Пеплом на губах

Чанбину дарят Феликса на двенадцатый день рождения. Если честно, когда в разгаре праздника мама уводит его от друзей в кабинет отца, Чанбин не на шутку пугается, что какие-то из его проказ стали известны родителям. Он заходит несмело, заранее смотря в пол, чтобы не злить отца еще больше, чем, возможно, он уже был. Наверное, именно поэтому дальнейшее становится для него полнейшим сюрпризом. - Чанбин, - начинает отец серьезным голосом (он у него всегда серьезный, но Чанбин уже немного напуган), - сегодня ты становишься взрослым, и мы с твой матерью приготовили специальный подарок. - Надеюсь, тебе понравится, дорогой, - мягко говорит стоящая позади него мама, чуть сжимая его плечо. Чанбин сперва переводит взгляд на нее, непроизвольно улыбаясь, а потом решается посмотреть на отца. И замирает на несколько секунд, рассматривая мальчишку, стоящего рядом с его отцом. Мальчишка маленький, круглощекий и глазастый, своими светлыми волосами и такой же светлой одеждой немного напоминает тех ангелов, про которых как-то рассказывала Чанбину бабушка. - Это Феликс, - произносит отец и чуть толкает ребенка навстречу Чанбину, - он станет твоим фамильяром. Чанбин впервые за время разговора смотрит отцу прямо в глаза, не веря его словам. Его фамильяром, вечным спутником, будет какой-то мальчишка? Чанбин переводит взгляд на мальчика, который чувствуя его настроение, неуверенно переминается с ноги на ногу. Возможно, он какой-то демон? Или на самом деле ангел? Сильный дух? Элементаль? В ответ на пристальный взгляд Чанбина мальчишка совсем тушуется, а потом морщится и звонко чихает, рассыпая вокруг себя серебристую пыльцу. - Феликс – фея, - говорит мама Чанбина, а потом ласково добавляет для Феликса. – Малыш, покажи ему. Феликс чуть хмурится, то ли на такое обращение, то ли на просьбу, а потом вздыхает и протягивает к Чанбину маленькую ладошку с зажатым сухим цветком, который Чанбин сперва и не заметил. Секунду ничего не происходит, а потом цветок окутывает серебряное сияние, он будто возрождается, наливая лепестки цветом и упругостью. Спустя пару вздохов Феликс протягивает Чанбину уже живой и пышущий красотой цветок. Что ж, это впечатляет. Управление энергией жизни – редкий дар среди волшебников, теперь у Чанбина будет преимущество в этом искусстве, благодаря фамильяру. «Возможно, этот мальчишка не так уж и плох», - думает Чанбин, протягивая руку к цветку. Но за мгновение до того, как его пальцы касаются красивого бутона, Феликс тянет губы в язвительной усмешке, и цветок окутывает матовая чернота. Чанбин испуганно отдергивает руку, а когда вновь смотрит на Феликса, тот откидывает от себя мертвый иссушенный стебель. И выглядит при этом уже не так невинно. - Энергия жизни и смерти в одной фее - такая редкость, - гордо говорит отец Чанбина. – Для тебя и твоей разрушающей силы лучшего спутника не найти. - Спасибо, - тихо произносит Чанбин, делая шаг к Феликсу. Тот немного теряется и снова выглядит несмышленым малышом. Чанбин уже более решительно двигается вперед, а затем смело протягивает Феликсу руку. – Меня зовут Чанбин. И я хочу, чтобы ты стал моим фамильяром. Мальчишка забавно шмыгает носом, будто он совершенно обычный, а затем протягивает Чанбину свою маленькую ладонь, отвечая на рукопожатие. Его рука буквально тонет в ладони Чанбина, но он, как совсем взрослый, крепко пожимает ее. В этот момент в груди Чанбина зарождается странное чувство, которое он пока не понимает. А потом Феликс широко-широко улыбается, и Чанбин про это забывает, слабо улыбаясь ему в ответ. Так начинается их история. Чанбину четырнадцать, и он не знает, что ему делать. Феликс сидит с ним рядом, переплетая их пальцы в замок, совершенно беззаботный и милый. Они только начали свое обучение в Академии, и