want you more than a melody

Лука никогда не должен был соглашаться на это. За те тридцать секунд до ланча, когда он чувствует, как рука Элиотта тянется к его собственной, пока они стоят у порога дома родителей Элиотта, Лука начинает жалеть о каждой глупой мысли в его голове, которая заставила его подумать, что это будет хорошая идея, что он сможет справиться с этим, не выглядев глупцом при этом. Потому что, когда пальцы Элиотта переплетаются с его собственными, когда он мягко сжимает руку Луки и посылает ему успокаивающую улыбку, в груди Луки вспыхивает огонь, и это все, что он может сделать, чтобы сдержать все то, что он сдерживал в себе в течение нескольких месяцев. Это жестоко то, что он делает — дразнит себя той вещью, о которой он мечтал, только лишь из-за того, чтобы она ничего не значила для Элиотта, ведь это просто хитрость, порождённая необходимостью и удобством. Все началось на прошлой неделе, когда Элиотт неожиданно написал ему о «чрезвычайной ситуации», в которой ему требовалась помощь Луки. Лука со всем своим мудрым (и очень влюблённым) здравым смыслом помчался в квартиру Элиотта после работы с их любимой едой в руках, готовый разобраться с тем, что произошло, ожидая, как обычно, неудачного свидания или плохого дня на работе. Вместо этого Элиотт усадил Луку с довольно застенчивым выражением лица, нервно сжимая руки. — Пожалуйста, не злись, — говорит Элиотт, указательный палец пробегает по его нижней губе, — но мне нужна твоя помощь с кое-чем. — В чем дело? — спрашивает Лука, прекрасно зная, что он, вероятно, согласится на все, что нужно Элиотту. И в этом виновато только его сердце: оно ждёт и находит любой шанс быть рядом с Элиоттом, черт возьми. Слабость, которой пользуется Элиотт, даже не подозревая об этом. Элиотт делает паузу, выбирая слова, его голос звучит тихо, когда он говорит. — Итак, я разговаривал с моей мамой на днях, — начинает он, глядя на Луку, который кивает, подбадривая его продолжать, — и ты сам знаешь, как у нее дела с тех пор, как Люсиль и я расстались в прошлом году. Лука снова кивает, и он недолго думает о том, чтобы протянуть руку и взять Элиотта за руку, чтобы тот перестал нервничать, но он быстро передумывает. Он не может так делать, как бы больно не было его сердцу, ведь это не то, что делают друзья. (Глупо, как часто ему приходилось напоминать себе об этом в те дни: какие вещи ему могут сойти с рук, а какие нет. Это становится чем-то вроде мантры: ты его друг. Не пытайся давить на что-то, это может сломаться. Ты не сможешь собрать кусочки.) Поэтому он всегда ведёт себя рядом с Элиоттом, как он может. Например: как друг, готовый дать совет и, видимо, оказать помощь. И да, он знает, о чем говорит Элиотт. Как бы сильно он ни любил маму Элиотта, иногда она бывает немного перегибает, особенно когда дело касается ее сына. Когда Элиотт и Люсиль окончательно расстались перед праздниками более года назад, она постоянно проверяла, действительно ли Элиотт в порядке. Расставание удивило семью Элиотта, и, честно говоря, даже самого Луку, который ожидал, что они сойдутся через несколько недель, как обычно. Но когда Элиотт появился в квартире Луки в ту ночь, по его лицу текли слезы, расставание казалось все же окончательным. И в конце концов все зашло в тупик. Как только мама Элиотта смирилась с этим, она постоянно спрашивает, нашел ли Элиотт кого-то еще, как казалось, для того, чтобы убедиться, что Элиотт не один. (Не то чтобы Элиотт когда-нибудь был один, — с горечью думает Лука, потому что у него был Лука. Но на самом деле это было не одно и то же, независимо от того, как часто Лука лежал без сна по ночам, мечтая об этом). — Ну, — продолжает Элиотт, — она, как обычно, спрашивала, встречаюсь ли я с кем-нибудь. Он делает паузу, глубоко вздыхая. — А потом она спросила, встречаюсь ли я с тобой. У Луки перехватило дыхание, и он чуть не задохнулся. Он поднимает голову, переводя взгляд с рук Элиотта на него. — Что? Элиотт застенчиво улыбнулся. — Да, она спросила это несколько раз. Вся моя семья думает, что мы тайно встречаемся и что я не хочу им об этом говорить, но я никогда ничего не говорил, потому что это не имеет значения. Так как мы не встречаемся. Сердце Луки громко стучит в его груди. Неужели он был настолько очевиден, что вся семья Элиотта поняла, что он чувствует к нему? Он виделся с ними всего несколько раз, несколько раз обедал в доме родителей Элиотта, но, конечно, этого было недостаточно, чтобы они заметили. Лицо Луки начинает гореть. — Ну ладно, — говорит он. — Но дело