Fix You

— Господи Иисусе, Кэм, возьми свой гребаный телефон, — сердито выругался Ноэль, едва взглянув через плечо, прежде чем одной рукой крутануть руль своей Тойоты и резко свернуть через две полосы движения. Несколько человек посигналили, когда он их подрезал, но тот едва это заметил, гораздо больше озабоченный тем, чтобы добраться до своего выезда с шоссе, чем рассерженными чувствами парочки пластиковых Голливудских телочек, спешащих на занятия по воздушной йоге. Телефон продолжал глухо звенеть у него в ухе, когда он свернул на съезд к Уэствуду и свернул налево, на бульвар Уилшир. Прошло много лет с тех пор, как он ездил по этой дороге, но он все еще помнил каждую улицу, каждый поворот, как будто это было только вчера. «Ну, ты мог бы связаться со мной, — протянул низкий тенор Кэма на линии, — но никто больше не отвечает на звонки, бумер. Пришлите мне текс…». (Бумер — это сленговое выражение для людей старше 30 лет, с которым у собеседника имеется определенная разница в возрасте. В данном контексте что-то типа «старый пердун») — Блядь! — Ноэль бросил свой мобильник на пустое пассажирское сиденье после того, как прослушал автоответчик Кэма в десятый раз за примерно вдвое больше минут. Он все еще мог с легкостью вспомнить тот день на съемочной площадке, когда Кэм впервые персонализировал свое приветственное сообщение в голосовой почте, просто чтобы позлить его, утверждая, что Ноэль был единственным человеком, которого он знал, кто все еще использовал свой телефон, чтобы действительно звонить людям. Теперь каждые несколько недель Кэм менял приветствие, всегда записывая его персонально для Ноэля и всегда обязательно заставлял того смеяться. Постоянные личные шутки, известные только двум друзьям. Однако сейчас Ноэль не смеялся. Он снова положил обе руки на руль, но не убавил газ, проезжая на желтый, хотя и пытался еще раз напомнить себе, что на самом деле нет никаких причин так волноваться. Да, он подумал, что это немного странно, когда поздно вечером в воскресенье получил сообщение, что съемки в понедельник были отложены на день, но подобное случалось время от времени — не приходили разрешения, декорации не были готовы или съемочное оборудование пошло по пизде. Вскоре после получения новостей он отправил глупое сообщение Кэму — потому что да, он действительно знал, как это сделать, Мистер Монахэн, а не пошел бы ты куда подальше — но он не слишком задумывался об этом, когда не получил от него ответа тем вечером. То, что Ноэль застрял дома, обремененный женой и, как правило, готовый лечь спать к десяти часам, еще не означало, что весь остальной мир делал то же самое, особенно такой молодой, горячий и востребованный парень, как его рыжеволосый коллега. Кэм, вероятно, был на каком-нибудь мероприятии, связанным с прессой, о котором забыл упомянуть, или с друзьями, или же занят другими вещами, о которых Ноэль не хотел позволять себе думать слишком долго. И да, было немного странно, когда Ноэль появился сегодня в назначенное время, чтобы узнать — он будет снимать свои сольные сцены для седьмого эпизода вместо тех, которые он и Кэм должны были снимать вместе. Тем не менее, это не было чем-то неслыханным, чтобы расписание съемок поменялось в последнюю минуту. Вскоре он настолько увлекся работой с командой каскадеров на выездной локации, что у него даже не было времени подумать о том, почему рядом не было Кэма, издевающегося над ним по причине сегодняшнего, нехарактерного для его персонажа гардероба — розовое поло с воротничком, заправленное в шорты с отутюженными складками цвета хаки. Это было до тех пор, пока он не вернулся на студию, чтобы завершить съемочный день: именно тогда было объявлено, что производство будет приостановлено на следующие несколько дней, потому что Кэмерон получил травму вне съемок в минувшие выходные. Пальцы Ноэля сжимали руль до такой степени, что костяшки