Феликсу забавно слушать все лекции вместе со своим мастером, а после объяснять ему. Поэтому он сейчас листает свою тетрадку и мурлычит что-то про задание по Темным рунам. А Чанбин обмирает внутри, глазея на сердечки и на свое имя в тетради своего фамильяра. Нет, безусловно, он понимал, что Феликс очень тактильный, частенько он приходил к нему спать или просто пообниматься. Но… Но Чанбин не знал, что это связано со всякими сердечками. - Феликс, - Чанбин неловко перебивает его на полуслове, ловя изумленный взгляд, но ему нужно что-то сделать с этими сердечками прямо сейчас, - что это? У тебя в тетрадке на полях, что это? Феликс чуть склоняет голову к плечу, будто не понимает, о чем Чанбин его спрашивает, а потом мельком смотрит на тетрадку и улыбается широко, как и всегда. - Мне скучно на твоих лекциях, Бинни, ваши преподаватели такие зануды. - И поэтому ты рисуешь сердечки и мое имя? - Да, а что не так? – Феликс чуть хмурится, словно действительно не понимает. - Ты знаешь, что значит сердечко, Ликс? – Чанбин чуть встряхивает их сцепленные в замок ладони в раздражении. - Конечно, я знаю, Бинни! Я хоть фея, но не из дремучего же леса! – вокруг возмущенного Феликса взлетает горстка серебряной пыльцы, и Чанбин не может не умилиться этому даже сквозь свое глухое раздражение. - И что же это значит? - То, что я люблю тебя, конечно же, - Феликс вырывает свою руку из ладони Чанбина, и складывает их на груди, смотрясь при этом настолько уморительно, что весь смысл его слов кажется Чанбину уже не таким страшным. – Честно, Бинни, иногда ты такой тупица. Ну что еще это может значить? - Но, - Чанбин замолкает, пытаясь сформулировать мысль, - но ты же понимаешь, что ты мой фамильяр? И я не люблю тебя. - В смысле не любишь? – Феликс спрашивает тихо, будто в раз лишился всех сил. И Чанбину так мучительно стыдно в этот момент. - Нет, постой, конечно, я, люблю тебя, но не так, как ты - меня, понимаешь? Я не хочу рисовать твое имя в сердечках. - А откуда ты знаешь, как я люблю тебя? – также тихо спрашивает Феликс. – Ты ведь не знаешь, Бинни. Зачем тогда говоришь такие жестокие слова? - Я не понимаю, Феликс. Я же вижу этот миллион сердечек в твоей тетради. Мы не можем быть влюбленными! - Ты такой глупый, мастер Чанбин, - произносит Феликс и поворачивается к столу. – Тебя пугают сердечки? Хорошо, их не будет. Чанбин вообще не понимает, что у них за разговор. А Феликс кладет руку на свою тетрадь, и та истлевает за мгновение, оставляя после себя только хрустящую пыль. - Все, сердечек нет. Про влюбленных я не говорил. А то, что я люблю тебя, – так это ни для кого не секрет, ведь я твой фамильяр, и мы принадлежим друг другу. Теперь мы можем поговорить про Темные руны? – Феликс говорит немного монотонно, но все равно аккуратно проезжается по руке Чанбина пальцами, находя его ладонь и сцепляя со своей в замок. Чанбин чувствует на его коже бумажную пыль, а в груди снова расползается странное чувство, как и пару лет назад. Только в этот раз Феликс не улыбается, отвлекая Чанбина, а у него самого не хватает смелости, чтобы начать это обдумывать. Чанбину шестнадцать, и он чувствует себя как дурак. - Феликс, закрой дверь! – Чанбин отпихивает от себя Хенджина, чуть краснея ушами, потому что это обалдеть как неловко. Феликс стоит на пороге комнаты Чанбина, словно жизнь в нем поставили на паузу, и глазеет на только что целовавшихся парней во все глаза. - Феликс, я прошу тебя, выйди, - Чанбин садится ровнее, пытаясь поймать взгляд Феликса, но тот лишь заторможено кивает и закрывает дверь, избегая зрительного контакта. - Ух, твой фамильяр реально странный, - смеется Хенджин, опрокидывая Чанбина на кровать и наваливаясь сверху. – Так пялился, как будто ему есть какое-то дело. - Не говори так про него, - Чанбин чуть хмурится и уклоняется от легкого поцелуя. – Феликс – член моей семьи, и ты не можешь говорить про него плохо. - Да я ничего и не сказал, - Хенджин раздраженно закатывает глаза и оставляет болезненный засос на шее Чанбина, - хватит нянчиться с ним, ему сколько вообще? 