Предотвращенная авария

— Если я заболею, к врачам обращаться не стану…- пел Подберезовиков, крепко сжимая пальцами плечо Деточкина. Голос у него был хмельной, но не противный и дребезжащий, как у напившегося в стельку, а приглушенный и со сквозящей в нем улыбкой. — Ага, — смущенно кивнул Юрий и плотнее прижался к следователю, кладя руку ему на спину. На его щеках уже проступил характерный алкогольный румянец, а язык его немного заплетался, и потому подпевал он Максиму через раз. «Вот это история, — подумал Деточкин, — будучи угонщиком машин и одной ногой в тюрьме, сейчас я иду чуть ли не в обнимку со следователем. А вобла была замечательная, неужели ее и правда только выловили? " Подберезовиков глядел на него весело и практически безотрывно. Лучистый его взгляд — не полностью эффект фирменного пива. За хмельной пеленой на Деточкина смотрел следователь, строгий и справедливый, но не зачерствевший из-за длительного воздействия закона. Взгляды на благородство у них схожи, и потому Максима никак не оставляла идея взять и разорвать на мелкие кусочки тот приказ об аресте. Юрий его останавливал, лепетал и мямлил, и Подберезовиков внутренне был поражен ещё раз: неуклюжий, дерганый и нервный Юрий Деточкин не вытерпел и начал с железной уверенностью восстанавливать справедливость так, как считал нужным. Стал угонять автомобили своими трясущимися руками, своим подрагивающим, тихим голосом просил перевести космические суммы в детские дома. И ни разу в его лихорадочно блестящих глазах не мелькало и тени сомнения в своих действиях. И потому Максиму Подберезовикову проще было каждого жулика поименно призвать к ответу, чем посадить Юрия Деточкина. И ведь Деточкин сел бы, сел бы и слова не сказал, только продолжил бы нервно улыбаться, кривя рот! — Слушай, друг, — Юрий вдруг поднял взгляд на Подберезовикова, — а не сажай меня до премьеры, хорошо? Деточкин говорил это так робко, что Максиму хотелось рассмеяться в голос. А может, он просто слишком много выпил. — Да я вообще тебя сажать не буду! — отозвался следователь так просто и уверенно, будто в этом и сомнения быть не может. Мимолетное изумление на лице Деточкина быстро сменилось его привычной нервозной улыбкой. Потупив взгляд, он по-чудному дернул плечами и головой, видимо, силясь поблагодарить. Максим беззлобно усмехнулся и с наслаждением закурил. Попрощавшись с ним, Деточкин направился домой с небывалой лёгкостью в душе. Подобное он испытывал только когда точно узнавал, что деньги с проданной машины шли в детские дома. Ему нравилось ощущать себя этаким Робином Гудом своего времени, хоть и без верного лука, зато с похожей проворностью в своем деле. Ветерок приятно обдувал лицо, фонари учтиво разгоняли собравшуюся тьму, а по венам разлилось чудесное тепло, сдобренное алкоголем. Однако, одновременно с этим в поющую душу Юрия Деточкина закралось сомнение: а не упускает ли он чего-то прямо сейчас, в этот конкретный момент? Он невольно замер. Вдруг совсем рядом с ним эта точка невозврата? Вдруг ещё шаг — и он ее переступит? И именно поэтому Деточкин обернулся назад. Подберезовиков все ещё стоял под фонарем, где они расстались, и курил, смотря куда-то в темное небо. Резкий оранжевый свет необычайно четко описывал его одинокую фигуру: высокую и какую-то прямоугольную, с острым профилем, будто вычерченным по линейке. Весь его внешний вид будто бы дышал этой правильностью и точностью, от аккуратно уложенных волос до сигареты, которая, казалось, была зажата в зубах под приятным глазу, выверенным углом. Взглянув на него, можно было понять, что он человек справедливый, человек слова и стойких принципов, однако глаза у него живые, и на сочувствие и понимание он способен в равной степени. Деточкин глядел на него, и к нему постепенно приходило осознание. Осознание того, что Подберезовиков буквально единственный человек, который уважал его и принимал его своеобразный взгляд на благородные поступки. Мать, конечно, любила его, однако это являлось не совсем тем, чего Юрий желал. Люба же посмеивалась над ним и не воспринимала всерьёз. А Максим