Мелодия грусти

Я не должен был чувствовать горечь. И я не чувствовал. Я не должен был чувствовать печаль. И я не чувствовал. Но кто сказал, что я должен радоваться? Кто сказал, что мне должно быть хорошо? Никто... Не скажет и она. Я стоял напротив пекарни Дюпен-Чен, мокрый от проливного дождя, и наблюдал за девушкой. Маринетт, перегнувшись через стойку, смеялась над тем, как Адриан читает отрывок из какой-то пьесы. Он театрально размахивал руками, его лицо, пластичное, довольно миловидное - не буду отрицать - изображало то радость, то задумчивость. Он то и дело подходил к девушке, касался её руки, а затем вовсе зашёл за кассу и обнял её со спины. Маринетт не стала его прогонять, напротив - её улыбка стала нежнее. Когда он поцеловал ее, я отвернулся. Они не могли видеть меня. На улице было темно, а в пекарне горел тёплый ярко-жёлтый свет. Рука, сжимавшая гриф гитары, на секунду расслабилась, и бедный инструмент соскользнул вниз. Я успел ее поймать у самых колок, которые больно впились мне в ладонь. Но я сжал её ещё сильнее. Хотелось почувствовать боль. Хотелось насладиться ею, хотелось... почувствовать хоть что-то. Мне казалось, что когда я, наконец, увижу их вместе, мне станет легче. Не придётся видеть, как она краснеет, когда он проходит мимо. Или бледнеет, когда мы оба стоим рядом с ней. Я думал, мне хватит только выругаться и я вернусь в норму. Выругался. Не помогло. У меня не было зонта. Выходя из дома, я не стал брать с собой лишний балласт из-за мелких капель, а к концу пути дождь разыгрался так, что зонт уже был бесполезен. Гитару жалко. Лакированное дерево пусть и может сопротивляться мелким каплям, но такая влажность её убьет. И я решил устроить ей проводы. Может и настроение себе подниму? ****** Её дом - место, где сходились все дороги. По крайней мере мои. А потому, какой бы путь я ни выбрал, я все равно вернусь к началу. А вначале была музыка. Я прошёл всего пару кварталов, сел на тротуаре, прислонившись к каменной стене здания, и стал играть. Мелодия была никудышная. И не потому, что инструмент был испорчен. Нет. Я был испорчен. Расстроен, как старый пыльный рояль, брошенный на чердаке, потому что новенький синтезатор был куда удобнее, чем я. Пальцы перебирали струны, глаза смотрели в землю, пытаясь отыскать в ней очертания той, кто забрал мои эмоции. Капли отбивали такт в пустом сердце. Я ничего не хотел. У меня ничего и не было. Сквозь унылую мелодию я слышал шарканье тормозов, звон сирен, топот детских ножек в резиновых сапогах, стук каблуков. Кто-то прошёл мимо твердой, уверенной походкой, отмеряя для меня новый ритм. Мне понравилось. Вместе с дождём звук получился насыщенным, стойким. Потом прибавились удары капель о натянутую ткань: кто-то с открытым зонтом подошёл ко мне ближе и стал пристально наблюдать. Смотрите, мне не жалко. Только не кидайте монеты - я сочту за оскорбление. Монет не было. Но и уходить зритель не собирался, только встал рядом, прислонившись к стене. Зонт, похоже довольно широкий, прикрыл мою голову. Только правое плечо осталось верно холодному дождю. Я скользнул взглядом в сторону. Туфли, чёрные, на коротком каблуке. Темные, не прозрачные колготки. И, кажется, край красной юбки. Девушка. Вот уж кого видеть мне не хотелось. Девушку, которой понравилась моя мелодия. Мне бы больше пришлось по душе, если бы одинокий парень сел рядом и подыграл щелчком пальцев. Она не села рядом. Не стала расспрашивать о моей мелодии. Только оставила зонт между моим плечом и гитарой и добавила: - Не думаю, что все так плохо... Судя по шаркающему звуку, она поправила что-то на плече. Глубоко вздохнула и пошла прочь. Я взглянул из-под нависающего зонта и смог увидеть только темно-синие волосы. Почти как у Маринетт, но не такие. Этот цвет был более строгим, уверенным. Её волосы были