страдающий омори и его тупые дети

Сегодня был «выходной». В такие дни в поместье, что служило общежитием для беспризорников всех мастей, согнанных сюда для высечения из разгильдяев и лодырей ценных членов сообщества и заодно верных телохранителей Катахары Мецудо, ничего не происходило. Никаких тренировок — только добровольные, позволялось даже выехать в город, если давали разрешение. В общем-то, чудесный денек, и Такаяма, что раздобыл себе целую коробку клубничной жвачки, сидел на ступенях дома и надувал пузыри, надеясь побить свой прошлогодний рекорд. Тогда он сумел надуть пузырь размером едва ли не со свою голову. В доме было шумно, все с упоением смотрели записи подпольных боев, которыми владел их хозяин, но Такаяме это уже немного надоело. Хотя сегодня было куда спокойней, чем обычно, потому как источник всех неприятностей — под ними, конечно же, он понимал собственное раздражение — отсутствовал, сопровождая господина Катахару на какое-то там совещание. Кто-то жаловался, мол, почему их ровесник, который пробыл в этом доме куда меньше некоторых, имел право почти полноценно выполнять работу телохранителя, но Такаяма прекрасно понимал причину. И потому не жаловался. Кано Агито был кем угодно, монстром, чудовищем, но только не нормальным человеком. Господин Катахара растил из него себе того, кто сделает все что угодно на благо мастера, а для этого надо было надрессировать эту дикую собачку. Со смешком ему подумалось, что такая кличка — «Дикий Пес» — шла Агито куда больше «Клыка Мецудо», которого все ему пророчили, в том числе и Омори. Это, кстати, дико раздражало, потому что на звание планировал претендовать сам Такаяма, и то, что под ногами — хотя скорее это сам Такаяма был там — мешался Агито выводило из себя. Была зима, было довольно прохладно. С накинутой курткой Такаяма размышлял о том, что будет делать завтра. После тренировки, конечно же. Агито все еще не возвращался, значит, все отойдет от классического плана «всем надерут зад». В этот раз это сделает Омори? Вероятностей было не слишком много. Может, наконец, Такаяма вернет себе первенство... Звучало прекрасно. Задумавшись, он пропустил момент, когда к лестнице подъехал черный автомобиль. Оттуда вышел Омори — жутко мрачный и недовольный, явно что-то случилось, и следом за ним вывалился Агито. Выглядел он взъерошенным, а на одном из рукавов пиджака — всем, кто покидал поместье для сопровождения хозяина, выдавали такой — выделялся порез. Впрочем, это было единственное отличие от его стандартного образа, в остальном он все еще оставался мрачным куском говна, и, заметив его, Такаяма цыкнул. Он надул большой пузырь и лопнул его, что привлекло внимание Омори. Тот, злой и не без этого, взъярился еще больше. Забавное зрелище, пусть и довольно опасное. Отрабатывать Такаяме не хотелось бы. Агито смотрел на него мрачным равнодушным взглядом. — Такаяма! Что я тебе говорил об этом?! — рыкнул Омори. В ответ тот только надул пузырь больше и, лопнув его, мгновенно получил по шее. Впрочем, бил Омори не слишком сильно, скорее назидательно. Это он умел, так, чтобы шея потом не болела, но ощущения были такими, словно на нее упал тяжелый чугунный утюг. — Свою жвачку жуй за пределами дома! Кто ее потом отдирать будет?! — Я не приклею ее к ступеням, — пообещал Такаяма, хотя изначально планировал именно это. Этого было явно недостаточно, чтобы усмирить гнев Омори, но у него явно были дела — такие, какие следовало выделять особой интонацией — а потому он лишь рыкнул нечто нечленораздельное и отмахнулся. Усмехнувшись, Такаяма продолжил краем глаза наблюдать за ним, в то же время стараясь не упустить Агито. Тот, конечно же, ничего не предпринимал. Иногда без указки он легко мог застыть, думая о чем-то своем. Хотя иногда Такаяма сомневался, что он именно думал, а не действовал на своих странных инстинктах. Омори наклонился к одному из сопровождающих и серьезно кивнул. Шептались они тихо. — Опять эта дрянь, «Червь» вылез... Голоса доносились до Такаямы весьма глухо, но он и не особо внимательно слушал. Больше этого его интересовало зрелище, как Агито скреб ногтями ранку на запястье, и, видя, как все сильнее и сильнее он это делал, он шлепнул его по руке, а когда тот уставился на него с недовольным взглядом, назидательно поднял палец и произнес: — Ну-ка не чеши! И вообще, дай сюда руку. С собой у него всегда был особый запас пластырей — ссадины тут получали все и часто, а потому таскать его с собой вошло в привычку. Агито, конечно, вызывал у Такаямы дикую фрустрацию, но инстинкт, что даже такой придурок должен был получить соответствующую помощь, пусть даже это и был самый обыкновенный пластырь, был сильнее. Ну, был у Такаямы комплекс старшего брата, что поделать-то? Налепив пластырь на раны, он гордо фыркнул — но помрачнел в то же мгновение, когда Агито, полностью проигнорировав столь гордый поступок, вновь начал скрести ногтями по ранке. — Не чеши! — рыкнул Такаяма. Агито мрачно посмотрел на него, словно на идиота, после чего сделал еще один скребок ногтем. — Я сказал не чеши! Пока они сверлили друг друга взглядами, Омори прекратил разговаривать с подчиненными и подошел к ним. Всем своим видом он демонстрировал, что хотел дать Такаяме хорошего подзатыльника, но то ли настроения не было, то ли повод был как-то не очень, а потому он лишь вздохнул и буркнул: — В дом валите, мелочь. Холодно больно, чтоб на улице шляться. — Если какие-то холода — преграда для ужасных телохранителей господина Катахары, то я даже не знаю, что сказать, — ехидно огрызнулся Такаяма. Омори взглянул на него уничтожающим взглядом, после чего вдруг покривился и причмокнул — согласился, значит, но моментально после этого дал спорящей с ним мелочью по шее, после чего весело фыркнул: — Ты, конечно прав, но я правее. — Это что еще значит?! Не обращая внимания на попытки Такаямы возмутиться, Омори, даже не смотря на него, развернулся к Агито и спокойным тоном вдруг задал вопрос. Это — отсутствие какой-либо реакции — выводило из себя еще больше, чем присутствие кирпичерожего, и Такаяма взвыл, когда Агито сделал ровно то же самое. Даже не взглянул на него. — Все в порядке? — В порядке, — эхом откликнулся тот. Чуть подумав, Омори кивнул. Ответ его явно не удовлетворил, но докапываться он любил лишь шутки ради и до Такаямы, и, развернувшись, он побрел к машине вновь. Скорее всего завтра он вернется, а сейчас они наверняка будут разбираться с господином Катахарой по поводу той штуки, о которой говорили раньше. Проводив его взглядом, Такаяма поджал губы и раздраженно покосился на Агито, который смотрел вслед Омори, а рукой тянулся к... Уеба! — Я кому сказал не трогать?! Затем прошел день. Ничем не запоминающийся и скучный. Агито опять всех одолел, чертов засранец. И еще пара. И следующее утро началось традиционно — с побудки. Быт в тренировочном... кампусе? — иногда Такаяма не знал, как именно назвать место, где они жили и учились быть лучшими из лучших на благо господина Катахары — всегда начиналось с того, что в комнату врывался или Омори (он делал это лишь в случае отличного настроения, потому как в ином случае пропадал где-то у кофейного автомата), или кто-то другой, громовым криком пробуждая всех от крепкого сна после целого дня тренировок. Далее шел расчет, завтрак, небольшой перерыв на уборку, а затем тренировки. И все в этом духе. Самым первым всегда просыпался самый сильный, самый ловкий и так далее... Когда Такаяма открывал глаза, Агито уже стоял рядом с кроватью. Так было всегда. Это было нормой — и, спустя несколько месяцев знакомства, он даже смирился и перестал злиться при этом зрелище. В конце концов даже начал задумываться о том, как тот просыпался за мгновение до побудки — пытался, но не сумел. Конечно же такое длинное вступление было нужно для того, чтобы Такаяма, смотря на Агито спустя пару мгновений после побудки, осознал, что тот не встал раньше. Он явно бодрствовал — смотрел вперед своим мрачным ничего не выражающим взглядом, после чего резко поднял глаза на Такаяму. Голову он держал неровно, словно заставлял себя удерживать ее прямо, взгляд его блуждал... Это было так странно, что Такаяма замешкался на мгновение, не слишком хорошо понимая причины подобного... отклонения от нормы, но мигом обернулся, когда Омори — побудку начал именно он, ишь, как улыбался — еще раз призывно ударил ложкой по кастрюле и гаркнул: — Встать! Поклон! Вообще, в доме такого богатого человека можно было придумать и более современные способы заставлять просыпаться, будильник там какой-нибудь... Такаяма подозревал, что во всем был замешан Омори, хитрый жук. Наверняка ему самому ложка и кастрюля в кошмарах снились, но это был нужный для взросления каждого телохранителя Катахары ужас. Буравя взглядом пол, Такаяма размышлял о том, что только что увидел. Агито стоял рядом, и, вроде бы, все вернулось к норме — но это определенно было странно. Никогда такого не было. Может, он просто устал? После той миссии, о которой говорил Омори пару дней назад. Но на следующий день ничего такого не было, и через один, почему же это аукнулось сейчас?.. С другой стороны, Агито, пусть и был камнерожим уебой, все еще где-то глубоко внутри оставался человеком. Страшная мысль настигла Такаяму. Это что значит... сегодня он сможет надрать ему зад?! Довольный этим неожиданным открытием, он не заметил, как начал ухмыляться — так широко, что аж шрамы заболели. Агито лишь покосился на него, проходя мимо к выходу, и Такаяма уже мысленно наслаждался фантомным чувством победы. Он надерет зад Агито, отомстит за шрамы, и... Ну, пожалуй, на этом можно было успокоиться. Омори всегда говорил мечтать о недостижимом, потому что не мечтая — не живешь, но Такаяма предпочитал фантазировать о вполне себе допустимых высотах. Пусть шанс победить Агито и выглядел вполне себе подходящим под то, что называл Омори мечтой. Ему стало даже немного жаль товарища — что сегодня его статус несокрушимой горы падет. А всего-то надо было дождаться, пока он устанет!.. Что-то внутри Такаямы возражало против этого, шепча, что победить Агито надо было в полной силе, иначе совсем нечестно получается, но между гордостью и мечтой Такаяма предпочитал то, что могло его потешить. То есть, победу над Агито, конечно же. За этими мыслями он не заметил, как с остальными ребятами вошел в столовую. На завтрак им подали фруктовую кашу. Повар — Такаяма не знал его имени, но часто видел на раздаче — чертовски хорошо ее готовил, это был один из любимых завтраков, потому что она была не просто вкусной, но еще и... В общем, к ней прилагали маленькую коробочку сливочного масла, такого восхитительного, особенно если намазывать его на хлеб, просто объеденье. Каждый день, когда давали фруктовую кашу с маслом, был хорошим. Даже после драки с Агито. Это точно был знак свыше, и, сложив руки у груди, Такаяма мысленно смахнул слезу и поблагодарил всех богов, какие услышат, за такое. Он сидел рядом с Агито — они всегда сидели, потому что так было заведено, потому что так... сложилось, и так далее. Конечно аппетит иногда портился от его мрачного ебала, но Такаяма успел попривыкнуть. Сейчас у него было точно такое же (лицо, конечно же) — тот сверлил взглядом тарелку с кашей, из которой ел так неохотно, словно ему было в тягость. Но это было глупо, все любили фруктовую кашу, и Такаяма решил, что это уже походит на какую-то чушь. Он сузил глаза и пихнул его локтем — Агито резко скосил на него взгляд. — Все в порядке? — поинтересовался он с кислым лицом. Вот уж еще он будет беспокоиться перед своей победой, чушь какая!.. Помедлив с ответом, Агито несколько раз моргнул, после чего вернулся к разглядыванию каши. Вдруг он нахмурился и покачал головой. — Нет аппетита. — Значит, масло не будешь? — мгновенно оживился Такаяма. Это что же, это что же, ему сегодня достанется не один бутерброд, а целых два?! Судьба решила отблагодарить его за все перенесенные лишения?.. Ладно, какие уж там лишения, просто за хорошее поведение. Встав из-за стола, Агито схватил пачку с маслом и всучил ее Такаяме — тот оторопел от подобного — и быстрым шагом направился к выходу. И это начало казаться все более и более странно... Такаяма задумался об этом и откусил от бутерброда. И зажмурился. На вкус — как амброзия. — Куда это он направился? — раздался голос рядом, и, обернувшись, Такаяма встретился взглядом с Джеем. Ну, как «взглядом». Этот уеба не снимал свои дурацкие солнечные очки даже в помещении, за что его, по-хорошему, стоило бы отпиздить, но дела это особо не меняло. И не важно, что их подарил господин Катахара, это совершенно не играло роли, свое место надо было знать. И нормы приличия. Покривив ртом, Такаяма лишь закатил глаза и провернул пачку масла в руке. — Какая разница? Если принцесса изволила вести себя высокомерно, мы ей не указ. — Мы все, конечно, помним, что ты у нас, золотце ненаглядное, бесишься от