Подберезовиков понимал его в полном смысле этого слова. Для Юрия он казался кем-то, кто выше, сильнее, лучше, кто может защитить его, кто даст ему то самое, что ему необходимо. Деточкин вдруг развернулся и со всех ног бросился к следователю, который наконец ушёл из-под фонаря и неторопливо двинулся по дороге. Погруженный в свои мысли, Подберезовиков не сразу обратил внимание на шум позади. — Максим Петрович! Максим! — запыхавшимся голосом затараторил мужчина, но быстро осекся, и вернулся к своему привычному тихому лепету, — ты не против, если сегодня я… переночую у тебя? Того, казалось, ни мало не удивила такая странная просьба. — Конечно нет, друг, — добродушно отозвался Подберезовиков и указал на портфель в его руках, — может, я возьму? Отведя взгляд в сторону, Деточкин улыбнулся и робко протянул ему сумку. Улицы пустовали, ведь весь город уже успел разбежаться по домам, и только они вдвоём неторопливо брели по тротуару. Подберезовиков, явно обрадованный возвращением друга, то сыпал анекдотами разного пошиба, то вдруг серьёзнел и начинал рассуждать о театре и людях. На удивление, пиво не только не отбило у него возможность здраво и логично мыслить, но даже, казалось обострило эти навыки. А Деточкин лишь глядел на него во все глаза, тихо смеялся с шуток и кивал. Им стало вдруг совершенно плевать на то, что же случится завтра: Юрия поначалу одолевали сомнения, что ему удастся избежать тюрьмы, однако теперь он не придавал им особого значения. Сейчас у них перед глазами было только чистое концентрированное сегодня. Сегодня без пяти минут преступник чувствовал себя рядом со следователем, как за каменной стеной. Сегодня справедливый и следующий всем правилам служитель закона неприлично искренне и сильно симпатизировал угонщику машин, поставившему на уши всю милицию. Деточкин вздрогнул от неожиданности, однако отнюдь не стал протестовать, когда Подберезовиков мягко взял его под руку. *** -Располагайся, не стесняйся, будь как дома! — Максим обводящим жестом продемонстрировал Юрию простое и бесхитростное убранство своей небольшой квартиры. Подберезовиков казался явным приверженцем простоты и минимализма: все вещи на своих местах, их не больше и не меньше. Вся обстановка дышала скромностью и опрятностью, за исключением пустого буфета, покрытого пылью. Однако, в остальном это была идеальная квартира холостого мужчины, который почти все время проводит на работе, а домой забредает по большей части поспать. Деточкин неловко потоптался у дверей в гостиную. И без того небольшая комната, она не имела никакого разделения с так называемой «спальней», представлявшей из себя одну исправно застеленную кровать и тумбочку рядом. Довершал эту лаконичную картину наитипичнейший из абажуров, который был почти в любой квартире. Вечерняя свежесть, по-видимому, подвыветрила хмель из следователя, и потому сейчас, поглаживая подбородок, он задумчиво глядел то на кровать, будто ожидая, что из-под нее появится другая, то на Деточкина, причём на него он глядел несколько виновато. Юрий хотел было спросить, что не так, но вовремя остановился и не позволил своему языку себя подставить. Он мог бы сразу понять, напрашиваясь к Подберезовикову домой, что чего-чего, а кроватей у того дома не слишком много, да и практичность следователя предусматривала лишь небольшой диванчик, на которую можно было бы в среднем уложить половину человека. Максим махнул рукой. — Ну что ж поделать, не на коврике в коридоре же тебе спать? Или того хуже, на этом диване, верно? — медленно проговорил он, окидывая кровать оценивающим взглядом. Не зная что ответить, Деточкин кивнул, соглашаясь. — Потесниться придётся немного, правда, — продолжал следователь. — Да это ерунда! — сам от себя не ожидая, выпалил вдруг Юрий. Подберезовиков поднял на него лукавый взгляд и улыбнулся: — Ну вот и порешали. А пока, может, чайку выпьем? *** Юрий битый час не смыкал глаз и неуклюже вертелся с бока на бок самым удивительным образом, учитывая габариты кровати. Подберезовиков уже давно уснул, как убитый, закутавшись в одеяло, предварительно