15 уже? Не маленький, должен однажды узнать, что такое отношения. Если у него вообще там как у людей устроено, что кста… - Хенджин! – Чанбин снова отпихивает парня от себя и садится, хмуря брови. – Я не буду повторять, так что закрой рот. - Ох, еще какой-то гном бы на меня повышал голос, - раздраженно тянет Хенджин, вставая с кровати и подбирая свою куртку. – Прощай, братский кинк. И с легким дуновением Хенджин исчезает из комнаты, оставляя Чанбина наедине со своим язвительным замечанием. - Сраный воздушник, - ворчит Чанбин. – Лицо чуть симпатичнее остальных, а сколько дерьма внутри. Раздражение на Хенджина смешивается с чувством стыда перед Феликсом, и Чанбин глухо стонет, пиная стоящий на дороге стул. Он, конечно же, должен поговорить с Феликсом о том, что случилось, объяснить ему. Но как же стыдно. Некоторое время Чанбин продумывает в голове разговор, пытаясь не умереть от смущения, а потом идет к комнате Феликса. - Эй, Ликс, - Чанбин заходит в комнату без стука, заставляя Феликса буквально подскочить на кровати. А вместе с ним и Джисона, который продолжает Феликса обнимать. - Не понял, - Чанбин останавливается на пороге и чувствует какую-то горькую иронию, будто они с Феликсом поменялись местами. – Ты что, блин, тут забыл? - Я зашел к тебе, но Феликс сказал, что ты занят, - Джисон смотрит на Чанбина неодобрительно, это видно невооруженным взглядом. Чанбин на это чуть хмурится, но Джисону, кажется, вообще плевать на мнение друга. – Поэтому я решил посидеть с Феликсом, пока ты не освободишься. Он же тоже мой друг. То, как Джисон выделяет последнее слово, Чанбину не нравится еще больше, чем его выражение лица. А тот факт, что Феликс не поднимает головы от плеча Джисона, добавляет градус раздражения в крови. - А сейчас будь добр, свали, потому что теперь мне нужно посидеть с Феликсом. Чанбин слегка кивает Джисону на дверь, на что тот закатывает глаза, а затем склоняется к Феликсу и что-то еле слышно шепчет тому на ухо. Чанбин анализирует свои ощущения, как учили на практике по заклинаниям, и понимает, что сейчас он почти близок к неконтролируемой агрессии, которая ведет за собой потерю контроля и преимущества. Поэтому он отводит взгляд от парочки на кровати, давая им закончить шептаться. Когда он слышит шорох простыней, то поворачивает голову и спотыкается взглядом о следы серебристой пыли на щеках Феликса, как всегда бывает, когда фея плачет. В себя его приводит ощутимый тычок под ребра от проходящего мимо Джисона и его же тихое «Ты мудак». Чанбин в отместку пинает его в голень и захлопывает за ним дверь, оставаясь с Феликсом наедине. - Ликс, слушай, я хочу объяснить, - начинает было Чанбин, но Феликс перебивает его. - Не надо ничего объяснять, мастер Чанбин. Если ты влюблен в мастера Хенджина, то это только твое дело. - Да не влюблен я в него, - раздраженно выдыхает Чанбин и садится на кровать рядом с Феликсом. – Он просто симпатичный, ну и так бывает, знаешь… Типа хочется целоваться, а он был не против? – окончание фразы звучит как вопрос, и Чанбин неловко отводит глаза в сторону, злясь на самого себя за это глупое смущение. - То есть ты не любишь мастера Хенджина? – Феликс садится чуть ближе к Чанбину и смотрит ему в глаза так убийственно серьезно. - Нет. - И ты просто хотел с кем-то целоваться? - Ох, - Чанбин с нажимом проводит ладонями по лицу, пытаясь скрыть смущение, - ну можно сказать и так. Феликс некоторое время смотрит на Чанбина, его глаза бегают по чужому лицу, будто