одного вида Агито, но это странно, — раздался смешок Иваки, и Такаяма мысленно сделал отметку в своей Книге Обид. — Ты же его приятель, спросил бы хоть. — Я! Ему! Не! Приятель! — рявкнул он. — Заткнулись! В столовой повисла тишина, и даже Омори, торчавший у кофейного автомата, обернулся. Осознав, что такая вспышка гнева будет дорогого ему стоит — вдруг кто-то еще вздумает забрать сегодня титул победителя у Агито — Такаяма закатил глаза и фыркнул, после чего раскрыл масло. Он бережно намазал его на хлеб и заявил: — Может, поссать отошел. Это типа как нормальная для людей практика. — Ага-ага, мы-то знаем. — Ну да, конечно. — Да-да. — Как скажете, месье. — Все мы слышали о той истории, как вы с Фунаокой на спор из окна устроили ручеек. Говорят, под этот золотой дождь попал Омори — точнее, это для остальных все это оставалось на уровне слухов, Такаяма-то мог подтвердить, что Омори действительно был свидетелем этого и заставил их двоих с Фунаокой тренироваться до потери сознания за подобное. Больше Такаяма такого не пробовал. Боялся. Закрыв рот, так и не откусив от божественного бутерброда кусочек, он перевел мрачный взгляд на приятелей и цыкнул. Ну, сегодня он побьет не только Агито, но и этих придурков. Так, что они потом еще месяц ему слово наперерез не скажут. Неплохой план на день! Может, его даже наградят за хорошие результаты... и дадут еще одну пачку масла. Маленькое и глупое желание, зато достижимое. И, с этими мыслями, он сделал укус. А бутерброд был хорош, как же он был хорош... Хрустнув шеей, Такаяма вышел на ринг. Хотя какой ринг, площадочка во дворе. Было прохладно — без куртки и зимой-то конечно, но это тоже было нормой для одной из их тренировок. Закалка там, всякая еболда, о которой с очень важным лицом говорил Омори. Такаяма слушал его мало, в основном предпочитая лишь имитировать бурную деятельность — в конце концов, это же был не господин Катахара. Но они и правда тренировались на очищенном от снега ринге зимой, без курток, и, стоя на краю, Такаяма разминал кулаки. Сегодня он был в ударе, определенно — уже намылил шею Иваки, Джею и Фунаоке, и, значит, оставался последний. Финальный босс... Как... Как... Черт, ничего хорошего на ум не приходило. Он встал в центре и начал ритмично покачиваться на ногах, пока сквозь толпу к нему шел последний противник. Сильнейший из всех, все такое, Такаяма не умел и не хотел даже мысленно нагонять пафосу, потому как уже предвкушал победу над Агито и всевозможные последствия этого прекрасного события. Он ухмыльнулся, чувствуя, как напряглись швы. Скоро начнется. Агито выглядел устрашающе. Словно неприступная крепость... Как обычно, в общем. Он хрустнул костяшками, словно тоже предвкушая, и на мгновение в этом невыразительном взгляде Такаяма увидел то, чего ждал каждый раз. За каменным фасадом скрывался дикий зверь, и как бы господин Катахара и Омори не пытались выбить всю дурь, эта дрянь из Агито не уходила. Жажда, азарт, нечто подобное — все это слилось в глазах Агито, когда он смотрел на Такаяму. Это был секрет его победы, этот монстр внутри, и сегодня должно было свершиться то, чего все давно ждали. Человек одолеет чудовище. Хотя, подумалось Такаяме, какой он уже «человек». Катахара создавал своих маленьких монстров, которых стравливал друг с другом. Просто кто-то был страшнее остальных. Они оба встали в позиции. Затем Омори занес руку и дал команду. И они сорвались. Первым делом Такаяма метил в ноги. Стиль Агито был проблемой — у него не было четких паттернов, и это довольно сильно усложняло бои с ним. Господин Катахара знал, из кого растить претендента на «Клыка Мецудо», и Такаяма, пусть и неохотно, признавал талант своего соперника. Он попытался было ударить Агито в колено, чтобы сбить его с ног, но тот моментально ушел от такой атаки и контратаковал — Такаяма лишь зашипел, когда мощный удар задел его по боку. Еще бы чуть-чуть, и он пришелся бы по ребрам, но в прошлый раз Такаяма уже попался на эту уловку, а второй раз ловить одну и ту же атаку было как-то глупо. Они обменялись еще несколькими ударами, и Такаяма, уходя от очередного мощного выпада, начинал медленно понимать, что неосознанно копировал стиль Агито. Рефлекторно, незаметно, они дрались, словно отражения друг друга, и, когда их руки едва не коснулись друг друга кулак в кулак — довольно больно, лучше так не делать — скользнув краем по предплечью, Такаяма вдруг ощутил... Да, жарко. Они оба горели — черт, этот бой выматывал. Но зато теперь он не ощущал никакого холода. Они оба тяжело дышали, пар вырывался изо рта — со свистящим звуком. Раньше он не замечал такого в Агито. Вот что значит взойти на один уровень с противником. В такие моменты даже самые непобедимые монстры становились обычными людьми. Сегодня он был определенно в ударе, потому как ранее совершенно непобедимый Агито, тот, по которому попасть хотя бы пару раз уже считалось огромным достижением, не успевал уклониться от куда большего количества атак. Но он все еще был жутким противником. Ощутив, как пульсирует жилка на шее, Такаяма заорал и нанес прямой удар кулаком вперед, собираясь после него вмазать в челюсть. Хороший дезориентирующий прием, на нем самом пару раз такой опробовали, а свои уроки Такаяма усваивал хорошо. И он уже предвкушал, как сделает это, а затем прижмет Агито к полу — так, чтобы тот не вырвался — после чего слегка его придушит... Но мечты были разрушены в тот момент, когда тот попросту остановил его кулак, выставив вперед ладонь. Агито выглядел не впечатленным, равнодушным — врознь ошеломленному Такаяме — и, резко дернув вниз, заставил его согнуться пополам и опасть на колено, после чего перебросил через себя. И затем сделал то же, что планировал и сам Такаяма. Ударил в челюсть. В этот раз обошлось без особо кровавых последствий — шрамы на рту еще болели — но в себя Такаяма пришел уже после боя, лежа в центре в красивой кровавой лужице. Над ним сидел Иваки и обмахивал ладонью, где-то рядом слышался голос Омори... С упреком взглянув в голубое чистое небо, Такаяма мысленно покорил себя за самоуверенность, после чего погрозил богам за то, что они ниспослали ему ложные знаки. Черт, ну надо же!.. Как обидно. Медленно подняв голову, Такаяма уставился вперед, где стоял Омори — он о чем-то говорил с Агито, и тот с равнодушным видом кивал, явно не особо вслушиваясь. Сказать бы, что это было необычно, но, на самом деле, Агито всегда так слушал подобные наставления. Просто почему-то. Может, ему было неинтересно, хотя потом все сказанные слова он учитывал и использовал впоследствии. Омори, помимо Катахары, наверное, был одним из немногих людей, которых Агито уважал. Иваки, проследив за его взглядом, вдруг хмыкнул и исказил губы в ухмылке. — Ты молодец. Его знатно шатало после драки с тобой. Сегодня прям себя превзошел. — Ого, но я все равно всрал бой, — буркнул Такаяма и потер рукой шрамы. Он медленно сел, продолжая сверлить спину Агито взглядом. Замешкавшись, Иваки фыркнул. — Ну, это нормально. — Не нормально, когда весь день шел супер удачно, — цыкнув, Такаяма медленно поднялся. — Ладно, хер с этим. Его немного пошатнуло, но Иваки успел схватить его за руку до того, как он навернулся на землю обратно. Вздохнув, Такаяма закатил глаза и резко отвернулся от источника своих проблем и раздражения. Пора было прекратить. Сбросив с плеча руку Иваки, он многозначительно взглянул на него и буркнул: — Хочу спиздить еще масла с кухни. Ты со мной? — Така!.. Это же запрещено! Иваки широко распахнул глаза. — Ну естественно я с тобой! До вечера все шло по типичному расписанию — включая набег на кухню, получение по шее от повара и Омори, и, конечно же, раздел добычи с Иваки. Такаяма уже даже не беспокоился за сегодняшний проигрыш, пусть это и раздражало. Ну, случилось и случилось. Черт с ним. Он уже ждал вечернего спарринга, чтобы выместить свой гнев на приятелях, и потому шатался по особняку, размышляя, какой бы прием использовать — чтобы удивить всех, разумеется. Так было ровно до того, как настало время тренировки — вечером та проводилась в здании, в тепле. Вокруг было шумно, в такое время обстановка становилась более неформальной, и даже Омори не журил их за подобное. Но в кружке остальных учеников Такаяма не увидел свой источник раздражения. Агито отсутствовал... И это было очень странно. Может, его опять вызвал Катахара? Такая мысль вертелась в голове у Такаямы ровно до той поры, пока к нему не подошел Омори и, легко хлопнув по плечу, вдруг тихим голосом сказал: — У меня есть к тебе небольшая просьба. А затем, он попросил отыскать Агито. Значит, самому искать ему не хотелось — хотя скорее он не успевал, надо было еще за спаррингом проследить, и кучу других дел успеть. Видимо, сегодня с утра Такаяма хорошо себя показал, настолько, что ему было дозволено пропустить начало тренировки ради столь банальной цели, хотя возникали подозрения, что все случилось из-за ложного впечатления о их дружбе. Он и Агито? Ну и глупость!.. Со вздохом Такаяма закатил глаза и, накинув куртку, выбежал на улицу. Вечером всегда было холоднее, и он поежился, чувствуя, как пробирает ледяной ветер до костей. «Ну и где этого еблана носит...» Цыкнув, Такаяма побрел в сторону тренировочной площадки. Он иногда видел, как Агито уходил туда вечерами потренироваться, может, сейчас, в дни своего странного настроения, он опять намылился туда. То, что творилось с ним, вызывало определенные вопросы, но Такаяма предпочел не слишком сильно о них заботиться, потому как морочить голову из-за Агито — себе дороже. Он, все же, бешеный пес, а не комнатная собачка, наверняка не будет вести себя глупо и сразу сделает что-то, если... Что-то будет не так... Не так. Хм. Почему-то Такаяму не покидало ощущение, словно что-то действительно шло не так. Эта мысль его раздражала, и, полный надежды, что сейчас он найдет Агито на площадке, выплеснет на него гнев, схлопочет хук в лицо и успокоится, он вырулил из-за угла, чтобы увидеть... что его догадки частично оправдались. Это было хорошо — не надо было продолжать поиски, но в то же время плохо. Такаяма вовсе не горел желанием знать Агито слишком хорошо. А в итоге знал. Агито и правда был там — правда, не на площадке, чуть ближе. Рядом с кустами. Куртка у него была расстегнута — при том, что была накинута на голое тело, он тяжело дышал, и, упершись рукой в стену, смотрел вниз. Такаяма на мгновение замер, в сомнениях, что тут происходило. Это было нетипичное зрелище, во всяком случае, это выглядело слабостью. А Агито и слабость — это абсолютно невозможное сочетание. Но он выглядел бледно — бледнее, чем обычно. Такаяму он явно не видел, слишком занятый собственными мыслями, и, когда тот хотел было уже выйти и спросить, вдруг задрожал и склонился ниже. Последующее зрелище вызвало у Такаямы легкое недоумение, отвращение, но в основном растерянность. Агито и такое — это... очень странно. В общем говоря, его грациозно тошнило. Такаяма на мгновение замер в ступоре, не понимая, что ему нужно делать. Он не привык видеть... этого кретина вот таким. Это вообще не вписывалось в его видение Агито, тот был как ржавый хороший гвоздь — стойкий и хер ты его сломаешь даже в самом страшном случае. Это сравнение было глупым, но вполне точно описывало все то, что Такаяма думал об Агито, и то, что сейчас страшнейший и сильнейший монстр их уютного тренировочного плацдарма выглядел абсолютно противоположно себе обычному заставило его замереть на мгновение. После чего бросился вперед. «Катахара в бешенство придет, если узнает, что этот придурок тут... пытается сделать то, что сделать! Сдохнуть! Блять!» — Эй-эй-эй! Ау! Земля, прием! Отпихнув его в сторону, Агито предпринял очень гордую попытку сбежать, но Такаяма крепко схватил его за руку и дернул на себя. Ладонь была горячей, потной. Как во время боя с утра. Зло уставившись на него, Агито мрачно проговорил: — Я в порядке. Отпусти. — Если это порядок, то мне страшно представить, что у тебя будет «не порядком», — хмыкнул Такаяма. — Почему не сказал Омори, что тебе плохо? Еще с утра шатало же. — Мне не плохо. Уйди. Ох, этот упертый баран. Но с чего бы такое вообще случилось? В смысле, они все тут дружно закалялись и бегали зимой без курток, вряд ли это было что-то простое и понятное нормальным людям. Покривив губами, Такаяма с усмешкой фыркнул, когда Агито вырвал из захвата руку, после чего вдруг припомнил то, что его раздражало последние несколько дней. Тот дурацкий пластырь, что Агито так и не выбросил... Та ранка... «Червь», судя по словам Омори, которые Такаяма подслушал, был опасным противником. Могло ли быть... Он вновь схватил Агито за руку, и, когда тот рыкнул что-то и попытался ударить, с легкостью ушел от подобной атаки и зажал его в захвате, после чего протянул руку к своей цели. Такаяма резким движением сдернул пластырь и скривился. Мог бы сказать, что так и думал, но почему-то такая