Береги его

В этот вечер Брайан приходит домой смертельно уставшим. Входная дверь приглушенно хлопает за его ссутулившейся напряженной спиной, оставляя позади еще один трудовой день. Мужчина обреченно прислоняется тяжелой от долгого напряжения и усердной работы головой к дверному косяку, прикрывает глаза, с губ срывается тихий стон. Как же он устал, боже… Сил нет даже на то, чтобы раздеться и лечь в кровать, притянуть к себе сонного и такого теплого Тейлора и забыться желанным сном. Но только ненадолго. Завтра с самого раннего утра молодого ученого будут ждать не менее уставшие дети в школе, затем надо идти в колледж и выслушивать там критику о его научной работе, добраться до дома, где можно будет позволить себе маленькую роскошь — быстрый душ и ужин, а затем закопаться в требующие проверки домашние задания учеников, исправить все косяки его собственной работы, а их, Брайан был уверен, противный профессор найдет массу. Собравшись с силами, Мэй оттолкнулся от двери, снял ботинки, наступая носком одного на заднюю часть другого, размотал бесконечной длины шарф и скинул тяжелое пальто. Свет Брайан не включал, а двинулся на мерцание оставленного Роджером ночника. Забавно, каждый вечер барабанщик оставлял его включенным, зная о том, что его партнер вновь придет домой почти что ночью. Сам Роджер обнаружился спящим в небольшом мягком кресле, расположенном около расправленного дивана. Он полулежал, поджав колени и обняв их руками, сцепленными в замок, голова расслабленно склонилась к плечу, грудь медленно двигалась в такт спокойному дыханию, длинные ресницы мелко подрагивали. Было понятно, что спит Тейлор поверхностно, он, вероятно, ждал прихода Брайана, но случайно задремал. Больше всего Мэю хотелось прижать разомлевшего блондина к себе, переложить на мягкий диван, в оберегающем жесте коснуться губами припухших ото сна век, покрасневших щек, пригладить все выбивающиеся прядки пшеничных волос своей большой и теплой ладонью. Но сил в астрофизике хватило только на то, чтобы сесть на подлокотник этого самого кресла, дотронуться до спящего, заставляя того очнуться от сладкой дремы. — Брайан, — Роджер сильно щурился, привыкая к свету и оглядывая расплывающуюся фигуру Мэя, — наконец-то. Тейлор лениво поднялся с нагретого места, опираясь одной рукой на подлокотник, а другой на худую ногу гитариста. Встал, потянулся, проскулил что-то неясное, хрустнул костяшками пальцев и будто окончательно взбодрился. Брайану думалось, что Роджер явно не с этой планеты, он тоже устал, работал, вроде даже убрался в квартире, а теперь стоит совершенно свежий, активный, словно это не он считанные минуты назад сладко сопел во сне. Тем временем светловолосый инопланетянин подошел к высокому комоду, где хранились личные вещи парней: одежда, белье, комплект запасных барабанных палочек, кажется, ремни и, совершенно точно, открытки, нарисованные нетвердой рукой младшей сестры Тейлора, которые он прятал от чужих глаз, ровно как и модель машинки, о которой Брайан не должен был знать, если бы не полез за сменными вещами, которые блондин не удосужился взять с собой в ванную, а жалостно попросил принести их лично Мэя. Как потом оказалось, хитрый барабанщик никогда не забывает ничего просто так. Из мира таинственных и сладких воспоминаний о том вечере Брайана вернул еще не до конца отошедший от сна голос Роджера: — Меня всегда бесила эта школа, — стоя у того самого комода, парень снимал с обеих рук всяческие браслеты, — раздражала неимоверно. Столько времени отнимает. Я когда её наконец закончил, думал, все, мои мучения кончились. Но нет, теперь она снова портит мне жизнь, отнимая тебя на весь чертов