Овладеть тобой полностью

Уилл приходит в себя и понимает, что так и лежит со снятыми штанами, уперевшись вспотевшим лицом в простынь. Рядом стоит Ганнибал, точнее андроид, временно, к сожалению, только временно являющийся Ганнибалом, уже полностью одетый. Он смотрится в зеркало и поправляет ворот рубашки. — Как долго я проспал? Время закончилось? — Я никогда не поступил бы с тобой настолько подло, — отвечает Ганнибал, даже не обернувшись. — Всего пару минут. Тебе было приятно? — Мне и сейчас приятно… просто смотреть на тебя. И думать о том, как было бы классно впечатать его лицом в зеркало, поставить раком и отыметь грубо и властно без подготовки. Наверное, пришлось бы потом компенсировать фирме ущерб за повреждения, по крайней мере лица, потому что в остальном ему не ставили ограничений на грубость. От подобных мыслей член активируется снова, и Уилл без предупреждения подскакивает с кровати, на скорости припечатывая Ганнибала, правда — не в зеркало, а в соседнюю стенку. Выворачивает ему руку за спину, пока Ганнибал пытается отталкиваться второй. Андроид, безусловно, сильнее, но Уилл более опытный в драках. Ганнибал изворачивается и замахивается, чтобы врезать Уиллу по лицу, но потом останавливает руку. Он усмехается: — Робот не может навредить человеку? Ха-ха! Уилл так и не понимает, действительно ли стоят ограничения на самом андроиде, или же Ганнибал смеётся над ним. Должно быть, ограничения активированы, но не на все действия — существуют же любители всякого БДСМ. Плевать, он перехватывает запястье занесённой для удара руки и пытается удержать обе за спиной. Если удержать Ганнибала окажется не в его силах, то продолжать действия не удастся. Неожиданно Ганнибал ударяет его ногой ниже колена, и Уилл падает, утягивая за собой, подминая под себя Ганнибала. Налегая всем весом на сложенные за спиной руки, он пытается свободной конечностью стянуть с Ганнибала штаны, не забывая при этом контролировать, как бы этот мерзавец не вычудил чего-то ещё. Но потом раздаётся ещё один дикий смешок, и тело под ним расслабляется. — Тебе же нравится, когда всё непросто, да, Уилл? Приходится немного отстраниться, чтобы плюнуть на ладонь и растереть слюну по ещё липкому от предыдущего оргазма члену. На этот момент Уилл сжимает запястье Ганнибала ещё сильнее, чтобы предотвратить любые ответные атаки. Когда он входит с первого раза в ещё не разработанное отверстие, ему самому становится физически больно от плотности сжатия. — Ну что, ты теперь доволен? — шепчет он Ганнибалу. — Я обожаю, когда ты отпускаешь себя, — комментирует тот. — Ты не будешь брыкаться, если я отпущу тебя? — спрашивает Уилл. — Брыкаться с твоим членом в моей заднице? — отвечает тот с ехидством. — Уже поздно восстанавливать девственность. Уилл начинает двигаться, ярко, быстро, активно, превозмогая собственную боль и параллельно сжимая ягодицы Ганнибала или одаривая их смачными шлепками. Андроид под ним стонет и подставляется, иногда кажется, что он сопротивляется и увиливает от проникновений, иногда — что, наоборот, только старается насадиться сильнее, глубже, старательнее. В какой-то момент Уиллу становится вообще плевать, и он просто имеет лежащее под ним тело как ему удобно, и это восхитительно. Господи, до чего же просто, легко и приятно заниматься с ним сексом, без других людей, без замен, без ограничений. Это настолько же прекрасно, как пробежка на рассвете, когда в лесу рядом с его домом слышно пение птиц, а на траве ещё поблёскивает утренняя роса. Это так же прекрасно, как валяться на полу с собаками, перебирая пушистые лапы и время от времени получая слюнявый поцелуй или удар хвостом. И почти настолько же приятно, как убивать. Он подталкивает Ганнибала к кровати, укладывая лицом в матрас и пошире раздвигая ноги для удобства. Когда он вытаскивает член очередной раз, у основания виднеются капли крови. Будь он с реальным партнёром или же реальным Ганнибалом, Уилл, несомненно, остановился бы, но с андроидом точно ничего не случится смертельного. — Тебе очень