Лекарство от бессонных ночей

Летний ветер заносил в комнату ночную прохладу, хлопая ставнями на окнах. Лю Цингэ перевернулся на левый бок, подтянув ноги к груди и сжимая одеяло руками. Мышцы приятно тянуло после длительной тренировки с Чэнлуанем в лесах у подножия пика, сознание было подернуто дымкой сонливости, только вот... уже третий день Лю Цингэ не мог уснуть. Он ворочался в постели, сминая простыни, переворачивал подушку холодной стороной вверх, скидывал одеяло на пол, укрывался им снова, а после сдвигал ногами к краю. И все было совершенно бесполезно. Гнев все ещё растекался по его венам, ненависть заполняла меридианы. Проклятый Ло Бинхэ. Тело и сознание Лю Цингэ истязала бессонница, поскольку его ярость, которая не могла найти выход, достигла апогея. Как он посмел?! Как посмел этот щенок так открыто демонстрировать столь неприемлемое поведение в отношении Шэнь Цинцю на территории пика Байчжань?! Лю Цингэ пришлось проигнорировать их обоих исключительно из уважения к шисюну Юэ, который, как и Му Цинфан, и Ци Цинци, и даже Шан Цинхуа были вынуждены терпеть его неприкрытые посягательства на честь собственного учителя. Избавиться от глубокого чувства нанесённой обиды путем изнурения собственного тела до предела не получалось. Ему требовалось иное спасение от разрушающих эмоций. Как говорил шисюн Юэ, для успокоения разума хороши медитации, для расслабления тела — жесточайшие тренировки. Лю Цингэ же не помогало ничего. До недавних пор. Если от страданий избавиться невозможно, то не имеет смысла прожигать время зря. Пусть он и бессмертный горный лорд, но мирские желания тоже были ему не чужды. Его единственный ученик, который за несколько лет, проведенных под палящим солнцем на истоптанных тренировочных полях пика Байчжань, заметно подрос и окреп, иногда требовал... дополнительных «тренировок». И навыки, полученные им в процессе обучения, было позволено применять исключительно наедине с шицзунем. Неповиновение грозило неминуемой насильственной смертью. Лю Цингэ и Ян Исюань состояли в очень тесных отношениях, тщательно скрываемых от посторонних глаз. Однако самодовольные взгляды Ло Бинхэ, мимолётно скользящие по их фигурам, словно намекали, что не так уж плотна завеса этой тайны. И это бесило ещё сильнее. И все же не сильнее бессонницы. Когда он впервые вломился в комнату Ян Исюаня, выбивая, по привычке, дверь ногой, его ученик испугался и инстинктивно схватился за эфес меча, стоявшего у изголовья кровати. Пришлось, конечно же, выбить оружие из его руки, и почему-то измученного бессонницей Лю Цингэ не сильно волновало, что на звон, раздавшийся в ночной тишине, могут сбежаться другие адепты. Он прижал Исюаня за плечи к постели и укусил за нижнюю губу, чтобы заглушить удивленно-громкое «шицзунь?» и избавить себя от необходимости выслушивать глупые вопросы. Лю Цингэ крепко зажмурил глаза, одной рукой развязывая на себе пояс от ночных одежд. Его щеки жгло диким смущением, и это было очень заметно, когда лунный свет падал на изящное лицо с тонкими чертами лица. Идеальный облик Лю Цингэ не могли испортить даже темные синяки под глазами, появившиеся от усталости и недосыпа. Если честно, Лю Цингэ и подумать не смел, что па-па-па поможет ему сбросить напряжение сильнее, чем беспощадные тренировки. Однако... он вырубился сразу же, как излился на пресс ученика, член которого все ещё заполнял его внутри. Исюань притянул сопевшего шицзуня к себе, аккуратно укладывая его голову на своё плечо и пропуская пальцы через спутавшиеся пряди волос, но так и не смог уснуть до рассвета, пытаясь понять, что же случилось с Лю Цингэ. Который ранним утром отчаянно