пытаясь что-то понять. Чанбин смотрит прямо на Феликса, он безумно смущен, но он тут старший и он тут мастер, и это его обязанность заботиться о своем фамильяре. Поэтому он не может сбежать сейчас и сгореть от стыда в своей комнате. Иногда, в тайне, Чанбин немного жалеет, что Феликс не дикий дух в образе кота, а мальчишка, такой же, как и он сам, только в разы более наивный и неловкий. - Бинни, - неуверенно начинает Феликс, - то есть целоваться можно и с тем, кого ты не любишь? Я просто не понимаю… Люди такие странные, Бинни. - Ликс, часто люди и сами себя не понимают, - Чанбин протягивает руку, чтобы смахнуть серебристую пыль с чужих щек. Как только его пальцы касаются кожи Феликса, тот непроизвольно склоняет голову, будто ластящийся котенок. И почему-то такое привычное за несколько лет движение сегодня морозит Чанбину легкие. Некоторое время они сидят в тишине. Феликс прикрывает глаза, а Чанбин легко гладит большим пальцем его щеку, чуть задевая ресницы. - Это все так неправильно, Бинни, - Феликс освобождается от прикосновения и тянется вперед, проводя пальцами по шее Чанбина в том месте, где Хенджин оставил метку. – Так не должно быть. А потом он слегка склоняется и дотрагивается губами до красного пятнышка на чужой шее, ломая своему мастеру мир на до и после. Чанбин уходит из комнаты Феликса некоторое время спустя, и на этот раз он не настолько трус, чтобы не обдумывать все хорошенько. Новая реальность расстилается перед ним словно бескрайнее море, и Чанбин в нем тонет. Чанбину восемнадцать, и у него огромные проблемы. Они с Феликсом сидят, скрываясь за густым кустарником и прижимаясь друг к другу плечами. В жилах Чанбина адреналин мешается с возбуждением, и это самое неподходящее время для этих чувств. Феликс что-то говорит ему, и его погрубевший голос бьет Чанбину в основание позвоночника, запуская вдоль него мурашки и отключая способность думать. Он даже не может толком сосредоточиться на том, что именно говорит ему фамильяр, а это наверняка что-то важное. - И ты должен быть предельно осторожен, Бинни, потому что я быстрый, но не смогу вернуться моментально, - Феликс пытливо заглядывает в лицо Чанбина, чтобы убедиться, что тот его понял, но делает только хуже. - Можно я тебя поцелую? – как только слова покидают рот Чанбина, он сразу жалеет о них. Лицо Феликса как всегда забавно вытягивается, он хлопает глазами как в том далеком дне 6 лет назад, когда они только познакомились, и Чанбин невольно улыбается. - Ты должен перестать так шутить, Бинни, это очень глупо даже для тебя, - Феликс произносит это немного грустно, но твердо. За прошедшие 2 года он слышал от Чанбина столько странностей, что в пору перестать этому удивляться, но каждый раз сердце стучит так, что готово проломить грудную клетку. - Я не шучу, Ликс, - как обычно повторяет Чанбин, но Феликс обрывает его резким взмахом руки. - Прекрати, Чанбин, - в глазах Феликса кружат серебряные искры злости, - сейчас не время вести себя как ребенок. У нас важное дело, мы можем пострадать, а ты все шутишь свои глупые шутки. И это действительно так, опасность для них сейчас вполне реальная. Чанбин завершил свое обучение полгода назад и сейчас выполнял заказы для Академии или напрямую для города. А учитывая специфику его волшебного дара, чаще всего это были опасные задания, включающие преследования преступников, возвращения украденных ценностей и усмирение темных тварей, которые иногда лезут из дремучих лесов. И сейчас они как раз преследовали одну из таких, что смогла за пару дней разрушить до основания пару деревень к югу от столицы. - Прости, - тихо выдыхает Чанбин, чуть отодвигаясь от Феликса, чтобы немного успокоиться. - Я пойду и проверю, где эта тварь засела. Помни, что я тебе сказал про осторожность, - Феликс