***
Локи, мысленным импульсом рисуя в костре прихотливые язычки пламени, любовался на огонь и просто старался вернуть себе рабочий настрой. Но ему этого, откровенно говоря, не хотелось. Просто, стоило отвлечься, всегда стоящий на страже внутренний голос сердитым шепотом напоминал, что они в лагере врагов, что у них военный совет, что Локи снова завис в рассеянности, а Эльза на него смотрит. И что с того? Пусть смотрит. Он вообще счастлив, что после всего, что было, Эльза на него смотрит. Она талантливая. Лучезарная. Пленительная – совсем как те обличия, о которых он… «Только не улыбайся, пожалуйста, как идиот», – взмолилась та частичка его сознания, на которую эйфория, кажется, не распространялась. Локи медленно закрыл глаза и встряхнул головой. О, вроде как помогло. «Видишь, как обеспокоенно она на тебя поглядывает? Точно считает, что ты не в себе!» – предупредила та неустанно бдящая рациональная часть его мозга, которой Локи был даже сейчас благодарен. Если бы не она, он бы, пожалуй, вообще ничего не услышал бы на недавней встрече с Еленой. Слишком уж он отвлекался на беспричинно-безоблачные ощущения. Это прекрасное чувство, что тебе все по плечу, и законы этого мира ластятся к тебе, как… Так, стоп. Опять куда-то унесло. У них тут серьезный разговор. Но так хорошо никуда не бежать, спасаясь от непосредственной опасности, а просто сесть и насладиться тем, как тих и спокоен вечер… – Почему у нортульдра такие сложные правила? – посетовала между тем Анна. – Они же уже проверили магией, что мы принадлежим к их роду! Зачем еще экзамены эти, проверки… – Меня беспокоит наше обещание найти этого пятого духа, – призналась Эльза. – Я не знаю, где искать, а Елена ничего нам не объяснила… Единственное, что приходит в голову, это опять наведаться на Ахтохаллэн… – Зачем же ты согласилась на условия Елены, если они тебе не по нраву? – приподнял брови Локи. Ему было забавно наблюдать за тем, как неторопливо девушки завесу за завесой раздвигают те уловки и недомолвки, которые он наметанным глазом различил слету. – Затем, что Елена просто поставила нас перед фактом. И вообще, это ты принял решение. – Я? Ах, – выдохнул Локи, – так вот оно что. Тебе не помешало бы к моим решениям относиться более критически. Но могу объяснить: во-первых, такое задание – это нормально. И то, что оно сложное, полностью оправданно. Это же инициация. Будь требование легко выполнимым, она бы полностью обесценилась. Во-вторых, я вообще не думаю, что для Елены этот договор обладает каким-то весом; для вас – может быть, но не для нее. Зато если рассматривать с позиции выгоды… – Что ты хочешь сказать? – насторожилась Эльза. Локи залюбовался тем, как грациозно она к нему обернулась, укутанная в теплую шаль, словно и правда могла замерзнуть, тогда как снежинки обнимали ее лицо и волосы, почти как родную… Локи понял, что такие вот наблюдения, подобно прибою, с шелестом смывают любую его здравую мысль, и незаметно ущипнул себя за руку, чтобы отвлечься на что-то более материальное. – Тайный ритуал принятия в семью – бессмыслица, – отрезал он, не обращая внимания на разочарованный вздох Анны, – Елена, по сути, неосторожно признала нас сразу же, и вся деревня об этом знает. Интересно, что из этого еще выйдет. Теперь нас просят замаскироваться; значит, Елена осознала свою ошибку и боится прихода реальной власти. Она ведь только что-то вроде временной правительницы. Ее взгляды явно противоречат взглядам главного вождя. Договор она придумала для отвода глаз – ваших, я имею в виду, чтобы вас успокоить и сделать более сговорчивыми. Кроме того, это удобный повод потребовать с вас ту услугу, на которую в иных условиях вы бы никогда не согласились. – Пятый дух? – догадалась Анна. Локи кивнул. – Зачем же ты мне позволил согласиться на все это? – ужаснулась Эльза. Перед ней картина их переговоров моментально предстала совсем в