***
– Ешь, – ему в руки буквально втолкнули глиняную миску, и Кристофф поднял взгляд, тут же поборов желание его снова отвести. – Предатель, – буркнул он и вернул тарелку. Гринольв усмехнулся, и его выразительное лицо стало злым. Удивительно, как одна и та же улыбка может изменить людей до неузнаваемости. – На твоем месте, я бы все же позавтракал, – сказал он сухо. – Эймунд не сможет всякий раз к тебе приходить; скажи вообще спасибо, что он упросил брата с сестрой заступиться за тебя перед вождем. Если не хочешь подохнуть с голоду, не будь таким разборчивым, – и Гринольв снова впихнул ему в руки миску с едой, которая, надо признать, пахла очень соблазнительно, хотя по виду и казалась какой-то размазней. – И прояви побольше благодарности. – Ладно, – проворчал Кристофф, – спасибо тебе, предатель. Лицо молодого мага на этот раз осталось невозмутимым, но уши вспыхнули. Кристофф это заметил и удержал своего тюремщика, схватив за полу сюртука. Гринольв приставил шаг, будто его одернули на учениях, и круто повернулся, прожигая парня взглядом. – Кого… кого я предал? – жарким шепотом выдавил он. – Тебя, что ли? Да ты бы хоть подумал, что бы с тобой стало, если бы не… моя забота? – Да, ты заботливо оглушил меня, когда напал на меня из засады с бесчестными нортульдра, – в голосе обычно невозмутимого Кристоффа зазвенел гнев. – И об отряде своем ты хорошо позаботился, околдовав всех без исключения солдат, своих товарищей… ну, кроме Холджера, – вспомнил он затем. Губы Гринольва искривила насмешливая ухмылка. – Холджер тебя первым же и выдал, – проговорил он запальчиво. – Штатские, наблюдательности у вас ноль. Он был под заклинанием и следил за тобой, так как нам было интересно, не выведешь ли ты нас к королеве, – Гринольв торжествующе приподнял голову, но тут же недовольно зажмурился, услышав от пленника запальчиво брошенное: «Ты подлец и изменник». – Что, неприятно слышать это от своего народа? – спросил Кристофф ядовито, хотя раньше особой мстительности в себе не отмечал. – От того, который ты предал? – Гринольв упрямо молчал, и только в его глазах плясали бесенята. – Считаешь, что раз ты колдун, твое место с нортульдра, да? – покачал головой Кристофф. – Нет, решать-то, конечно, тебе. Просто мне общение с предателями не по нутру. Да и остальным тоже… спрашиваешь, кого ты предал? Себя же и предал, вместе с Родиной и госпожой, которой давал присягу. Гринольв заморгал и набрал полную грудь воздуха, прежде чем ответить: – У меня… нет больше госпожи, – отчеканил он и пружинистой походкой удалился, не сказав больше ни слова и не обернувшись.***
История была не из самых веселых. Анна рассказала о том, как их троих привели на суд нортульдра, и пока Эльза склоняла старейшину племени к сотрудничеству, Локи ухитрился как-то пробраться к камню, который лежал на всеобщем обозрении, дождаться подходящего момента – под «подходящим» принцесса, разумеется, имела в виду ровным счетом обратное, украсть камень и поглотить его силу. До этого момента Локи ничто не удивляло. Да, он помнил это так, будто наблюдал за своими действиями со стороны, сквозь витражное стекло. И все же его решение было достаточно логичным. Будь у Локи чуть больше сил или времени, он, разумеется, не стал бы совершать такой безрассудной кражи. Но все, что он в тот момент знал, это что камнем нужно завладеть сейчас же, иначе будет поздно. Да, Локи не знал, было ли это внушением камня, который хотел подчинить его волю себе, ощущением тела, которое было уже неспособно сохранять в себе последние крупицы жизни (а ведь Локи помнил предупреждение Хелы), желанием добраться до артефакта, чтобы избавиться от ётунов, либо… причиной была мелодия, тончайшее приятие камня как части себя – той, без которой Локи был словно бы