мысль пришла в голову лишь сейчас. Ну конечно. Царапина, которая уже должна была затянуться за пару дней, опухла и приобрела пугающий фиолетовый оттенок. Удивительно было, что целых несколько дней Агито так умело держался, даже виду не подал, что что-то не так. Вот уж подобрал Катахара себе проблему на голову, которая даже при смерти своей не заметит этого. Видимо, никому Агито больше и не говорил о царапине. А оказалось, что та дрянь, с которой они с Омори и господином Катахарой столкнулись в тот день, использовала не просто ножички, а отравленные ножички. Или что-то другое острое, не важно. Это было логично... и яд, и то, что этот кретин никому ничего не сказал, но Такаяма все равно мысленно взвыл. — Идем к Омори, живо, — рявкнул он и потянул Агито за собой. — Не нужно. Агито прорычал в ответ и выдернул руку из захвата. Такаяма резко развернулся, чувствуя, как нервно задергалось у него веко. Нет, ну это уже переходило все границы разумного. Надо было решать это, быстро. А значит, пора было брать инициативу в руки. Первым делом, Такаяма закатил глаза. Ситуация того требовала. Затем он со всей силы дарил Агито в солнечное сплетение. Обычно такой удар... ну, заставил бы его пошатнуться, но не более. Но сейчас у Агито явно не был ни сил держаться и сопротивляться, ни тем более бить Такаяму в ответ, и потому, булькнув и захрипев, он бросил на него последний звериный взгляд — тот самый, когда он переключался из настроения в настроения — после чего глаза у него закатились, а сам он обмяк. Вот и победа над ним. Кто бы мог подумать... Агито бы рухнул в снег, только Такаяма успел схватить его за капюшон в последний момент, и, глядя на это бессознательное тело, цыкнул и тяжело вздохнул. Как же это утомляло... Ей богу, он попросит Омори устроить этому идиоту такую сильную взбучку, что тот потом с кровати неделю не встанет. И, перекинув чужую руку через плечо, Такаяма прошипел: — Я тебе, блять, нянькой не нанимался. В итоге, поднялась шумиха. Среди руководства — молодняку ничего не говорили, Омори просто ушел с тренировки, обосновав это срочным вызовом от господина Катахары. Хотя в этих словах не было лжи, ведь действительно, именно ради этого он и ушел. Потому что господин Катахара приказал ему в срочном порядке доставить любимое домашнее чудовище прямиком к себе, в особняк. Об этом месте Такаяма знал смутно, он бывал там лишь пару раз. Когда он перестанет быть простым мальчишкой в обучении, то его переведут туда, но никак не ранее. После того, как он оттащил Агито к Омори, больше он этого придурка не видел — со скучающим видом он сидел в холле, где туда-сюда носились взрослые Клубничная жвачка еще сохраняла свой вкус — другая, конечно же, не та же, что и в первый день — и, надув пузырь, Такаяма подпер голову руками и лениво наблюдал за остальными, не слишком-то понимая, во что все это может вылиться. Он вообще мало что понимал в этой ситуации. Особенно что думать. Жалеть Агито? Ну, то есть, он, конечно, бесился от вида этого идиота, но не настолько, чтобы желать ему смерти. Но зачем жалеть, если эта бестолочь сама не догадалась сказать о возникшей проблеме Омори? Такаяма смутно помнил, что с Агито было что-то не так, что-то в прошлом, из-за чего он вел себя словно отмороженный кирпич. Может, проблема была в этом? Надув очередной пузырь, Такаяма даже не дрогнул, когда рядом с ним вырос Омори. Выглядел он напряженным — и очень мрачным. Оставалось надеяться, что все было более-менее неплохо, ну, хотя бы не смертельно. Взглянув на него без особого интереса, Такаяма сузил глаза. — Ну как? В ответ Омори лишь покачал головой, после чего проговорил тихим твердым тоном: — Мы едем к господину Катахаре, — на немой последующий вопрос он тоже ответил: — Все не так плохо, как могло быть. Но куда хуже, если бы мы узнали о проблеме в первый день. — Но..? — Говно, — в рифму ответил Омори и хмыкнул. — Ты едешь с нами. Это не вопрос. Собирай шмотье. Такаяма изумленно вылупился на Омори, не зная, что и сказать на такое заявление. То есть, конечно, круто. К господину Катахаре-то. Но какой в этом был смысл?.. Он застопорился и покосился по сторонам, ожидая, что сейчас выскочит кто-то еще и скажет, что это был розыгрыш, но Омори был смертельно серьезен. Чуть подумав, Такаяма недоуменно моргнул и пробормотал: — А меня-то зачем?.. Омори взглянул на него с легкой ироничной ухмылкой — явно издевался, гад — и проговорил: — Ну, вы же с ним друзья, Така. Он хотел сказать, что дикому зверю нужен сторож. Но Такаяма воспринял это как личное оскорбление, возможность отдыха, и... все еще как личное оскорбление, потому что Агито не ребенок, пусть сам себя сторожит, бестолочь эдакая. Нет, ну надо же было догадаться и не сказать никому о царапине!.. Слов не хватало, и, не сдержавшись, Такаяма вздохнул и закатил глаза. Глядя на него с ухмылкой, Омори фыркнул. — Считай это стажировкой. Заодно посмотришь на особняк господина Катахары, другой. — Ого, какие почести, — фыркнул Такаяма. Дернув плечом, Омори покачал головой. — Все же, он не любит, когда что-то, что ему нравится, ломается, — после чего скользнул взглядом по мальчишке. — Это очень ответственное задание, Така. Прояви терпение... и насладись отдыхом. — Ага, такой-то отдых, — фыркнул Такаяма. — Следить за тем, чтобы эта бестолочь еще дел не натворила. И не сдохла. Омори улыбнулся ему и произнес самое мудрое в тот вечер: — Заткнись. До поздней ночи следующего дня Такаяма Агито не видел. Тем же вечером они с Омори отправились в резиденцию господина Катахары — но не ту, роскошную, в европейском стиле, где Такаяма уже бывал несколько раз, а вторую. У старика явно водились деньги, если он отгрохал себе два роскошных дома, один из которых был выполнен в традиционном стиле, а второй так и кричал о вкусах и предпочтениях своего хозяина, как ода европейской моде. В любом случае, оказавшись во втором особняке, Такаяма на мгновение стушевался, потому как окружение тут разительно отличалось от привычного. Видя, как широко он раскрыл рот — фигурально выражаясь, конечно же, на выездах Такаяма носил «намордник», чтобы не пугать людей шрамами — Омори довольно хмыкнул и похлопал его по плечу, после чего деловым тоном проговорил: — Ну-ну, не слишком-то глаза выпучивай. Еще успеешь привыкнуть, потом и вовсе терпеть это место не сможешь. В ответ Такаяма что-то нечленораздельно булькнул. Господин Катахара носился по дому в своем типичном странном приподнятом настроении, явно пребывая в раздумьях о делах насущных, все вокруг жило так, словно и не было никакой проблемы. Но в воздухе чувствовалось легкое напряжение, смятение, и Такаяма, как едва ли не второй источник его, ощущал это слишком хорошо. Но понимая, что пока ему не скажут идти к своей главной немезиде, то и сделать он ничего не может, он попросту глазел по сторонам, пытаясь высмотреть каждую деталь в доме. Сам он родился в достаточно бедной семье не в самом благополучном районе, а потому к некоторым чудачествам Катахары привыкал до сих пор. Но Такаяма был благодарен ему за то, что тот подобрал его, крысеныша-беспризорника, с улицы и дал смысл жизни. Все же, несмотря на все, он был обязан господину всем, и ради этого готов был пожертвовать... даже собственным терпением, когда оставался наедине с Агито. Иногда в коридорах появлялась молодая госпожа — дочь Катахары, малявка Саяка. Она всегда напоминала Такаяме о соседской девчушке с его улицы, а потому он позволял себе вольность и обращался с ней не как с дочерью-хозяина-пожалуйста-пройдемте-и-прочее-уважительное, а немного даже нагло. Но Саяка, которой незаинтересованное в ней пока окружение не уделяло нужного внимания, была лишь рада. В одежке, состоявшей из сарафана в клеточку, она выглядела как маленькая «босс-леди», и это было одновременно смешно и забавно. А когда она упирала руки в бока и смотрела на Такаяму грозно — насколько грозно могла смотреть сопля ему по пояс — то так вообще. Она тянула к нему руки и требовательным голоском заявляла: — Така! Така! Сними маску! — Не могу, тогда кое-кто испугается. Они вдвоем сидели на энгаве, точнее сидел Такаяма — на корточках, потому как возвышался над Саякой на добрый метр — а Саяка, возмущенно смотря на него, так и пыталась стянуть намордник. Ей определенно было интересно, что же скрывалось под ним, и Такаяме вовсе не улыбалось пугать дочь хозяина таким симпатичным подарком от Агито на всю жизнь. Но в конце концов он сдался, потому как любое сердце растает перед очаровательным взглядом ребенка, что хочет получить желаемое. Манипулировать людьми Саяка явно научилась у своего отца, было почти забавно и иронично, что она умела этим пользоваться в столь юном возрасте... Когда Такаяма спустил маску вниз, Саяка широко распахнула глаза и восхищенно пробормотала: — Круто... — Совсем не круто! — цыкнул Такаяма, и Саяка замотала головой. — Круто! Как в фильмах. Ты как настоящий киногерой!.. — она задумалась, явно подбирая аналогию. — Как... Как... Не знаю. Но круто! Чуть подумав и припомнив, что у Агито были какие-то там связи с семьей Катахара — то есть, он проводил с ними больше времени, чем требовалось одному из кучи сироток на обучении — Такаяма загадочно улыбнулся и самодовольным тоном поинтересовался: — Кто из нас круче, я или Агито? Саяка взглянула на него, как на полного идиота, после чего, даже не слишком долго думая, ответила: — Братик! Дерьмо! Ну ладно, он хотя бы попытался. Он даже не удивлялся тому, что Саяка его так называла. Задумчиво почесав подбородок — при этом старательно игнорируя попытки Саяки потрогать шрамы на лице — Такаяма покосился по сторонам. Сейчас они вдвоем находились во внутреннем помещении особняка, около сада, и тут было так хорошо и спокойно... Все это место — особняк — расположилось в форме квадрата вокруг внутреннего сада, где стояла пара лавок под деревьями, была какая-то симпатичная лужа — кажется, озерцо — и вообще все было чинно и прекрасно. Здание было довольно большим, потому что помимо этих двух мест там еще и снаружи сад был, и еще пара зданий, кажется, помещения для слуг... Потеряться элементарно. За день пребывания тут Такаяма оббегал почти все, но еще ни разу не встречался с Агито, и это было очень подозрительно. Чуть подумав, он наклонился к Саяке — та гордо взглянула ему в глаза, явно думая, что он сделал это из-за ее не самого высокого роста — и тихо поинтересовался: — А где эта бестолочь? Агито, то есть. — Почему бестолочь? — Саяка недоуменно заморгала. Вздохнув, Такаяма положил ей руку на плечо — он был настолько... выше и больше ее, что почти даже испугался, что сломает его — и тоскливым голосом пробормотал: — Потому что он полнейший идиот. Ты его видела? — Братик не идиот! Он дурашка! — Ага, то есть идиот! Такаяма довольно щелкнул пальцами, жутко радуясь, что не он один так считает. Будут тут еще Агито восхвалять, та еще бестолочь. Саяка возмущенно поджала губы, смотря на него обиженно, но потом кивнула. — Папа говорит, что болеет. Он даже из комнаты не выходит... Схватив Такаяму за рукав, Саяка дернула его руку вниз. Другой она крепко сжала подол сарафанчика, и, взглянув на него так грустно, что у Такаямы растаяло сердце от умиления — черт, малявка умела манипулировать!.. — виноватым тоном пробормотала: — С ним все хорошо? Раньше такого не было... — Ну конечно же с ним все хорошо, — беспечно заявил Такаяма, попутно возвращая маску на место. — Этот еб... идиот просто отравился, и теперь его мучают жуткие боли в животе! У-у-у! Саяка испуганно распахнула глаза, когда для пущего ужаса Такаяма задергал пальцами, словно в припадке. Сейчас он напугает маленькую госпожу, а потом Омори даст ему смачного пинка под задницу, но это будет того стоит. — Это потому что он не ел кашу на завтрак! — А надо есть кашу на завтрак?! — испуганно пробормотала Саяка, и Такаяма закивал с жутко умным видом. — Конечно-конечно! Без каши никуда! Смотри, один раз не съел, и вон как его скрючило! Вот придурок-то! Ну так где он? Действительно придурок. Сказал бы Омори раньше, всей этой шумихи не было бы. Интересно, какой лапши навешали на уши остальным? О том, куда Такаяма и Агито пропали. Небось рассказали про какую-нибудь там супер крутую стажировку... — Он там! — указав пальцем в сторону, Саяка недоуменно заморгала. — А зачем тебе? Така хочет принести братику каши? — Ага, значит, северо-западное крыло... — он довольно хмыкнул. — Нет уж, обойдется. Я просто посмеюсь над ним, потому что он этого заслужил. Увидев, как довольно сверкнул ухмылкой Такаяма, Саяка взглянула на него с осуждением и, сложив губы трубочкой, пнула воздух и возмущенно буркнула: — Така злюка! — Я не злюка, я... — подумав, Такаяма отметил, что, наверное, все же был немного зол. — Обиженный! Вот. Гм. Да. — Еще и обижается! А такой взрослый! И когда уже Такаяма хотел было гавкнуть, что не надо было умничать — особенно если ты на добрый метр ниже, — он