другом свете. Локи только криво усмехнулся, в очередной раз видя подтверждение тому, как мидгардская королева наивна, несмотря на свой ум. Это просто отсутствие опыта и безоговорочная вера в лучшие стороны человеческой натуры… Даже чувствуя, что нортульдра им не друзья, Эльза и не подумала искать во внешне дружелюбных жестах пожилой нортульдра какого-то двойного дна. – Нам это тоже выгодно, – как само собой разумеющееся, небрежно бросил он. – Притворимся, что ей поверили. Дадим повод недооценить себя. Получим повод остаться в лагере и хорошенько изучить нотульдра, их чаяния, возможности и все такое. Независимо от того, хочешь ли ты воевать или укреплять мир, нужно лучше узнать своих соседей. Эльза кивнула. Разумеется, теперь у нее не было к нему претензий. Когда такое в последний раз было-то? Локи сладко зажмурился, упиваясь моментом. В последнее время он только и делал, что с кем-то враждовал и что-то делил. А если все было хорошо со взаимоотношениями (редкие моменты просветления, когда Эльза и Локи находились в полном согласии в еще неразрушенном Эренделле), то маг страдал от раны и истощения. А теперь – все прошло без следа! О, норны, как можно было вас так порицать? Вы же – само милосердие… «Так. Стоп. При чем тут норны? Ты сам украл тот камень». – Но мы все равно будем искать этот дух, чем бы он ни был? – Ну да, – Локи пожал плечами. – Сомневаюсь, что найдем, учитывая, что нортульдра не смогли; но, с другой-то стороны, у них не было подчиненных духов стихий! Так что все возможно… Эльза, ты хотела мне показать свою трансформацию. Девушка отрывисто кивнула и поднялась. Анна осталась приглядывать за костром (то есть, на самом деле, за тем, чтобы никто не вошел в шатер), а Эльза, Локи и Олаф скрылись за ненадежными, но хотя бы непроницаемыми тканевыми стенами. «Надо хоть защиту поставить, – мысленно отметил себе Локи. – Если на этих палатках нет какого-то противодействующего заклинания». – Так вот, что такое трансформация! – провозгласил было Олаф, и Локи поспешно зажал ему рот. – А-а, – уже тише продолжил снеговик. – То-то я слышал, что Зачарованный лес – это место трансформаций. И хотел посмотреть, как же это будет выглядеть. Но учитывая, что я просто не знал, что это такое, я не знал, на что вообще смотреть… А вот Локи точно знал, на что смотреть. На его глазах черты Эльзы, озаренные приглушенным сиянием, с грацией текущей воды переменились, и девушка стала словно расти в обратную сторону. Локи несколько удивился: он сам обычно сменял обличие моментально, все равно, была ли это иллюзия или постоянная личина. Но Эльза словно проживала каждую секунду этого перевоплощения, достраивая, выверяя, декорируя реальность. Он не видел, как королева сплетает конкретно это заклинание, но жадно вглядывался в то, как уверенно она творит пластичные, переливчатые фрагменты реальности, создавая новую себя. «А ведь я уже видел это в ней», – осознал Локи, и его сердце внезапно замерло, словно при ощущении падения. Чувство, которое в иную минуту напомнило бы ему об опасности, но сейчас воспринималось блаженно-приятным – как и вообще все вокруг. Локи вспомнил, что точно такой же Эльза выглядела во время той – субъективно – далекой уже прогулки по фьорду, когда Нокк впервые признал свою госпожу. «Это словно чистейший акт созидания», – подумал Локи почти с завистью. Даже собственные занятия магией не казались ему настолько возвышенно творческими. – Ну? И как? – нервно спросила возникшая посреди палатки девочка и покружилась вокруг своей оси. Еще по-детски нескладная, в простом платье из такой популярной у нортульдра ткани, правда, босоногая, зеленоглазая и с торчащими во все стороны ярко-рыжими кудрявыми волосами… Ничего общего с Эльзой. Локи, довольный и внезапно взбудораженный, хлопнул в ладоши и тоже обернулся маленькой зеленоглазой колдуньей. – Ну, Олаф, что скажешь? Теперь ты