жестче. Как и девушка, с длинным чехлом за спиной. Я уже видел ее. Она часто была с Адрианом. Иногда заходила и к Маринетт. Как же её зовут? Имя точно должно быть красивым. По другому не может и быть. Пальцы стали наигрывать другую мелодию. В ней не осталось ни капли апатичности. Теперь средь колебаний струн появилась жизнь. По крайней мере намёк на нее. А это все, что мне нужно, чтобы начать. Искра, чтобы разжечь пламя. Спасибо. Когда-нибудь я тебя отблагодарю. Непременно. А сейчас нужно встать. Кажется у матери была старая гитара. Позаимствую на время, она не обидится. *****       Школа ранним утром - самое спокойное место во Вселенной. Здесь я мог сконцентрироваться на технике. Творить дома - это одно, но лучшие свои идеи я воплощал здесь, в холле школы Франсуа-Дюпон. Уже давно я так не загорался мелодией. Потому и в школе не бывал в подобное время. Чаще всего я приходил в огромный холл школы, садился на лестнице или на лавке и играл все, что было уже написано мной. Это были мелодии, не законченные, но почти сформированные. Сегодня другой случай. Я шёл в школу, зная, что мелодия ещё не рождена полностью. Чего-то не хватает для её появления. И я знал чего, а точнее - кого. Та девушка. Мне нужно было её увидеть. Увидеть, как она живёт, чем дышит. Её душа должна была лечь в основу мелодии, не только мои переживания. Это будет прекрасная песня, а может просто мотив - не знаю. С мыслями о том, как найти свою музу, я перешёл через дорогу на красный, не дожидаясь, пока последняя подъезжающая к светофору машина остановится. Нервный водитель со всей силы надавила на гудок и громко, что было слышно и за закрытыми стеклами, выругался. Я не обернулся. Не стал извиняться в немом поклоне. Продолжил свой путь. Было не до этого. В голове крутилась нечто, что должно было вырваться на свободу. Это было как: - Ха! Хи! Ха! Поднимаясь по лестнице, я услышал воинственный женский возглас. Довольно знакомый голос. Я ступил за порог и увидел, как посреди широкого холла отрабатывает движения искусный фехтовальщик, одетый в ярко-красную форму, необычную для данного спорта. О мастерстве я мог судить лишь по плавности и точности движений, ведь в самом фехтовании я смыслил довольно мало. Её движения были прекрасны: коль голос показался мне женским, я решил, что этот воин - девушка. Каждый выпад, каждый шаг казался нужным, незаменимым. Я мог представить её воображаемого оппонента. Уверен, она уже не раз его победила. И дело даже не в том, что это просто фантазия, а в её твердой, решительной манере совершать действие. Я прошёл по периметру, стараясь ступать как можно тише. Похоже она не заметила меня, ведь, добравшись до самой лестницы, я не услышал и слова от нее. Девушка продолжала тренировку. Я усадил гитару подле себя, расчехлил ее, но не коснулся струн. Не хотел мешать ей. Девушка ещё пару минут проделывала сложные движения, потом остановилась, приподняла шлем и спросила: - Ты будешь играть или принёс гитару для антуража? Меня удивила и позабавила ее дерзость, но я ответил: - Не хотел тебе мешать. Думал, музыка будет тебя отвлекать. - Волю настоящего война не может сбить ничего. Сыграй что-нибудь. Не сиди без дела. Она снова опустила шлем и встала в стойку. Усмехнувшись, я начал играть первое, что пришло мне в голову. Это был энергичный мотив, самый подходящий для её выпадов. Девушка летала по всему холлу. Она вообразила, что вокруг множество врагов и драться нужно с каждым. Похоже, моя мелодия оживила её фантазию. Её движения стали красивее, изящнее. Она словно танцевала. Танец - лучшая похвала музыканту. Когда музыка трогает настолько, что тело не способно стоять на месте, когда мысли о стыде или простоте уходят на второй план, и расчищают поле для самовыражения - это есть счастье. Моя музыка тронула ее, как ещё недавно трогала