его пальцев начали белеть, пока он вспоминал, насколько бесцеремонно Уэллс бросил этот маленький кусочек информации, прежде чем продолжить дальше, чтобы обсудить изменения в сценарии, задержку производства и целую кучу другой хрени, на которую Ноэлю тогда было наплевать. Весь его мир будто сдвинулся с оси от этой маленькой новости — внезапного, тревожного осознания того, что от саркастичного рыжего мудака не было никаких вестей уже почти пять дней, и это при том, что за последние несколько месяцев они едва ли провели больше нескольких часов без какого-либо взаимодействия. Ему нужно было знать, что случилось, как сильно пострадал Кэм, был ли кто-нибудь рядом с ним сейчас, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Ему хотелось кричать и требовать ответов, но он знал, что не может устроить подобную сцену перед своими коллегами, без того чтобы вызвать пересуды. Поэтому он просто впился ногтями в ладони, сдерживая напряжение, и ускользнул незамеченным, чтобы загнать в угол личного помощника Джона, как только все они освободились от неформального общения в конце рабочего дня. Просто спортивная травма. По крайней мере, одна сломанная кость, но ничего серьезного. Ноэль почувствовал, как тугой узел в его животе начал ослабевать даже от этого небольшого заверения, но он знал, что не сможет полностью расслабиться, пока не услышит, что тот действительно в порядке от самого парня. Он послал несколько пробных сообщений, пока девушки в гримерке приводили его в порядок, но ответа не последовало. Затем он попытался позвонить по пути к их соседствующим трейлерам, задержавшись взглядом на двери с надписью «Йен», пока поднимался по ступенькам и заходил внутрь, чтобы переодеться в свою одежду, но безрезультатно. Еще несколько неотвеченных звонков во время борьбы с лос-анджелесским пробками, и теперь узел в животе снова стал таким же тугим и неприятным, как и тогда, когда он впервые услышал новости почти два часа назад. Возможно, их, а точнее его, обстоятельства заставили находиться вдалеке друг от друга на протяжении многих лет после того, как Ноэль решил покинуть шоу. И, возможно, он все еще отчаянно пытался поддерживать иллюзию этой дистанции даже сейчас, в течение нескольких месяцев с тех пор, как они согласились вернуться в жизнь друг друга. Но это не меняло того факта, что он хорошо знал Кэма. Он знал его, наверное, лучше, чем кто-либо другой, поэтому инстинктивно чувствовал, что что-то не так. Что-то большее, чем просто спортивная травма, большее чем «ничего серьезного». Наконец, Ноэль сбавил скорость и свернул на улицу, которая когда-то была для него вторым домом. Широкий тупик был обсажен высокими пальмами, все дома современные, но относительно скромные, отодвинутые от дороги и отделенные друг от друга высокими заборами или густой, пышной зеленью. Все было точно так, как он помнил. Как будто время перестало посещать это место в тот же день, что и он сам, а последние четыре года не касались его вообще. Приблизившись к дому, он почти полностью убрал ногу с педали газа, и его охватило беспокойство, когда он подумал о том, что собирается сделать. Обещания, которые он собирался нарушить. Когда в начале года он, наконец, согласился вернуться в «Бесстыжие» в качестве основного каста, Кэм дал ему обещание, и, что более важно, он сам пообещал, что они не позволят себе вернуться к старой, разрушительной модели отношений. Что все, что они позволяли себе чувствовать друг к другу, позволяли себе делать, останется не более чем воспоминаниями, запечатанными и запертыми на два замка внутри стальной коробки, в которую Ноэль загнал все, что было, когда они решил ради них обоих — все должно закончиться. Они начинали как коллеги, а потом стали друзьями, хорошими друзьями, и это все, что они могли себе позволить сейчас, если хотели выбраться из этого невредимыми на этот раз. Ноэль знал, что просто