в том, — продолжает Элиотт, его голос звучит немного выше, чем обычно, — я разговаривал с моей мамой на днях, и она все время спрашивала, встречаюсь ли я с кем-нибудь, и сказала, что если да, то я должен привести этого человека в нашу большую семью, чтобы собраться вместе, и ты сам знаешь, как было ужасно, когда я пошел один в прошлом году — все спрашивали меня, что случилось, и что, если Люсиль и я сойдёмся, или когда же я найду кого-то нового… Он замолкает на мгновение. — А потом она снова спросила о нас, и я запаниковал. Лука просто смотрит на него. — Ладно? — Так что я, да… я случайно сказал ей, что мы встречаемся, — в порыве говорит Элиотт, его взгляд утыкается в пол. Сердце Луки останавливается. — И что я приведу тебя на вечеринку. Лука на мгновение забывает как говорить. — Что ты сделал? — бормочет он, его сердце, похоже, воюет в его груди. — Я запаниковал! — говорит Элиотт, глядя на Луку, как будто он пытается оценить его реакцию. — Мне жаль. Лука не может сдержать неконтролируемый смех, который зарождается в этот момент, потому что, оказывается, Элиотт запаниковал, но Лука уверен, что паникует он сейчас сильнее, пока его ум пытается понять, что это значит, почему Элиотт сказал, что из всех людей он встречается именно с Лукой. — Элиотт! — кричит, смеясь сильнее. — Ты просто не мог сказать людям, что мы встречаемся, когда на самом деле мы не встречаемся! Элиотт, который немного испуганно смотрел на Луку, тоже начинает смеяться, выглядя смущенным, но все же немного расслабленным реакцией Луки. — Я знаю, — стонет он. — Клянусь, это был несчастный случай. Это случайно вышло. Луке требуется мгновение, прежде чем он успокаивается, чтобы продолжить говорить. — Что ты собираешься делать сейчас? — Вот почему мне нужна твоя помощь, — признается Элиотт, проводя рукой по волосам, и Лука понимает, что он не закончил. Лука поднимает бровь. Он знает, к чему тот ведёт. — Элиотт... — Можем ли мы притвориться? Пожалуйста? Только на день, — выпаливает Элиотт. — Побудем всего пару часов с моей семьей, а потом через несколько недель я скажу маме, что мы расстались или что-то в этом роде, обещаю. Я просто не могу прийти на эту вечеринку в одиночку, и я уже сказал ей, что встречаюсь с тобой, так что...пожалуйста, Лука. Если Лука и был способен на что-либо, так это на неспособность отказать Элиотту в чем-либо. Он игнорирует то, как его сердце предательски трепещет, и подавляет страх боли, которую он почувствует, будучи так близко к чему-то, но не имея этого в реальности. Он вздыхает. — Хорошо. — В самом деле? — Да, Элиотт. Я могу прийти на вечеринку. Это всего лишь один вечер, верно? Элиотт кивает, на его лице появляется благодарная улыбка. — Да, всего один вечер, а потом мы можем притвориться, будто ничего не произошло. Сердце Луки падает на самый низ живота. — Спасибо, Лука. Ты самый лучший друг. Лука только улыбается, надеясь, что это не слишком похоже на гримасу. Он может справиться с этим хотя бы ради Элиотта. Насколько это может быть сложно, правда? Оказывается, очень сложно. Они кратко обговорили все: когда они начали встречаться (два месяца назад), кто первый сделал шаг (Элиотт сказал, что он, очевидно, будет тем, кто не выдержал и признался первым, что вызвало неловкое чувство в груди Луки), почему они ничего не говорили раньше (они не хотели сглазить, пока не знали, а сработает ли это у них), и как у них сейчас дела (невероятно, ответил Элиотт, как еще это может быть?). В конце концов, Лука чувствует себя почти на вершине, когда Элиотт говорил им о них, о том, как он смотрел на него. Но ему пришлось несколько раз напомнить себе, что это все для галочки. Так что теперь, когда они стоят на крыльце дома родителей Элиотта, их пальцы переплетены, и Луке нужно глубоко вздохнуть, чтобы успокоить свое скачущее сердце, готовясь к тому, что неизбежно станет одним из лучших дней его жизни, чтобы потом через несколько часов у него отобрали это. В ответ он сжимает руку Элиотта. Элиотт постучал, и через три секунды дверь широко распахнулась, показывая мать Элиотта. Огромная улыбка расползается по ее лицу при виде стоящих там людей, которая становится еще шире при виде их объединенных рук. — Элиотт, Лука! Я так рада, что вы здесь, — говорит она, впуская их в дом. Когда они снимают обувь и пальто, она крепко и тепло обнимает их по очереди. — Лука, — шепчет она, обнимая его, — так приятно видеть тебя снова, дорогой. Я так счастлива, что ты здесь. Сердце Луки сжимается от того, как она счастлива, зная, что все это ложь. — Я тоже