Маринетт. Бум. Я не сразу понял, но что-то ударило по струнам со всей силы. И только чуть погодя я осознал, что сам стукнул по ним со всей силы и замолчал. Девушка тоже остановилась. Она стояла спиной ко мне, нанося удар в грудь очередному противнику. Гитару я поставил рядом с собой, прислонив к перилам. Глаза смотрели в одну точку, а мысли уносили меня во вчерашний вечер. Вот, наконец, появилась грусть. Всё лучше, чем пустота. Топ-топ-топ. Она подошла ко мне, сняла перчатки и с силой бросила их на пол. - Я-то надеялась, что ты поправился,- девушка говорила сквозь забрало шлема, поэтому голос казался скомканным, словно говорили через марлевую повязку.- Почему ты перестал играть? - Я устал,- честно, но не до конца, ответил я.- Музыка не идёт из сердца. А без этого я играть не умею. - А научить сможешь?- девушка смотрела на меня немигающим взглядом суженных глаз. Вопрос, конечно был просьбой, но из её уст это звучало, как вызов. Вызов моим способностям, или её собственным - это ещё предстоит узнать. - Смогу,- ответил я. Девушка сняла с головы шлем и я увидел знакомые волосы. Те самые, что смогли дать мне искорку надежды. Она села на ступеньку рядом со мной, положила руки на колени и, глядя перед собой, сказала: - Тогда начнем. Свою тренировку я закончила, а время ещё есть. Так что, будет очень любезно с твоей стороны помочь мне понять, почему людям так нравится музыка. Ты же только что танцевала, хотел было сказать я, но не решился. Я только подивился своей мысли и ответил: - Музыка - лучший способ достучаться до души человека. Она куда эффективней, чем слова. Слова могут обмануть, а музыка - никогда. Я взглянул на девушку. Она непонимающе изогнула бровь. Лучше показать, подумал я. - Вот, возьми. Я протянул девушке гитару. Она потянулась к ней, но быстро одернула руки, словно ошпаренная. - А я её не сломаю? - Ха-ха, столько уверенности, когда в руках рапира. Прямо грозный воин! А без неё - хрупкая девушка! - Ты смеёшься надо мной?- она вскочила с места, сжав кулачки. - Нет-нет. Наоборот, восхищаюсь. Есть в тебе что-то противоречивое. И мне очень хочется это увидеть. - Нет во мне противоречий. Я абсолютно уверена в своих решениях. - Почему тогда ты боишься гитары? Девушка отвела взгляд. - В твоих руках кажется, что она живая. Румянец поступил на её щеках. - Садись. Я научу тебя играть. Тогда эта малышка оживёт и в твоих руках.                     ******              - Ты сегодня рано,- сказала Кагами, снимая шлем. Она взъерошила смятые волосы и прислонила шлем к бедру.- С чего начнем? - Помнится ты так и не смогла сыграть тот мотив. Попробуешь снова? Кагами повела носом в сторону и горделиво ответила: - Я его не понимаю. Это просто набор звуков, без подтекста. А я не могу сделать того, чего не понимаю. - Как и все,- сказал я, сидя по-турецки на полу рядом с лавкой.- Нужно просто найти собственный смысл в том, что ты делаешь. Так даже уборка станет чудесным времяпрепровождением. - Слишком высокие слова для простого музыканта. - Слишком много гордости для простой фехтовальщицы. Кагами умолкла. Мы встречались перед занятиями уже почти месяц, и каждый раз расходились, когда наши характеры сталкивались лбом друг о друга. Она не терпела моей честности в отношении ее чувственной дистрофии. Это явно ущемляло ее гордость, а я не уставал ей об этом напоминать. И на этом бы закончить наши занятия, да только Кагами не так проста, как мне казалось. Она уходила на время, а потом все равно возвращалась и садилась за гитару. У нее не было таланта. Скажу даже, что у нее и слух был с подковыркой. Но элементарные переборы она могла осилить. Ее чувство ритма все же было сильнее, из-за постоянных тренировок с рапирой. Акценты ей удавались лучше всего. - Нет, не так. Здесь нужен другой аккорд. Попробуй снова. Я и не думал, что буду