услышал позади шаги. Эту поступь он узнавал моментально, с утра выработался рефлекс просыпаться, только заслышав ее — Омори. Тот, впрочем, лишь покосился на Такаяму и Саяку с легким недоумением, и, подумав, что слишком уж близко была опасность, Такаяма поднялся и довольно хмыкнул. Он сделал Саяке ручкой. — Ладно, я пойду в гости к этому кретину. Никому не говори! — Если ты сделаешь что-нибудь гадкое, я отомщу, — проговорила Саяка вдруг с настолько мрачным выражением, что Такаяма мгновенно узнал в ней черты господина Катахары. Затем девочка развернулась на носочках и поскакала куда-то в сторону, и, глядя ей вслед, он мог лишь думать о том, что яблочко от яблони и правда недалеко падало. Прирученные апельсинки тоже. Ладно, сравнения начинали походить на полный абсурд, пора уже было посмотреть, что да как, и успокоиться. И с этими мыслями Такаяма побрел в нужное направление. Несколько открытых им комнат оказались не теми, но на третий раз ему повезло — и хотя Такаяма поначалу подумал, что комната пуста, потому что в ней был лишь расстеленный футон, он ощутил на себе чей-то внимательный взгляд, и, прежде чем успел захлопнуть дверь, услышал тихое: — Такаяма. Из кучи одеял на него смотрели два глаза, и поначалу названный чуть не взвыл от ужаса, не ожидав, что кто-то скроется настолько хорошо. Но потом он осознал, что это, конечно же, был искомый им Агито — этот голос тяжело было с кем-то перепутать — и, воровато оглянувшись по сторонам, проскользнул в комнату и подошел ближе. Комок из одеял продолжал смотреть на него очень пристально. Не сдержав ухмылки, Такаяма пробормотал: — Никогда бы не подумал, что увижу тебя таким. — Слабым? От этого тот чуть не подавился. Ну, то есть, да! Но... Не так Такаяма хотел это сказать. Он покривил ртом, скорее недовольный тем, что это сказал сам Агито, после чего с тяжелым вздохом присел рядом и мрачным взглядом уставился на одеяльную кучу. Та ответила ему точно так же. Странно было думать, что на такое — безобидное поведение, то есть — Агито был способен, потому как до этого он представлялся скорее каким-то жутким неукротимым существом без капли человеческого. Господин Катахара подавил в нем все, что нужно, но и лишнего прихватил. Постучав пальцами по полу, Такаяма подпер голову рукой, после чего буркнул: — Нет. То есть да. То есть... Ладно, похер. Ты все еще блюешь? Тебе тазик принести? Он видел один по пути — можно было стащить у уборщицы, вряд ли Агито был особо привередливым, но тут из одеяла показалась рука и указала куда-то в угол, где стояло небольшое ведро. Покосившись на него абсолютно убитым взглядом — все же, он наделся, что ответ будет отрицательным — Такаяма вновь обернулся к своей главной головной боли. — Ага. Вижу, всем обеспечили. — Угу. Рука скрылась, и одеяльный червяк издал тяжелый вздох. Посидев еще немного в тишине, Такаяма понял, что неловкость ситуации зашкаливает. Он, в общем-то, никогда и не думал вести с этим кретином задушевных бесед, но тут как-то само напрашивалось, да и молчать, раз уж зашел в комнату, было как-то странно... Покосившись по сторонам, на мгновение задержав взгляд на ведре, он продолжил искать тему для разговоров, после чего вдруг спросил: — Как себя чувствуешь? — когда Агито уже явно хотел было ответить свое стандартное «нормально», Такаяма зашипел: — Я серьезно спрашиваю! Агито задумался. — Удовлетворительно, — быстро ответил он. Ага, значит не «в порядке». Ну хоть так признался, неплохо, неплохо. Такаяма уже подумал о том, чтобы спросить еще что-то, но не нашелся со словами и замолчал. Он сидел рядом, слыша чужое тихое дыхание, и почему-то в голову лезли глупые сантиментальные мысли — вроде жалости или чего-то подобного. Раздражал его Агито, слов не хватало, но все же Такаяма не любил видеть, как кому-то было... нехорошо. Да и странно все это было, чудно, непривычно. — Тебе водички принести? — вдруг спросил он. Что он делает?! Нахер он спрашивает?! Пошел Агито в жопу, ублюдок! — Или что-нибудь? — Не надо, — чуть подумав, Агито добавил: — Спасибо. Ого, ничего себе! Он еще благодарить умеет, оказывается! Неплохо старик поработал, неплохо, или это Омори вбил? В любом случае, результат был. Поразительно! Зло покосившись на комок одеял, Такаяма возмущенно поджал губы, после чего, проклиная себя, свое воспитание и, главное, ответственность — это уже явно Катахара привил — подполз ближе и просунул руку вглубь одеяльного червяка. Сейчас ему могло откусить руку, но хер с ним. Ладно. Черт возьми!.. — Что ты... — Заткнись! Где тут твой лоб?! Я надеюсь это был локоть, господи, надеюсь это локоть. Наконец, он нащупал — кажется, во всяком случае, судя по чему-то, что напоминало глаза, и после попытки надавить на что Агито угрожающе сжал палец почти до хруста — искомое и прижал ладонь. Гм, ну, довольно горячо. То есть, пиздец горячо, срань какая! И он еще был в таком состоянии способен надрать задницу всем остальным!.. Нет, черт, и правда чудовище. — Я принесу тебе таблеточку, — Такаяма хмыкнул. — По особой схеме. Жар собьет. — Не нужно. Когда его схватили за запястье, Такаяма замер — потому что при лишнем рывке можно было и руку сломать с такой-то хваткой. Он не слишком-то понимал, что именно Агито хотел, а потому настороженно покосился на ворох одеял, из которых торчала бледная рука, после чего вдруг услышал — и раскрыл рот в шоке: — Посиди рядом. — А пойти на хер не хочешь?! У меня дела, между прочим. Одеяльный червяк не ответил, задумавшись. Но естественно, что Такаяма врал. Омори же сказал ему побыть сторожем этой больной — во всех смыслах — собаки, а значит, он и должен был остаться рядом. Хотя он вроде как обещал Сакуе отчитаться, что посетил этого кретина, но... Сама сюда заявится, если захочет. Когда он попытался было убрать руку вновь, Агито сжал запястье крепче. — Оставь. Иногда он был жутко немногословным — и это бесило в нем еще хуже, чем все остальное. — Зачем?! — Хорошо. Прохладная... И, услышав это, Такаяма растерялся. Он покосился в сторону двери, не зная, что предпринять, после чего так же опасливо посмотрел на комок из одеял. Весь гнев куда-то испарился, и, в итоге, сидел он тут растерянный и не в состоянии сделать что-то. А наглый захватчик его руки, кажется, уже отключился, мирно посапывая. Ну и какого, собственно, черта. Омори сказал, что ночевать они тоже будут в одной комнате — и Такаяме предоставляли возможность бездельничать в обмен на пристальное внимание за своим тупым приятелем (таковым он был лишь по словам Омори, конечно же). До приезда человека, который должен был изготовить противоядие, оставалась пара дней. Больше всего Такаяма опасался, что Агито сделает самую поганую гадость у него на руках — то есть, помрет раньше, чем лекарство будет готово. Сомнительно, конечно, уж для человека с опасным ядом в крови он вел себя довольно живенько, пусть и валялся пластом без сил, но на всякий случай он спросил об этом у Омори. Тот бросил на Такаяму мрачный взгляд и проговорил серьезным тоном: — Твоей вины в этом не будет, но если начнется приступ, лучше позови. — То есть, меня не накажут? — засиял мгновенно Такаяма, но прекратил улыбаться, когда Омори взглянул на него еще мрачнее, чем до этого. — Така. Просто, черт возьми, делай свое дело. Пусть на улице и была зима, двери во внутренний дворик были открыты нараспашку. Лежа под одеялом на футоне, прямо рядом с источником своих страданий, Такаяма закинул руки за голову и мрачным взглядом сверлил потолок. Он был зол — зол, что не мог поспать, потому что надо было следить за этой бестолочью. С каких пор Агито, тот самый, который самый-самый, теперь должен был находиться под присмотром? Чушь какая-то. Агито лежал рядом, свернувшись в компактный калачик в одеяле, но он явно не спал, балансируя где-то на мерзкой грани сознательного и бессознательного. Чувствуя, что тишина делала обстановку еще более угнетающей, чем до этого, Такаяма вдруг прервал молчание: — Никогда не думал о том, кто твои родители? — Нет. — И не интересно? Когда в ответ ему раздалось молчание, Такаяма цыкнул. Ну конечно. Ничего он не скажет. Его вообще интересует что-то, помимо боев? Иногда ему казалось, что он ненавидит Агито именно поэтому — что тот вел себя не как нормальный человек. С Джеем и остальными пацанами они могли обсудить интересы, посмеяться, побыть обычными детьми, даже Омори не вел себя вечно как сердитый кусок говна. Агито же был похож на незаинтересованный кирпич все время, общаться с ним было нереально. Судя по словам Омори, его прошлое было настолько туманно, что даже сериалы по кабельному отдыхали. И неужели его не интересовало ничего? Родители, иное? Так и не дождавшись ответа, Такаяма раздраженным тоном продолжил: — А меня вот интересует. Ну, то есть, я и так знаю. Точнее примерно помню. Он вздохнул и прикрыл глаза. На удивление, Агито не прерывал его, молча слушая. — Мамаша померла, когда я был пиздюком. Там в районе куча беспризорников была, мы шатались по округе и поджирали огороды. На даже называли «плодожорками», — воспоминания об этом грели, и Такаяма хмыкнул. — Воровали, хулиганили, что только не делали. Нас там была куча детей, я был самым старшим. Приходилось нянчиться с мелкими. Тут было хорошо, но тогда... — Славное время. Такаяма приоткрыл один глаз и хитро покосился на Агито, после чего с важным видом произнес: — Потом меня сцапала полиция, и если бы не господин Катахара, то не знаю, где бы я сейчас оказался. Но вот я тут, чудесный. Вспоминать прошлое — это хорошо! Между прочим. Знаешь откуда ты пришел, все такое... — Если тебя до сих пор волнует такое, то, значит, ты не предан хозяину. Такаяма едва не вздрогнул, когда червь из одеял вдруг резко переместился к нему и оказался нос к носу рядом — так близко, что стало неуютно. Вообще, раз уж на то пошло, Такаяме было не слишком уютно находиться с Агито в одной комнате, старые раны побаливали при воспоминаниях о том, как тот оставил ему замечательный шрам на лице. Все еще тяжело было абстрагироваться от мыслей о том, что господин Катахара притащил домой дикое опасное животное. Но чем дольше длилась эта странная история, тем больше он начинал понимать, что, пожалуй, был немного предвзят. То есть, конечно, Агито все еще бесил его — по вполне справедливым причинам, но теперь он казался просто идиотом, а не каким-то там социопатом. В конце концов, разговаривали же они сейчас нормально, пусть и тема была странная. Он недоуменно заморгал, после чего скривился. — Нет, что за глупость!.. — цыкнул Такаяма. — Я уважаю старика... господина Катахару, то есть. Он заставил меня заняться чем-то полезным, дал образование, все такое. В общем, наставил на путь истинный. Если потребуется, я за него пулю поймаю, что угодно. Но типа есть разница между банальным интересом и верностью. Желанием. С сомнением посмотрев на Агито — нет, все же, некомфортно близко — Такаяма скривился. — А тебя такое не интересует? — Я верен господину. Остальное неважно. — «Остальное неважно», — передразнил его тон Такаяма. — Говна поешь, зануда. Я помню, как ты первые месяцы вообще не говорил, неужели ничего интересного не было? Ну, знаешь. Какая-нибудь херня, которая здорово вдарила тебе по мозгам, и о которой ты точно-точно хочешь мне рассказать. Уставившись на Такаяму абсолютно невыразительным взглядом, Агито задумался, после чего спросил: — С чего ты решил, что я хочу... — О черт возьми! Это шутка. Я пытаюсь развести тебя на разговор. Он рассерженно закусил губу. — Ты о чем-нибудь мечтаешь? Когда Агито отрицательно покачал головой, тот фыркнул. — Мечты — это важно, — заметил Такаяма и с довольным видом прикрыл глаза. — Без них ты просто ведешь глупое существование. Вот ты о чем-нибудь мечтаешь? Он скосил взгляд на Агито и хмыкнул, увидев, как тот ожесточенно нахмурился. Вряд ли он особо о чем-то таком думал, судя по тому, сколько сомнений вызвал у него подобный вопрос, и на секунду Такаяме стало его жалко — но лишь на секунду. Какая к черту разница, что там этот придурок чувствует, может этот диалог хоть взбодрит его и заставит задуматься о чем-то... Чем-то важном. Такаяма поднял палец. — Я вот хочу мотоцикл. — Мотоцикл? «Ах да. Конечно», — взглянув на Агито тяжелым взглядом, Такаяма выставил вперед руки и, сжав кулаки, несколько раз дернул ими. — Врум-врум. — А-а-а-ах, эта штука. Как мило он называл вполне обыденную вещь «штукой». Где же все-таки Катахара нашел этого идиота... Настоящая загадка, не иначе. Надо было расспросить Омори, тот наверняка присутствовал при моменте обнаружения сей безмозглой бестолочи. Хороший план на завтрашний день. — А что тебе нравится? О чем ты мечтаешь? Как только Агито уже было открыл рот, чтобы ответить, Такаяма вдруг закатил глаза — он просто предчувствовал подобное заранее — и надменно проговорил: — Кроме драк. Что угодно, но не это. Подобное заставило Агито закрыть рот и уставиться на него недоуменно и почти