черновиком, обычным наброском, тщетно стремящимся к завершенности. Может быть, не было одной причины, и камень коварно переплел у трикстера в сознании их все. Едва ли Локи сумел бы в таких условиях действовать адекватно. Он и не смог. Иначе ни за что не показался бы у алтаря, держащим камень, просто оставил бы иллюзию камня и скрылся. Никаких улик, никаких следов. Одно это было достаточно плохо, и Локи недоумевал, как Эльзе удалось все это замять – да и удалось ли. Но все оказалось куда хуже. – Когда ты все-таки добрался до камня, – сказала Анна, – ты помнишь, что было после того, как ты его коснулся? – Локи вопросительно приподнял брови, и девушка сочувственно взяла его за руку, только еще больше выбивая из равновесия. – У тебя от магии камня совсем в голове помутилось, – проговорила она тихо, но потом ее глаза вспыхнули азартом, и девушка затараторила: – Я никогда такого раньше не видела. Мне кажется, даже когда на королевство напали духи стихий, было не так страшно. Ты весь стал светиться, и камень в твоих руках был таким ярким, что никто не мог смотреть на него, кроме Эльзы, – Локи хотел было спросить, откуда тогда Анне об этом известно, но промолчал. – И тогда все зажмурились, а когда снова на тебя посмотрели, ты выглядел совсем по-другому: новый плащ, длинный и зеленый, броня, шлем такой смешной… – Знаю, – уверенным жестом прервал ее Локи, не сомневающийся, какой облик выбрал для эффектного появления. – Что я сделал? – Так я и рассказываю, – торопливо продолжила Анна. – Ты такой встаешь, руками разводишь, типа «здравствуйте, а вот и я, ваш новый господин», а у тебя пальцы все еще искрятся, как будто маленькими молниями, – Локи аж задохнулся и вытаращил глаза. Что еще он вытворял, когда у него мозги отключились? Учился летать на иллюзорном Мьёльнире? – Вот, значит, – Анна перевела дыхание и нервно заправила прядь волос за ухо. – А потом нортульдра немножко оттаяли и говорят тебе, отдай, мол, наш камень, не положено кому попало его трогать… – И я им ответил, что я не кто попало? – сконфуженно предположил он, предсказывая свою реакцию. – Нет, погоди, это не сейчас еще, – махнула рукой Анна. – Ты их как будто и вовсе не заметил и только вертел в руках этот волшебный камень, с такой любовью рассматривал, как Кристофф новые сани… – «О норны», – подумал Локи, которому очень захотелось просто вытянуть руку и одним усилием считать память Анны, никак не желающей перейти к сути рассказа. – И тогда они все на тебя напали. В смысле, нортульдра, – Анна вскочила и начала ходить перед кушеткой, оживленно жестикулируя. – Ты вот как-то так взмахнул руками, – в ее движении Локи не узнал ни намека на знакомые ему магические пассы, – и они все разлетелись в разные стороны и так обозлились – ну, собственно, есть, отчего… Локи тоже вскочил, яростно отбросил одеяло и схватил Анну за руки, почти умоляющим шепотом потребовав: – Скажи, как вам удалось… меня одолеть? И насколько… непоправим… причиненный мной ущерб? Девушка затрепетала, как пойманная птичка, и он ослабил хватку. Анна подняла на него взгляд и наконец-то без лишних подробностей изложила: – Когда они попытались помешать тебе забрать кристалл, ты пришел в ярость. Ты, значит, преобразился, у одного из нортульдра выхватил боевую палку и превратил ее в золотой жезл. А потом просто встал среди них и громко крикнул, чтобы все встали на колени – и все послушались, даже мы с Эльзой, – она сглотнула, – какое-то странное было ощущение, что этого приказа ослушаться нельзя. И тогда ты, глядя на нас всех сверху вниз, целую речь задвинул про то, что это все, мол, глубинная суть человечества, что мы на самом деле не больше, чем рабы, а свобода нам только мешает. Что наши народы могли бы жить мирно и довольствоваться малым, но