день. Ревнует. Скучает. Конечно, мыслилось Брайану, он весь день проводит один, пересекаются они только лишь вечером, дома, и то не всегда. Он и не помнит уже, когда музыканты проводили время вдвоем. Даже на репетицию добирались самостоятельно, каждый напрямую со своей работы. Поэтому сейчас, находясь рядом с любимым человеком, Брайану так хотелось вновь ощутить тепло их душ, хотелось чего-то уютного. Безумно хотелось видеть Роджера именно таким, домашним, растрепанным, с горящими от сна щеками, в старой, уже выцветшей футболке, которая раньше и вовсе была его собственной. — Роджи, — Мэй устало повернул голову к силуэту возлюбленного. Тейлор не ответил, только обернулся, рассеянно блуждая взглядом по тощей фигуре физика. — Подойди сюда. Брайан вытянул одну руку вперед в приглашающем жесте. Роджер медленно, почти испуганно, подошел, невесомо коснулся шершавыми пальцами изящной кисти. Мэй умиротворенно вычерчивал на его руке одному лишь ему понятные узоры, взглядом преданного пса следил за движением тонких пальцев. Замечая крохотные родинки, обводил их невидимой нитью ласковых прикосновений, словно объединял в новые, еще никому не известные созвездия. Созвездия, посланные самим Творцом только ему, влюбленному мечтателю… Все еще пребывая где-то далеко в своих мыслях, гитарист мягко перехватил ладонь замершего Роджера, сухими пальцами коснулся тонкого запястья. Трепетную тишину нарушил щелчок металлической застежки наручных часов Тейлора. Брайан осторожно снял их с уставшей руки барабанщика, чувствуя, как приятно в ладони ощущается нагретый теплом родного тела круглый циферблат, с глухим стуком отложил предмет на кофейный столик, стоящий около излюбленного парнями кресла. Вновь припал к горящему от чувственных прикосновений предплечью, неторопливо стянул несколько цветных веревочек с диковинными бусинами, скромно улыбнулся, поворачивая тонкий серебряный браслет, подаренный самим брюнетом на их первое совместное Рождество, проведенное здесь, в этой крохотной съемной квартире на окраине Лондона. Тогда они не отрывались друг от друга ни на минуту, никак не могли насытиться блаженной близостью, радовались любому случаю, когда можно было ненароком коснуться, посмотреть, почувствовать. Весь вечер щеки горели алым румянцем, а губы болели от поцелуев. Но ярче всего в памяти физика отложился момент, когда Роджер, сидящий на полу напротив него, разговаривал по телефону с родственниками, а Брайан чистил, наверное, уже десятый по счету мандарин. Брюнет подносил сочные дольки к губам Тейлора, пока с нижней губы не стекла капля мандаринового сока. Барабанщик тогда зажмурил глаза, и его рот скривился в беззвучном смехе, а внутри гитариста что-то с треском оборвалось, закручиваясь тугой спиралью внизу живота. Он неотрывно смотрел на возлюбленного, сгорая от желания разделить нахлынувшее кипящей волной возбуждение. Мэй требовательно впился в сладкие от спелого фруктового сока губы, замер так, наслаждаясь возможностью выразить все переполняющие его чувства. Роджер чувственно двинулся ему навстречу, отвечая на безумную, до одури тягучую ласку. В это время телефонная трубка что-то тихо бормотала голосом миссис Тейлор… Из приятных воспоминаний Брайан вернулся к реальности, где в его руках был такой тихий, непривычно податливый Роджер. Музыкант большими пальцами огладил нежную кожу запястья, надавил на болезненно выступающие сухожилия, с невероятным трепетом изучал подушечками пальцев узоры вспухших вен. Поднес кисть к губам, обессилено коснулся ими бархатной кожи, словно извиняясь за то, что не может проводить больше времени с любимым, поддерживать и оберегать от всего как раньше, когда