больно? — спрашивает он, склоняясь над ухом. — Да, — тихо выстанывает Ганнибал, и скорее его уставший тон, чем его ответ свидетельствуют о том, что он не лжёт. — Но тебе ведь нравится? — Да, мне очень нравится, когда тебе больно, — подтверждает Уилл и тянется к члену Ганнибала, надрачивая ему быстро и резко. Тот кончает в момент, когда Уилл проникает внутрь его тела с разгоном. Кончает, заливаясь слезами и стонами. Возможно, сам бы Ганнибал и не плакал, но по щекам андроида стекают полосками прозрачные струйки, оставляя разводы. Уилл кончает на его искривлённое от боли лицо. — Теперь вы зальёте сознание обратно? — спрашивает Уилл, когда уже в приличном и чистом виде подходит к стойке, у которой стоит по-прежнему улыбчивый Стэн. — Нет, мы просто сотрём его с андроида, как и указано в договоре, — поясняет он, и на лице Уилла возникает недоумение. — Это была просто упрощённая копия. Мы не обладаем правами удаления или перезаписи сознания пассажира, это не в нашей компетенции. Тем более мы копируем не все показатели, и замена более старой версии новой может привести к ущербу, а то и потере пассажира. Что-то внутри безнадёжно обрывается. — Можно ещё один вопрос, — понижает голос Уилл. — Личный. — Все разговоры здесь строго конфиденциальны, — заверяет его сотрудник. Но Уилл верит ему не более, чем словам Ганнибала про конфиденциальность бесед между доктором и пациентом. — Сколько стоит один андроид? Я могу за определённую сумму, — он колеблется, но потом всё же выдаёт наружу, будто отпускает катящийся с горы снежный ком, — убить его? Стэн делает неловкое выражение лица и потом отводит взгляд. — Мистер Дональдс, понимаете, этого не получится. — Стэн тоже заминается. — И дело не только в недопустимости данного действия, а в том, что физиологически проработаны только определённые органы роботов, пригодные для совокупления. Внутри это всё равно техника, и вы… не сможете ни добиться требуемого результата, ни получить должного удовольствия. Даже если ваше требование и будет дешевле стоимости самого андроида, мы просто не сможем предоставить андроида, который будет соответствовать вашим ожиданиям. Они сидят в машине, точнее, технически за рулём один Уилл. Они уже отъехали километров двадцать по трассе, но ещё не сказали друг другу ни слова. Это весьма необычный опыт среди их житейской болтовни, ведь Ганнибал умудряется вставлять комментарии даже во время лекций, погони или секса. И Уилл понимает, что дело не только в причинённой им боли. Может, боль и вообще не важна. — Почему ты молчал всё это время? — спрашивает он наконец, съехав на обочину рядом с небольшой заправочной станцией. — Не сейчас, а тогда, в камере с кроватью? Мы ведь обычно общаемся даже во время секса. «Две версии меня для тебя было бы слишком», — вполне разумно отвечает Ганнибал. — «Какую из них ты бы слушал в первую очередь?» — Понимаешь… — Уилл медлит. То, что он желает сказать, Ганнибал и так уже знает, и всё же ему требуется оформить мысли в слова в первую очередь для самого себя. — Я думал, что это ты… ты переживёшь опыт секса со мной, что ты «мой» будешь знать, насколько это классно соприкасаться со мной телами. Но теперь этот уникальный опыт просто стёрт, ты так ничего и не почувствовал. «Я чувствовал то, что чувствовал ты», — успокаивает его Ганнибал. — «Разве этого мало?» Он делает паузу, но Уилл не заговаривает. «При этом я ценю и проявленную тобой нежность, и грубость. Мне было очень интересно узнать, что бы ты сделал именно со мной, а не со своими случайными партнёрами, пусть и представляя меня или получая от меня указания и комментарии». — Ты прав, — соглашается Уилл. — Только я никак не могу сказать то же самое моим чувствам. У меня не пропадает ощущение, что я овладел кем-то другим, игрушкой, заменой, подставой, куклой вуду — но никак не тобой. Ты не можешь понять мою жажду овладеть тобой полностью. «Я прекрасно её понимаю», — возражает Ганнибал. — «Ведь таковым было моё желание, самое раннее, изначальное: овладеть тобой и подчинить тебя всеми доступными