выдав Деточкину шерстяной плед в клетку. Вообще, в этом не было большой потребности, ведь Юрий лег не раздеваясь — в своем потасканном пиджаке, на что Максим лишь удивленно вскинул брови, но протестовать не стал. На душе Деточкина было необычайно тепло, как после чашки хорошего чая. Он в очередной раз перевернулся на бок и уставился Подберезовикову в спину. Тот мерно сопел, и спина его равномерно вздымалась, а Юрий почему-то глядел на это и совершенно не хотел спать. Ему впервые показалось, что он на своем месте, там, где и должен быть. В глубине души Деточкин желал, чтобы этот момент растянулся в вечность. Вдруг в его мысли, словно стальной клинок, ворвалось холодное сомнение: а вдруг Максим обманул его? Вдруг уже с утра его здесь будет поджидать конвой? Тогда он точно сядет, а пока он будет в тюрьме, жулики вновь разгуляются… Юрий крепко задумался. А если повезёт, и государство обратит на них должное внимание, начнёт заслуженно наказывать, лишать свободы, то в заключении будут они все, и он, тот самый, кто пытался бороться с ними! Это ли справедливость? Деточкин представил себе все это, и ему стало себя невыносимо жалко. В это время Подберезовиков перевернулся на другой бок, и перед Юрием предстало спокойное, умиротворенное лицо. Почему-то это мирное сонное состояние вернуло Деточкину ощущение безоговорочного доверия следователю, и собственные же мысли стали теперь казаться ему абсурдными. Юрий кинул на Подберезовикова последний взгляд, полный странной нежности, и его сморил сон. *** Деточкин выскользнул из квартиры самым тихим образом: давала о себе знать сноровка бывалого угонщика. Но Юрий не любил употреблять это слово по отношению к себе, оно казалось ему жутко ядовитым и… несправедливым. Персиковое небо пылало над Москвой, и лучи рассвета окрашивали все вокруг в пунцовые и рыжеватые оттенки. Эта атмосфера теплого, приветливого города вдохновила и приободрила Деточкина: наскоро пригладив пятерней торчащие волосы, он увереннее и быстрее зашагал вперёд. Вцепившись мёртвой хваткой в ручку портфеля, он мечтал о том, как совсем скоро портфель этот опустеет, превратившись в обыкновенную сумку, и как она утеряет весь свой смысл — от нее наконец-то не будет зависеть вся его жизнь. Обычный портфель, который он затолкает куда подальше, потому что ему уже осточертела его затертая кожа, ржавые застежки, а в особенности, лежащие в нем бумаги. Или нет! Нет-нет-нет! Он будет складывать туда листы со сценарием постановок! Будет учить роли — не будет никакого жулика, будет актер Юрий Деточкин! Все вокруг говорят, что он талантлив! Максим считает, что он талантлив. «-Это же вы говорили «А судьи кто? — Нет, я про судей ничего такого не говорил» Москва-река, вся окрашенная в розовый, словно сироп, призывно блестела. Деточкин, словно загипнотизированный, шагал и шагал к ней, очнувшись, только когда почувствовал мертвый холод камня под пальцами. Он поднял несколько бегающий взгляд на громаду моста, под которым находился, будто бы тот мог уличить его в том, что он собирается сделать. Но мост молчал. Молчали и все машины. Юрий внимательно оглядел припаркованные автомобили и усмехнулся: некоторые экземпляры из его внушительного списка сейчас стояли перед ним, отливая свежими цветными боками и слепящими бликами. И их хозяева наверняка были на них очень похожи: такие же свежие и блестящие, скрывающие за этим глянцем всю грязь, все деньги, добытые любыми путями, кроме честных. Деточкин вздохнул. В конце концов, что мог сделать он один? Пришла пора оставить это дело. Он ведь хороший человек. Максим считает, что он хороший человек. Юрий перегнулся через каменное заграждение и заглянул в воду. Река тихо плескала и светилась рассветным румянцем. Казалось, это только сейчас она выглядит такой притихшей и мирной — стоит Деточкину опустошить портфель, как большая пунцовая волна поднимется и пропитает каждый выпавший листок, размывая чернила, утопит чёрную фетровую шляпу, перчатки, отмычки. Пот холодными каплями выступил на лбу Юрия. Он внимательно посмотрел на портфель. Медленно расстегнул