лгал себе вот уже несколько месяцев. На самом деле, годы. Но всегда было легче притворяться, когда они были врозь. Кроме того, он мог заставить себя поверить, что-то, что он чувствовал, не было реальным, убедить себя, что-то, что у них было, не было таким особенным или способным изменить их жизнь, как они представляли. Они были молоды и наивны, и просто захвачены и поставлены в тупик всеми эмоциями, которые должны были выразить между своими персонажами на экране. Но каждый раз, когда они оказывались вместе, эта ложь начинала рушиться так же легко, как плохо построенный карточный домик под легким дуновением ветерка. Их последнего промаха несколько лет назад должно было с лихвой хватить, чтобы доказать, что даже просто находиться рядом друг с другом опасно. Это была всего лишь одна ночь. Номер Камерона в отеле. Чикаго. После нескольких часов интенсивных съемок в доках на холоде, играя свою последнюю сцену в роли Микки и Йена, возможно, навсегда — они упали в теплую постель вместе и просто позволили себе почувствовать все, что они подавляли с тех пор, как Ноэль покинул шоу. Снова сблизившись, словно не было всего этого времени позади. Словно Кэм не встречался теперь с коллегой по шоу, а Ноэль не был помолвлен, и их тайна не могла полностью разрушить их репутацию и карьеру, в случае если бы она когда-нибудь обнаружилась. На следующее утро Ноэль выскользнул из крепких объятий Кэма, не сказав ни слова — он все еще был трусом, они оба это знали, — и снова начал притворяться. До этого момента. Ноэль въехал на пустую подъездную дорожку и вынул ключи из замка зажигания, его пальцы интуитивно выискивали один ключ из множества и обводили его тупые края, пока он смотрел на узкий двухэтажный дом Кэма. Все окна были темными, ни один огонек не пробивался из-за опущенных штор, хотя было еще только семь часов вечера. Любой другой мог бы просто предположить, что Камерона нет дома, но Ноэль знал лучше. Он знал его. Он зажмурился и глубоко вздохнул, борясь с чувством вины и беспокойства, в последний раз обдумывая все данные обещания, линию, которую собирался пересечь, прежде чем схватить телефон с пассажирского сиденья и выйти из машины, приняв окончательное решение. Он знал, что был глупцом, думая, что вообще когда-либо нужно было принимать какое-то решение. Он побежал по узкой тропинке, кроссовками раскидывая гранитные камни, которые он сам же помогал укладывать тем летом, когда Кэм только переехал и был окутан волнением, а также энтузиазмом впервые став владельцем собственного дома. Это было хорошее лето, с достаточным количеством правдоподобных причин, чтобы они могли проводить время вместе, даже когда не были заняты на съемках шоу. Вечеринки для всего каста у Билла или импровизированные барбекю, устраиваемые Шанолой, где они могли улизнуть на несколько минут, подпитывая колотящимися в груди сердцами и адреналином каждый украденный поцелуй. Ленивые дни, проведенные возле бассейна Ноэля, когда они проигрывали в очередной раз диалоги, которые уже знали наизусть, когда Лайла была дома или вели себя не лучше, чем похотливые подростки, когда ее не было. Пили холодное пиво на заднем дворе Кэма поздно вечером, разговаривали и смеялись, открывались друг другу, пока даже самые интимные секреты не могли приблизить их настолько, как они хотели, и они просто заползали в кровать Кэма, чтобы закончить любой разговор, который они начали, почти не нуждаясь в словах вообще. Подойдя к входной двери, Ноэль громко постучал в толстую дверь из красного дерева, а уже спустя мгновение стал давить на кнопку звонка. Он помедлил с минуту, прежде чем снова постучать костяшками пальцев по деревянному полотну, но совершенно не удивился, когда внутри по-прежнему не было слышно ни звука, ни движения. — Черт возьми, Райли, — с несчастным видом выругался он, обращаясь к пустому крыльцу. Он подумал еще секунду, прежде чем