эксперт! – мелодичным голосом спросила вторая из Самант. Олаф вытаращил глаза и раскрыл рот. – Чур меня, две Саманты сразу! – пробормотал он, шагнув было назад, а потом на его лице появилось почти укоризненное выражение, и снеговик сказал сам себе: – Так, стоп. Мы дружим и не боимся! Хотя и не понимаем, почему тут две одинаковых Саманты… Эльза, ты великолепна! – простодушно улыбаясь, заявил Олаф, бросившись было к Саманте с объятиями. – Благодарю покорно, – с широкой ухмылкой произнес Локи, возвращая себе свой облик и шутливо отстраняя оторопевшего снеговичка. – Хотя, Эльза… я присоединяюсь к словам Олафа. Ты великолепна. Эльза мгновенно трансформировалась обратно, доказывая, что может менять облик без того, чтобы каждый раз создавать его заново. На ее щеках розовел румянец. Локи не взялся бы судить, было ли тому причиной превращение само по себе или же похвала. – Я не думала, что это так… приятно, – тяжело дыша, призналась она с таким выражением лица, словно посвящала его в какую-то очень личную тайну. Впрочем, так, наверное, и было. – Только не переусердствуй, – вмиг посерьезнев, предупредил Локи. – Такая трансформация питается твоей энергией, так как это больше, чем просто зрительная иллюзия. И это не просто созданный тобою предмет. Это… живая материя. Поэтому ей… – Нужна моя жизненная сила? – подхватила Эльза. – Я знаю. Я совершенно четко это почувствовала. Локи очень захотелось вытянуть руку и погладить королеву по голове – или же еще как-то выразить свое неожиданно пронзительное ощущение счастья, что его ученица столь талантлива. Во всей вселенной… он бы не нашел такой, что понимала бы его с полуслова. Усилием воли он сдержал свой порыв, понимая, что по-прежнему находится во власти магической эйфории. А может, и обычной: все-таки он чудом избежал смерти и, как ни странно, был этому несказанно рад. Даже мысли о том, как совсем недавно он в полном отчаянии позволил себе провалиться в Бездну, не вызывали ни печали, ни опасливой дрожи. Да, точно эйфория. – Только в следующий раз сделай волосы не такими огненными, – все-таки посоветовал он. – И лучше ходи в капюшоне. Боюсь, что среди нортульдра не так много детей с рыжими волосами. И сапоги не забудь! – Хорошо, – засмеялась Эльза. Кажется, она была рада, что избежала более строгих замечаний. Но Локи больше решительно нечего было критиковать. – Мне кажется, на сегодня достаточно, – решил тогда Локи. – Осваиваться у нортульдра будем уже завтра… Во взгляде Эльзы промелькнуло сначала что-то разочарованное, а потом виноватое. Локи вопросительно на нее посмотрел. – Я проснулась ближе к обеду, – призналась она неловко. – Для меня день в самом разгаре, но я найду, чем себя занять, не привлекая внимания… – Ну отчего же? – моментально передумал Локи. – Если вы еще не устали, давайте начнем наше ответственное задание прямо сейчас! На секунду ему даже показалось, что девушка согласится. Слишком велико было искушение испытать свои магические силы в действии – разумеется, ему легко было это понять. Он сам такой же. Но потом она сдержанно покачала головой. – Ты устал, – сказала она с нежностью. – Меня беспокоит, что ты снова так щедро тратишь силу… – Снова? – заспорил Локи. – Тогда мой разум был под контролем камня, а теперь нет. Я чувствую, что могу… «…Все на свете?» Вероятно, так и было, ведь ему в руки попал артефакт невиданной мощи. И все-таки Локи справедливо засомневался в непогрешимости своего восприятия и решил уступить. – Немного потренируемся, – в качестве компромисса предложил он. – Считай это репетицией. Но основные боевые – извините, дипломатические – действия оставим до утра… Он позвал в шатер Анну и превратил ее в ту странную маленькую темноволосую девчушку, которую наколдовал буквально не глядя, лишь бы разобраться с Олафом. Лика, значит… ну ладно. Локи понятия не имел, почему этот случайный образ закрепился как устойчивое