таким строгим учителем. Когда я учил играть сестру, она схватывала все на лету, мне и делать ничего было не нужно. Но сейчас. Сейчас я хотел научить Кагами играть больше, чем она сама хотела обучиться. Я видел в этом некий символ своей слабости, своих чувств к Маринетт. Словно я пробиваюсь сквозь стену ее любви к Адриану. Но Кагами не Маринетт. - Я не могу этого понять. Покажи еще раз,- Кагами, сидя на лавке, протянула мне гитару и наблюдала, как я раз за разом перебираю пальцы на грифе. Она сосредоточенно хмурилась, покусывала губу. Наконец, не выдержала и заявила: - Мне надоело. Так не пойдет. Двигай ноги. Я непонимающе взглянул на девушку, подскочившую ко мне. Она отобрала гитару, пнула меня носком туфли и села мне между ног. Она спиной облокотилась мне на грудь, поудобнее перехватила гитару и сказала: - Теперь, показывай. Настало время мне чувствовать себя не в своей тарелке. Запах ее волос одурманивал. Она только закончила тренировку, но я не слышал запаха пота. Только колкий аромат, настойчивый, взрывной. Сначала хотелось чихнуть, но, уверен, ее бы это обидело, и я сдержался. Я положил ей голову на плечо, перехватил ее руки своими и стал водить нашими пальцами по струнам. Дыхание предательски участилось. Кончики пальцев стало покалывать от мягкости ее тела. Я перестал ощущать реальность. Оставалась только музыка. Кагами стала играть. Когда требовалось сменить аккорд, я касался ее руки, настойчиво опуская и поднимая нужные пальцы. Правой рукой она вела сама - здесь помощь оказалась излишней, но я и не мог остановиться. Мы начали играть мелодию, которую я сочинил, когда встретил ее в первый раз. Сейчас она была закончена. Полностью сформирована и сыграна той, кто навеял мне ее форму. Как будто солнцу подарили его же лучи в качестве благодарности за ежедневный труд. И оно с улыбкой приняло подарок. Кагами играла как никогда хорошо. Ей удавались переходы, она не сбивала ритм. Чудесная, чудесная... - Лука,- сказала она, запыхавшись. Только мгновение спустя я понял, что мы окончили мелодию и сидим, обнявшись, на полу в холле школы. Гитара лежала у наших ног. - Твоя мелодия. Кажется я стала понимать твои чувства. Но уверяю, она не из тех, кто ранит намеренно. - А ты? Ты из тех? Кагами умолкла. Она наклонилась, сильнее прислонившись ко мне и ответила: - Я из тех, кто ранив, не заметит. Мне не понятны чувства людей, но я знаю, что хочу их понять, хочу стать той, кто сможет менять их для дорогих мне людей. Я сильнее сжал ее в объятиях. - Мои чувства ты уже изменила. Хороший старт, фехтовальщица. Снова укол в самую цель. Я поцеловал ее в шею. Медленно, нежно, как только мог. Она не отстранилась. Лишь наклонила голову в сторону. - Вот... А когда он повернулся, я...- со стороны главного входа послышались голоса. Кагами рывком вскочила, разрывая объятия, схватила шлем, лежащий на лавке, резко одела его на голову и посеменила в сторону раздевалки, ни разу не оглянувшись. Ее пошатывало; кажется она слишком резко вскочила. А я остался сидеть на полу. Гитара была отброшена в сторону, две колки отвалились с концами. Такого концерта у меня точно никогда не было.                     ******                     - И заканчивать наш вечер будет белый танец! Девушки - это ваш шанс! Но торопитесь, Адриан один, а вас много! Нино в свойственной ему манере объявил о начале состязания. Но ни одна из девушек не двинулась в сторону Адриана. Они ждали. Ждали когда две, самая высокомерная и самая достойная, подойдут к нему. Адриан, конечно, пошел с Маринетт. Хлоя в порыве гнева схватила проходившего мимо Натаниэля за воротник и потащила на танцплощадку. Только теперь девушки стали разбираться на пары. Словно ждали исхода этого поединка. Современные рыцари. Как все-таки изменились нравы. Я придерживаюсь других идеалов. Ждать должна