краснел, отправляя Ян Исюаня за водой, потому что между бёдер было отвратительно липко. Громко вздохнув и уткнувшись лицом в подушку, Лю Цингэ окончательно осознал, что ещё одна бессонная ночь — и адептов пика Байчжань станет в два, а может и в три раза меньше. Когда горный лорд был в отвратительном настроении, в первую очередь страдали они, поскольку ужесточение тренировки больше напоминали безжалостное избиение, чем попытки научить их защищаться или — что уже казалось смешным — сражаться. Лю Цингэ слез с постели и в темноте отыскал сапоги. Он решил не утруждаться и, просто накинув на плечи верхние одежды, направился к ученическим комнатам. Звук твёрдых шагов терялся в вое порывистого ветра. Ян Исюань, очевидно, спал. Впрочем, Лю Цингэ это не сильно волновало, потому что Исюань должен был понимать, что на его уже не юношеских плечах лежала огромная ответственность за физическое и моральное состояние всех обитателей пика Байчжань. Он должен быть готов к тренировкам, которые выбьют из них обоих последние силы, даже глубокой ночью. Это не подлежало обсуждению. И не то, чтобы Исюань был против. Помимо страстной близости с шицзунем, он получал редкую возможность помочь ему справиться с проблемой. Потому что повседневные заботы, такие как убийство демонов, скандалы с тремя школами и бесконечный поток необходимых для заполнения бумаг, а также стычки с Ло Бинхэ из-за необоснованной ревности глупого ученика, Лю Цингэ взваливал исключительно на собственные плечи. Поэтому Ян Исюань бережно ценил любую просьбу шицзуня, стараясь оправдать его ожидания. Лю Цингэ толкнул массивную дверь изящно, но все равно этот жест был совершенно бесцеремонным. На деревянном полу стелилась лунная дорожка, которая вела за ширму, исписанную лесами стройного бамбука, прямо к кровати, на которой, отвернувшись к окну, под лёгким одеялом сопел Ян Исюань. Кое-как скинув сапоги за ширмой, Лю Цингэ встал на колени и упёрся руками по обе стороны от головы своего единственного ученика. Его верхние одежды болтались в локтях, задевая лицо Исюаня, который тут же поморщился и заворочался. — Ши-шицзунь? Вам снова не спится? Он сонно зевнул и хотел потереть глаза, чтобы убедиться в реальности своих видений. Лю Цингэ на вопрос не ответил — он никогда не отвечал. Лишь заткнул ещё не совсем соображающего Исюаня грубым поцелуем, скидывая одеяло на пол. Потом поднимет. Ян Исюань, откровенно говоря, привык к резкому настрою шицзуня. Он понимал, что нежно и ласково у них не будет, возможно, никогда. Или как-нибудь на рассвете, когда Лю Цингэ ещё будет казаться мягким и податливым в сонной неге, а у Исюаня от чувств и желания их показать пропадёт инстинкт самосохранения. Однако это лишь грезы. Исюань всегда довольствовался малым. Каждый раз он старался измотать Лю Цингэ настолько, чтобы у него не осталось сил подняться и вернуться в свои покои. Бессонница стала единственным исключением, когда Лю Цингэ мог позволить себе остаться у Исюаня, чтобы с первыми лучами солнца разлепить веки и почувствовать жар его тела, прижимающегося со спины. Ему нравилось ощущение сухих губ на задней стороне чистой шеи, но он молчал и, как ребёнок, притворялся, что ещё не проснулся. Но это позже. Лю Цингэ кусал горячие губы ученика, немо прося о помощи, умоляя быть с ним грубее, чем обычно, потому что ему нужно было отдохнуть и наконец-то расслабиться. У Исюаня перед глазами все ещё стояла мутная пелена, а голова гудела от резкого пробуждения, и он очень-очень сильно хотел спать. К его счастью, обычно уставшего Лю Цингэ надолго (на целую ночь) не хватало. Чем резче и жёстче он будет обходиться с шицзунем, тем