обличие, однако грех было жаловаться. В кои-то веки не потратил на это сложное заклинание столько усилий. Неужели в Мидгарде, вопреки всему, что он читал и слышал, все-таки и правда легче колдовать? Анна в восторге оглядела свою щуплую фигурку в магическом зеркале, которое ей услужливо зачаровала Эльза. Олаф захлопал в ладоши и закружился, как волчок, может быть, надеясь, что тогда и он превратится во что-нибудь необычное. Что, кстати, наталкивало на очень дельную мысль. Едва ли по деревне нортульдра толпами бегали живые снеговики. И все же Елена и словом об Олафе не обмолвилась и не попросила что-то менять. Почему? Эльза вновь превратилась в Саманту, а Локи вытащил свою иллюзию наугад, словно надеясь удивить самого себя. Это оказался волк. Девушки слаженно ахнули, а Олаф даже отскочил. Локи дружелюбно оскалился и обеими лапами аккуратно обхватил Саманту за ногу. – Сапоги, – напомнил он, вызвав еще один приглушенный визг. – Говорящий волк, – протер глаза Олаф, словно те каким-то образом могли наврать его слуху. Волк радостно вернул ему несостоявшиеся объятия, одарив весьма насмешливым взглядом. – Приглашаю прогуляться, – прорычал он и первым выбежал из шатра, довольно помахивая хвостом.***
Два степенно разгуливающих ребенка и волк, которого, впрочем, вероятнее всего, в темноте приняли за собаку, неминуемо вызвали бы подозрение. Поэтому они совершали по лагерю нортульдра краткие перебежки и останавливались за палатками, чтобы перевести дух. Удивительный это был вечер! Можно было бегать, хохотать, бросаться снежками и кувыркаться в сугробах, при этом не боясь привлечь к себе внимания. Они бы привлекли его, если бы всего этого не делали. Впервые за шестнадцать лет Эльза чувствовала себя маленькой девочкой. Не из-за того чувства беспомощности, которое могло бы заставить ее ощутить себя крохой; нет, именно живой, радостной, деятельной девчонкой! Такой, какой она, строго говоря, давно уже не являлась. Но была когда-то. Ее детство оборвалось так резко и грубо, что Эльза всегда понимала: она недополучила этого искрящегося, абсолютного детского счастья. В глубине души она продолжала жаждать его и искать, но, обретя, стыдилась взять в руки. А теперь так было нужно, чтобы выполнить наказ нортульдра. Невероятное ощущение! Анна и Олаф, впрочем, получали не меньше удовольствия от их прогулки, хотя вели себя ровным счетом, как и обычно. Для Локи же было нетипично бегать на четырех лапах и ловить всех за пятки, но именно это он и делал, периодически ныряя в сугробы и взметая столбы искрящихся снежинок. Казалось, он просто не знал, как еще выплеснуть скопившуюся в нем энергию, поэтому резвился, как только мог. Его гибкое, пружинистое тело с такой грацией совершало все эти прыжки, кувырки и перевороты, что можно было просто отойти в сторону и любоваться тем, как он играет. Внезапно Эльза подумала, что Локи тоже будто бы недодали то ли детства, то ли свободы. Она не знала, как объяснить себе эту мысль, но сейчас Локи словно вернулся в свою стихию после долгих лет (сотен лет?) упорного и не всегда вознаграждающего его усердия труда. Разумеется, они не узнали ничего важного, кроме точного расположения всех шатров, костров и всего такого прочего на стоянке. Но если это и было полезное знание, Анна многое могла бы рассказать и так, учитывая, что они с Олафом тут все уже обошли, пока гуляли. Из важных разговоров они ничего не услышали, зато увидели, как собираются у костров семьи, чтобы посмотреть на огонь или на быстро бегущие по небу облака, смутно виднеющиеся за ветками деревьев. Кто-то пел, кто-то играл на каком-то диковинном музыкальном инструменте. Это были многочисленные маленькие семейства, которые были объединены в нечто цельное и нерушимое. Семья… Эльза поймала себя на мысли, что уже не думает о нортульдра как о враждебном племени. Хотя и своим оно тоже не являлось. Но это были