Осколки

Я всегда боялся смерти. Того, что будет после — неизвестности. Никто из обычных людей не знает, что же там — по ту сторону жизни. Я боялся просто исчезнуть во тьме, перестать… быть собой? Когда представлял, что меня внезапно не станет, что я просто возьму и исчезну, становилось обидно. Ведь я столько мог бы успеть создать, узнать, сказать близким слова, которые не осмеливался произнести. Сейчас, лёжа на земле и наблюдая за тем, как безликие твари поедают мои разорванные кровоточащие внутренности, я не боюсь. Я хочу покоя. Воспоминания чёрной жижей вязко сочатся по извилинам умирающего мозга. Лица родителей. Комната, обставленная простой советской мебелью, ещё хранящей пыльный запах тех времён. Мне около десяти лет. Это начиналось, как обычный семейный вечер. Родители приготовили ужин, включили старенький телевизор. Но я не слышал их голосов, не видел лиц. Мир для меня сузился до небольшого экрана. Из него на меня смотрели безликие существа. Я помню шипение и помехи изображения, словно антенна опять покосилась, и нужно было её поправить. Мирный разговор родителей затих, когда из коридора послышался удар по двери. Их глаза потемнели ужасом. Это так странно. Я совершенно не помню черт их лиц, но вот эмоции будто отпечатались в памяти. Экран погас, хотя его никто не выключал. Родители выбежали из комнаты, а я отполз за небольшую ширму в углу. Молча сидел, обхватив руками свои тощие ободранные коленки. Сперва я даже не услышал звуков в комнате, был отвлечен бездумным рассматриванием глупого цветочного узора на жёлтой ткани. И тогда пришли «они». Я не решился выглянуть из укрытия. Существа, гудя, словно рой пчёл, бродили по комнате, словно в поисках чего-то. Или кого-то. Наверное, сейчас найдут и меня. Но «они» не полезли за ширму. Монотонный гул стих — ушли. Не помню, сколько я просидел за ширмой. Может быть, полчаса, а может — целый день. Желудок сжался, требуя пищи. Это подтолкнуло меня выползти и осмотреться. В комнате никого не было. Какое-то время я питался остатками еды со стола, за которым мы ели с родителями в последний раз. Пища портилась и неприятно пахла, но мне было всё равно. Через месяц я опустошил холодильник. С кружащейся от бессилия головой бродил по квартире, выискивая, что ещё съесть. Когда я сидел перед выбитой дверью в прихожей и облизывал кусочек заплесневелого хлеба, вбежала большая крыса. Раньше я бы, конечно, испугался. Но сейчас мной двигало лишь чувство голода. Я подпустил грызуна поближе, дождался, когда истощённая крыса начнет вгрызаться в мою босую ступню и кинулся на зверька всем телом. Она надрывно пискнула, послышался тихий хруст костей. Я слез с тушки, осматривая содеянное. Небольшая багровая лужица расползлась вокруг расплющенного тельца. Приник к полу, жадно слизывая кровь, ощущая её солоноватый вкус во рту. Но этого было мало. Я подобрал крысу и с силой вгрызся зубами в мертвое тело. Мясо было жилистое и горькое. В моем затуманенном мозгу промелькнула мысль, что стоит оставить немного на потом. Бросил недоеденного зверька прямо в коридоре. Поднялся, почти не ощущая боли в прокушенной ноге, и, шатаясь, пошёл на кухню — посмотреть в окно. Мир не изменился с прошлого раза. Стальное небо в грязных разводах облаков, опустевшие улицы, многоэтажки с чёрными глазницами выбитых окон. Я боялся выходить туда. Лучше умереть здесь, в родном доме. Закашлялся, сплёвывая кровь. Свою или крысы?.. Силы оставили меня, и я уснул прямо там, на полу. Меня разбудило знакомое тянущее чувство в животе. Вспомнил про оставленную в коридоре крысу. С трудом поднявшись на ноги, дошел до прихожей. Трупик был там, но он шевелился, словно грызун ожил. Опустился на колени, ткнул его пальцем. И вздрогнул — из рваной раны на боку крысы выполз жирный червь. Я осмелел и перевернул