напоследок кидает непонятный взгляд на Чанбина и бесшумно проскальзывает сквозь кустарник, через пару мгновений исчезая в лесной чаще. Чанбин остается в напряженном молчании. Он прокручивает в голове их дурацкий разговор и просто не понимает, что он делает не так. После того разговора пару лет назад Чанбин понял для себя, что Феликс значит для него гораздо больше, чем он привык считать. Но также Чанбин вынужден был признать, что совершенно не знает, что делать с этим чувством дальше. И Феликс не облегчал ему в этом задачи, не доверяя словам и действиям Чанбина. Будто он не верил в сам тот факт, что Чанбин может воспринимать его в роли возлюбленного. Если бы Чанбин чуть больше покопался в себе, наверняка он вспомнил кучу случаев, где сам ранее убеждал Феликса в том, что это невозможно. Но, как и все люди, Чанбин был больше сосредоточен на себе, чем на других. Пронзительный крик ворвался в его размышления совершенно внезапно. И Чанбин сорвался с места быстрее, чем понял, что это голос Феликса. - Феликс! – Чанбин никогда в своей жизни не бегал так быстро. Его грудь там, где когда-то давно родилось чувство связи, жгло огнем. Словно невидимая нить тянула его к тому месту, где Феликсу, как он точно чувствовал, было плохо. - Феликс! – Чанбин влетает на очередную поляну, тормозя так резко, что у него подкашиваются колени, и он неуклюже валится на землю. Прямо перед ним в окружении серебра лежит Феликс. Пыльцой покрыто все вокруг, и это так страшно, что Чанбина начинает тошнить. Он медленно подползает к Феликсу, не чувствуя в себе сил встать на дрожащие ноги. - Феликс, - шепчет Чанбин и аккуратно трогает его холодную, почти прозрачную щеку. Ресницы фамильяра вздрагивают, он приоткрывает глаза и смотрит на Чанбина мутным взглядом. Когда его взгляд проясняется, Чанбин видит отражение ужаса на его лице. - Беги, Бинни, - еле слышно произносит Феликс, силясь встать. Чанбин подхватывает его осторожно, помогая, но Феликс отталкивает его руки. – Беги, давай, Чанбин. - Я не уйду без тебя, что за ерунда! – неожиданно громко произносит Чанбин, и его слова удаляющимся эхом разлетаются в окружающей тишине. - Беги, я умоляю, Чанбин, она вернется, и мы умрем оба, - щеки Феликса искрятся от текущего по ним серебра. Чанбин хочет снова прикоснуться к нему, успокоить, но не успевает. Его откидывает от Феликса с такой чудовищной силой, что он пролетает по воздуху несколько метров, пока не врезается в одно из деревьев. Боль туманит сознание, но Феликс снова кричит, и Чанбин должен помочь ему. Он приподнимается на локте, пытаясь понять, где его фамильяр, но видит лишь матовую спину огромной твари. Она похожа то ли на крысу, то ли на лысую собаку, и Чанбина передергивает от того, как серебрится ее пасть. Первый рефлекс – импульс сырой разрушающей силы, которую ему запретили использовать еще в детстве. Сейчас, думается Чанбину, самое время наплевать на все запреты, чтобы спасти чужую и свою жизни. Тварь взвизгивает, когда ее настигает выстрел, кожа отвечает зеленым свечением, а потом Чанбину прилетает обратный удар. Он сплевывает послевкусие своей же силы вместе с кровью и впервые всерьез думает, что может умереть вот так. Она отражает силу? Она ее впитывает? Чанбин силится думать спокойно, но на периферии сознания бьется истеричная мысль о Феликсе. Чанбин снова приподнимается, хватаясь за ствол ближайшего дерева. Тварь по-прежнему сидит возле Феликса, спокойно наблюдая за передвижениями Чанбина, словно уверенная в том, что маленький человечек ничего ей не сделает. Чанбину нужно отвести ее от Феликса, он должен проверить, что с ним. - Эй, ты, иди сюда! – Чанбин, понимая всю глупость своих действий, снова запускает в тварь сырой силой, и, когда тварь взвизгивает, отпрыгивает в сторону, уходя