люди, таинственные, со своими обычаями, любящие своих близких и не чуждые чувству прекрасного. Определенно, она сумеет найти с ними общий язык. Эльза пока не помнила жителей деревни в лицо – это была ее слабость, и в Эренделле королева усиленно работала над тем, чтобы начать лучше запоминать внешность своих иностранных гостей. Сейчас нортульдра в основном казались ей все на одно лицо, и одинаковые для всех одежды тоже нисколько не помогали различить этих людей. Но она все же запомнила заливисто смеющихся рядом с Ханимарен – той, которая лечила Локи, – юношу и мальчика. «Ее братья? Муж и сын? Нет, едва ли. Наверное, все-таки первое». Ханимарен наблюдала за своими мужчинами со странной смесью снисхождения, умиления и веселья. Потом старший встал и направился куда-то к окраине стоянки – похоже, это был тот, кто у них тут отвечает за оленей. Мальчик продолжил играть, изображая, что скачет на своем посохе, как на лошадке. Или, стоило бы сказать, на олене? Ханимарен вдруг оторвала от него взгляд и посмотрела прямо на Эльзу, будто все это время знала, что чужестранцы были неподалеку. Узнала ли она их? Девушка не задала никаких вопросов, и потому было совершенно непонятно. Она могла разгадать их игру и принять ее, а могла и перепутать их с детьми своего народа. – Вы так славно играете, – приятным глубоким голосом сказала она. – Я просто захотела посмотреть поближе. Буквально минутку, а потом снова вернусь к Эймунду. Да у тебя все волосы в снегу! – с искорками смеха воскликнула она, взглянув на Анну. – Давай, отряхну тебя, чтобы ты не простудилась! Анна послушно встала из сугроба, куда ее повалил здоровенный темно-серый пес, в котором, как Эльза все еще надеялась, оленеводы не угадали волка. Сестра вышла на свет, и Ханимарен, была протянувшая к ней руку, быстро отдернула ее. – Лэда… – сорвалось с ее губ. Потом нортульдра вернула утраченное на миг спокойствие и все же отряхнула снег. Ее лицо стало вдруг загадочно-мечтательным. – Играйте дальше, – разведя руками в приглашающем жесте, то ли разрешила, то ли велела она. – Я так люблю смотреть, как играют дети. Анну не нужно было просить дважды. Эльза еще секунду пристально вглядывалась в лицо новой знакомой, и, наверное, такая эмоция странной задумчивости могла бы показаться подозрительной на лице двенадцатилетней девчонки, которую застали за игрой в снежки. «Может быть, это действие какого-нибудь заклинания», – наконец, решила для себя Эльза. Елену они тоже видели: она наблюдала за ними издалека, стоя на том же помосте, где Эльза вообще впервые увидела эту женщину. На таком расстоянии видно было плохо, но девушке показалось, что она разглядела на лице пожилой нортульдра довольное выражение. И ее взгляд был очень цепким… К игре совершенно естественным образом присоединились другие – в смысле, настоящие – дети. Они даже не задались вопросом, кто эти две пришлые девочки, с которыми им никогда прежде не доводилось ни бросаться снежками, ни бегать по сугробам наперегонки. Возможно, это был лишь один из законов детской игры: никогда не задавать лишних вопросов, не искать ловушек или запретов. Просто жить моментом и изменять сам процесс игры так же легко, как изменяется, подвластное воле творца, наполовину готовое плетение заклинания. Откуда Эльзе было знать? В детстве у нее не было друзей, кроме Анны. Она не знала законов этого мира, но в эту ночь мир щедро извинил ей это незнание. Когда, утомленные беготней, они снова уселись перед своим костром, Анна по какому-то молчаливому согласию продолжила рассказывать ту сказку, которую ей не дали рассказать за обедом. Эльза вслушивалась в знакомые с детства слова, безыскусные, но глубокие в своем неопровержимом жизнеподобии, и ей казалось, что она слушает не Анну, а маму. Если закрыть глаза, можно представить, что они все еще вместе. Внезапно ее пронзило острое ощущение тоски, но не горькой, а