трупик — из него вывалился целый комок желтоватых склизких опарышей. Они сожрали мою крысу, моё последнее мясо. Я сглотнул — кто знает, когда еще сюда придет что-то живое?.. Рукой зачерпнул немного червей, ощущая их шевеление на ладони. Зажмурился и пихнул комок в рот. Личинки стали расползаться по ротовой полости. Их тела лопались, когда я сжимал зубы. Сладковатый трупный сок заливался мне в глотку. Из глаз брызнули слезы, я глотал, брал в руки ещё и ещё, жевал и тихо рыдал. Когда черви кончились, я отполз в сторону и лёг на пол. К горлу подступал комок и я, как мог, пытался оставить внутри себя подобие еды, но организм не выдержал. Через секунду я уже лежал в луже своей рвоты. Прикрыл глаза и втянул в себя воздух. Пить… Но сил подняться уже не было. Ремешок автомата натер плечо, и я перекинул его на другое. Через потрескавшиеся линзы старенького бинокля удалось рассмотреть вдалеке очертания строений. Может быть, это город? Стоит проверить. Мне нужна питьевая вода и провизия. Я спрыгнул с камня, на котором устроил небольшой привал. Поправил противогаз и плотнее запахнул защитного цвета плащ. Передо мной расстилалась выжженная пустошь, воздух которой был отравлен. Сегодня удача на моей стороне — никто из выживших не собирался нападать. Держа курс к чёрной полосе на горизонте, служившей границей мертвому городу, я оглядывался и прислушивался. Противогаз заглушал звуки — я не сразу услышал журчание воды. Загадочная полоска оказалась рекой. Вязкая тёмная жидкость лениво исходила волнами, несмотря на полный штиль. Я не рискнул снять противогаз, но резкий запах химикатов просочился сквозь фильтры. Огляделся в поисках какой-либо переправы, но тщетно. Город был буквально в километре, мешала только эта река. Я порылся в рюкзаке, стараясь отыскать что-то ненужное, чтобы проверить реакцию воды. Пара магазинов от автомата, фляга с водой, несколько кусков уже чёрствого хлеба, нож, спички… Всё это могло ещё пригодиться. Выругался — ничего не остается, как самому переходить реку, полагаясь лишь на удачу. Я осторожно погрузил ногу в воду, ощущая её липкий холод сквозь ботинок. Ничего не произошло, и я рискнул войти в реку, чтобы перебраться вброд. Вода доставала мне примерно до пояса. Я брёл вперёд, но густота жидкости словно не хотела отпускать меня. Всё вокруг забурлило, краем глаза я увидел, как из воды формируются причудливой формы руки. Нет, не здесь и не сейчас! Не хочу умереть вот так. Я сделал отчаянный рывок к берегу и, о чудо, смог ухватиться руками за землю. С трудом — мешала промокшая одежда — я подтянулся и выкарабкался на берег. Разум подсказывал мне, что стоит встать и скорее бежать от этого проклятого места, но сил не было совсем. Я повернул голову — вода яростно бурлила, словно негодуя, что упустила жертву. Нужно ползти. И я полз по грязной мёртвой земле. Нашёл в себе силы оглянуться — чёрная полоска была уже совсем далеко. Я перевернулся на спину и шумно втянул в себя воздух. В хмуром небе ни одной птицы. Первое, что я заметил, вступая в город, было странное покрывало, вывешенное на балконе дома. Ярко-красное, такое неестественное для серости мира, оно слегка развевалось. Что это — предупреждение? Просьба о помощи? Но в каких бы городах я ни был — люди там исчезли уже давно. Сделал несколько неуверенных шагов в сторону многоэтажки. Здесь очень тихо, я даже не слышу своего дыхания. И дело не в противогазе — сам город словно укутали плотным одеялом. И тишина пугала больше неизвестности. Они полезли неожиданно. Передо мной возникла тень. Слишком высокая и вытянутая по сравнению с человеком. Когда существо подобралось ближе — я увидел, что у него нет лица. Белый овал черепа без глазниц и носа, оскал гнилых зубов. Изо рта сочилось что-то чёрное. Промелькнули детские воспоминания про