растеряно — забавное зрелище, право. Он явно жил лишь... какими-то своими дикими инстинктами, Разговор как-то не клеился, и, понимая, что нужного ответа от Агито не добиться, Такаяма разочарованно вздохнул и подумал, что бы еще такое спросить. Что-то, на что этот безмозглый одеяльный червяк был способен ответить. — Тебя все еще потряхивает? После той штуки. Такаяма имел весьма смутные представления о том, что именно произошло (кроме яда) — сам-то он благополучно прослушал все объяснения Омори господину Катахаре, потому что его такое интересовало мало, в отличие от перспективы отдохнуть в доме хозяина со вкусной едой и мягкой постелью. Еще и без тренировок! Ну, тренировки он любил, конечно же, но иногда хотелось какого-то разнообразия. Кто бы мог подумать, что один кретин станет его пропуском в это место на добрые две недели. — Все нормально, — вдруг резко отрезал Агито. Ну, в его понимании все наверняка было действительно нормально. Только вот то, что оно отличалось от установленных рамок адекватности остального мира упоминать даже не стоило, и, потому, заметив, как съежился кокон из одеяла, Такаяма страдальщически закатил глаза и поднял взгляд к потолку, словно тот мог ответить на его душевные терзания. Жизнь в дерьме давала свои плоды, с одной стороны он был подготовлен физически ко всему, что могло его ждать, с другой — морально. Когда на тебе висит два мелких спиногрыза, до которых мамке не было никакого дела... как-то начинаешь привыкать делать вещи, которых от тебя никто не ждет. Хорошо, что они больше не его обязанность — и что вообще не родные, а то никакого пропуска в телохранители. Вздохнув, Такаяма протянул руку и резко схватил его за запястье. И хмыкнул. — Горячий, просто пиздец. А говоришь, что нормально. — Я не умираю. Так что все в порядке. Железная логика, даже не поспоришь. Вздохнув, Такаяма закатил глаза. Как же все это было сложно и глупо!.. Зачем Омори только притащил его сюда. Вкусная еда и каникулы тут, это, конечно, круто, только вот самому Такаяме было бы в сто раз проще, окажись он на тренировке, а не рядом с этой бестолочью. Крепко сжав зубы, он прошипел: — В порядке, это когда ты мне вновь сможешь всыпать по первое число без труда, а не вот это. — Почему тебя вообще беспокоит мое состояние? Такаяма едва не взвыл. Потому что, кретин, господин Катахара за тебя беспокоится! Хотел сказать он. Потому что я сам места себе на нахожу из-за тебя, еблан, ты ж чуть у меня на руках не загнулся. Но все же промолчал, после чего дернул Агито за руку на себя. — Тебе бы научиться понимать, что другие — я про господина Катахару и Омори — за тебя, кретина, беспокоятся. То, что ты себе там в голове напридумывал, это все херня, — он сжал запястье крепче и придвинулся к Агито ближе. Тот смотрел на Такаяму исподлобья. — Из-за твоего идиотизма ты мало того, что чуть не сдох так еще и... — Така, отпусти. Больно. Это был первый раз на его памяти, когда Агито сказал что-то подобное. И назвал его так. От неожиданности Такаяма разжал кулак. Потерев запястье, Агито лишь покачал головой, думая о чем-то о своем, после чего медленно, вместе с одеялом, отполз назад. Видимо, разговор можно было считать завершенным — во всяком случае, тот от Такаямы отвернулся и, накрывшись одеялом едва ли не с головой, затих. Он всегда спал так, очень тихо, и это довольно сильно раздражало. Нельзя было сказать, затих он просто или же действительно засыпал. Подняв голову, Такаяма взглянул на него с возмущением, после чего покосился во двор и раздраженно забарабанил пальцами по одеялу. Где-то на противоположной стороне дворика в комнате горел свет, по теням казалось, что это бодрствовал господин Катахара. Старик был жутким полуночником, за пару дней, проведенных тут, Такаяма понял это сполна. Он обожал спонтанно идти куда-то часа в три ночи, после чего точно так же возвращался. А с утра был бодреньким. Там, наверное, был и Омори. ... нет, все же, он не понимал, почему его сюда позвали. Они с Агито не особо-то и ладили, они скорее вообще не ладили, раз уж на то пошло. Кано был придурком, который не был способен на нормальные социальные взаимодействия, а Такаяма от одного его вида бесился, вспоминая кучу поражений на тренировках. Свести их вместе — идиотская идея, если только Омори таким образом, воспользовавшись ситуацией в свою пользу, не решил, что было бы неплохо взыграть на чувствах неродного старшего братца Такаямы и заставить перестать ненавидеть Агито так сильно. В общем-то, сработало неплохо, стоило признать. Во всяком случае, увидев человеческую сторону Агито, бесится от одного его вида уже хотелось не так сильно. Такаяма покосился на Агито еще раз и прислушался. Кажется, он уже заснул. Осторожно подобравшись к нему, он склонился сверху, глядя на своего заклятого врага — как громко-то сказано! — сверху вниз. Он никогда не видел Агито спящим — ночью в общежитии было не до того, а просыпался тот раньше остальных. И то, что во сне он выглядел почти нормальным, даже удивляло. Он даже проявлял эмоции, не изображал из себя кусок льда — морщился, ежился, и, коснувшись его руки, Такаяма подумал, что, наверное, его сильно знобило. Чертов яд. Чертов яд, который заставил его, Такаяму, беспокоиться за этого еблана. И, цыкнув, он медленно поднялся на футоне, после чего перетащил свое одеяло к Агито. Мрачно взглянув на придурка у себя под ногами, скинул его сверху. Луна взошла на небе, и, глядя на нее, Такаяма ощущал жуткое раздражение. Он откинулся назад и рухнул вниз, на собственный футон, после чего, закинув руки за голову, уставился в потолок. Не спалось. С утра Такаяма сонно моргал, понимая, что лучше бы спал, а не размышлял о всяком глупом. За подавляемым зевком он едва не прослушал несомненно важную речь Омори о приближавшемся важнейшем часе — том, когда сюда приедут люди из компании, что специализировалась на производстве лекарств. И противоядий. Пусть кирпичерожая бестолочь и бесила его, но Такаяма вовсе не желал ему смерти, а потому решил сосредоточиться. Омори многозначительно смотрел на него — демонстрировал всем своим видом, что прекрасно понимал, насколько внимательно его слушают, но решил все же спустить это с рук по какой-то неведомой причине и повторил еще раз: — Сегодня приедет глава «Фармацевтических препаратов Фуруми», покажи себя с лучшей стороны, — предостерег он. Чуть подумав, он добавил: — Ты сразу его узнаешь. Он похож на брокколи. Такаяма лишь сухо кивнул, зная о нормах поведениях и так (часть про брокколи он проигнорировал, решив, что ослышался, определенно точно ослышался). С чего бы ему вдруг напоминать об этом?.. Он лишь бросил подозрительный взгляд на старшого, когда тот отошел к подчиненным, после чего, тяжело вздохнув, отправился обратно в комнату. Ладно. Его назначили смотрителем одного придурка, надо было вернуться к нему, пока чего-нибудь не случилось. Черт! Хотелось жвачки. Он с хлопком распахнул дверь. Когда он вернулся, Агито даже не повернул головы в его сторону — лишь скосил взгляд. С самого утра, в те моменты, когда он бодрствовал, он прикидывался примерным и смирно лежал под одеялом, сверля мрачным взглядом потолок. Сил сидеть у него явно почти не было, что хорошо демонстрировало, что ситуация была не очень. Где же там были те парни с антидотом... — Все хорошо? — поинтересовался Такаяма. Нет, ему это не нравилось. Чтобы достичь ранга «Клыка» и быть довольным этим, ему требовалось одолеть Агито в полной его силе, а не в этом жалком состоянии. А то никакого удовлетворения, лишь разочарование. Омори такое точно не оценил бы. Этот вопрос звучал так часто, что даже Агито цыкнул и закатил глаза. От этого Такаяма скривился и рыкнул: — Слыш, уеба! Мог бы и ответить, а не черти че из себя строить! — Нормально. Ладно. Ладно, возможно, в этой ситуации Такаяма был не прав, но можно было и не выпендриваться. Он хотел было добавить что-то еще, но не успел. — Агито! Агито! Раздался топот ног, и шоги раскрылись. В комнату влетела маленькая светловолосая девочка — Такаяма мгновенно узнал в ней дочь господина Саяку, отчего брови его поднялись настолько высоко, что едва не уехали на затылок. Он постоянно забывал что они знакомы... Это было так странно, особенно то, что она не испытывала к Агито страха. Хотя это молчаливое бревно та еще страшила. От такого тот даже сел. Ого, нашел силы! И все ради Саяки. Миленько. Саяка самым наглым образом забралась на одеяло и протянула руки к своей цели — Агито же даже не дрогнул, когда она запустила руки в его волосы и навела шороху, после чего звонко рассмеялась. И, видя это, Такаяма мог лишь ошарашено думать о том, что, оказывается, этот кретин умел быть нормальным. И даже адекватно реагировал на других. Хотя одно дело — какие-то беспризорники вроде него, и другое — Саяка. Взглянув на Такаяму, девочка показала ем язык, в ответ на что тот солнечно улыбнулся — маленькая засранка, ну ничего, на нее сложно было злиться — после чего вернулась к тормошению своего ненаглядного друга (или кем он там ей был... понимал ли Агито вообще понятие дружбы, тот еще вопрос) и заскулила. — У-у-у! Агито как всегда мрачный! — потянув его за уголки рта в стороны, Саяка скуксилась. — Улыбнись! С вынужденной улыбкой он выглядел просто до ужаса странно. Хотя то, как он позволял дочери хозяина творить с собой все, что вздумается, было даже забавно. Глядя на то, как Саяка тянет в стороны его щеки, бормоча что-то про улыбку, и как послушно Агито исполняет все, что она говорит, Такаяма ухмыльнулся и, подперев голову рукой, фыркнул. — Ты тут часто бываешь? – сузив глаза, спросил Такаяма. В ответ Агито покачал головой. Можно было, конечно, усомниться и посетовать, что эта бестолочь в уютной постели часто спала и вкусности ела, но учитывая, что большую часть времени Агито проводил на тренировочном поле, где от души раздавал тумаков, то как-то подобные мысли отпадали. Впрочем, он определенно точно был тут чаще остальных, если Саяка хорошо его знала... Если позволяла себе такое. Не обращая внимание на повисшую у него на шее Саяку, Агито проговорил: — Только после поездок. — Это куда вы ездите? — Дела! Важные дела! Да, Агито? — заголосила Саяка. Она прекратила душить его и уставилась ему в глаза, и, подняв ее под руки, Агито аккуратно поставил ее на ноги, после чего получил маленьким кулачком в лоб. Такаяма, немо наблюдая за этим, мог лишь поражаться стоическому терпению этого кретина. Сам бы он давно гавкнул.. то есть, мысленно гавкнул, никогда не позволил бы себе прикрикнуть на дочь господина. — Такой занятой! Мог быть тут почаще! — Не могу, — проговорил Агито, после чего Саяка вновь растянула его лицо в улыбке. — Не ври! Все можешь! Надо меньше слушать дурака Омори! «Слышал бы это Омори!..» Такаяма мысленно смахнул скупую слезу. Он быстро поменял мнение о Саяке. Чудесный ребенок. Он с интересом пронаблюдал за дальнейшими издевательствами маленького чудовища над чудовищем побольше, после чего, чуть подумав, спросил: — А ты зачем тут, козявка? — Сам козявка! — гордо взглянув на него, Саяка возмущенно задрала нос. — Сейчас скучно! Приехал какой-то серьезный дядька, похожий на брокколи. Все только с ним и говорят. — На брокколи?.. На мгновение Такаяма застопорился... В голове он четко слышал голос Омори, то самое сравнение, какое он решил проигнорировать из-за его глупости... Черт... Черт, это что, был господин Фуруми?! Неужели он и правда так сильно похож на брокколи?! Вскочив на ноги, позабыв обо всем, он вылетел прочь из комнаты и рванул по пустым коридорам в сторону главного входа. Но у него затормозил, понимая, что если выскочит сейчас в таком запыхавшемся виде, то его точно не погладят по голове. И, замерев, он прижался спиной к стене. Отсюда хорошо было слышно несколько голосов. Господин Катахара тоже встречал гостя, значит. Ну конечно. Агито был его любимой зверюшкой, в конце концов. — ... вы уж извините, буквально сорвались с тренировок, — мягко рассмеялся незнакомый мужской голос. — Надеюсь, Такеши не помешает. Такаяма с любопытством выглянул из-за угла и приметил черноволосого пацана, стриженного под «ежик» — тот стоял рядом с Фуруми (и правда похожим на брокколи) с крайне меланхоличным лицом. Он был старше Такаямы… старше, на несколько лет точно, и выглядел сильным. Веяло от него той же звериной энергией, что и от Агито, но более человечной. Видимо, излишнее внимание все же привлекло его, и, резко скосив взгляд в сторону, Такеши уставился прямиком в глаза Такаяме. Несколько секунд они мрачно смотрели друг на друга, пока наблюдателя не заметил и Фуруми, и, недоуменно вскинув бровь, развернулся к Катахаре с недоуменным взглядом. — У Вас больше детей, чем я помню. «Бля! Меня увидели! Омори меня придушит!» — Хе-хе-хе, нет, это всего лишь будущий телохранитель, — рассмеялся старик, после чего поманил Такаяму пальцем. Тот на секунду замешкался — но все же подошел, подозревая, что