счастлив, что я здесь, — шепчет он в ответ. — Спасибо, что позволили мне прийти. Они отдаляются друг от друга, и она смеется. — Конечно. Тебе всегда рады здесь. А теперь, когда ты парень Элиотта ... Пульс Луки учащается после этих слов, которые используются для его описания. Он пытается игнорировать это. — Надеюсь, ты знаешь, что я бы сама пригласила тебя, но кто-то, — она бросает на Элиотта осуждающий взгляд, — забыл упомянуть, что вы наконец начали встречаться в самую последнюю минуту. Элиотт стонет. — Мама, я же говорил, что мы хотели просто держать это между нами какое-то время. Это было иначе, так как ты уже знаешь его. Его мама просто улыбается в ответ. — Я знаю, дорогой, я знаю. Давайте, все уже внутри. Весь день шел дождь, большие капли украшали окна и отражали свет от огня. Небо серое, а воздух холодный, но здесь, в гостиной родителей Элиотта, тепло. В ту минуту, когда Лука вошел в дом Демори, его окружили несколько родственников, которые пытались либо представиться, либо снова поздороваться. На самом деле было удивительно, сколько членов семьи Элиотта, казалось, уже знали о нем, несмотря на то, что Элиотт только неделю назад сказал своим родителям, что они встречаются. Но приятно чувствовать себя желанным, видеть, что люди рады за них, и их улыбки только увеличивались при виде их соединенных рук. Даже отец Элиотта, который до сих пор всегда приветствовал Луку лишь крепким рукопожатием, крепко обнял его, шепча, как приятно его видеть. Трудно не чувствовать себя немного плохо и лгать им всем. Сейчас они сидят, ожидая, когда ужин будет готов, собравшись в маленькой гостиной, на запасных стульях и кушетках, которые Элиотту удалось собрать вместе. В камине горит огонь, и еще более яркое пламя горит там, где рука Элиотта покоится на колене Луки, слегка сжимая каждый раз, когда кто-то комментирует их. И немного смешно, как хорошо это все ощущается, настолько это естественно. Элиотт рядом с ним, они оба вместе, другие люди видят их вместе, думают и верят, что они влюблены. Лука смог почти поверить в это сам, видя, как Элиотт смотрит на него, стоит рядом с ним, улыбается ему, и все это опасно близко к созданию чего-то вроде надежды в его груди. Он думает, что если он допустит этого, все это разожжет угли в его сердце, что приведет к пылающему огню, к неизбежной всепоглощающей катастрофе, которая полностью поглотит его. Так что он не позволяет этому случиться. Вместо этого он напоминает себе каждые несколько минут, что все это просто одолжение, чтобы помочь другу, не более того. Но на всем этом действительно трудно сосредоточиться, когда Элиотт сидит так близко и его большой палец выводит мягкие круги на внешней стороне колена Луки. На самом деле так трудно сосредоточиться на чем-то другом, и он пропускает вопрос, который задаёт ему любимая тетя Элиотта. Он возвращается к себе, когда Элиотт толкает его плечом. — Хм? — спрашивает Лука, моргая несколько раз и смотря на Элиотта. Элиотт немного посмеивается про себя. — Инес спросила, чем ты занимаешься сейчас, — объясняет он. — О, э-э, — Лука снова моргает, а затем поворачивается, чтобы взглянуть на ухмыляющуюся пожилую женщину, уголки ее рта приподняты, очень похоже на то, как у Элиотта, когда он дразнит его. Он заставляет себя не останавливаться на образе Элиотта, который появляется в его голове. — Мед школа. Я в медицинской школе. Тетя Элиотта обменивается впечатленными взглядами с несколькими кузенами Элиотта, сидящими рядом, и Элиотт прекращает своё поглаживание большим пальцем только для того, чтобы слегка поднять руку на ноге Луки, слегка сжимая его бедро. Лука подавляет вздох. — Он очень умный, — говорит Элиотт, глядя на Луку с чем-то похожим на гордость. Но Элиотт всегда гордился Лукой, как вы уже знаете, по-дружески. Лука улыбается в ответ, а затем Элиотт поворачивается к своим тётям, которые выглядят так, словно хотят поздравить его с поимкой будущего доктора. И в шуме их голосов Лука почти пропускает, как Элиотт добавляет, «Мне очень повезло». Но он не пропускает. Вместо этого, это застает его врасплох, именно то, как искренние слова звучат из уст Элиотта, и это удивительно, что он готов обвинить его позже, когда он наклоняется и нежно целует Элиотта в щеку, кожа Элиотта окрашивается в нежно-розовый цвет под его губами. Хор «оууу» от двоюродных братьев и сестер Элиотта выбивает Луку из транса настолько, чтобы напомнить ему о роли, которую он должен играть. — Я счастливчик, — говорит он, на самом деле только потому, что он должен быть фальшивым парнем