от зеркального удара. После нескольких попаданий тварь раздраженно встряхивается и угрожающе ступает в сторону Чанбина. Когда она отходит от Феликса на достаточное расстояние, Чанбин пробует спутывающее заклинание, и, к его удивлению, обездвиженная тварь валится на бок. Он по дуге оббегает ее, направляясь к Феликсу, и валится возле него на колени. Фамильяр выглядит совсем плохо, но он дышит, и это главное. Чанбин нервно оглядывается на брыкающуюся в невидимых путах тварь и силится поднять Феликса с земли. Тот как будто в сознании, но его глаза совсем мутные. Он цепляется за плечи Чанбина, не в силах стоять сам, и это совсем не то, что поможет им сбежать. - Феликс, ну давай, очнись, - Чанбин несильно хлопает фамильяра по щекам, стараясь привезти в чувство. Взгляд Феликса чуть проясняется, но первое, что он делает, это отпихивает Чанбина за себя. Тварь в один прыжок оказывается перед ними, и Чанбина на секунду оглушает всплеском силы. Когда он приходит в себя, то понимает, что Феликса и тварь окутывает черным матовым туманом, отрезая от взгляда Чанбина. И это худшее, что могло произойти. Его буквально придавливает к земле, воздуха для дыхания почти не хватает, и он чувствует дикую тяжесть в груди. Невидимая нить между ним и Феликсом натягивается, буквально звенит от напряжения, и это так больно, что невольно на глазах Чанбина появляются слезы. Он хочет что-то крикнуть, как-то помочь, но сила Феликса давит на него словно толща воды. - Феликс, стой, - Чанбин шепчет это еле слышно, буквально произносит одними губами. Он не готов терять, он не может отпустить Феликса вот так. Чудовищная боль в груди нарастает с каждой секундой, а потом Чанбин различает призрачный звон и узнает, как ощущается смерть. Смерть – это серебро в воздухе, которое оседает на губах. Смерть – это иссушенный стебель, отброшенный мальчишеской рукой. Смерть – это тело, осыпающееся осколками на залитую серебром поляну. Смерть – это одиночество. Чанбину двадцать восемь, и он уже десять лет как мертв внутри. Говорят, что время лечит, но Чанбин считает это заявление сущей ерундой. С каждым прошедшим годом ему все сложнее дышать, все сложнее просыпаться по утрам, все сложнее находить мотивацию, чтобы делать что-то. Чтобы жить. Пустота в груди убивает его. Каждый день по пути в Академию, где он теперь преподает, Чанбин проходит парк. И только благодаря ему он ощущает смену времен года. Судя по мелким зеленым листочкам на деревьях, сейчас начиналась весна. Хотя это время года Чанбин еще мог отличить по огромной толпе юных 14-летних студентов, которые поступили на первый курс в самом начале марта. - Разрешите, - Чанбин аккуратно проталкивается через толпу мальчишек и девчонок, которые жмутся кучками от страха. Он почти добирается до входа, уже поднимаясь по ступенькам, как сбоку в него врезается один из малышей. Чанбин неосознанно подхватывает его под локоть, помогая выпрямиться. - Будь осторожнее, - тихо говорит он и почти разворачивается, когда мальчишка звонко благодарит его. - Спасибо, учитель, - мальчишка кланяется ему так низко, что повернувшись, Чанбин видит только светлую макушку. - Не за что, - Чанбин почему-то улыбается, а когда мальчик поднимает голову и смотрит ему в лицо, улыбка застывает нелепой гримасой. - Меня зовут Ли Енбок, - представляется мальчик и протягивает Чанбину свою маленькую ладонь. Чанбин неуверенно протягивает свою в ответ, обхватывая руку Енбока. Рука мальчика буквально тонет в ладони Чанбина, но он, будто совсем взрослый, крепко пожимает ее. В этот момент в груди Чанбина зарождается чувство, которое он почти забыл за десять лет. А потом Енбок широко-широко улыбается, и Чанбин ощущает под пальцами хруст серебристой пыли. Так заканчивается эта история. И начинается новая?