наши амбиции заставляют нас воевать и бороться за власть. А еще – искать свое место, тщетно пытаться познать себя… Локи закрыл глаза, смутно различая лоскуток воспоминания. «Соблазнительный луч свободы…» Это его слова? Да, формулировка вполне в его стиле, и он почти помнит, как говорил это. Но зачем, с какой целью устраивать перед смертными проповедь? «Вы были созданы, чтобы служить и до конца дней стоять на коленях… Ну разве так не проще? Разве это не естественно для вас?» Он действительно так считал когда-то, до знакомства с Эльзой, до того, как слишком глубоко погряз в мире людей, пройдя точку невозврата… «Да полно, – закралась в голову еще одна вымораживающая мысль. – Да о них ли ты вообще говорил?» Локи дернулся, словно хотел избежать пощечины. – А потом Эльза поднялась с колен и выступила против тебя, – наконец, произнесла Анна то, что Локи хотел и боялся услышать. Маг тяжело опустился на постель и прижал руки к вискам. Воспоминание билось за хрупкой, почти невидимой гранью, прожигая ее, как уголек. Проигнорировав обеспокоенный возглас Анны, Локи позволил себе соскользнуть в это воспоминание и увидел то, что вполне могло быть плодом его воображения, галлюцинацией, а могло и случиться на самом деле. Они, Локи и Эльза, истинные повелители магии, разогнав жалких смертных, сражались в полную силу, и Локи наносил ей те хорошо оттренированные, веками отточенные атаки, которые у них не было времени изучить с Эльзой. Королева отбивалась – отчаянно, бесстрашно и не щадя себя. Трикстер осознал, что магических оков на ней не было – кто-то догадался в последний момент освободить пленницу. Серьезного урона ему она нанести не могла – никогда не была настолько сильна, а тут ему в руки наконец-то попал невиданной мощи артефакт. Все, что могла земная королева, это обороняться. Она ставила блоки, закрывала щитами людей, пока они бежали, бежали прочь, как стайка насекомых, защищала своим телом и своей магией тех, кто оказался рядом – и кто еще пять минут назад был ей кровным врагом. Шанса против настоящего мага у нее не было… Поверх воспоминания будто набежало тяжелое, непроницаемое облако, и Локи с кривой усмешкой дал себе отчет в том, как нерадива его собственная ментальная защита. Весь механизм того, как он пытался оградить себя от непонятно почему настолько травмирующего воспоминания, шит белыми нитками. Как бы там ни было, на него опустилась какая-то непроницаемая пелена, и только собственное рваное дыхание вмешивалось в это искусственное ощущение пустоты… Через какое-то время его паника отступила, и по телу разлилось умиротворение. Локи открыл глаза и, опираясь на руку, приподнялся и сел, вновь возвращаясь мыслями к настоящему моменту. В довершение ко всему, не хватало ему еще Анны, которая стала свидетельницей его слабости… Там была не только Анна. – Вот, выпей, – велела ему незнакомая девушка, одетая, как все нортульдра, и протягивающая ему почти плоскую чашу с каким-то ароматным зельем. Анна обнаружилась рядом с незнакомкой, слегка встревоженная и смущенная. – Локи, это Ханимарен… она… я позвала ее, чтобы спросить, как помочь тебе. Зря я все тебе рассказала, наверное, тебе нельзя беспокоиться, пока полностью не поправишься. – Она… целительница? – спросил Локи, придирчиво рассматривая Ханимарен. Что-то в ней показалось магу подозрительным, но было за гранью восприятия. Да и слишком молода она была, чтобы быть опытной целительницей. В конце концов, спорить ему сейчас не хотелось, поэтому он послушно принял протянутое ему… успокоительное? Даже если и так, никакого эффекта он не почувствовал. – Невероятно, – хрипло пробормотал он, вертя чашу в руках. – Если камень завладел моим сознанием, и я наносил атаки в полную силу, не понимаю, как Эльза вообще осталась… жива.***