мне способами». При других обстоятельствах подобная речь от Ганнибала вызвала бы у Уилла всплеск возбуждения и, как минимум, желание подрочить, но сейчас его слова не вызывают ничего, кроме горечи на языке. Как многое они прошли, как долго вместе, и до сих пор отдельно. Существует на земле хоть какой-либо вариант, чтобы утолить эту страсть? «Не отчаивайся раньше времени», — продолжает беседу. — «Знаешь, если бы спрыгнули со скалы на пару лет раньше, я уже был бы мёртв или в коме. Сейчас я с тобой. И сейчас существуют андроиды». — Не могу уловить, к чему ты ведёшь. «Возможно, в скором времени утраченное сознание будет возможно полноценно скопировать в карту памяти андроида, но как тогда изменится население планеты, если люди фактически перестанут умирать?» — Какая разница, что случится потом, если это не заденет нас с тобой. Я уже стар. Ганнибал усмехается. «Пятьдесят не такая уж старость. Ты до сих пор способен убивать и сражаться. В тебе, как и прежде, горит огонь. Знаешь, я думал…» — Что? — переспрашивает Уилл с нажимом. Он уже слишком хорошо выучил именно этот тон. «Думал, что, изучив вопрос с врачебной стороны, я бы мог пересадить сознание другому человеку, а потом стереть… не пассажира, а сознание носителя». По телу Уилла пробегает крупная дрожь, словно его ударило молнией. — Я никогда не думал об этом. «Заметь, я ничего не обещаю тебе, просто догадываюсь, как именно можно это провернуть при должном оборудовании». — Можно, я попрошу тебя кое о чём, а ты не обидишься? — спрашивает Уилл, потому что давно стеснялся попросить именно это. «И что же?» — голос Ганнибала звучит грустно, будто он опасается, что Уилл решит избавиться от него словно от надоевшего паразита. — Просто позволь мне немного побыть наедине с собой, — произносит он наконец, чувствуя, как выплывает наружу копившийся годами гной. Уилл очень боится услышать ответ. — Ненадолго, пока я не вернусь в машину? Просто не хочу, чтобы ты думал, что я отрекаюсь от тебя, обижен или нечто подобное. Я постоянно думаю о тебе, и при этом… хочу подумать о тебе без тебя. Это никак не связано с тем, что нам было хорошо вместе, пусть и с твоей копией. Уилл понимает, что вся его речь и аргументы звучат достаточно сумбурно, но сформулировать своё желание более чётко он не в состоянии. Ему просто очень нужна хотя бы щепотка одиночества. «Конечно, Уилл», — отвечает Ганнибал, и голос смягчается. — «Я удивлён, что ты продержался столько лет, прежде чем попросить это. И будь уверен, что я говорю это без сарказма. Пожалуй, мне тоже иногда необходимо одиночество». — Поверь, я просто боюсь нагрубить или сказать что-то лишнее. «Всё хорошо. Заверяю тебя». Тем не менее когда Уилл заходит в забегаловку на стоянке, настроение окончательно портится. Время позднее, и в углу сидит только пара дальнобойщиков, в целом же бар пуст. У стойки Уилла приветствует молодой парень, лет двадцати-пяти — тридцати, с русыми волосами до плеч, едва завивающимися у концов. В другой вселенной Уилл попытался бы завязать с ним разговор, сейчас он просто говорит: — Можно мне самый блевотный, пережаренный и недосолённый гамбургер? Парень хмыкает, но потом улыбается, и только в этот момент Уилл понимает, что бессознательно нарывался на драку просто ради того, чтобы выпустить пар. Нужно быть аккуратнее. Тем более этот милый парниша не виноват. В желудке гудит от желания его съесть, именно этого парня, приготовить его печень и лёгкие, чтобы эта красота больше не существовала. Редко возникают такие дикие разрушительные мысли, довольно типичные для неудовлетворённых жизнью маньяков. Неужели Уилл тоже скатится к подобному. Осторожный, опасный и абсолютно отчаянный. Как хорошо, что Ганнибал сейчас не слышит его мыслей, а то влепил бы ему смачного леща. — Это довольно сложно выполнить, но мы постараемся, — улыбается бармен. — Думаю, вы простите нас, если он будет выполнен неточно. Желаете что-нибудь ещё? Уилл заказывает ещё одно пиво и направляется к одинокому столу в самый дальний угол помещения. Склоняясь под