Человечьи песни

У моего жениха сотни сотен замков, и стены в них все позолочены и расписаны невиданными цветами. Моему жениху скованы сотни сотен мечей, и каждый — краше рассвета, каждый — острее лунного серпа. Этими мечами мой жених снёс головы тысячам тысяч чудовищ и насадил их на носы тысячи тысяч кораблей, идущих к дальним берегам. Нет человека по всей земле, кто не знал бы его. Нет человека, кто не хотел бы сложить о нём песен. В солнечном блеске глаза жениха моего горят, и сверкают белые, крепкие зубы. Всхрапывает конь под ним, огненноглазый, яростный, великолепный, и сверкает его упряжь, вся расшитая самоцветами. Мой жених обращает радостное лицо к солнцу, и солнце бросает тень его мне под ноги. Я вижу его тень повсюду. Я вижу его, мчащего, загоняющего одного за другим самых лучших коней, в волнующемся зеркале вод. Слышу его, во главе богатого каравана, с тысячью тысяч богатых даров, с тысячью тысяч людей с мечами на поясах, — в рокоте камнепада. Мой жених едет ко мне. Каждый из встреченной им сотни сотен местных знает о тысяче тысяч его подвигов, — о богатствах его, исчисляемых тысячью тысяч. Каждый давит в себе хвалу — рано, рано, рано ещё для песни. Умрёт мой жених — песни преумножат его, песни вознесут его на небо и сложат к его ногам и звёзды, и луну, и солнце, и бескрайнюю землю. Я слышу голос его, поющий себе песню — нет, нет в ней и малой доли того, что скажут о нём песни, сложенные после нашей смерти. Я слышу, как голос его дробится и множится в песне, что поют мне о нём камни — смотри, смотри, берегись, берегись, едет, едет! Нет, и этого мало. Он умрёт и я умру — и сложится песня не каменная, человечья. Взвоют хвалу тысячи тысяч глоток — и взвоют окрестные скалы, и солнце, и звёзды, и будут выть, выть человечью песню о том, кто покорил землю. О тех, кто не справился, не слагают песен. Нет песен о тех, чьи мечи затупились, нет песен о тех, чьи кости белеют под брюхами чудовищ, а запылённые глаза вечно смотрят в небо. Нет песен о моей бедной матери, чьи владения он изрыл остриями своих мечей. Нет песен о моих несчастных, благородных сёстрах, головы сложивших в полях сражений. Не будет песен и обо мне — трусливой колдунье, не сумевшей превратить человека в птицу. Сколько песен будет сложено о его красоте и силе! Сколько песен будет сложено о красе его невесты, за которой он ездил в далёкие дали! О золотых косах, о расписных камзолах, о медах и яствах у них на свадьбе! Эти меда не для питья — они дышат ядом. Тронешь губами — горечь железа, серая пыль и пепел. Тень моя бросается мне в ноги. Под ногами у меня пепел, в руках — холод железа. Мой кинжал меньше и проще его мечей, и куда меньше овеян славой — оттого куда надёжнее. Я слышу отзвук песни о моём женихе — о том, кто завоевал сотни замков и построил ещё больше, о том, кто выковал сотни сотен мечей и каждый омыл в крови чудовищ — сколько из них тех, кто сам бы сложил о нём песнь? Я вижу отблеск его клинка — и направляю свой себе в сердце.