они были молодыми и отчаянно влюбленными студентами, делившими на двоих одну квартиру, запасы чая, сон, музыку, мечты… Теперь же у них не хватало проклятого времени даже на повседневные беседы за ужином, как, в целом, и на сам ужин. Роджер понимал это, и ему было безумно жалко такого Брайана, апатичного, безынициативного, уставшего. Единственным желанием барабанщика было успокоить Мэя, подбодрить его, вернуть к нормальной, полноценной жизни. Тейлор шумно выдохнул, обхватил ученого руками, зарылся пальцами в кучерявые волосы, в оберегающем жесте прижал его тяжелую голову к своему животу, успокаивающе поглаживая и шепча: — Ничего, Кудрявый, все будет хорошо, — сильнее сжимает темные пряди между пальцев, — все обязательно будет хорошо. Пойдем, уложу тебя спать, тебе надо хорошо отдохнуть. В ответ Брайан лишь благодарно коротко улыбнулся. И этого было больше, чем достаточно. Роджер помог подняться, повел его к дивану, вялого, апатичного, мягко поглаживая по выступающим лопаткам. Помог снять надоевшую за день одежду, одним движением откинул край бесконечного одеяла, единственного в доме, которое во время сна прикрывало длиннющие ноги гитариста. Взглядом заботливой мамочки проследил за тем, как Мэй ложится на свою сторону дивана, с краю, накрыл белоснежным одеялом, даже слегка подоткнул его по краям, как это делала мама в его беззаботном детстве. Тогда Роджеру казалось, что от этого простого, но по-настоящему семейного и теплого жеста становилось так спокойно на душе. Ему снились цветные сны, а утро казалось еще светлее и солнечнее. Именно этим блондин и хотел поделиться с совершенно истощенным возлюбленным. Тейлор напоследок большим пальцем погладил брюнета по щеке, поднялся к виску, прижался губами к горячему лбу, окончательно успокаивая их обоих. Ресницы Мэя слегка подрагивали, тяжелые веки были сомкнуты, руки безвольно лежали вдоль расслабленного тела. Брайан спал. Впервые за немыслимо долгое время утомительного бодрствования.

***

Утро для Брайана наступило непозволительно быстро. Казалось, он только-только прикрыл глаза в ожидании укладывающегося под боком вечно ворочающегося блондина, а теперь его светлое лицо расплывается в еще мутных от сна глазах. Мэй не сразу понимает, что от него требуют, поэтому недовольно морщится, пытаясь привыкнуть к яркому солнечному свету и непривычно активному и бодрому ударнику. За все время, что парни прожили вместе, физик ни разу не видел, чтобы Роджер просыпался раньше него, за исключением дней, когда Тейлор решался навестить родственников в родном городе. Тогда он вставал рано, еще до рассвета, выпивал чашку остывающего чая, носился по небольшой квартире в поисках вещей, которые никогда не собирал заранее. Брайан в это время аккуратно складывал одежду в дорожную сумку, прятал среди мягких стопок простенький чехол с очками, которые Роджер надевал только дома, когда читал или сильно выматывался из-за долгих репетиций, не желая напрягать и без того уставшие глаза. Обязательно помещал в сумку контейнер с едой в дорогу, которую накануне готовил, когда барабанщик видел уже десятый сон. Знал, что утром не будет ни времени, ни желания на полноценный завтрак, а голодным в дорогу Брайан его отпустить не мог. Он, кажется, пытался заботиться о строптивом возлюбленном, чувствовал на себе ответственность за него. Мэй раздраженно зашипел, когда Роджер одним резким движением стянул с него теплое одеяло, заставляя поежится от холода. Тейлор нетерпеливо протараторил, что некоторым физикам лучше поднимать свой тощий зад и тащиться на кухню, иначе он прямо сейчас узнает, что именно случилось с главным героем фантастического фильма, который музыканты