Элиотта, а вовсе не потому, что он думал об этом с того момента, как Элиотт вошел в его жизнь. И поэтому то, как все лицо Элиотта покраснело от слов Луки, должно быть результатом действительно хорошей игры. Элиотт смотрит на Луку, и их взгляды встречаются, а затем Лука чувствует, что краснеет, и все это действительно смешно, поэтому Лука нервно хихикает. — Вы двое слишком милые, — говорит Инес, ее голос снова пробивается сквозь туман, — Это отвратительно. И затем момент ускользает, оставленный где-то на дне их бокалов, когда они направляются к обеденному столу. Только мгновение, когда это не было похоже на притворство, тот момент, который будет в сердце Луки, заставляя его страдать через несколько недель, пока Лука будет пытаться заснуть. Только когда Инес останавливает его в коридоре во время перерыва между обедом и десертом, пока он несет посуду на кухню, добровольно помогая маме Элиотта, все возвращается назад, когда настоящие чувства затапливают его, окрашивая его лицо и его слова и его сердце. — Знаешь, я не была уверена, что вы двое когда-нибудь начнёте встречаться, — говорит она, ее голос звучит тихо, пытаясь не быть услышанным с того места, где они стоят в коридоре. — Ох? Она кивает. — Раньше мы все время дразнили его о тебе, но он все время говорил, что это не так, что вы двое не вместе. Но я знала. Я видела это по тому, как он говорил о тебе. Лука почти забывает, как дышать. — Вы видели? — Это было точно не трудно заметить, — смеется она. — Честно говоря, я думаю, что он был влюблен в тебя в течение долгого времени, задолго до того, как он сам понял это. Лука чувствует, что может упасть в обморок. — Я так рада, что вы наконец-то поговорили об этом, — говорит она, — из всего того, что я видела и слышала, я думаю, что вы очень подходите друг другу. Лука сглатывает, вдыхая и выдыхая, вес на его сердце внезапно становится тяжелее, потому что это больно, все эти люди, видят, что он желал долгое время. Видеть вещи, которые не существуют. Но Инес смотрит на него с надеждой, и Лука пообещал Элиотту, что справится с этим, поэтому он говорит что-то, что не похоже на ложь. — Я тоже думаю, что мы подходим друг другу. Медленно, но верно родственники Элиотта вылезают из дома и начинают возвращаться домой, когда вечер перетекает в ночь. Но Лука не пытается уйти, довольствуясь тем, что живет в этом пузыре, который они создали, немного дольше, зная, что он лопнет, стоит ему выйти наружу. Они сидят у огня, пока не остаются только они вдвоём и родители Элиотта. Но где-то между распитием вина и игрой в настольные игры, дождь превратился в снег, покрывая землю толстым слоем скользкого льда. Он падал тихо, быстро, и незаметно для людей внутри дома, пока свет не вспыхнул один раз, два раза и не погас. Лука лихорадочно протягивает руку в темноте, его рука находит Элиотта, который притягивает его к себе и смеется над ним. — Ты ... боишься темноты? — шепчет Элиотт, прижимая губы к уху Луки, как раз когда отец Элиотта находит фонарик и щелкает по нему. Лука пихает Элиотта в плечо, теперь видимое на свету. — Нет. — Нет? — Я не боюсь! — протестует Лука, но слабо, когда Элиотт нежно сжимает его пальцы. — Как скажешь, — смеется Элиотт. Отец Элиотта отодвигает занавеску и смотрит сквозь стекло на бурю на улице. Теперь все скрыто, улица исчезает под слоем белого цвета, дорога неотличима от тротуаров и газонов. — Ты не можешь пойти домой сейчас, — объявляет он, — Я сомневаюсь, что автобусы все еще ходят. Тебе придется остаться здесь. Лука ощущает, как начинает подниматься паника. Потому что днем он смог это сделать. Вечером он смог сделать. Но провести ночь, а затем еще одно утро только с родителями Элиотта, притворяясь парнем Элиотта, и при этом не признаться, что он действительно влюблен в Элиотта? Это слишком. Элиотт должно быть чувствует, как он напрягается рядом с ним, поэтому успокаивающе поднимает одну руку, чтобы погладить его по руке, а другой - все еще крепко сжимать Луку. — Ты в порядке? — шепчет он, на его лице видно беспокойство даже в тусклом свете фонарика. — Да, да, — отвечает Лука, пытаясь смехом скрыть дискомфорт, — Я просто не был готов остаться. Мама Элиотта появляется рядом с ним, ее рука находит его плечо, когда она включает другой фонарик. — Не переживай, милый, — говорит она, — ты можешь остаться с ним в старой комнате Элиотта, и я уверена, что у него есть старая футболка, которую он может тебе одолжить. Ох! И у нас есть дополнительные зубные щетки под раковиной в его ванной для вас обоих. Я держу их в