девушка. Сидя на лавке, в окружении кавалеров, она дождется, когда тот, кто завладел ее сердцем сам подойдет и попросит ее внимания. Никогда она не выкажет своего интереса сама. Кагами была именно такой. Она стояла у стены, наблюдала, как танцуют Маринетт и Адриан. Она смотрела точно на них, иногда переводя взгляд на Ивана с Милен, как местный идеал теплых отношений. Она не завидовала, нет. Она училась. Пыталась найти ответы в их движениях, взглядах. Как же приятно было за этим наблюдать. Музыка прекратилась. Не началась новая, а закончилась, а вместе с ней и вечер танцев. Грустные вздохи, строгие возгласы директора и мадам Менделеевой - все, как обычно. Люди стали расходиться. Остались только Нино, Аля и Кагами, как организаторы, которым выпала честь убрать оставленный бедлам за любимыми одноклассниками и всей школой заодно. Им вызвалась помочь Маринетт. Адриан не смог остаться, я слышал как он разговаривал по телефону с отцом. Я тоже остался. Мне нужно было сказать кое-что... - Привет, Маринетт,- я подошел к подруге со спины, что та вздрогнула от неожиданности. - Лука! Как давно я тебя не видела! Ты пришел на танцы? Удалось с кем-нибудь станцевать? - Нет, я... - Ох, здесь было так весело. Нино превзошел сам себя. А Аля приготовила столько... - Маринетт,- я коснулся ее руки.- Ты очень разговорчива, когда нервничаешь. Маринетт умолкла. Она склонила голову и смотрела на меня из-подлобья. - Тебе не нужно меня стесняться. Мы же друзья. Ты сделала свой выбор. Она подняла на меня взгляд и улыбнулась так, как умеет только Маринетт. Я улыбнулся ей в ответ. - А я сделал свой. И теперь прошу о помощи. Маринетт вопросительно изогнула бровь. - Мне нужно, чтобы ты увела отсюда Алю. На время. Примерно на полчаса. Маринетт смерила меня непонимающим взглядом. Она заглянула мне за спину, а затем спросила? - Но зачем? А как же Нино? - Нино мне понадобится,- я указал на гитару за спиной. - А Кагами? Или... А! Я.. Я поняла! Аля! Аля, нам срочно нужно в подсобку. - Зачем?- буркнула Аля, сметая крошки со стола. Маринетт встала подруге за спину, обхватила ее покрепче и потащила в сторону. - Не спорь. Все ради любви во всем мире! И в нашей конкретной компании,- шепотом добавила она. Я усмехнулся ее рвению и подошел к Нино. - Друг, нужна помощь. Нино отвлекся от перебирания пластинок и поднял взгляд на меня. - Да, чем могу? - Помнишь, что я на днях играл? - Помню. Конечно, помню! Стоящая вещь. Ты же сам ее написал, да? Ох, вот бы и мне так. - Повторить сможешь? - Да без проблем. Сейчас? Я передал Нино гитару и сказал: - Начинай. Нино как-то недоверчиво взглянул на меня, но заиграл. Тихо, чуть неуверенно, но без фальши, как и задумывалось. Я услышал стук каблуков позади и взглянул на девушку через плече. - Ты думаешь, я ничего не поняла,- сказала Кагами, стоя посреди зала. Она вперила руки в бока и буравила меня взглядом.- Ты попросил Маринетт забрать Алю, теперь Нино играет нашу мелодию. Ты хочешь заставить меня танцевать, я права? - Нет, ты не права. Я развернулся всем телом и уверенным шагом, насколько это было возможно в подобной ситуации, подошел к Кагами ближе, протянул к ней руку и сказал: - Я пришел просить твоей милости станцевать со мной. Кагами не шелохнулась. Она переводила взгляд с моего лица на руку, протянутую ей. Недоверчиво, настойчиво пытаясь найти подвох в моих действиях. Но его не было. Наконец, она коснулась моей руки, отвела взгляд и сказала: - Ты ведь понимаешь, что так уже не говорят? - Зато так думают. И это явно сработало. Я потянул Кагами на себя, заключив ее в объятия. - Одного танца будет достаточно?- дерзко спросил я. - Ты же знаешь, что я не умею танцевать? - Это не проблема. Я тоже. И я закружил девушку под музыку нашей мелодии. Мелодии грусти, превратившейся в нечто большее. Как и чувство, породившее ее.