начали смотреть вместе, однако информация о развязке была известна только барабанщику. Фильм был интересный, поэтому, не желая испортить впечатления о нем, Брайан поспешил подняться, осуждающе глядя в голубые глаза напротив. — Встречаемся через пять минут на кухне. Я приготовил завтрак. Роджер двинулся к выходу из комнаты, остановился в дверном проеме, не удержался и с некой гордостью взглянул на опешившего гитариста: — Офигеть, да? — брови барабанщика резво взметнулись вверх, он был явно доволен собой, — И что только со мной происходит?! На кухне действительно оказался простенький завтрак, за которым Тейлор торжественно объявил, что сегодня у него выходной, который он хочет провести с одним привлекательным астрофизиком. Брайан оторвался от тарелки, обеспокоенно взглянул на радостного и уверенно настроенного любовника. Расстраивать его совершенно не хотелось, но весь день молодой ученый должен был провести в школе, объясняя детям основы физики, поэтому о совместном времяпрепровождении можно было забыть. Мэй глубоко вдохнул, готовясь объяснить это Роджеру, но тот успел его остановить. — Я знаю, Кудрявый, что твое дело — просвещать неопытных школьников. Но, — Тейлор взмахнул зажатой в руке вилкой, — сегодня это не помешает нам провести день вместе, потому что я иду с тобой. — Что? — сказанная блондином информация не укладывалась в кудрявой голове, — В смысле? — В прямом, собирайся быстрее, мы уже опаздываем. Роджер вскочил со своего места, отнес пустую чашку в раковину, наклонился к опешившему гитаристу, оставляя на виске невесомый поцелуй. — Тем более, я всегда хотел посмотреть на тебя в роли учителя, так что в сотый раз прошу: быстрее, дорогой. Когда Брайан окончательно пришел в себе, Роджера на кухне уже не было.

***

До школы добрались быстро. В по-утреннему полном автобусе Тейлор всячески пытался поближе прижаться к Мэю, заговорщицки улыбаясь, когда это ему удавалось. Именно тогда физик начал понимать, почему Роджер потащился с ним на работу, несмотря на заслуженный выходной, который мог провести дома, в расслабленной атмосфере. Блондин скучал по нему, по их теплым отношениям, по занудному, но такому родному Брайану. Конечно, ему тоже было нелегко, когда молодой ученый еле-еле доползал до дома, надеясь поскорее забыться быстрым сном. Роджер всегда был рядом с ним, поддерживал как мог, и его забота чувствовалась абсолютно во всех поступках: он взял все домашние обязанности на себя, пытался готовить, что уже говорило о его самоотверженности и жертвенности, в нечастых спорах Тейлор быстро сдавался, что касалось только его, Брайана. С Фредди ударник стал ругаться ярче, находил новые сочные ругательства, которые каскадом срывались с его губ, не позволяя парсу даже вставить свое слово, заставляя дослушать все до конца. Да, к друзьям у него тоже была любовь, но их он не оберегал так яростно, как Мэя. Благодарность вкупе с щемящей нежностью заставили Брайана счастливо улыбнуться, мизинцем левой руки, крепко держащей дипломат, коснуться расслабленных пальцев Роджера. Тот вздрогнул от неожиданности, но руку не убрал, крепче сплетая их пальцы. В кабинете физики было тихо и спокойно. Брайан привычным жестом кинул портфель на высокий учительский стол, вихрем промчался между пустующих пока парт, распахнул окно, впуская в душное помещение потоки свежего утреннего воздуха. Ключом открыл лаборантскую, подпер дверь старым деревянным стулом и скрылся внутри маленькой комнатки. Роджер все это время стоял неподвижно, с интересом наблюдая за действиями любовника. Через мгновение его кудрявая голова показалась в дверном проеме, тихий голос прервал тишину пустого кабинета: — Иди сюда, покажу тебе место, где прячутся мои любовники, когда ждут меня с работы, — Брайан невозмутимо качнул головой, призывая Тейлора зайти в лаборантскую. Это было крошечное помещение, напомнившее Роджеру комнату допросов. Стол, на котором аккуратными стопочками лежали ученические тетради, несколько деревянных стульев, высокие шкафы с различным оборудованием, книгами и учебниками. И посреди всего этого безобразия — Брайан, его космический мальчик, наконец-то искренне улыбающийся и приятно взволнованный. Тейлор готов был весь день просидеть в этой каморке, лишь бы Мэй оставался таким же по-детски радостным. Брюнет усадил Роджера за стол, вытянул из шкафчика три бумажные киноафиши, ровно выложил их перед ударником. — Выбирай, куда мы сегодня пойдем, — Брайан слегка наклонился, положил руки на плечи задумавшегося Тейлора, быстро поцеловал в светлую макушку, — у меня сейчас урок начнется, не скучай, постараюсь сделать все быстро. Мэй коснулся губами скулы возлюбленного, огладил его плечи, скрытые тканью тонкого свитера и покинул лаборантскую, плотно закрывая за собой дверь. Спустя минуту класс наполнился тихим гулом еще сонных, оттого более спокойных детей. Брайан минут пятнадцать объяснял детям что-то о строении атома и опытах Резерфорда, после чего беззвучно скользнул обратно в лаборантскую. Он двигался тихо, на губах лежала мягкая улыбка, в глазах сиял озорной юношеский блеск. — Как-то Вы слишком быстро, Профессор, — Роджер выглядел совершенно расслабленным, — как мне лекцию читать, так пожалуйста, а тут, когда появилась возможность выговориться, что ты сделал? — Я дал им контрольную. Мэй опустился на стул напротив Тейлора, заглядывая в его лучистые глаза. — Ты ужасный человек, Брайан, — физик что-то тихо прошипел в знак согласия, но был прерван разошедшимся на комплименты Роджером, — просто ненормальный. Но я люблю тебя и таким. Тейлор перегнулся через поверхность стола, приближаясь к худому лицу напротив, опаляя его своим горячим дыханием. — Я люблю тебя любым, в целом, — теперь каждая его фраза сменялась мимолетными поцелуями куда попадет, — строгим, — в скулу, — мягким, — в острый нос, — лапающим свою визжащую красную девку, — в гладкий подбородок, — пьяным, — невесомо коснулся нижней губы, — когда ты бормочешь что-то несвязное и чертовски романтичное. Люблю тебя любым, Брайан. Он наконец приник к его губам плавным, невероятно нежным поцелуем, вкладывая в него всю истинность сказанных слов. Провел языком по неровной кромке зубов, смелее двинулся вперед, сталкиваясь с горячим языком гитариста. Мэй отвечал пылко, отдавая всего себя этому тягучему сплетению чувств. Подрагивающими руками отыскал ладони барабанщика, крепко сжал, растворяясь в охватившей его сладости. Как же ему хотелось, чтобы этот момент длился как можно дольше, чтобы Роджер продолжал так доверчиво льнуть к нему, ища ответ на свои бархатистые ласки. Тейлор мягко отстранился, потерся виском о щеку Брайана, вновь опустился на свой стул. Несколько секунд изучал лежащие перед ним цветные карточки, вытянул одну руку из объятий гитариста. Мэй смотрел на возлюбленного пронзительно, невероятно нежно и чувственно, а теплая улыбка не сходила с его покрасневших губ. — Ну что, куда? — Это, — Роджер выдвинул центральную афишу вперед, — не спрашивай, почему. Я сам не знаю, только что наугад выбрал. Брайан по-доброму усмехнулся, медленно поглаживая шершавую ладонь Тейлора, неотрывно смотря в весело бегающие по его лицу синие глаза. Так они и сидели, идеальную тишину лишь иногда прервали приглушенные смешки влюбленных, которые они не могут сдержать. Им было так хорошо вместе, так спокойно и уютно. И ничего