замочки. Взял шляпу, аккуратно сложил в нее перчатки, вытянул над водной гладью руку… И отпустил. И больше ничего не произошло, не разверзлись небеса, не поднялись волны, и даже какой-нибудь неожиданный милиционер с вероятностью появления меньше одного процента не положил ему на плечо руку и не попросил пройти с ним. Юрий улыбнулся. Улыбнулся искренне, легко, с трудом сдерживая счастливый смех. Он выудил пачку документов и бросил ее в розовую воду. Ему стало ещё веселее. Он достал связку ключей и отмычек — и вдруг со всей силы размахнулся, покрутил ими в воздухе и зашвырнул следом. Юрий плюхнулся на холодный камень, положил рядом с собой портфель и широко, довольно улыбнулся. Это была улыбка облегчения человека, у которого с грохотом с плеч свалилась гора. И этот грохот был самым приятным звуком в его жизни. Да он может гордиться собой! Максим будет им гордиться — более того, он будет счастлив. Юрий легко спрыгнул с камня, огляделся вокруг, и, не переставая улыбаться до ушей, пританцовывающей походкой двинулся вперёд, беззаботно размахивая портфелем. Он вытер рукавом пот со лба и рассмеялся: и как только он мог так долго мучиться и сомневаться? Ведь все так просто! И он пришёл бы к Подберезовикову, и все бы ему поведал, и, крепко сжимая его руку, рассказал бы все, что о нем думает. Как много он теперь о нем думает. Взгляд Деточкина предательски скользнул по номеру ближайшего автомобиля. «49-49» Юрий не предусмотрел одного: выкинув документы и улики, он не выкинул из себя ту самую сущность, что не существует без черной фетровой шляпы и перчаток в тон. Она в нем осталась, и она не утратила своего голоса. Против себя не попрешь, как говорится. И потому его тело охватила страшная дрожь, и глаза лихорадочно заблестели, и во рту сделалось сухо-сухо. «49-49» Деточкин поморгал, но цифры оставались на месте. Он зажмурился, но проклятый номер будто бы отпечатался на внутренней стороне его век. «Стелькин, " — пронеслась мысль у него в голове. — «Тот ещё взяточник». Никогда ещё Юрий Деточкин не проклинал себя за такое хорошее знание собственное картотеки жуликов. Он замер на месте, не зная, что ему делать. Его трясло. Он медленно опустился на корточки рядом с машиной. Уставившись в одну точку, Юрий старался усмирить весь хаос в своей голове и все немыслимое кипение мыслей. Неужели это не может быть немного попроще? Ведь всего минуту назад все было замечательно, все было лучше, чем можно себе представить! Деточкин резко вскочил и бросился вниз, к самой воде. Мокрая бумага на грани того, чтобы потонуть, была судорожно выловлена дрожащими пальцами. Вода была ледяной, но Юрий, казалось, не замечал этого: он лихорадочно загребал ее, пытаясь заставить шляпу с перчатками подплыть поближе. Он чуть было не свалился в реку, промочил рубашку и пиджак, застудил пальцы, но все равно сидел там, у самой кромки воды, в обнимку с мокрыми вещами и отсыревшими бумагами и безмерно гордился собой. Дело было за малым: подняться-таки с мертвенно холодного камня, подбежать к машине и после нескольких ловких, отточенных движений гнать ее по московским улицам. «49-49» Юрий застыл рядом с автомобилем. Ледяная вода со шляпы стекала ему на лицо, а в перчатках было ещё холоднее, чем без них. Он стоял, весь мокрый и жалкий, и шумно дышал, а потом неожиданно сорвался с места, по пути заталкивая в портфель сырые листы и прочие вещи. Совершенно запутавшийся и потерянный, он бежал к отделению милиции, где работал Подберезовиков. Люди отшатывались, фыркали и провожали его растерянными взглядами, но он на них не глядел. В голове его загнанно билась одна лишь мысль: " Что же делать?» Раньше у него никогда не возникало такого вопроса. Раньше у него не было сомнений. Так почему теперь он стоит у отделения милиции, весь продрогший, не решаясь зайти внутрь, а не едет в теплой машине с чувством выполненного долга? Деточкин сделал глубокий вдох: он расскажет Максиму все как есть и предоставит себя его суду. Пути назад нет. Юрий робко толкнул массивную дверь и вошёл в здание. В этих мертвых серых стенах, за тяжелыми