быстрее они оба свалятся на мягкие простыни и будут крепко обниматься. Точнее, обниматься будет Ян Исюань, потому что Лю Цингэ будет валяться без сознания, не подавая признаков жизни. Исюань резко поднялся на локтях, сильно, до крови кусая Лю Цингэ в шею и наслаждаясь едва уловимым шипением. Тонкие пальцы сжались на его плечах, оставляя на коже кроваво-красные полумесяцы от ногтей. Наверняка к рассвету на загоревшей коже расцветут фиолетовые синяки от пальцев. Ещё мгновение, и заторможено Лю Цингэ понял, что уже был опрокинут на спину. Ночные одежды неудобно сковывали движения, но Исюань выпутал шицзуня из немногочисленных слоев белой ткани, что обмоталась вокруг бёдер. Он навис над Цингэ, переплетая свои пальцы с его, жадно осматривая быстро вздымающуюся грудь, пульсирующую жилку на открытой шее и затуманенный взгляд. Исюаню самому стало нестерпимо жарко. — Без подготовки, — слабо прохрипел Лю Цингэ, отводя взгляд в сторону. Его щеки и шея пылали, но взгляд был полон решимости и, возможно, капельки отчаяния. Лю Цингэ привык к боли, разрывающей мышцы, ломающей кости и разрезающей плоть. Он не был уверен, что боль от проникновения без смазки будет казаться такой же пустяковой. Обыденной. Но был готов, просто потому что глаза уже закрывались, а мысли плыли. — Шицзунь, я так не... — Исюань встревоженно посмотрел на Лю Цингэ. Его брови были сведены у переносицы, а губы поджаты от смущения. Разве может он причинить своему любимому такую ужасную боль? — Вам же... — Не томи, — сиплый голос дрогнул. Исюань отрицательно помотал головой, из-за чего его отросшая челка упала на глаза. Он замер в нерешительности. Лю Цингэ отчаянно вздохнул, с руганью вырывая руку из цепкой хватки ученика, и, действуя все ещё грациозно, оттолкнул его от себя, заставляя упасть задницей на единственную подушку. Исюань от неожиданности шикнул, а после и вовсе обомлел и растерялся, когда его прекрасный, словно небожитель, шицзунь откинул распущенные волосы за спину, заправил тонкими пальцами мешающую челку за ухо и наклонился над его полувставшим членом, опаляя крупную головку горячим дыханием. Пальцы крепко вцепились в бедра ученика. Он не собирался расщедриваться на прелюдии, да и, откровенно говоря, не слишком часто баловал Исюаня подобным. Лю Цингэ несколько раз провёл пальцами по выступающим синим венам и, зажмурившись, коснулся языком уретры, слизывая предэякулят. Искренне удивлённый вздох Исюань постарался скрыть, зажимая рукой рот и прикусывая кожу на ладони. Пальцами второй руки он зарылся в шелковистые волосы шицзуня и резко сжал их у корней, когда Лю Цингэ сразу взял на половину длины. Кое-как размазав собственную слюну по члену Ян Исюаня, Цингэ быстро отпрянул, с пренебрежением вытаскивая свои же волосы изо рта. Теперь проникновение точно должно было получиться легче. Он завалился на спину, притягивая Исюаня за плечи к себе, и прошептал сквозь зубы: — Тебе лучше постараться, иначе завтрашняя тренировка превратится для тебя в личную Преисподнюю. Сказано это было беззлобно, но Исюаня от уставшего тона шицзуня пробрало до мурашек. Он прекрасно осознавал, что быть грубым, двигаться порывисто и несдержанно — это то, что от него требуют. Не просят. Если он позволит себе своевольничать, станет нежно целовать и плавно толкаться в размякшее тело, до следующей бессонницы — возможности исправить ошибку — ему придется выживать. Лю Цингэ будет валять его по тренировочному полю, мешая с пылью и травой, чтобы неразумный ученик научился беспрекословно слушаться своего наставника. — Шицзунь, Вы можете... встать на колени спиной ко мне? Я читал, что так может