запасе для гостей в такие дни. Лука с благодарностью улыбается ей и старается не слишком сосредотачиваться на том, что он останется в комнате Элиотта с ним, но это трудно, ощущая при этом как его сердцебиение сбивается от ее слов. — Спасибо, мама, — говорит Элиотт, а затем снова наклоняется к Луке, нанося удар по его чувствам. — Становится поздно. Хочешь пойти спать? Лука может только кивнуть. Они прощаются с родителями Элиотта, а затем медленно поднимаются по лестнице, используя фонарик в качестве ориентира и неся бутылку с водой, чтобы почистить зубы и умыться. Элиотт ведет Луку в ванную, а Лука охотно следует за ним, ненавидя это потому, что им нужен только один фонарик, а ему необходимо сохранить батарею своего телефона. Они чистят зубы бок о бок, и даже в неловких тенях, создаваемых фонариком, ненадежно балансирующим на полке, он кажется таким домашним, таким сладким, заставляя желудок Луки нервно сжиматься. И затем Элиотт ведет Луку в свою спальню, и, хотя Лука был здесь раньше, видел ее несколько раз при свете дня, он никогда не видел ее такой, никогда не видел, зная, что должен остаться здесь. Элиотт оставляет Луку, неуверенно стоящего у двери, и подходит к комоду, роется в ящиках и вытаскивает две футболки, бросая одну в Луку через всю комнату. Лука переворачивает футболку в руках, мягкую выцветшую синюю вещь с одной из летних работ Элиотта в старшей школе, и, несмотря на годы, проведенные в ящике без Элиотта, она все еще пахнет так же, как и Элиотт, так же, как и его дом, в котором Лука не может не делать глубокий вдох, впитывая все это. Через всю комнату Элиотт стаскивает свитер поднятыми руками над головой, длинные линии его пресса внезапно становятся слишком очевидными, и Лука вынужден отвести взгляд, прирастая к тому месту, где Элиотт оставил его у двери. Когда Элиотт натягивает футболку на голову, он замечает, что Лука стоит там и смотрит на пол, не в силах решить, что ему делать сейчас. — Прости, ты хочешь, чтобы я вышел? Говорит Элиотт, его голос дрожит, как будто сомневаясь. — Я не думал об этом, но я могу оставить тебя, чтобы ты переоделся, если хочешь. Но затем Лука думает, что то, что он делает, возможно, худшее, что он мог сделать. Потому что они, по крайней мере, друзья, и друзья даже не задумываются о снятии футболок друг перед другом, и именно он делает это странным... — Нет, — быстро говорит он, — нет, все хорошо. Позволь мне просто... А потом он наклоняется, чтобы стянуть свой свитер через голову, слегка возясь с футболкой, надевая ее. Он смотрит на Элиотта, который, по его мнению, ловит его взгляд, а затем расстегивает джинсы и снимает их, оставаясь стоять только в боксерах и футболке, потому что Элиотт не мог же расчитывать на то, что он спит в джинсах... А потом они оба стоят у двуспальной кровати Элиотта в старых футболках Элиотта и боксерах, и Лука чувствует, как его сердце беспорядочно бьется. — Хм, я могу спать на полу, если хочешь, — тихо говорит Элиотт, давая Луке возможность, выход. Но он знает, что тот не пойдет на это. — Если кто-то и должен спать на полу в твоём доме, так это я, — говорит Лука, отводя взгляд. — Но нет, я думаю, что кровать достаточно большая, чтобы мы могли ее разделить. До тех пор пока ты не начнёшь красть одеяло. — Я не краду одеяло! — смеется Элиотт, выглядя оскорбленным. Лука изгибает бровь на это. А потом они впадают в приступ смеха, направляясь к кровати Элиотта, и какое бы напряжение ни было раньше, похоже, оно исчезло. Лука благодарен за это, как быстро они могут снова стать друзьями. Наконец, когда они лежат рядом в старой кровати Элиотта, Лука позволяет себе расслабиться. Он сможет пережить одну ночь, поспав рядом с Элиоттом. — Спокойной ночи, Лука, — говорит Элиотт, его слова застывают на зевке. Лука улыбается. — Спокойной ночи, Элиотт. А потом он поворачивается на бок, спиной к Элиотту и позволяет себе заснуть. Он никогда не должен был соглашаться на это. Это единственная мысль, которая пронзает его голову, пока он лежит, заключённый в руках Элиотта в его старой спальне, а лунный свет проникает сквозь занавески. Дрейфуя на краю беспокойного сна, он проснулся несколько часов спустя и обнаружил, что он и Элиотт придвинулись друг к другу ночью. Вероятно, из-за температуры, как думает Лука. Отопление было отключено в течение нескольких часов, и без него в комнате стало холодно, и его дыхание угрожало стать видимым в воздухе. Снаружи бушует шторм, ветер грохочет за окном, но здесь, в объятиях Элиотта под грудой одеял, найденных для них матерью