Омори за такое своеволие надает ему отменных подзатыльников. Когда тот встал рядом с ним, Катахара потрепал его по волосам, и Такаяма гордо задрал нос — теперь-то он понимал, почему Агито строил такое самодовольное выражение, когда упоминал старика. Тот тоже наверняка так ему делал. Ну конечно, как же нет-то!.. Парень, названный Такеши, лишь фыркнул, но беззлобно. Смотря на Такаяму с легким интересом, Фуруми хмыкнул, после чего весело взглянул на Катахару — впрочем, несмотря на то, что тон его звучал дружелюбно, последующие слова были отнюдь не самыми радостными: — Мы выявили примерный состав яда, но до этого еще такого не встречали. Лекарство же... Подействовать оно подействует, но не уверен, что все пройдет очень гладко. — Ничего, — вздохнув, Катахара покачал головой. — Пройдемте. Такаяма, помоги с чемоданом. Поклонившись, он взял из рук Фуруми стальной кейс — тяжелый, если подумать — и последовал за гостями и хозяином обратно к заветной комнате. Была ли Саяка еще там? Или успела убежать? Такаяме было интересно, что сейчас делал Агито... На спине он отчетливо чувствовал полный раздражения взгляд Омори и попытался было проигнорировать его. Надо было отвлечься! Например, что за пацан приехал с мужиком-брокколи? Но около входа его остановили, забрав кейс. Ага, значит, что-то секретное. Омори аккуратно закрыл дверь, успев напоследок продемонстрировать Такаяме, что того ждет взбучка за несвоевременную встречу гостя, и на энгаве они с неким Такеши остались одни. Немного помолчав, Такаяма покосился на него и представился: — Такаяма Минору. — Вакацуки Такеши. — Ты типа тоже из телохранителей? Или сын человека-брокколи? Хотя у них были разные фамилии... Недоуменно посмотрев на Такаяму, Вакацуки замешкался — хотя сравнение с брокколи определено вызвало у него улыбку — после чего покачал головой. — Нет, я его ученик. Он мне помогает... в силу некоторых обстоятельств. — О-о-о, круто. Такаяма резко скосил взгляд на дверь комнаты, когда оттуда донесся невнятный голос Омори. Они с Вакацуки уставились друг на друга, после чего гость с легкой толикой любопытства кивнул в сторону комнаты. — А там кто? — Да так, один поехавший, — Такаяма скривил лицо, хотя под маской это было почти неразличимо. — Сильный ублюдок, правда какой-то там супер мудреный яд его с ног свалил. Но парень — жуть, вот что я тебе скажу. — Таких «жутких» хватает на один удар. Сжав кулак, Вакацуки поднял его к лицу, и Такаяма весело хмыкнул. Ну да, конечно. То-то он почуял, что эти двое — Агито и этот парень — похожи. Но, впрочем, ученик человека-брокколи выглядел как-то более дружелюбно, да и человечно, раз уж на то пошло. Хотя вряд ли он прошел через то, о чем так мило умалчивал Омори. — Я бы не советовал тебе связываться с этим ебланом, — Такаяма приспустил маску, продемонстрировав шрамы. — Он то еще чудовище. — Ну, кто из нас более чудовище — вопрос спорный... Шрамы — жуть, конечно, но выглядят эффектно. Вакацуки улыбнулся ему. От него веяло спокойствием, уверенностью. Не животной дикостью Агито, но чем-то очень схожим. Такаяме же подумалось, что, может, у придурка Кано появился равный конкурент в гонке за звание очаровательного юного монстра, которого растили для подпольных боев. Потом человек-брокколи вместе с Вакацуки — они с ним обменялись крепкими рукопожатиями и обещаниями, что когда-нибудь тот начистит морду Агито, точно-точно — покинули поместье, сказав, что теперь оставалось лишь ждать. Как и ожидалось, Омори дал Такаяме крепкого подзатыльника, а затем отправил обратно в комнату, сказав, чтобы тот следил за своим приятелем пуще прежнего. Такаяма хотел было взвыть — потому что не были они с Агито друзьями, не были! — но кивнул и поплелся на ночной дозор. Вечерело, солнце опустилось так низко, что внутренний садик уже погрузился во тьму, хотя на небе все еще были видны оранжевые отсветы. Хорошее время, обычно в это время тренировки уже заканчивались, и Такаяма наперегонки с остальными пацанами бежал смотреть шоу с симпатичными девицами по телевизору, где они делали всякие глупости по заданию от ведущих. Тут тоже был телевизор, и Такаяме очень сильно хотелось его посмотреть, но это довольно сильно отвлекало. А ему надо было следить за Агито, потому что... Потому что надо. Черт, он слишком ответственный. Надо это прекращать. Внутри его повстречала пара недовольных глаз. Выглядел Агито так себе — мягко говоря, конечно же, отвратно он выглядел, бледный, как поганка. Уже даже не сидел. Такаяма хотел было рассмеяться, но почему-то ядовитые слова застряли в глотке, и он лишь фыркнул, закрывая за собой дверь. Что-то прохладно становилось под вечер... Ну да, ну да. Поэтому он и закрыл. Вовсе не потому, что думал, что кому-то может быть холодно... Бля! Ладно. Такаяма скрипнул зубами и резко развернулся. — Ну и как? Выглядишь хуево, — прямолинейно заметил он. Взгляд Агито стал еще мрачнее, и вяло он ответил: — Ненавижу уколы. — Ого, это что, сильный страшный Кано Агито боится иголок?! Такаяма рассмеялся — он откровенно издевался, понимая, что вовсе не в этом проблема, но Агито не услышал сарказма в его голосе и с мрачным выражением проговорил: — Нет. Просто напоминает о... всяком. Смятый конец фразы заставил Такаяму недоуменно вскинуть бровь и насторожится. Обычно эта прямолинейная бестолочь никогда не уходила от ответа таким образом, отвечая честно настолько, насколько это было возможно. Впрочем, нет, не всегда — бывали моменты, когда на какие-то вопросы Агито отмораживался, но Такаяма был искренне уверен, что лишь потому, что тот не понимал вопроса. А может, вовсе нет?.. Он сел рядом с кроватью и стянут с себя пиджак с рубашкой, оставшись лишь в штанах, после чего аккуратно сложил из рядом с футоном и лег. Но близко — близко к бестолочи, чтобы намекнуть о предстоящем долгом разговоре. Только спустя пару секунд Такаяма понял, что его одеяло нагло стащили до его прихода, но ругаться как-то не хотелось. — Омори говорил, что с тобой что-то очень интересное случилось. Благодаря чему ты попал сюда... К господину Катахаре, — указав пальцем вниз, намекая, что в поместье, Такаяма сузил глаза. — Это как-то связано с твоей неприязнью к уколам? Чуть подумав, сверля мрачным взглядом потолок, Агито все же кивнул. Ага... Понятно. Что же там такое было? Интерес так и гложил Такаяму, но он смутно понимал, что если начнет ковыряться в больной ране, то даже Агито потеряет терпение и огрызнется, а в худшем случае — вскочит на ноги и всыплет ему по первое число. В его состоянии это звучало не слишком правдоподобно, но Такаяма хорошо помнил, что первые два дня после отравления он держался бодрячком и раздавал тумаков налево и направо. Мог и сейчас, если захотел бы. Они помолчали еще некоторое время, и, когда Такаяма уже подумал было стащить свое одеяло назад, Агито вдруг заговорил. Это был довольно короткий рассказ. Если бы не слова Омори, то Такаяма не поверил бы. Но история про Черную Комнату после всех обрывочных намеков звучала более, чем реалистично, и, когда Агито замолчал, выдохшись окончательно — сил под конец ему явно стало не хватать, непонятно, из-за яда или просто из-за отвращения к этим воспоминаниям, Такаяма не прервал тишину. Молчание затянулось. Но так было необходимо. Но потом, то ли отдышавшись, то ли собравшись с мыслями, Агито продолжил: — Там был человек с иглами. С длинными волосами цвета персика... Он наблюдал за всем, что происходило там. Иглы — это из-за него. Не люблю. Чем дальше шел рассказ, тем более отрывистыми становились фразы. Просыпалась «та» сущность. Звериная. И Такаяме отчего-то становилось жутко смешно, что то страшное чудовище, что спало внутри этого балбеса, тоже боялось того... того парня. Человека-персика. Отлично, сначала его иглами доконал человек-персик, а потом — человек-брокколи. Но Такаяма не слишком хорошо умел поддерживать, а потому он достаточно простым тоном проговорил: — Ого, — чуть подумав, Такаяма добавил: — Грустно, приятель. Наверное, стоило поблагодарить за то, что тот рассказал о таком... Но Такаяме показалось, что Агито и так чувствовал это немое «спасибо», потому как перестал выглядеть настолько напряженным и шумно выдохнул. — Тебе снятся кошмары об этом месте? Агито так и не повернул головы, продолжив мрачным взглядом буравить потолок. — Нет, — спустя минуту тишины, наконец произнес он. — Не кошмары. Такаяма недоуменно вскинул бровь. А что тогда еще?.. — Я вижу это место во сне. Просто повторение того, что там произошло. Темно, пахнет кровью. И нельзя расслабиться, иначе — смерть. Он прикрыл глаза. — Воспоминания. Как... кассета. С записью. — По-моему это вполне себе кошмар, — вскинув бровь, буркнул Такаяма. — Ты там не самые приятные события пережил, знаешь ли. Он иногда поражался, насколько отличались рамки допустимого и ужасающего у этого придурка и остальных. Впрочем, если весь этот рассказ был правдой, то неудивительно. Все познается в сравнении, и на фоне той херни, что произошла в той Черной Комнате, Агито, наверное, видел остальное не более как легкое недоразумение. Даже яд. Какая разница, в общем-то, ему же не пытались открутить голову. Но если он был единственным выжившим... Если господин Катахара нашел лишь его... Хм-м... — Значит, ты убивал? — с азартом спросил Такаяма. Сам он никогда не лишал никого жизни. Не особо горел желанием, но полагал, что это важный аспект взросления личности каждого из телохранителей — быть готовым убить ради господина Катахары. Тут могла появиться преграда моральных дилемм, как же так, убивать, но надо было преодолевать его. Сам Такаяма пока не был уверен, что был способен на такое, физически-то да, но морально — не просто согласиться, что если надо, то сделает, а что действительно сделает. Впрочем, не то, что у него был особый выбор... Когда его наградили очень тяжелым взглядом, Такаяма смиренно поднял руки и пробормотал: — Это шутка! Боже, просто шутка. Ты не понимаешь концепцию юмора? Я несерьезно. — Плохая шутка. Ого, смотрите, какой он серьезный! Но, ладно. Это правда был не самый лучший вопрос... Тем более, что ответ определенно был бы положительным. Сложно было сказать, какие воспоминания за собой он нес. Агито не выглядел как человек, что сожалел бы о подобном, но, может, ему все равно было неприятно думать о случившемся. — Иногда я не уверен, что ты действительно понимаешь, о чем я тебя спрашиваю. Агито лишь скосил взгляд на него, ничего не отвечая. Такаяма же нахмурился. — Не знаю, что творится у тебя в голове. Ты не глупый. Но... Иногда... Ты вообще понимаешь, а? Шутки там. Иронию. Ты живешь в каком-то странном ограниченном мире, и мне иногда страшно спрашивать о чем-то, потому что ты об этом ничего не знаешь, и... Тяжело было объяснить все, что было у него на уме, но высказаться хотелось. Глупо было бы осуждать Агито за то, что тот не разбирался в нормальных вещах — в конце концов, он сам-то не был нормальным, с таким прошлым. Вполне объяснимо. — Ты пытаешься выйти из этого ограниченного мирка? Развиваться там, книжки читать? Смотреть телевизор? Или тебе интересно лишь жить боями? Извини, если прозвучало грубо, но... Ладно. Это было очень грубо. Ему не стоило переходить на столь неприятные разговоры... Когда Такаяма замолчал, обдумывая, как выкрутиться из этой неприятной ситуации, Агито медленно поднялся на локтях. Он смотрел на приятеля из-под короткой челки, и, когда Такаяма уже подумал было, что он разозлится или скажет что-нибудь грубое — как тогда, в тот день, когда порвал ему щеку... Но... — Это... Что? — Это неправда. Гм. Да. Что-что? — Я много читаю... Когда есть время. Такаяма скептически поднял бровь, услышав, как Агито запнулся. Тот почти в панике уставился в пол, взгляд его блуждал, словно его ударили по самому больному — по отсутствию нормальных умений по взаимодействию. Парад странных и чудных ситуаций продолжался, и, видя очередное непривычное зрелище, Такаяма понял, что уже ничему не удивляется. И даже вполне относится с каким-то странным подобием понимания. Это было вполне даже очеловечивающе. Даже забавно. Даже мило. Тяжело было сдержать смешок. — Много читаешь, и в то же время все еще не смыслишь в основах? — передразнил его Такаяма. Агито очень выразительно взглянул на него — иногда он все же прекрасно умел выражать эмоции, если хотел — после чего качнул головой. Но задумался, явно не зная, как правильно сформулировать ту темную страшную мысль, что засела у него в голове. — Я не всегда... Ну-ну? — ... не всегда успеваю. Читать все. Но я стараюсь. Такаяма чувствовал себя жутко растерянным, и, смотря на Агито, он... Он не был уверен, что добавить. Или ответить. Но это требовалось — определенно, а потому, запнувшись, он осторожно покосился по сторонам и тихо поинтересовался: — Зачем тебе вообще все это? Ты боец, а не кто-то уровня СЕО-шников, чтобы вести высокие беседы. Посмотри пару шоу, в смысле, для общего образования, но