– Анна? – раздалось в палатке, и Эльза в первую секунду даже не узнала собственный голос. Сколько же она проспала, что совсем охрипла? – О, Эльза, ты проснулась! – возликовал снеговичок, запрыгивая на постель и умиленно расправляя на Эльзе одеяло, которое она стряхнула во сне. – В очередной раз убеждаюсь, что мир состоит не только из сов, но и из жаворонков, как бы меня не пытались уверить в обратном… – Каких еще сов и жаворонков, Олаф? – тепло улыбнулась она, но тут же обеспокоенно завертела головой. – Нет, вот так ты как раз больше напоминаешь мне сову, – пробормотал Олаф. – Не порть мне статистику… а хотя, ты пусть и встала утром, но проспала весь предыдущий день, так что ты по-любому все-таки сова… а, проехали, статистика испорчена, – ничуть не огорченно сделал странный вывод Олаф, и Эльза только недоуменно приподняла брови и не стала концентрироваться на этом вопросе. – Где Анна, ты ее видел? – взволнованно спросила она, а потом наморщила лоб, припоминая вчерашний… нет, судя по словам Олафа, позавчерашний вечер, и добавила: – И как там Локи? Ты не слышал… – Анна как раз с ним сейчас беседует, – с готовностью пояснил Олаф, и Эльза хотела порывисто вскочить с мягкой перины, но снеговичок помешал. – Лежи-лежи. Оу, это я не в том смысле, что она пошла ему сказать пару ласковых от твоего имени… – Не хочу я ему говорить никаких «ласковых», – поспешно объяснилась Эльза. – И чтобы она винила его в том, что произошло, тоже… Пусти, я сама схожу и посмотрю, что там… – Так ты совсем не сердишься на него за то, что он учинил? – глаза Олафа удивленно расширились, и все в друге, даже морковка, вдруг показалось королеве донельзя заинтересованным. – Сдается мне, мужчине не пристало так нападать на свою невесту… – Мы все совершаем порой ошибки, – чинно произнесла Эльза навечно запечатлевшуюся в голове фразу, а потом отрефлексировала про «невесту» и попыталась вспомнить, когда это она сообщала Олафу о своем незрелом желании стать женой мага. Так и не вспомнив, она отогнала эту мысль, сосредоточившись на более важном: – Как Локи себя чувствует? Он снова стал собой? – По-моему, и не переставал быть, – небрежно пожал палочками Олаф, который, очевидно, не мог простить мага с такой легкостью, как сама королева. – С ним все нормально. Он первым делом примчался сюда к тебе, споткнулся об меня и даже не заметил. Хотел проверить, как ты. Два сапога пара… – захихикал он. Отчего-то Эльза почувствовала жар на щеках и сбросила одеяло. Олаф интерпретировал ее движение по-своему. – Нет-нет, тебе надо лежать и отдыхать, – очень твердо для такого снежного создания велел он. – Я сам сбегаю и все разузнаю, а потом тебе перескажу… или нет, давай не так. Давай я спою тебе колыбельную, чтобы ты уснула, а потом уже сбегаю… – Спасибо, Олаф, – усмехнулась королева и положила и впрямь еще тяжеловатую голову на подушку. – Давай обойдемся без колыбельных. – Потому что у тебя совершенно нет слуха, была настоящая причина. Но Эльза не могла этого сказать, даже если бы сформулировала деликатнее, поэтому нашла другую: – Иначе я начну тебе подпевать и тогда уже точно не усну. Ты же знаешь, как я люблю петь. – Знаю, тяга к пению – это у нас семейное, как и певческий талант, – похлопал ее по одеялу Олаф и соскочил с постели. – Ну тогда спокойной… доброго утра, моя совушка. – Спасибо, мой хороший, – сонно пробормотала Эльза и опять уснула, на этот раз спокойная и ободренная.***