Элиотта, Лука чувствует себя в тепле и безопасности. Должно быть, поэтому он так легко заснул, и все из-за мягкого дыхания Элиотта, касающегося волос Луки, его поднимающейся и опускающейся груди под щекой Луки, и Лука не может избежать того, к чему стремится его разум, и пытается бороться с этим — он наслаждается близостью и отчаянно надеется на то, что это значит больше, чем является на самом деле. Он ощущает себя мальчиком, пойманным в ловушку на тонущем корабле, осторожно придерживающемся правил, которые он установил для себя, чтобы не утонуть, но он должен был знать, что остановить это будет невозможно, как только все начнется. Это должно было быть только на один вечер, быстрый и легко забываемый, но это только сильнее заставило пропасть Луку. Лука проклинает свое прежнее «я», когда Элиотт смещается во сне, все больше поворачиваясь на бок, не ослабляя хватку рук. Элиотт удовлетворенно вздыхает, когда его ноги соприкасаются с Лукой, и Лука не может не думать о том, что ему следует пойти, взять стакан воды, сделать перерыв в этой ситуации, чтобы успокоиться и осознать все это. Потому что Элиотт спит, и только он знает, о ком он думает, о ком он мечтает, и это точно не Лука, это никогда не был Лука, и он не может позволить этому продолжаться. Дело в том, что в темной ночи, когда вокруг них кружится буря, все начинает казаться слишком реальным, об этой ночи Лука будет думать снова и снова, желая повторить это. И он должен напоминать себе, что это только одна ночь, к которой привели обстоятельства. Вот и все. Он двигается, чтобы осторожно выкатиться из рук Элиотта, при этом, не разбудив его. Но в ту минуту, когда он отодвигается более чем на дюйм от тела Элиотта, Элиотт снова пытается прижать к себе Луку. Лука стонет и задается вопросом, что после всего того плохого, что он сделал, он определенного заслуживает такого наказания. — Лука? — шепчет Элиотт, его голос сонный и тихий, когда он прорывается сквозь тишину вокруг них. — Куда ты идешь? — Я просто собирался выпить немного воды, — отвечает Лука, игнорируя чувство в глубине его живота при голосе Элиотта, когда тот произносит его имя. — Нет, — говорит Элиотт, как раздраженный ребенок, снова перемещаясь в постели и вытягивая руку, чтобы плотнее накрыть их плечи одеялом. — Останься здесь, — бормочет он, толкая Луку за плечо, который ничего не может сделать, кроме как подчиниться. Лука поворачивается лицом к Элиотту, когда Элиотт подвигается, чтобы обхватить его руками, и его грудь плотно прижимается к спине Луке. — Я хочу чтобы ты был тут. И Лука никогда не был тем, кто отказывал ему. Когда Лука просыпается в теплом коконе, руки Элиотта обвивают его талию, а его нос прижат к шее. Ему так уютно и тепло, что он почти сразу же погружается в сон, но затем он внезапно вспоминает, где он находится, прошлая ночь всплывает перед глазами, и он мгновенно напрягается в руках Элиотта из-за всего происходящего. Горячее дыхание Элиотта касается задней части шеи Луки, трепещет его волосы, а большие и теплые руки прижимаются к груди Луки, и его сердце бьется так быстро, что удивительно, как его ребра не лопнули от такой силы. Первая мысль Луки это то, что Элиотт не понимает, что он делает, не когда он обнимает Луку так, словно он хочет его, словно он нуждается в нем. Это не то, что делают обычные друзья. Но потом он думает о прошлой ночи, и Элиотт прошептал ему, чтобы он остался, и он не может отрицать, что Элиотт должен понимать, что это Лука, которого он держит, а это значит, что Элиотт должен хотеть обнимать Луку, что подразумевает, что Лука не достаточно проснулся, чтобы следовать этой мысли, и это просто ошеломляет его ... Элиотт сдвигается позади Луки, переплетая их ноги вместе, и Лука внезапно и отчаянно пытается создать некоторое пространство между ними, поскольку что-то искрится внизу его живота от этой близости. Он вырывается из объятий Элиотта и вскакивает с кровати, не останавливаясь при звуке шуршащего одеяла позади него, пока он выбегает из комнаты в сторону ванной. Он захлопывает за собой дверь и прислоняется к ней, желая выровнять дыхание, и нажимает на выключатель света по привычке, обнаружив, что свет был дан ночью. Что хорошо, потому что это означает быстрый уход Луки, который не может представить, что сможет провести гораздо больше времени здесь, притворяясь. Он подходит к раковине и брызгает холодной водой на лицо, поднимая голову, чтобы посмотреть в зеркало, и находит что-то дикое и безумное в отражении. Он выглядит ошеломленным и немного паникующим, и