воспользоваться ключом, который так и не смог заставить себя вернуть, и войти в темный дом. И тут же на него нахлынуло такое сильное и знакомое чувство, что он чуть не упал на колени. Он позволил себе на мгновение прислониться спиной к прохладной деревянной двери и закрыть глаза, глубоко вдыхая и позволяя знакомому месту, по которому он так скучал, его успокаивающему запаху, омыть и снова окутать его. — Кэм? — крикнул он, открывая глаза и медленно привыкая к темноте. Он шагнул дальше внутрь, не беспокоясь о свете, так как был уверен, что все еще сможет ориентироваться в этом доме даже во сне. — Камерон? Это Ноэль, чувак. Ты дома? В ответ его встретила лишь тишина, но он чувствовал, что присутствие Кэма тяжело повисло в доме, затягивая его все дальше и дальше внутрь. Он окинул беглым взглядом кухню и гостиную, вздохнул, увидев, что нигде не было никаких признаков недавнего использования, и быстро поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Он замедлил шаг, когда добрался до двери спальни Кэма, открытой наполовину и такой же тихой с другой стороны, как и в коридоре, где стоял Ноэль с тяжелым сердцем в груди. Мужчина тихонько, почти нерешительно постучал в дверь, прежде чем распахнуть ее настежь. Шторы были задернуты лишь частично, позволяя бледно белому свету от маленьких фонарей, украшавших задний двор Кэмерона, освещать половину комнаты приглушенным светом. Ноэль сразу же обратил внимание на странную бесформенную глыбу на кровати. — Кэм? — позвал он снова, и душная комната, казалось, проглотила это имя, как только оно сорвалось с его губ. Он шагнул дальше внутрь, чтобы попытаться понять, что он видит, и почти сразу упал на пол, когда его нога зацепилась за что-то на его пути. Он громко выругался, но успел взять себя в руки прежде, чем его лицо коснулось твердой древесины, устилающей пол, в то время как взгляд остановился на костылях, случайно брошенных у подножия кровати. — Блядь, — прошептал Ноэль, взглянув на глыбу, которая все еще не шевелилась. Теперь он мог видеть, что Кэм лежит на боку спиной к нему, одеяла неловко обернуты вокруг его обнаженного торса, одна подушка свободно лежала в его руках, а несколько других подпирали его левую ногу, которая была забинтована от колена до пальцев ног. Ноэль осторожно подошел к кровати — со своей стороны, что не мог не заметить его предательский разум — и осторожно положил руку на обнаженное плечо Кэма, мягко встряхнув его. — Кэмерон? Эй, парень, давай, просыпайся. Кэм тихо застонал, но не открыл глаз, лишь крепче обхватил руками подушку перед собой и прижал ее к груди. Ноэль снова попытался встряхнуть его, на этот раз немного грубее, но попытка не принесла никаких результатов. Он уловил лишь легкую гримасу боли на лице Кэмерона, прежде чем тот полностью зарылся лицом в подушку, за которую цеплялся, как за спасательный круг. Неохотно убрав руку с теплой кожи Кэма, Ноэль оглядел комнату. Кроме костылей, на полу лежала небольшая кучка сброшенной одежды и спортивная сумка, полная снаряжения. Ноэль сразу же заметил телефон Кэма, засунутый в грязный бутс, который лежал поверх открытой сумки, и раздраженно фыркнул. Он наклонился, чтобы поднять его, и был удивлен, увидев, что на нем все еще осталось немного заряда, дисплей тускло освещался примерно 50 новыми уведомлениями, в основном от него. Он мог бы немного смутиться из-за полного равнодушия к звонкам и сообщениям, если бы следующая вещь, на которую упал его взгляд, не подтвердила бы его хорошую интуицию и беспокойство, которое росло в животе с самого первого безответного звонка — почти пустая бутылка Bombay Sapphire, стояла открытой на ночном столике Кэма, а прямо рядом с ней опрокинутый оранжевый пузырек. — Твою ж мать, Кэм, — снова пробормотал Ноэль, подходя к дальней стороне кровати и хватая пузырек с таблетками. «Тайленол 3» с кодеином, для обезболивания. Принимать не