закрытыми дверями, царил закон. Удушающе узкие коридоры только подчеркивали эту атмосферу холодной неизбежности и справедливости, безотрывно глядящей на тебя всем своим множеством глаз. Деточкин передернул плечами: ему казался странным и удивительным тот факт, что здесь работал Максим. Неужели такой открытый и добрый человек, можно сказать, искусства, как он, способен работать в таком мрачном месте? Неужели следователь и актёр могут так гармонично сосуществовать? Деточкин взглянул на табличку на двери и постучал в нее, опустив взгляд. Он только что заметил, сколько воды с портфеля уже успело стечь на пол, и смутился. — Войдите! Дверь, самая обыкновенная дверь, показалась Юрию свинцовой. Подберезовиков с зажатой в зубах сигаретой поднял на него взгляд, и брови его слегка дрогнули. — Здравствуй, — он отодвинул от себя бумаги и потушил сигарету, — чем обязан? Деточкин молча уставился на него, и все слова вдруг стали комом у него в горле. Он пытался взглядом донести свои мысли, которые наотрез отказались преобразовываться в словесную форму. После неудачной попытки он стал искать спасения в портрете Станиславского, висящем не стене. Но портрет молчал. Да и вообще, почему Станиславский, а не Дзержинский, как обычно это бывает? Максим поднялся со стула и подошёл к нему. — Что-то случилось? Я просто и не заметил, как ты ушел. Видно, что-то важное? — в ровном голосе и взгляде его не было металлических ноток и зловещих искорок, но это пугало Деточкина ещё сильнее вероятностью подвоха. И он продолжал молчать и глупо смотреть следователю прямо в глаза, будто бы неспособный оторваться. Это встревожило Подберезовикова, и по его спокойному лицу пробежала тень. — Только не говори мне, что вновь угнал чей-то автомобиль, — строгим, но несколько подрагивающим голосом произнес он. — А? Нет! — неожиданно для самого себя выпалил Юрий и принялся торопливо вытряхивать вещи из портфеля. А потом осел на стул и сказал: — Вот. Максим на несколько секунд оторопел. — Здесь все документы, все вещественные доказательства, здесь все-все… — слабо протянул Деточкин и опустил голову. Подберезовиков покрутил в руках мокрую шляпу и положил ее сушиться на батарею. — Так ты пытался их утопить, правда? Но почему не утопил? — странно спокойным, даже каким-то заботливым голосом спросил следователь, вновь подойдя к нему и опустившись на одно колено, чтобы заглянуть в глаза. — Не смог! Я и до сих пор не знаю, правильно ли поступил, — воскликнул он, но Максим жестом попросил его говорить потише, — представь себе, ведь все ведут себя так, будто не замечают того, что вокруг них творится! Подберезовиков молчал и поэтому Юрий продолжил: — А ведь я… я могу что-то изменить… я меняю! — в его глазах зажглись странные искры, и улыбка расплылась на лице. Максим вдруг взял его руку в свою, и весь запал Деточкина мигом исчез. — Но не такими же методами. — мягко отозвался следователь. — Чем бы ты, в таком случае, отличался от них? Был бы таким же бандитом, но чуть более благородным? Ты ведь нечто большее. Я знаю, что ты — нечто большее. — Правда? — удивленно пробормотал Юрий. — Я очень в это верю, — сказал Максим, встав и взяв в руки сырую пачку документов, — и потому спрашиваю — тебе это нужно? Он кивком указал ему на бумаги. Деточкин принялся отрицательно качать головой, не отрывая завороженного взгляда от следователя. И тогда Максим Подберезовиков порвал их на маленькие мягкие кусочки и аккуратно смел в мусорное ведро. Он обернулся к Юрию, торжествующе улыбаясь. — И это… все? — робко спросил Деточкин. — Все, — спокойно отозвался Подберезовиков. Он и моргнуть не успел, как оказался в объятиях Юрия. Прикрыв глаза, Максим прижал его к себе в ответ. — У тебя пиджак мокрый, — шепнул он покрасневшему Деточкину. Тот в смущении отпрянул. Краска равномерно заливала лицо Юрия до самых корней его светлых волос, пока Максим учтиво снимал с него пиджак и аккуратно расправлял на батарее рядом со шляпой. — Может, чайку выпьем? — предложил он, обернувшись. Юрий Деточкин кивнул с неуверенной улыбкой и понял, что спешить ему некуда.