еще хуже, он видит себя в футболке Элиотта. Он делает несколько глубоких вдохов, желая получить контроль над этой ситуацией, и чистит зубы, брызгая водой на лицо еще раз для профилактики. К тому времени, как он заканчивает, он выглядит менее паникующим. Это хорошо, потому что ему придется столкнуться с Элиоттом и его родителями хотя бы еще раз, прежде чем он сбежит. Он открывает дверь в ванную и тащится обратно по коридору, толкая дверь, чтобы найти Элиотта, сидящего у подножия его кровати, ерзающего руками. — Лука, — тихо говорит Элиотт, входя в дверь, — я- Но Лука не может слышать этого, не может слышать, как Элиотт дает какие-либо объяснения, которые он, вероятно, планировал для того, как он сжимал его прошлой ночью, не может слышать, как Элиотт расценивает это как дружбу и разбивает сердце Луки в тысячный раз. Он просто недостаточно силен для этого утром, барьеры вокруг его груди ослаблены проявлениями домашнего уюта. Через неделю они снова будут ожесточены, сильны и готовы к тому, что Элиотт неизбежно отвергнет его. Но не сегодня. Он не может сделать это сегодня. — Думаю, мне пора возвращаться, — бодро прерывает его Лука, поднимая свои джинсы с того места, где он их вчера оставил, натягивает их и надевает свитер поверх футболки Элиотта, — у меня важный экзамен, к которому мне нужно подготовиться, и я пообещал встретиться с Иман сегодня, так что… Он случайно взглянул на Элиотта и был немного ошеломлен, увидев, что Элиотт смотрит на него широко раскрытыми глазами. Ему не нравится, что Элиотт смотрит на него немного грустно. Он принимает вещи такими, какие они есть, любя Элиотта издалека, если бы это не означало больше не видеть этого выражения на лице Элиотта. — Лука, я думаю, нам нужно поговорить, — снова пытается Элиотт, его голос звучит тихо и немного слабо. Но Лука не хочет говорить об этом. — Прости, Элиотт, — быстро говорит Лука, — но мы можем поговорить позже? Мне действительно нужно идти. Он не ждет ответа, делая вид, что не слышит, когда Элиотт снова произносит его имя, с намеком на отчаяние. Лука с грохотом спускается по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, зная, что как только он выйдет отсюда и попадёт в холодный мир, то появится шанс, что они смогут притвориться, что этого никогда не произошло, что ничего не изменилось, что Элиотт не дал Луке все то, что он хотел. Сердце Луки сжимается. Он выходит в прихожую и начинает расшнуровать свои ботинки, снимая пальто и шарф с крючка и оборачивая их вокруг себя, готовясь к холоду. — Лука? — Слышит он, как мама Элиотта зовет его из кухни. Он гримасничает, зная, что не может предать Элиотта сейчас, не после всего. Он не хочет усложнять отношения с его родителями. — Здравствуйте, — отвечает Лука, ступая на кухню, где он находит маму Элиотта, сидящую за столом, с чашкой кофе в руке,— извините, но я немного опаздываю, и мне нужно уйти, но я думаю, что Элиотт собирается остаться здесь на некоторое время. Мама Элиотта вопросительно смотрит на него. — Ты уверен, что не хочешь остаться на завтрак? Или просто чашку кофе? Лука смотрит на нее извиняющимся взглядом. — Извините, я действительно не могу. Но в следующий раз, хорошо? Он притворяется, будто это не ложь. Она улыбается ему и кивает. — В следующий раз. А затем Лука выходит за дверь. Мир холодный, белый и тихий, утреннее солнце освещает мягкий покров снега, который выпал ночью. Буря, должно быть, прекратилась несколько часов назад, поскольку дороги уже расчищены, и Лука молится, чтобы автобусы уже начали ходить. В противном случае это будет довольно холодная и неудобная ситуация для него. Он уже примерно на полпути вниз по улице, когда слышит первый крик. Он внезапно останавливается, его тело напрягается, потому что он узнает этот голос где угодно, голос, о котором он часто думает, голос, который приходит к нему во сне. Элиотт. — Лука, подожди! — кричит Элиотт. И затем, немного тише, — пожалуйста. Лука останавливается, не в силах игнорировать его. Он поворачивается, обнаруживая, что Элиотт бежит к нему, накидывая одежду, казалось бы, в отчаянном порыве, его обувь едва надета на ноги, и он даже не в пальто. — Что ты делаешь? — кричит Лука,— ты же замёрзнешь. Элиотт приближается к нему, замедляясь, когда он достигает его, тяжело дыша от напряжения. — Я не мог позволить тебе так уйти, — говорит он, его взгляд встречается с Лукой, и, похоже, он плачет. — Что ты имеешь в виду? — говорит Лука, желая, чтобы его голос оставался ровным. Видимо, именно сейчас они все обсудят. Элиотт глубоко вздохнул, его