гамбургером, он делает укус. Давись же, эстет, как я давился всеми твоими фуа-гра. На удивление, заказ его действительно не выполнен, потому что мясо оказывается свежим, а сам гамбургер ароматно пахнет. Удивительнейшее явление в этой заднице мира. Хотелось бы остаться здесь навсегда — застрять на полдороге между миром, в котором он имел живого, настоящего и чувственного Ганнибала, и миром, в котором они стареющие соседи по комнатам. Ему больно осознавать, что никакого совместного будущего у них нет, и виноват в том, что Ганнибал лишился тела, исключительно один Уилл. И как бы он не стремился овладеть Ганнибалом полностью, это будет только попытка получить давно утраченное. Он не замечает, как по щекам начинают катиться слёзы, добавляя соли в якобы недосолённый гамбургер, который без одного вырванного зубами куска так и лежит на подносе, поддерживаемый салфеткой. Уилл смотрит на него как на главнейшего врага, потому что просто не понимает, кого же ему ненавидеть сейчас и куда бежать, раз бежать фактически некуда. Если прежде Уилла пугала неопределённость, то теперь его определённость превращается в безысходность, тёмную, мрачную дыру внутри. Парень с длинными волосами, чем-то напоминающий Уиллу Иисуса из библейских книг, сочувственно присаживается рядом, но ничего не спрашивает. — Знаешь, я не плакал уже десять лет, с тех пор, как потерял жену, — заговаривает Уилл, сам от себя не ожидая таких откровений. — Несмотря на то, что моя жизнь далеко не так проста. Но сегодня… Он сдерживается, будто может втянуть накопленные на дне глаз слёзы. Всхлипывание получается жалким. — Сегодня я просто не выдержал. — Что случилось с вашей женой, мистер? — спрашивает бармен и смотрит так искренне. Воистину, странное место: может, Уилл уже умер. — О, с ней всё хорошо, — машет руками Уилл, понимая, что так и не притронулся к пиву. — Она меня бросила и была права: я заслужил это. Парень жестами или скорее самим выражением лица спрашивает, стоит ли продолжать, и Уилл кивает. — Вы изменили ей? — Если бы… — Уилл смеётся, растирая по щекам и щетине прозрачную жидкость. — Из-за меня на неё напали, на неё и её сына. Она оказалась в больнице, я оказался в больнице… Я понимаю, почему она даже не проведала меня. Он болтает что попало, отчасти правду, отчасти ложь, лишь бы не говорить о том, что случилось сегодня. — Что случилось сегодня? — Прости, я не могу тебе этого сказать. — Уилл берёт себя в руки. — И врать не хочу тоже. Просто у меня есть некоторые обязанности о неразглашении. Поэтому я только и могу сидеть и выплёскивать ненависть в месте, где меня никто не знает. Я выгляжу жалким. — Вы просто устали, — заверяет его парень. — У нас не отель, но есть пару спальных мест для дальнобойщиков. Возможно, вам стоит заночевать здесь? Разглядывая его правильные черты, Уилл не знает, правильно ли понимает намёк. Понял ли парень его симпатию, когда он рассматривал его на баре гораздо дольше положенного, прорабатывая варианты секса и каннибализма, а может, первого и второго вместе. Или это просто добряк, который готов помочь приглянувшемуся ему зарёванному хаму. Мысль пронзает сознание Уилла так быстро, что он успевает только улыбнуться парню и приобнять его за плечо. — Как прекрасно, что в мире есть настолько добрые люди, вроде тебя, — произносит он. «Эта красота должна или принадлежать ему, или быть уничтожена», — вспоминает Уилл слова, которыми он описывал смертельное наваждение Буффало Билла. Этого мальчика нельзя убивать, можно трахать, но точно — не есть. Он нужен Уиллу для абсолютно других целей. Какую жизнь он может подарить Ганнибалу, как не красивого повара недалеко от прошлого его ареала обитания. Место скучное, но зато у этого парня точно нет массы знакомых, которые могли бы обеспокоиться переменами в его образе жизни. Такая метаморфоза ни у кого не вызовет удивления. «Думал, что, изучив вопрос с врачебной стороны, я бы мог пересадить сознание другому человеку, а потом стереть… не пассажира, а сознание носителя». Парень улыбается Уиллу в ответ.