больше двух раз в день во время еды. Не употреблять алкогольные напитки при приеме лекарства. Выписанный всего три дня назад врачом скорой помощи в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса и уже почти пустой. И никаких следов еды в поле зрения. Литания проклятий только и ждала, чтобы сорваться с губ Ноэля, но каждое из них беззвучно замерло на его языке, когда он снова повернулся, чтобы посмотреть на человека, лежащего перед ним. Его горло сжалось, когда он оценил, насколько уязвимым выглядел Кэм, скользя глазами по его спутанным и сальным волосам, его сильно нахмуренному лбу, неудобному изгибу бедер, в попытке приспособить поднятую травмированную ногу, темным синякам, которые он теперь мог видеть вокруг его открытого колена и распухших пальцев на ноге. Ноэль повиновался инстинкту, сбросил кроссовки и пополз по огромной кровати, пока не оказался всего в нескольких дюймах от лежащего в забытье парня. Он осторожно поправил простыни, которые упали с его тела, и очень аккуратно переложил подушки, поддерживающие ногу Кэма, чтобы расположить ее более удобно и снять часть напряжения с его бедер и нижней части спины. Похоже, это возымело желаемый эффект, потому что он услышал тихий вздох Кэма и увидел, как тот еще глубже вжимается в матрас. Однако когда он попытался забрать подушку из рук рыжего, тот почти сразу же издал стон отчаяния, а его хватка стала невероятно крепкой. — Ноэль… Мужчина вскинул голову, когда невнятный звук его имени достиг его ушей, в то время как пульс сильно и беспорядочно забился, когда он понял, что Кэм бормочет во сне. Он смотрел, как парень уткнулся лицом в подушку, прежде чем положить на нее свой подбородок. -…останься, — тихо выдохнул он сквозь розовые приоткрытые губы. Сердце Ноэля сжалось в груди, и ему пришлось зажмуриться, чтобы не заплакать. Когда он, наконец, позволил им распахнуться, они остановились на борозде между бровями Кэма, его рука потянулась прежде, чем он смог подумать об этом, чтобы разгладить глубокую складку мягкой подушечкой большого пальца, наблюдая с застывшим благоговением, как напряжение, казалось, просочилось наружу изо лба Кэма, а все его лицо начало расслабляться. Ноэль опустил руку ниже, ладонью обхватив щеку парня, грубую от щетины, в то время как его большой палец прошелся по гладкой коже под глазом и по его веснушчатому веку, наконец, отодвинув в сторону выбившиеся пряди волос, упавшие на лоб молодого человека, и запустив пальцы в его грязные рыжие локоны. Он позволил своей руке, в конце концов, опуститься на затылок Кэма, бездумно поглаживая все тем же большим пальцем раковину его уха, одновременно опуская свою голову, и слегка прижимаясь губами ко лбу Камерона, глубоко вдыхая через нос его запах, прежде чем полностью отстраниться и быстро соскользнуть с кровати. Как только его ноги благополучно опустились на пол, он принялся целеустремленно расхаживать по комнате. Мужчина нашел зарядное устройство Кэма и подключил к его телефону, оставив устройство в пределах легкой досягаемости от кровати. Он также поправил костыли, небрежно брошенные на полу, прислонив их к стене, чтобы Кэм мог использовать их, когда понадобится. Разобрав сумку, полную спортивного снаряжения, он убрал ее, кинув грязную одежду, которую он нашел внутри, к куче уже лежащую на полу и сгреб все это, чтобы положить в корзину для белья Кэма, которую он вытащил из его шкафа. Наконец, он положил в карман пузырек с таблетками, выписанными по рецепту, и снова закрыв бутылку джина, схватил ее и пустой стакан рядом с ней, чтобы унести с собой на кухню. Какое-то время он занимался другими делами внизу — вынес скопившийся мусор за прошлую неделю, принес почту Кэму, запустил стирку, но на самом деле все это было лишь предлогом, чтобы перевести дух. Он чувствовал, что его легкие с трудом втягивали достаточное количество кислорода с того момента, как он