взгляд направлен на землю. — Прости, — говорит он несчастно, — мне очень жаль. Я не хотел заставлять тебя чувствовать себя некомфортно. И подождите ... что? Лука ожидал какого-то рода извинений, но, что-то вроде, «Мне жаль, но ты не так все понял, или мне жаль, что я не чувствую того же самого», но не то, что это. — Что? — тупо спрашивает Лука. — Я извиняюсь за прошлую ночь. Я понимаю, я знаю, что я тебе не нравлюсь в таком смысле, но я застрял во всем этом, в этих отношениях, что мы притворялись, и позволил себе начать думать, что, может быть ... Элиотт замолкает, а Лука почти готов отключиться. Или он уже, должно быть, вырубился, потому что слова Элиотта никоим образом не должны так звучать. Не для него. — Я знаю, что ты, наверное, уже знаешь. Я точно не был скрытным. Черт, вся моя семья знала, а они едва видели нас вместе, — смеется Элиотт, но в нем нет радости, — но я хочу, чтобы ты знал, что я в порядке с тем, как обстоят дела, что, если это все, что я получу, я в порядке. Я просто не хочу потерять тебя. А Лука потерян. Он понятия не имеет, о чем говорит Элиотт. Все эти разговоры с членами его семьи прошлой ночью, наконец, подсказали ему, что чувствует Лука? Он пытается мягко отказать Луке? Только это действительно не похоже на отказ. На самом деле, это звучит как противоположность. Как Элиотт ведёт себя ... как будто он ожидал отказа от Луки, потому что ... но нет, это не могло быть ... Элиотт спокоен, в его глазах видны слезы, когда он стоит, ожидая, что Лука скажет что-нибудь, когда до него доходит. Когда вся сила сказанного Элиоттом доходит до его разума и бьет Луку по лицу. Ох. — Подожди, — говорит Лука, его голос чуть громче шепота. Он пытается снова, — подожди, — на этот раз громче. Элиотт вздрагивает. — Что ты имеешь ввиду под тем, что я уже знаю? Элиотт сжимает челюсть. — Да ладно, Лука, не надо. Пожалуйста. Не будь жестоким. Лука качает головой и делает первый шаг к Элиотту. — Я думаю, ты слишком высоко оценил мои навыки дедуктивного мышления. Еще один шаг. — Я думаю, ты считаешь меня намного умнее, чем на самом деле. — Я считаю, что ты такой же умный, как я и думаю, — шепчет Элиотт, когда Лука останавливается в нескольких дюймах от того места, где стоит Элиотт. — Не об этом, — говорит Лука. — Не о тебе. Элиотт тяжело дышит. — Ох? — Что ты имел в виду, Элиотт? Элиотт качает головой, закрывая рот. — Потому что для меня это звучит так, будто ты имеешь в виду, что испытываешь ко мне настоящие чувства. Что это не было враньем для тебя. Лука протягивает руку и берет Элиотта за руку, проводя большим пальцем по коже. — И если это так, я должен сказать тебе, что и я не притворялся. Элиотт глубоко вздыхает, и Лука поднимает глаза, чтобы встретиться взглядом с Элиоттом. Там он находит что-то вроде надежды. Сердце Луки трепещет в его груди. — Ты мне нравишься, Элиотт, — шепчет Лука, наклоняясь, их губы почти соприкасаются. — Я вроде как люблю тебя, на самом деле. А потом они целуются. В одно мгновение холодный воздух бьёт в лицо Луки, он холодный и жестокий на его щеках, и в следующий раз каждая часть его горит, а пламя начинается там, где губы Элиотта прижимаются к его собственным. Первые поцелуи — это нежные прикосновения губ, проверка новой территории. Сначала осторожно, ожидая, пока кто-то другой сдастся, чтобы встретиться с восторженным рвением, заставляя Луку стремительно притянуть Элиотта ближе, ближе, ближе и никогда не отпускать. Руки Элиотта поднимаются и обхватывают шею Луки, разрывая их поцелуй, только чтобы уткнуться носом в его шею и вдавить в нее слова, «я тоже люблю тебя», в его кожу. Лука не может остановить дрожь, которая проходит через него, точно не из-за холода. Лука не уверен, как долго они стоят там, в объятиях друг в друга, нежные прикосновения губ превращаются во что-то всепоглощающее, Элиотт пожирает его, а Лука охотно позволяет ему. Элиотт облизывает ему рот, и Луке приходится прервать поцелуй, задыхаясь, отчаянно нуждаясь в воздухе, который, как он понимает, не вдыхал. Но Элиотт не дает ему отдохнуть, вместо этого приближаясь, чтобы прижаться горящими поцелуями вдоль челюсти и шеи Луки. — Я не могу поверить, что ты меня целуешь, — выдохнул Лука, смеясь, когда Элиотт обнимает его за шею и нежно целует в висок. — Хорошо, — хихикает Элиотт, прижимаясь поцелуями по всему лицу Луки, — и тебе лучше привыкнуть к этому, потому что теперь, когда я могу, я никогда не остановлюсь. И Лука, ничего не говоря, поворачивает голову и снова ловит губы Элиотта, и снова, и снова, и снова.