телевизор. Это существо, я видел подобных больше десяти лет назад. Я вскинул автомат, щёлкнул затвором и короткой очередью сбил существо с ног. С жутким хрипом оно забилось в агонии, истекая тёмной кровью. Я услышал гудение со всех сторон. Паника проникла из детства в повзрослевший разум. Мурашки иголками укололи спину. Тени лезли отовсюду, стекая с пустых окон, опадая на землю и принимая свой облик. Отстреливаясь от них, я продвигался к дому, перед которым валялись ржавые баллоны. Хотелось бы верить, что там газ… Задыхаясь от страха, перепрыгнул их и отошел как можно дальше. За спиной — стена. В магазине оставался один патрон. Последний. Существа продолжали наступать. Выстрел. Взрыв. Меня прибило к стене. Резкая боль разрядом электричества прошла по позвоночнику. Левый глаз ничего не видел — был выбит стеклом противогаза. Я медленно сполз вниз, отбросив ненужный уже автомат в сторону. Заметил огромную рваную рану на животе, вокруг которой стремительно краснел плащ. Я хрипло засмеялся. Существам огонь был нипочём: они спокойно просачивались сквозь пламя, переступая через своих мертвых собратьев, и подбирались к моему телу. Я ничего не чувствую. Их зубы пожирают меня изнутри, раздирают моё мясо, как когда-то в детстве я жрал грязную крысу. Вот она — смерть. И мне все равно. Я устал. Очень устал… Я стою в небольшой комнате. Шум дождя. Блеклый свет даёт возможность рассмотреть окружение. Окно, покосившаяся и ржавая батарея. Верёвки с прицепленными кусками бумаги. А стена передо мной обклеена фотографиями. Я подошел поближе — рассмотреть — и случайно задел одну из веревок. На меня капнула тёмная жидкость. Кровь… Бумага несла на себе отпечатки прошлого — лица, улыбки, живые люди. Фотографии на стене меня заинтересовали больше. Светловолосая женщина с кругловатым лицом держит на руках ребёнка. Темно-русый мужчина обнимает женщину за талию. Вот фото ребенка постарше. Цвета тусклые, но у него серые глаза и тёмные волосы. Я уже не помнил своей внешности. Ощупал лицо, намереваясь снять противогаз, однако привычной маски на лице не было. Огляделся в поисках чего-либо отражающего. Из комнаты я не решился выходить — было странное, гнетущее ощущение, что, если уйду — призрачная надежда увидеть знакомые лица исчезнет. На полу валялись осколки. Я присел, всматриваясь. Это было старое зеркальце. Осколки крохотные, перепачканные. Я выбрал один, старательно протерев его рукавом свитера. В зеркале отразились запавшие тёмно-серые глаза и неровно остриженные пряди волос. Подошел к фотографии вместе с осколком. Сравнивал черты лица, искажённые грязным зеркалом, с фотографией ребенка. Но моё лицо изменилось, уже сложно понять. Посмотрел на взрослых — у мужчины похожий взгляд серых глаз. Глянул на женщину — мне почудилось, что её лицо исказилось эмоцией. Страх. И тут я вспомнил, где я видел их. Детство, накрытый стол, лица отца и матери. Наконец-то увидел! Как же я долго мечтал об этом. Я оторвал от стены фотографию, где мы втроём, сел на пол, прижимая к себе кусочек бумаги, и с улыбкой закрыл глаза, погружаясь во тьму. Всё кончено. Кафельные стены реанимации эхом отражали два голоса. Немолодой врач в очках, изредка поглядывая на тело, что-то записывал на листе, прикреплённом к планшету. — Фиксируем время смерти. — Какова причина? — молодая практикантка внимательно посмотрела на мужчину. — Шизофрения, галлюцинации. Решил уйти от проблем. Передозировка снотворным, кома. Умер, не приходя в сознание. Сделайте доброе дело — отвезите в морг. Медсестра взглянула на покойника. На белом лице молодого темноволосого парня застыла жуткая улыбка. Девушка, вдруг по-детски испугавшись чего-то, быстро накрыла тело простыней. Очередная больничная каталка, скрипя колёсиками о протертый линолеум, повезла человека в последний путь.