Рефлексии

      Порой он оказывается совершенно непредсказуемым. «Похоже, это его стиль жизни», — думает Фёдоров, когда Локи впервые набрасываться на него с кусачими поцелуями. «Или, вероятно, болезнь».       Но Рома и не задумывается об этом никогда. Просто делает то, что делает, а что о нем подумают — не его ума дело, как он считает."Удобная позиция, на самом деле», — вздыхает Мирон, нетерпеливо запуская руку в волосы стоящего перед ним на коленях Локи, расстегивающего его ремень. То ощущение азарта вперемешку с паникой, что кто-то в любой момент может войти в эту хлипкую комнатушку, названную гримерной, било в мозг сокрушительными ударами, и Мирон был бы рад избавиться от этого так же, как это уже давно сделал Худяков.       Рома сосёт так же дико и упоенно, как бухает с друзьями, скачет на концертах и во все горло выкрикивает собственные треки, срывая голос. После того, что он сейчас творит, его голос тоже наверняка ещё долго будет к нему возвращаться.       Ищут ли их сейчас? Вряд ли. У Рощева и Женечки Муродшоевой итак слишком много дел в этом задрипанном концертном зале, поэтому они бы явно не стали искать общества этих двух пидоров. Или стали бы?       Если бы Мирон говорил это все вслух, как он обычно это и делал, Рома бы не поленился ненадолго оторваться от своего увлекательного занятия, чтобы прошипеть ему «заткнись», как он обычно делает. «Ты слишком много думаешь», — говорит Локи. — «Будь попроще».       Худяков на несколько секунд прерывается, снимаясь с мироновского члена и переводя дух. Он продолжает ему дрочить жутко влажной рукой, и тонкая ниточка слюны по-блядски тянется от члена к его опухшим губам. Мирон не отказывает себе в желании провести по ним большим пальцем, коротко вздохнув.       Фёдоров, как обычно, намного дольше, чем несколько минут, взвешивает все «за» и «против» того, чтобы прямо сейчас завалить Локи на этом хлипком столе, о который он опирается сейчас. Тот наверняка будет противно скрипеть, попадая в такт с негромкими ромиными всхлипами, от которых у Мирона каждый раз мутнеет рассудок.       Окси, наконец, отставляет рефлексию прочь, когда чувствует, что вот-вот кончит. Было бы ужасно коварно и приятно не сообщить об этом парню, смотря, как тот вздрагивает, глотая хлынувший поток семени. Но вместо этого Мирон дёргано отталкивает Рому от себя, грубо поднимая его вверх и заставляя собраться, чтобы удержаться на неумолимо разъезжающихся ногах.       Локи скулит, как побитый пес, Мирону в губы, пока тот агрессивно кусает-целует его, врываясь языком в его влажный горячий рот. Пока одной рукой Фёдоров держит парня, не давая упасть, второй он так же грубо додрачивает им обоим, жадно вглядываясь в покрытое жаркой истомой лицо. Рома почти кричит, отчаянно цепляясь за мужчину обеими руками, чуть не разрывая фирменную футболку, и закатывает глаза, кончая. Мирон срывает в оргазм вслед за ним, почти зло вгрызаясь в основание роминой шеи, пока тот продолжает крупно вздрагивать.       Мирон даёт себе полминуты, чтобы отдышаться, и почти отталкивает Худякова от себя, тем не менее не позволяя тому упасть. «Его лицо выглядит как рай», — успевает подумать Мирон, прежде чем у него темнеет в глазах.