте счастливы! Искренне любящий Вас Володя Палей.
На бумагу упала маленькая капелька, моментально размыв одну из букв. Елена бережно свернула письмо, чтобы не испортить его ещё большим количеством влаги. Она давно не читала его содержание, но каждый раз, когда делала это, неизменно тихо плакала. Кажется, это было так давно. Беспризорный мальчишка, который всучил ей эти листы у ворот Богоявленского собора. Как она читала эти строки в первый раз у его стен, которые так часто были местом их встреч. Она тогда напугала всех прихожан и служителей своим плачем. Первым порывом было бежать на вокзал. Она чувствовала, что её место рядом с ним. Особенно, если смерть уже дышит ему в затылок. Сколько же она тогда наговорила своим родителям, когда собирала вещи – уже и не вспомнить всего. В тот день ей пришлось признаться им, что она любит бывшего князя. Мать с отцом придумывали отговорки одну за другой: у тебя экзамены, любовь приходит и уходит, это опасно, ему уже ничем не поможешь. Хватались за сердце, матушка заливалась слезами, отец кричал в попытках образумить единственную дочь. В конце концов, она оказалась за запертой дверью. То плакала навзрыд, то молилась о его спасении, то перечитывала письмо, то посмотрит фотокарточки. Уже и не вспомнить, как к ней пришло чувство смирения с неизбежным. И всё же надежду на его скорое возвращение она не оставила. Узнав про господина Аничкова, она решилась наведаться к нему. В конце концов, он хорошо помог князьям, так почему не поможет ей? И она не ошиблась. Он сказал, что может помочь отправить письмо – будто за ними иногда заходит монахиня и передаёт узникам в Алапаевск. Елена написала сначала одно. Но за ним так и не пришли. Написала второе, но и его не забрали. Утруждать господина она более не стала. Позже отец поделился с ней статьёй из газеты, хоть и боялся реакции дочери. Там говорилось, будто белогвардейцы напали на здание школы в Алапаевске и сумели увести узников, поиски которых ещё не увенчались успехом. Эта новость бодрила. Её Владимир жив и под защитой. Возможно, очень скоро он вернётся к ней? Однако дело уже близилось к осени, а его всё не было. Елена, как и прежде, часто посещала собор, выглядывала в толпе знакомый силуэт, но не видела... Всё, что у неё осталось: письмо, рисунок, да фотографии, одна из которых стояла у маленькой иконки. И каждый раз, читая молитву перед сном, она все ещё просила Бога и за него. Вот как сейчас. Елена смахнула слезы и убрала письмо в шкатулку, к портрету, что она также бережно хранила. Села на колени перед иконкой, смотрела на образок Спасителя и тихо шептала: – О помощи молю Тебя всемогущего и милосердного... Не оставь раба твоего Владимира... Освети путь его и пошли спасение и Свет Свой тому, о ком прошу Тебя... Не оставь без Твоего заступления... Едва слышная молитва, словно растворялась в тишине её комнаты. Только звучным "Аминь" оборвался её голос. Елена взглянула на фотографию, с которой ей улыбался сказочной красоты юноша. Погасила тусклый светильник и легла под одеяло.P.S. Радость широкая, Нежность глубокая, Вами исполнился я – Счастье негромкое, Счастие ломкое Дремлет в душе у меня. Ландыши вешние, Зори нездешние Сказку мне шепчут свою, Грезы мне преданы, Слезы изведаны... О, как я свято люблю!