Девушки переглянулись, и потом Ханимарен одними губами шепнула: «Думаю, это мы можем ему сообщить». Тогда Анна как можно небрежнее молвила: – Не так-то это было и сложно… вернее, конечно было, но Эльза вспомнила свое… хм, прошлое. Она наколдовала из снега совсем такого же стража, как Зефирка, только так раз в пять побольше, и дальше дрался уже он. Ну и… Почему-то мне показалось, что Эльза точно знала, как надо действовать. – О-о, – протянул Локи, как-то неосознанно поднося руку к затылку. – Похоже, ты не ожидал, что вместо магических пируэтов Эльза прибегнет к грубой физической силе, – пожала плечами Анна. – Ну страж тебя и оглушил, и тогда магия камня сразу поутихла, гигант развеялся, а ты… – Довольно, – в оборонительном движении вскинул руки он. В голове возникла отрывистая картинка – как снежное чудище хватает его за ногу и начинает размахивать лапищами во все стороны, пока наконец не делает магом ощутимую вмятину в промерзлой земле… и на этом все прерывается. – Ни слова больше. Милостивые норны позволили мне этого не помнить… Ханимарен бросила на него недоуменный взгляд, и Анна поспешно пояснила: – Не обращай внимания, он чужестранец и вместо бога поклоняется этим норнам… Объяснение было не вполне верным, но Локи не стал поправлять Анну, учитывая, что это действительно был ближайший аналог. Ханимарен усмехнулась и пробормотала что-то вроде: «Ах, вон оно что». Локи снова лег, пытаясь найти равновесие и в пространстве, и в мыслях. – Уверен, что узнал все, что хотел? – спросила наконец Ханимарен, внимательно разглядывая позу, в которой застыл Локи. Нет, в ее взгляде было что-то профессиональное – может быть, она все-таки действительно была целительницей. – Все, что я хотел узнать – это что Эльза не пострадала, спасая от меня поселение, – подтвердил трикстер, устало прикрывая глаза. На краю сознания трепетало какое-то новое опасение, напоминая бабочку, что вот-вот выберется из кокона. И Локи не хотел ее оттуда выпускать. – Ясно, – с почти дразнящей улыбкой сказала Ханимарен. – Тогда больше ни слова о позавчерашней ночи. Но я полагала, что ты спросишь о своем восстановлении. – Что о нем спрашивать? – процедил было Локи, но продолжение мысли повисло недосказанным. Его глаза распахнулись, и маг уже в который раз резко вскочил, заставив целительницу сокрушенно покачать головой и положить ему на плечо властную, хотя и нежную, руку, принуждая его чуть сбавить обороты. – Успокойся, – сказала Ханимарен. – Я знаю, ты решил, что это Эльза исцелила тебя… это правда лишь отчасти. Она тебя спасла, разорвав мысленную связь между тобой и камнем жизни. Но исцелил тебя именно камень. Локи еще раз прислушался к своим ощущениям. Вот что значило странное чувство умиротворения, тепла и блаженства, когда он только пришел в себя. Это не магическая анестезия, как он было решил. (Да и с чего он взял, что мидгардцы действительно умеют делать то, что под силу лишь искусным целителям Асгарда?) Тело действительно ощущалось здоровым, отдохнувшим. Панический страх за Эльзу перекрыл это состояние, но Локи действительно чувствовал себя так, как… как не чувствовал себя целую вечность. Даже до похода в Ётунхейм он не казался себе таким целым. Наверное, столетия назад он и был таким – невредимым и чистым, без единого шрама хоть на душе, хоть на теле. Тайные переживания и эпические сражения оставили на нем незаметные, тщательно скрываемые ото всех, раны. А теперь он был словно только что отпечатанная книга… тиражом в одну штуку. Не особенно заботясь присутствием рядом девушек, Локи расстегнул рубашку, про которую только теперь заметил, что она была из грубой парусины и чья-то чужая, и оглядел свою рану. Ее… не было. И это не иллюзия, не сон… Подрагивающими пальцами он дотронулся до кожи, которая не посинела от прикосновения и не запятнала его невидимой до того кровью. Это было действительно его тело, асгардское тело, и оно полностью восстановилось. Исчезла даже не только та смертоносная рана на груди, полученная в Ахтохаллэн, а все, даже самые незначительные, шрамы… Локи не слушающимися пальцами