быть... хорошо... — слова давались с трудом. Смотреть в широко распахнутые глаза Лю Цингэ, лицо которого алело ярче закатов, которые можно наблюдать с пика Цинцзин, тоже было неловко. Но так действительно было бы легче им обоим. Цингэ, шумно втянув воздух через нос, перевернулся на живот, ложась грудью на простыни. Исюань смущенно отвёл взгляд, стараясь не любоваться изящно выгнутой спиной и упругими ягодицами. Выходило плохо. Ноги Лю Цингэ были широко разведены в стороны, и Исюань придерживал шицзуня за талию, когда плавно вошёл. Лю Цингэ искусал все губы, чувствуя тяжесть и лишающую стойкости боль от члена в заднице. Он уткнулся лицом в сложенные локти. Челка взъерошилась от пота и трения об простыни, но он терпеливо принимал в себя Исюаня, который непозволительно медлил. Хотя ученик сам понимал, что в любое другое время ему бы за отсутствие растяжки голову открутили, но не сейчас, когда Лю Цингэ было только так и нужно — резко, рвано, до истощения. — Шицзунь... Лю Цингэ тихо выругался. Иногда он думал, что его ученик не такой способный и сообразительный, как он надеялся. Разве он непонятно выразился?! А потом Исюань вышел из его разгоряченного тела и с очень громким, почти оглушительным в тишине шлепком об ягодицы толкнулся на всю длину — так, что у Лю Цингэ позвоночник прошило. Неконтролируемый вскрик, тут же заглушенный тыльной стороной ладони, сорвался с искусанных губ. Лю Цингэ корил себя за неосторожность и зажал зубами простыни, чтобы не издавать нежелательных звуков. Исюань вбивался так, что в глазах потемнело. С каждым грубым толчком, от которого подкашивались ноги, Лю Цингэ приходилось напрягаться, думая, как перестать глухо стонать. Непонятно, в каких книгах Исюань вычитал, что так будет хорошо. Но ощущения действительно сильно контрастировали с тем, что они пробовали прежде. Лю Цингэ не протаскивало по свежим простыням, а у Исюаня получалось двигаться резче, чаще и глубже. Больше Исюань его не жалел. В комнате были слышны только громкие шлепки бёдер о бедра и сдавленные хрипы Лю Цингэ — ещё чуть-чуть и ткань простыней порвётся от того, как напряженно он вцепился в неё онемевшими пальцами. Ян Исюань на свой страх и риск собрал волосы учителя в неопрятный хвост и грубо дернул за него на себя, слыша болезненный стон. Лю Цингэ от изумления распахнул глаза. По красным щекам стекали едва контролируемые слезы, а грудная клетка, казалось, не выдержит бешеного биения сердца и проломится под его напором. Кровь пульсировала в висках, а глаза закатились от наслаждения, когда Исюань укусил его за плечо. До крови, до острой секундной вспышки боли. Напрасно он назвал своего единственного ученика неспособным. Исюань умел учиться на своих ошибках и весьма охотно их исправлял. Сильный. Талантливый. Сообразительный. Глотка нещадно горела от сухости, и Лю Цингэ просто мечтал отрубиться до утра следующего дня. Впрочем, Исюань знал, что ему достаточно несколько раз с нажимом провести по члену учителя — и тот мгновение спустя уже будет жадно вдыхать разряженный воздух, прося (приказывая) открыть окно ненадолго и проветрить комнату. Исюань, конечно же, так и сделает, но по его возвращении в кровать шицзунь уже будет сопеть в подушку. Он оказался прав. Шицзунь вырубился через минуту, после того как с протяжным стоном излился Исюаню в руку. Ян Исюань аккуратно, стараясь не тревожить Лю Цингэ, подтянул его к изголовью кровати, смахивая мокрую челку с измождённого лица. Удивительно удовлетворённого и умиротворенного. Исюань мягко накрыл губы учителя своими и упал на подушку, закидывая руки на талию Лю Цингэ, чтобы быть ещё ближе к нему и не отпускать всю ночь.