сладостной: Эльза на секунду допустила, что ни Эренделла, ни прошлого, такого, каким она его помнила, могло бы не быть. Что, если бы Идуна и Агнарр не уехали бы в Эренделл, а остались бы здесь, с нортульдра? И Эльза росла бы под открытым небом, в окружении снегов, ручьев, мощных стволов деревьев… свободная. И словно под заботливым крылом любой из стихий. – Я теперь понимаю, почему нортульдра так боготворят природу, – сказала она, глянув на Локи. – Я тоже чувствую единение с ней. Но Локи ничего не ответил: он, все еще в обличии волка, спокойно спал, свернувшись в клубок около ее ног и прикрыв хвостом лапы и нос. Усмехнувшись, Эльза украдкой погладила на удивление мягкую зачарованную шерсть. Несмотря на его сон, трансформации все еще держались, а огонь, вызванный по его мысленному приказу, до сих пор горел. Эльза перевела взгляд на широкие, полупрозрачные языки пламени. Возможно, слишком красивые, чтобы быть правдой. Слишком уж идеальные. «Как будто Локи создал их не ради правдоподобности, а просто для любования», – пришло в голову девушке. А ведь и верно: весь вечер он был каким-то другим, словно наконец-то увидел мир новыми глазами. И, заметив, как этот мир хорош, жадно пытался насытить свою жажду прекрасного. Еще несколько дней назад они и мечтать о таком не смели: огонь покинул их, а мир вокруг был враждебным и неприютным. Теперь все иначе. Эльза полной грудью вдохнула холодный вечер, открывая лицо резвящемуся ветру. Да, теперь все снова иначе. Не так, как было в Эренделле. И не так, как было, когда мир рухнул. Теперь – это новая отправная точка, новый шанс, новое творческое начало.***
А Локи, до того, как его нежной рукой растормошила Эльза и вернула к реальности, снился сон. Ему снилось, что они с Тором все еще дети. Или – почти дети. Поддавшись на уговоры брата, Локи отвлек взоры Хеймдалла и отца и заменил Мьёльнир в хранилище иллюзией. Чтобы Тор хоть одну минуту подержал молот в руках – ему, и только ему это было под силу. Зато положить обратно такой желанный, серебрящийся и буквально поющий от прикосновения будущий дар – нет. Тор и Локи выбрались в сад, ненадолго укрытые невидимостью, и брат сделал вид, будто замахивается и яростно сокрушает врага. Мьёльнир, полностью разделяющий это стремление, выскользнул из его рук и улетел куда-то в чащу. И назад уже не призвался. В тот лес им обоим ходить было запрещено. Но разве может тот, кто проник в хранилище и выкрал молот, не ослушаться приказа о какой-то чаще? И они пошли. В лесу на них набросились полчища врагов – не диких тварей, а каких-то теней, неуловимых и вертких. Но братьям было не страшно: они уже умели хорошо сражаться, были полны силы и задора. Как настоящая молния, властителем которых он когда-нибудь станет, Тор несся через лес, перегоняя тени. Как огненная белка, поспевал за ним и Локи, уворачиваясь от коварных веток и теней. Они с братом не боялись ни леса, ни наказания. И хотя даже во сне Локи прекрасно помнил, чем закончилась та прогулка, когда они, растрепанные, перемазанные землей и едким соком какого-то неведомого растения, в облике, совсем недостойном юных царевичей, устало волоча за собою молот, все же вышли из чащи, Локи не боялся. Почему-то он четко знал, что в этот раз все будет по-другому. Их не будут стыдить и не накажут. Он спокойно встретил взгляды разгневанного, глубоко разочарованного Одина и встревоженной Фригги. Казалось, спустя много лет эта ситуация повторится. И уже не молот, а что-то совсем другое послужит поводом для раздора. Но Локи не боялся. Он уютно жмурился от слишком яркого, после лесной чащобы, сияния знакомых крыш. Солнце отражалось в них, будто играя, преломляясь под совершенно фантастическими углами. Такое же озорное и живое, как он сам. Оно на его стороне. Точно. О, Локи не боялся ни нотаций, ни наказания. Нет ничего такого на свете, чего он не мог бы изменить и исправить.