впервые услышал, что Кэм был травмирован. Увидев теперь собственными глазами, что физическая травма Кэма, возможно, послужила катализатором для его погружения в это темное эмоциональное состояние, в котором он иногда оказывался, он с трудом смог наладить работу своих перегруженных легких. Ноэль вытащил телефон из кармана джинсов, пока шел обратно в просторную кухню Кэма, думая, что сообразит ему что-нибудь перекусить, когда тот, наконец, придет в сознание, и даже заставит его поесть, если вдруг понадобится. Он открыл свои последние сообщения, не раздумывая вытащил хлеб и банку арахисового масла, и то, и другое все также стояло там, где он и предполагал. Выложив продукты на мраморный кухонный «островок», он несколько мгновений водил большими пальцами по клавиатуре, прежде чем торопливо напечатать короткое сообщение, пока не передумал. Лайле (20:34): Привет. Сегодня вечером домой не приду, просто не хотел, чтобы ты волновалась. Ему не пришлось долго ждать ответа. От Лайлы (20:35): Все в порядке? Ноэль быстро обдумал имеющиеся варианты. Он не знал, что, черт возьми, он делает или что, блять, произойдет, когда Кэм проснется, но внезапно он четко осознал, что не хочет еще больше запутаться в той же паутине лжи, которую сам создал в прошлом. Теперь Лайла знала, какие отношения сложились между ним и Кэмероном за эти годы — от коллег до друзей, а потом и до любовников. Она знала, что была лишь малой частью причины, по которой он, наконец, покончил со всем этим, и знала о его промахе в Чикаго два года назад, когда он пообещал ей, что теперь уж все точно кончено. Она все еще хотела сохранить их брак, слишком привыкшая к определенному образу жизни, чтобы отказаться от всего из-за тайного романа, о котором, как она знала, у него никогда не хватит смелости признаться широкой публике. Она была согласна жить с определенной степенью отрицания до тех пор, пока для внешнего мира они продолжали выглядеть идеальной, счастливой парой, и до тех пор, пока она продолжала получать выгоду от их совместной жизни, и то, чего хотела: стабильность, хороший дом, одобрение и поддержку родителей, обещание детей. В конце концов, он убедил себя, что его это тоже устраивает. До сих пор, пока внезапно не понял, что все было совсем не так. До сих пор, пока он не оказался вновь стоящим на кухне, где когда-то делал французские тосты, пока Кэм крепко обнимал своими огромными руками его талию, в то время как он наслаждался ощущением носа парня, уткнувшегося ему за ухо, и его потрескавшимися губами, ласкающими шею. До сих пор, пока он не взглянул на задний двор, где они когда-то трахались на деревянном адирондаковом стуле, потому что мысль о том, чтобы расстаться на десять секунд, которые понадобятся им, чтобы вернуться в дом, была невыносима. До сих пор, пока его не накрыло осознание того, что Кэм спит, испытывая боль в комнате прямо над ним, и понимая, что он не может представить себе, что сейчас уйдет куда-то еще. До сих пор, пока не ощутил, насколько невыносимы были годы отрицания и тяжесть всей этой лжи. Лайле (20:37): Кэм травмирован, и я не думаю, что у него все хорошо. Я останусь здесь с ним. Лайле (20:37): Мне нужно быть здесь с ним. Он положил телефон на кухонную стойку, горя желанием вернуться в комнату Кэма, где он сможет убедиться, что пьяный, накачанный наркотиками рыжий идиот, все еще в порядке. Он быстро выложил на тарелку несколько ломтиков хлеба с арахисовым маслом и наполнил высокий стакан холодной водой из холодильника. Когда он закончил убирать небольшой беспорядок, то понял, что все еще не получил ответа от Лайлы и остановился, чтобы подумать о том, что бы еще он мог ей сказать. Как объяснить? В конце концов, он понял, что может сказать только одно. Лайле (20: 46): Мне очень жаль. Он выключил телефон, сунул его обратно в карман, и, взяв стакан воды с маленькой тарелкой, направился обратно наверх.