больше им не надо, лишь бы были они и спасительная тишина, в которой слышно только родное дыхание. К следующему уроку неприлично кудрявому учителю понадобились библиотечные пособия. Желания туда идти в перерыве между уроками не было совсем, потому что это время он хотел провести с окончательно разомлевшим Роджером. К удивлению, Тейлор заявил, что может сходить в библиотеку во время урока, чтобы на перемене не отвлекаться друг от друга. Брайан недолго подумал, пристально глядя на блондина, словно раздумывал: отпускать его одного или нет. В итоге, физик сдался, быстро написал на бумажке названия книг, поставил подпись и вручил клочок Роджеру, на что тот заявил, что всегда мечтал получить его автограф. Блондин попытался изобразить безмерную радость и преданную фанатскую любовь, что окончательно развеселило взбодрившегося гитариста. Мэй искренне улыбнулся, объяснил, куда надо идти. Тейлор вернулся уже после звонка, принося с собой большую стопку макулатуры. — Извини, Кудряшка, журналов с порнухой не было, но зато я видел книгу про пуделей. Классная! Советую, обязательно почитай про сородичей! — Очень смешно, ты шутишь об этом уже в пятый раз, — Брайан забрал книги из рук запыхавшегося ударника, — как все прошло? — Неплохо, я наврал библиотекарше, что я двоечник, твой ученик, с которым ты проводишь индивидуальные занятия. — Даже так, — Мэй, кажется, правда был восхищен находчивостью молодого человека, — это сильно. — Да, она спросила у меня, какой ты в роли учителя. Пиздец, я чуть не спалился. Я сказал, что ты всегда такой тихий, рассудительный, но когда мы занимаемся только вдвоем, то становишься смелее, увереннее и даже грубее. Она была в шоке. Кажется, твоя фанатка. Брайан, конечно, покраснел до самых кончиков волос, пробормотал что-то себе под нос, пока Роджер заливисто смеялся над его смущением. Еще никто в этом мире не шутил над ним так пошло и невозмутимо. Но, как ни странно, Мэй никогда не обижался на юмор Тейлора. Знал, что тот лишь играет, стараясь разрядить обстановку и настроить на веселый, беззаботный лад. В конце концов, Роджер не был бы его Роджером, открытым, добродушным солнечным мальчиком, если бы слово «Кудряшка» он не произносил чаще, чем настоящее имя любовника, открыто не оставлял бы черновики с песнями Брайана, на которых утром торопливо выводил записи, в которых расхваливал их прошлую ночь, не стесняясь описать, какая поза ему больше понравилась и упомянуть, какие именно слова срывались с искусанных губ брюнета в момент наивысшего наслаждения. Молодой физик провел еще четыре лекции, с каждой из которых он нагло сбегал к Роджеру, осмеливаясь целовать его каждый раз, как они оказывались в лаборантской вдвоем. Ближе к обеду Мэй принес задремавшему Тейлору из столовой горячий сладкий чай с кексами, накинул свой пиджак на его расслабленные плечи, согревая своим теплом даже на расстоянии. Сколько бы лет ни прошло, они навсегда останутся такими: вечно молодыми, отчаянно влюбленными, по-детски наивными в своих чувствах. Впереди у них еще множество незабываемых моментов, которые Брайан и Роджер непременно проведут вместе, с каждым днем все больше и больше нуждаясь друг в друге. Их отношения нельзя назвать простыми, но каждый из них настолько искренен в своей любви, что для них нет ничего невозможного и запретного. Каждый день они будут тонуть и находить спасение лишь в нежных руках: теплых и всегда немного шершавых от долгой игры на барабанах, изящных и сильных, под которыми рождается немыслимой красоты мелодия. Впереди у них бесконечный космос, осыпающий их жемчужными звездами и окутывающий таинственными историями. Целая вечность свободного полета…