не... — Это чтобы господину Катахаре было интересно со мной. Такаяма скептически вскинул бровь. Да уж, он так и видел, как господин болтал с... хотя нет, вполне мог себе представить. Иногда тот поступал глупо и абсурдно. Только Омори мог понять ход мыслей господина, и Такаяме думалось, что у Агито вполне себе был шанс попасть на эту волну в силу своих... особенностей поведения. Ну, то есть, он же стоял рядом с самым диким продуктом человеческого безумия, почему все не могло стать еще более странно? Вновь повисла тишина. И вдруг Такаяма рассмеялся. Он буквально захохотал — так громко, что, услышь его Омори, сто процентов дал бы ему по шапке. Но ему стало так смешно от того, что все это всплыло в такой глупой манере, что он просто не сумел сдержать себя. Согнувшись пополам, Такаяма смеялся, а Агито смотрел на него странным немигающим взглядом. Когда истерика прошла, он тяжело вздохнул и, перебравшись ближе к оболтусу, тяжело откинулся на футон. Все еще посмеивался, но уже тише, и, когда приступ прошел, он повернул голову в сторону Агито и с глупой улыбкой проговорил: — Ты еблан. Ты знал? — и улыбнулся еще шире. — Я тебя, бля, обожаю. Придурок!.. Господи. Он с азартным видом постучал рукой по месту рядом. — Иди сюда! Ну! — Зачем? — Просто иди сюда! Так надо! Для атмосферы! Ну же, хватит тормозить! Агито чуть замешкался, но все же лег рядом. От него веяло жаром, но Такаяма даже не отодвинулся прочь. Ладно. Можно. В этот раз можно. Цыкнув, Такаяма с улыбкой потряс головой, а затем, нагло протянул руку вперед и потрепал его по волосам. Так он всегда делал с соседской ребятней, за которой следил, и пусть некоторые привычки забывались, то эта никак не уходила. И только сделав это, он осознал, что именно сейчас произошло, после чего как ошпаренный отдернул руку прочь. Агито смотрел на него по все глаза. Он тоже был в смятении. Повисла неловкая тишина. — Я... — Такаяма замялся и отвел взгляд в сторону. — Еще. — Что?! Что-что-что?! Схватив его за запястье, Агито дернул его назад. Что это вообще такое?! Такаяма задрожал, окончательно потеряв понимание, что происходит, после чего взвизгнул и одернул руку: — Нет! Пошел в задницу! Я тебе что, мамка?! — Така. Бля, бля, бля! Только не это! Опять этот грязный прием! — Пожалуйста. Ах-х-х, чертов засранец... Знал, как действовать, еще и в глаза так заглядывал... Чувствуя, как покраснели уши, Такаяма возмущенно зашипел и гаркнул: — Ладно! Хер с тобой, уеба, — и погрозил пальцем. — Но только недолго! И повторил это — потрепывание — еще раз. Честно сказать, он впервые видел, чтобы Агито выглядел... да, вот так. Странно. Почти довольно, и, чувствуя, как от этого глупо горит лицо, он быстро отвернулся. Они провели в поместье Катахары еще около недели. Все это время жизнь была сумбурной, но немного нудноватой. Такаяма занимался тем, что выполнял дурацкие указы Омори, бестолково шатался вокруг Агито, изредка таская ему какие-нибудь штуки с кухни, гордо выслушивал похвалу от Катахары... И так далее. Жизнь тут была лучше, чем в тренировочном поместье, Такаяма даже радовался, что когда-нибудь будет тут работать (хотя до этого надо было еще дожить), но его слегка беспокоило то, что... Что да. Этот бесячий придурок. Кано. Сложно было сказать, что Такаяма думал о нем. То есть, он не изменял своего мнения — и все еще бесился от одного его упоминания, едва ли не брызгая слюнями, но вместе с этим, после того ночного разговора, стал относиться как-то попроще. Тяжело было говорить плохо о ком-то после всего услышанного, это ведь не вина этого еблана, что он такой еблан. Жизнь текла своим чередом... Впрочем, спокойная жизнь длилась не то, что очень ровно. Такаяма много размышлял о Черной Комнате, о которой говорил Агито. О том, что такое место в принципе существовало. Это было так дико, если подумать, но вместе с тем абсолютно спокойно вписывалось в рамки Изнанки, того дикого места, о котором говорил Омори. Сам Такаяма думал о том, что это место было идеальным источником кошмаров. Не то, что он был искренне удивлен, что Агито относился к этому более чем спокойно, просто... Нет, все же, его слова... Чем больше Такаяма думал об этом, тем больше его грызло любопытство, но спрашивать о таком как-то рука не поднималась. Были темы, которые допускались, и были те, что должны были остаться в тени и никогда оттуда не появляться. Изнанка, Черная Комната — одна из них. Хотя один раз он спросил — размыто, не слишком конкретизируя. — Ты помнишь, что было до того, как ты попал к Катахаре? Подперев голову рукой, Такаяма лениво смотрел на Агито. Был вечер, смена только закончилась, а потому можно было позволить себе отдохнуть и полениться, а вместе с этим почесать языком. Источник головной боли лежал рядом, равнодушным взглядом смотря потолок, и, когда Такаяма подумал было, что тот просто не знает, что ответить — а значит, настало время отстать, он вдруг произнес: — Да, — почувствовав на себе пристальный взгляд, он напрягся и добавил: — Ничего хорошего. В Изнанке ничего не происходит. Мне нечего тебе рассказать, если ты об этом. Все началось в Черной Комнате. Но до... Ничего. — Да ну? — Ничего грустного. Ничего особенного, — Агито фыркнул и прикрыл глаза. — Не надейся на интересную историю. — От тебя «интересного» и не услышишь, — передразнил его Такаяма и показал язык. — Ты все так же был боевым идиотом, или это у тебя после очень интересной недели в темноте проснулось? — ... как ты меня назвал? Ага, все понятно, это его личная черта, а не приобретенная. Со страдальческим видом закатив глаза — и полностью игнорируя неодобрительный взгляд Агито, которому явно не понравились такие слова в свою сторону, пусть это и было чистой правдой — Такаяма отмахнулся и, откинувшись на спину, крепко зажмурился и буркнул: — Ладно. Спи, придурок. Сон лечит. — Звучит глупо. — Я тоже так считаю, но Омори сказал... Омори много говорит, но часто это что-то умное. Так что заткнись и спи. Впрочем, сон так и не шел. Даже спустя час, два. В голове так и лезли раздражающие мысли. Об Изнанке, о собственном прошлом, о том, насколько сильно они различались. Об их с Агито отношениях до этого, и теперь. Такаяма вряд ли изменил свое мнение об этом придурке, ну, особенно сильно, но теперь ему было правда очень тяжело его ненавидеть. В конце концов, тот не был виноват во всем, через что прошел. Изнанка явно была больным местом, выжить там — явно успех. А эта Черная Комната... Такаяме думалось, что он никогда бы не сумел забыть подобное. Удивительно, что Агито был так спокоен. Он даже немного завидовал ему — сам Такаяма обладал весьма вспыльчивым характером, который никак не желал исправляться. Кажется, в конце концов он задремал, но заснул некрепко — когда рядом раздались звуки, очень тихие, настолько, что нельзя было бы в нормальном крепком сне различить, он приоткрыл один глаз, уже мысленно давая себе отчет о том, чтобы дать Агито крепкого пинка и спихнуть с футона, чтобы не шумел. Если тот не был тих, значит, не спал — так рассудил Такаяма и медленно поднял голову, уже готовясь к свершению мести... Но вместо этого увидел, как тот мечется под одеялом. От неожиданности Такаяма растерялся, вновь не зная, что ему делать — как тогда, когда увидел Агито около тренировочной площадки. Позвать Омори? Но это просто плохой сон. Растолкать его? А выйдет? Когда скулеж усилился, Такаяма вздрогнул — и вновь обрел способность двигаться. И, за один прыжок оказавшись сверху, он занес руку и со всей силы, не щадя этого придурка, вмазал ему по лицу. Агито дернулся и замер, после чего с громким сиплым вздохом распахнул глаза. Впервые в жизни Такаяма видел его таким. Впервые в жизни он подумал, что этот идиот может быть обычным человеком, если захочет. Они тяжело задышали, смотря друг другу в глаза, после чего, откинувшись назад, Агито пробормотал: — Просто кошмар... — А говорил, что не видишь их, — криво ухмыльнувшись, Такаяма нервным движением смахнул челку с глаз. Он сел рядом, подтянув колени к груди. После этого сон как рукой сняло, и, нервно тарабаня пальцами по полу, Такаяма мрачным взглядом уставился в пол. Он все еще слышал, как рядом тяжело дышал Агито, закрыв глаза рукой. Стоило ли позвать Омори? Вдруг это из-за яда?.. Он мельком покосился на... ладно, хер с ним, на приятеля, и, увидев, как дрожит у того рука, потемнел лицом сильнее. — Что ты видел? Агито не ответил, в темноте его лицо было почти не видно, и, когда Такаяма подумал было, что он опять уснул, вымотанный увиденным, тот вдруг проговорил тихим голосом: — Человека с персиковыми волосами. О-о-о, ну это очень многое объясняло. Но Такаяма никак это откомментировал, полагая, что в этом не было нужды — он лишь закусил губу, когда ощутил, как второй рукой кто-то нащупал его ладонь и крепко сжал ее. После чего резко поднялся на ноги и направился к выходу. — Куда ты?.. — Я позову Катахару. Не засыпай, — ледяным тоном проговорил Такаяма и захлопнул дверь прежде, чем Агито успел сказать ему хоть что-нибудь. Ладно, возможно, он слишком переоценил этого кретина. Кошмары, вся эта дрянь с прошлым... Такаяме не нравилось все это, он не хотел копаться в чужом прошлом, ему было достаточно своего настоящего, и сидеть и разбираться в чужих проблемах ему абсолютно не улыбалось. Но он хорошо представлял, какой человек имел достаточно представления о произошедшем, кто-то, кому Агито доверял намного больше остальных. На часах была поздняя ночь, но он сомневался, что хозяин спал. И, подойдя к его кабинету, постучался, после чего раскрыл дверь. — Я же говорил, что ты хороший друг, Така. Сидя на энгаве, Такаяма сучил ногами с мрачнейшим видом, на какой был способен. Рукой он то и дело потирал шрамы на рту, вспоминая тот судьбоносный бой. Чертов Агито... Такаяме нравилось мыслить эмоциями, иногда это было полезнее, чем мозгами, но теперь он начинал сомневаться, как относится к этому придурку — внутри что-то ныло, что можно было бы и простить — и это его жутко злило. Сидевший рядом Омори курил сигару, и, когда Такаяма уже хотел было огрызнуться, что они не друзья, он внезапно продолжил: — Другой бы не прибежал. — Ты сам сказал мне, что в случае чего лучше звать, — проворчал он, продолжая коситься на сигару во рту. — Или хочешь поймать меня на том, что я тебя не слушал? — Я и так знаю, что ты меня не слушаешь. Можно ли было тут курить?.. Почему Омори вообще курил, это же вредно. Один раз Такаяма попробовал с Джеем на пару сигаретку, так их потом так отрабатывать заставили, что руки и ноги вновь начали ныть от воспоминаний об этом проклятом дне. Хотелось напомнить об этом, но настроения не было, да и Такаяма знал, что Омори лишь погрозит ему пальцем и скажет, что повзрослеет — так все можно будет. Ему не нравилась эта отеческая забота, Такаяма злился, когда о нем беспокоились. Он был сильным и в жалости не нуждался. Агито тоже был сильным, правда. И в итоге... Мельком покосившись назад, на чуть прикрытую в комнату дверь, Такаяма сузил глаза. Омори же продолжил пялиться куда-то вперед, дымя сигарой, он явно размышлял о чем-то, может, даже о том, что происходило сейчас. Но он не оборачивался — потому что знал, что некоторым людям надо побыть вне чужого внимания. Но держать в руках себя так же хорошо Такаяма не умел, а потому, откинувшись назад и опершись на руки, он медленно повернул голову. Там он видел старика Катахару. Очень плохо, правда. Все же, было темно, и комнату освещали лишь лампы с веранды. Но даже этого было достаточно для того, чтобы Такаяма увидел, как стоит старик рядом со своей любимой цепной зверюшкой, как говорит что-то с чуть утомленным лицом, и как цепляется маленькое чудовище за его одежду. Дикая неделька. Такаяме не нравилось, что он начинал узнавать Агито с разных сторон, он смутно подозревал, что в этом и заключался план Омори — свести их столь искусным методом, когда Такаяма не сможет возразить — потому что ответственный, а Агито попросту проигнорировать, потому что не хватит сил. Хитрый план. Омори исполнил, проигнорировав царапину, а Катахара придумал. Но злиться как-то не хотелось. Катахара говорил что-то еще, он гладил свое ручное чудовище по волосам, а Агито продолжал цепляться за его одежду, что-то бормоча. Очень долго. Очень много. Опять необычно. Это явно была лишь их сцена, то, что никто более не должен был видеть, и, цыкнув, Такаяма резко отвернулся. Все это начинало жутко раздражать. Так сильно, что не хватало слов. Обернувшись к Омори, он зло выплюнул: — А ты хитер, — и скривился сильнее, когда Омори ухмыльнулся в ответ. Но промолчал. ... одной ночью Такаяма сбежал из комнаты заняться Очень Важными Делами, за какие ему в свое время Омори такого леща дал, что шея до сих пор болела. Короче, приспичило ему поссать. Воспоминания о глупом соревновании с Фунаокой приятно грели душу, потому что когда еще, кроме как не в эти годы, заниматься настолько тупыми