закатал рукав на левой руке и осмотрел ее – шрам, напоминавший о глубоком порезе первым самостоятельно созданным магическим клинком (норны знают, сколько столетий назад), тоже затянулся. Трикстер вскочил на ноги, несколько раз обернулся вокруг своей оси, не зная, как выплеснуть эмоции, прикусил щеку, чтобы сдержать то ли непрошеный возглас, то ли предательские слезы, понял, что это не поможет, и просто призвал иллюзию, которая надежно заменила ему утерянную броню спокойствия. Так хотя бы лицо снова сделалось непроницаемым, хотя Локи был уверен, что стук его сердца можно было услышать даже с улицы. – Ты вроде говорила, что ему нельзя волноваться? – прошипела Анна на ухо Ханимарен. Целительница только хмыкнула. – А разве он не само спокойствие? – подмигнув, как ни в чем ни бывало спросила она. Локи, пораженный, что заклинание удалось с такой легкостью и совершенно не отозвалось в его магическом резерве, замер и призвал другое. Пространство озарилось золотом, и шатер начал по убранству напоминать один из асгардских чертогов. Девушки ахнули, а Локи, не в силах остановиться, вызвал снопы разноцветных искр, посыпавшиеся с потолка подобно снегу. Используя хитрость Эльзы, он создал изо льда заготовку, напитал цветом и превратил форму в резную статуэтку одного крылатого создания, о каких в Мидгарде даже не слыхали. Потом обратил мозолящую глаза шаль в кобру, которая свирепо раздула капюшон и снова вернулась к своему мягкому и шерстяному состоянию… Палатка была слишком тесной, и его магия не умещалась в этих стенах, как и радость, распирающая его изнутри и рвущаяся из груди то ли счастливым смехом, то ли истеричными всхлипами. Он свободен! Исцелен! Всесилен! И ему… не пришлось платить за это той непомерной цены, которую вселенная могла бы потребовать! Локи выскочил наружу, торопливо оглядываясь в надежде, что его озарит какая-нибудь идея. Быть вместилищем такой неисчерпаемой мощи – это не внове, но до этого к любому действию его побуждал кристалл, а сам Локи был слабым, безвольным ничтожеством, а теперь он сам направлял эту силу!.. Мир был залит солнцем, и в кои-то веки Локи было безразлично, что к золоту примешивается тончайший розоватый оттенок, напоминая о том, что это не Царство Вечности. Маг покружился, взметая наколдованным плащом тысячи снежинок, и они радостно устремились вверх, к небесам, словно в нарушение всех законов природы. Словно сами были такие же, как он – неправильный, чужой и все-таки – живой и бесконечно счастливый. Он и забыл, что жизнь такая привлекательная штука. Он подставил лицо нежному ветру, но ощутил на щеках не морозец, а тепло родной магии, которая уже разбежалась по каждой клеточке его тела, воздел руки в том жесте благодарности норнам, который не вспоминал с далеких дней детства, когда их учила благочестию Фригга. Но этого было мало. Волшебная сила совсем не расходовалась, как и трепет небывалого, эфемерного счастья, до которого впервые в жизни Локи было дозволено дотронуться прямо рукой… Анна и Ханимарен выскочили из палатки, когда Локи уже поднял руки и создал прямо в воздухе портал – на этот раз осознанный, сильный и стабильный. Девушки издали дружный вздох и сделали несколько торопливых шагов навстречу, но Локи только с улыбкой покачал головой и произнес: – Мне просто нужно немного времени… побыть одному и заново привыкнуть к этому, – он неопределенно обвел рукой небосвод, снег и портал, вообще-то подразумевая всю вселенную. – Обещаю, что скоро вернусь к вам. Он шагнул в портал и услышал, как восторженно выдохнули девушки, стоило сиянию поглотить его. Затем Локи появился на хорошо знакомой ему скале, откуда открывался лучший во всем королевстве вид, и закрыл портал, чтобы никому из смертных не пришло в голову за ним последовать.