вещами. И, возвращаясь из своего ночного похода, Такаяма вдохнул полной грудью, предвкушая прекрасный ночной сон... Но остановился — идя по веранде внутреннего сада, он краем глаза увидел какое-то шевеление впереди. Дверь в их комнату была распахнута настежь, а ее главный обитатель, тот самый, что пластом лежал эту добрую неделю, едва-едва пробуждаясь от беспамятства, теперь находился снаружи. Сложно было сказать, уверенно ли он стоял на своих ногах, но Такаяме абсолютно не хотелось узнавать это. Омори прибьет его, если этот придурок сейчас бахнется в обморок прямо тут! Лучше бы дальше в комнате спал, ебланище! Изумленно распахнув глаза, он ошалело уставился вперед, после чего гаркнул: — Эй! Ты чего там забыл?! Агито обернулся и наградил Такаяму мрачным взглядом. Он стоял босиком посреди садика босиком в глубоком сугробе. Живописно, все такое, только вот Такаяма знал одного любителя побегать без обуви в снегу — этому умнику Омори дал крепкого подзатыльника в свое время и пожурил, мол, Така, ну как же так — и закончил он после такой прогулки не очень хорошо. Впрочем, вряд ли какая-то простуда могла взять молодой здоровый организм после доброй порции яда и столько же — антидота, а потому Такаяма сперва даже застопорился, не решаясь ничего сказать. Но потом припомнил предостережения Омори о том, что если с Агито что-то случится — помимо уже произошедшего — то по шапке достанется именно ему, и, вздохнув, Такаяма проклял все. После чего спрыгнул вниз с энгавы в снег. Тот неприятно холодил кожу. Да что там неприятно. Просто пиздец как холодил. Поморщившись — от ледяного ветра неприятно болела кожа, особенно шрамы — Такаяма сделал несколько аккуратных прыжков в сторону своей цели, после чего грубо схватил его за ворот. Тот даже не сопротивлялся, хотя и смерил внезапного вторженца презрительным взглядом. — Тебе, по-моему, сказали сидеть на жопе смирно и особо не шароебиться, — прошипел Такаяма, после чего сжал ворот крепче. Ткань затрещала. — А что я тут вижу? Какого-то полоумного придурка, который решил вылезти босиком в сугроб! — Все в порядке, — буркнул Агито. — Я хорошо себя чувствую. — Говна поешь, уеба! Хорошо он себя чувствует! Ты еще вчера без сил валялся, кому ты тут заливаешь?! — Но я не вру. Как же с ним было тяжело!.. Прямолинейный... тупоголовый... чурбан! Недолго думая, мысленно проклиная всех, начиная от Омори с его тупыми приказами и заканчивая Катахарой, который этоу бестолочь притащил в поместье, Такаяма вдруг грубо ударил Агито кулаком в живот. Тот согнулся, явно не ожидав столь коварной атаки, а последующий пинок и вовсе заставил его рухнуть в снег. В обычном состоянии такое могло случиться разве что в мечтах, а потому Такаяма с победным взглядом покосился на Агито и гордо хмыкнул. — Ну, если все в порядке, то я начищу тебе морду. За все хорошее. После чего, не слишком-то церемонясь, запихнул за чужой ворот комок снега. Вот это месть!.. Смотря на них двоих, вымазанных в снегу, Омори со страдальщическим видом закатил глаза. Было видно, что не подобного он ожидал от будущих телохранителей господина Катахары, и, смотря на детей — он наверняка их такими считал, хотя сам Такаяма был младше этого челкастого придурка всего-то на шесть лет — с убитым выражением, спросил: — Ну и что произошло? — Мы подрались, — с самым честным видом ответил Такаяма. Врать Омори было, конечно, плохо, но сейчас иного выбора не предстояло. Они с Агито даже не переглядывались — история была продумана заранее и до мелочей, они сошлись на всех деталях и скрыли все следы, лишь бы Омори не узнал, что они играли в снежки. Начали, конечно, с драки, но потом все это перешло в возню в снегу и его перекидыванием, что ну никак нельзя было обозвать спаррингом. Ну, вряд ли это было плохо, но явно не когда кое-кто всего пару дней назад пытался склеить ласты... Ладно, Такаяма облажался. Омори издал тяжелый вздох, после чего постучал пальцами по косяк двери. Они стояли около кабинета Катахары — старика, правда, сейчас не было на месте, потому что он, как и любые нормальные люди (кроме них двоих с Агито) сейчас спал — и смотрели на Омори снизу вверх, готовясь отвечать за свои ужасающие поступки. Ну да, что может быть ужасней возни в снегу. Пока Агито косился в сторону, размышляя о чем-то своем, недоступном обычным людям, Омори наклонился к Такаяме и тихо спросил: — Ну и как? — Да что «как», уже на поправку идет, — Такаяма цыкнул. — Его ж хрен убьешь. Это все эти штучки из Изнанки, точно-точно. Сраное чудовище. — Ну, так-то оно так, но... Они оба покосились на Агито, и, когда тот чихнул, вновь уставились друг на друга. Омори, чуть помедлив, кивнул и, дав легкого подзатыльника Такаяме напоследок в воспитательных целях, развернулся ко второму участника этого снежного дебоша и повелительным жестом указал куда-то вглубь дома, после чего пробасил: — В ванную валите, бестолочи. Ишь, вздумали тут!.. По сравнению с обычным кафельным душем, что был в тренировочном особняке, дома у Катахары был просто... ну, не рай, но что-то рядом с этим. Такаяма такое видел лишь в фильмах про богатых людей (иногда он забывал, что Катахара был не просто богат, а безумно богат), и представив, что им, двум придуркам, досталась в полное распоряжение такая огромная комната, даже без Омори, он широко раскрыл рот и несколько минут не издавал адекватных звуков, кроме радостного скулежа. Агито его энтузиазма явно не разделял, не слишком-то понимая, зачем их сюда направили. Такаяма не слишком хорошо осознавал, как назвать это. Баней? Может быть, но это было что-то, и это что-то было полностью деревянным с очень горячим воздухом. Тут даже поплавать можно было, целый резервуар с горячей водой внутри, и, не дожидаясь Агито, Такаяма за несколько шагов достиг воды и с громким плеском прыгнул вниз. Было не слишком глубоко, и он забрызгал вокруг все, включая подошедшего Агито — не обращая внимания на его недовольное лицо, Такаяма плескался и громко смеялся. Черт, черт, черт! Как хорошо-то! Ему не хватало горячих ванн иногда, то есть, если он выбивал выход в город, то иногда посещал городские бани, но это было очень редко и по праздникам — денег было в обрез. А тут... бесплатно! Да еще и такая роскошная! И только они вдвоем! Сев в воду, Такаяма с блаженной улыбкой прикрыл глаза и откинулся на ступеньки. Стоило разозлить Омори, чтобы попасть сюда. Интересно, если он будет работать тут, то ему позволят купаться почаще? Почему-то казалось, что Катахара позволит такое. Он был странным. Иногда Такаяма был рад, что у него такой эксцентричный босс. Он приоткрыл глаз и с иронией взглянул на Агито, который медленно, шаг за шагом, входил в воду. За неделю он немного схуднул, потому что жрать надо было, а не нос воротить от каши. Может, завалить его, когда вернется с этих импровизированных каникул?.. Звучало неплохо. Такаяма задумчиво потер подбородок. Заметив его внимательный взгляд, Агито резко поднял голову и проговорил: — В Изнанке не было горячей воды. Либо холодная, либо едва теплая. — Отвратительно, — цыкнул Такаяма. Он даже бровью не повел, когда Агито без предупреждения плашмя упал в воду. Балансировал на поверхности воды он отменно, явно сказывалось то, что по характеру он напоминал бревно. А? А? Какая шутка! Надо будет потом рассказать ребятам, точно оценят. Глядя на то, как тот плавает, Такаяма едва удерживался от ухмылки. Забавное зрелище, забавное. Он бы и сам присоединился, но теперь было несолидно, раз уж он тут теперь взрослый и умный. Ну и все такое. А потому он лишь гордо посмотрел на Агито сверху вниз, пока тот держался на плаву. — Со временем привыкаешь. Но в горячей хорошо-о-о... — Не знал, что ты питаешь к слабость к таким вещам. Даже не поворачиваясь, Агито закрыл глаза и фыркнул. Если хотел, то он вполне себе мог состроить жутко самодовольное выражение лица, и Такаяма лишний раз поразился тому, что тот сохранял такое мрачное спокойствие большую часть времени. Было ли это вообще необходимо? Возможно, Изнанка оставляла неизгладимый отпечаток на характере, хотя самому Такаяме это известно не было. Он лишь краем глаза продолжил наблюдать за тем, как плавает Агито все с тем же вызывающим выражением лица, после чего хмыкнул и, сложив руки лодочкой, брызнул в него. Тот явно не ждал такой подлой атаки и дернулся, отчего равновесие пропало, и он забултыхался в воде. Может, потом Такаяме это и аукнется — что-то ему подсказывало, что Агито был засранцем глубоко в душе, и возможность утопить точно не упустит — но это определенно стоило того. Воспользовавшись его замешательством, Такаяма вдруг спросил: — Как самочувствие? — Намного лучше, — вызывающе бросил Агито. Ну да, теперь он был не таким бледным, то есть, все еще бледным, но хотя бы лучше, чем поганка. — Ага! — обвинительно ткнув в него пальцем, воскликнул Такаяма. — Так и знал! Все же тебе было херово! А говорил-то, говорил!.. — Но... — Заткнись, ебланище, я сейчас буду вещать умные вещи! Резко поднявшись на ноги, Такаяма скрестил руки на груди. Вообще, у него в голове сложилась весьма интересная мысль, которую он собирался озвучить, и сидевший в воде Агито даже вполне вселял энтузиазма, да и взглядом таким смотрел, ух, заинтересованным, но делать это без штанов — а они оба были в чем мать родила, баня, в конце концов — было как-то неловко. Впрочем, смущаться Агито было глупо, а потому, кашлянув в кулак, Такаяма громко заявил: — Если тебя что-то беспокоит, тебе всегда надо кому-то сказать! Потому что одному в этом мире не прожить! — звучало ужасающе глупо, но Такаяма чувствовал, что именно это через него Омори и пытался донести до Агито. — Плевать, что было в Изнанке! Мы тут все беспокоимся за тебя, еблана такого, ты же понял, да? Для этого ведь и существуют... Следующее слово Такаяма сказал с таким лицом, словно набрал полный рот гвоздей. — ... друзья. Отвратительно. Он заставит Омори дать ему что-нибудь равноценное за все это тупое происшествие, и хрен он отвертится, иначе жалоба будет отправлена прямиком хозяину. Резко опустив взгляд на Агито, смотрящего на него едва ли не с открытым ртом — неужели так проняло? — Такаяма фыркнул и опустился в воду. Ну и глупость. Агито, конечно, ничего не смыслил в нормальных человеческих отношениях, но он же не полный идиот, чтобы на такое купиться, да? Сейчас обвинит его в том, что эта речь не имела смысла, есть только верность господину Катахаре, остальное не столь важно и... — Друзья... Агито задумался. Крепко. ... или полный идиот. Он выглядел настолько поглощенным собственными размышлениями, что Такаяма даже взволновался ни на шутку, не слишком-то понимая, во что все это может вылиться. В смысле, этот еблан всегда жил инстинктами, а не какими-то логическими доводами, к чему он сейчас вообще может прийти?.. — Мне нравится, — вдруг сказал он. — У меня никогда не было друзей. Звучит хорошо. «Ну слава богу, хоть без особо странных выводов», — мысленно выдохнул Такаяма, смахивая пот со лба. Но в следующую секунду — в ту самую, когда Агито продолжил — его перекосило: — Значит, мы теперь друзья. И это был даже не вопрос. Такаяма почувствовал, как свело у него лицо от гнева, и в ту самую секунду Агито прикрыл глаза и, нагло, без разрешения, положил ему голову на плечо. Он был выше, этот чертов ушлепок, даром что сейчас они сидели и ему не пришлось сгибаться, но все равно, выглядело это жутко странно. Может потому, что такого от Агито никак не ожидалось. Заскрипев зубами, Такаяма медленно повернулся к нему, чувствуя, как пульсирует на шее жилка. — Я тебя, урода, изобью в говнище. Ненавижу. Уебок. В ответ Агито лишь фыркнул и устроился удобнее. Впервые на памяти Такаямы он выглядел настолько умиротворенным и довольным, и, чувствуя, как сильно хотелось дать этому придурку по роже, но в то же время осознавая, что лучше так не делать, Такаяма мысленно взвыл и поднял голову к потолку, обращаясь ко всем богам, какие услышат, с мольбой о спасении. Потолок, как и небеса, таинственно молчали, явно оставляя его один на один с этой чертовой проблемой, имя которой было Кано Агито. — Отлично, мелюзга! — бодро пробасил Омори. — Теперь вы отдохнувшие, здоровые и готовые вернуться к своим должностным обязанностям! Чтоб в следующий раз такой дряни не было! — Окей, босс, — буркнули они оба. Как будто у них был выбор. Ну, то есть да, например, пораньше говорить, если тебе худо, но это уже не к Такаяме претензии, а к кое-кому другому. Но он себе пообещал, что проследит, так, что больше ничего подобного точно не произойдет. Это была угроза. Настоящая. Прикрыв один глаз, Омори довольно посмотрел на них и с насмешкой спросил: — Ну и? Как каникулы? — Нормально, — монотонно проговорил Агито. Такаяма крепко закусил губу, впервые радуясь, что из-за намордника этого не было видно, после чего, абсолютно убитым тоном прошипел: — Отвратительно. — Ну вот и славно, — хмыкнул Омори. Что-то не менялось...