Работа в пустыне

Станислав задыхался. Передние зубы ныли тупой болью, которая с каждым мгновением лишь усиливалась. Рубашка под плотной курткой прилипла к потной спине. Глаза слезились, будто песчинки, минуя защитный шлем, забились под веки и царапали нежную оболочку. Силы таяли, выжигаемые беспощадным солнцем. Чавкающий звук шевелящегося огромного тела за спиной заставлял двигаться вперёд, несмотря на нарастающую боль. Сердце с силой колотилось меж рёбер, а по лабиринтам мозга бешеной птицей металась единственная мысль: «Спастись, только бы спастись, ведь так хочется жить!» Станислав сглотнул, но во рту не было слюны — лишь обжигающая сухость. Шлем, гофрированным шлангом соединённый с кислородным баллоном за спиной, питал организм кислородом, но не спасал от убийственной жары. «Только в обморок упасть не хватало!» — вздрогнул Станислав, из последних сил переставляя тяжёлые, утопающие в зыбком песке, ноги. Аванпост защищённого силовым барьером города сиял впереди успокаивающим голубоватым свечением, но силы таяли словно кусочек льда под не знающим пощады солнцем. Мышцы казались каменными, и страх, что они откажут, становился всё сильнее. Он не выдержит — упадёт в горячий песок, и гигантский тёмно-коричневый паук разорвёт его на крупные куски покрытыми вязкой вонючей слизью жвалами. «Проклятая работа!» — Станислав хотел издать страдальческий вздох, но берёг силы и дыхание. «Устраиваясь в НИИ физико-химических и биологических проблем почвоведения Марса, я не предполагал, что буду иметь дело с гигантскими пауками», — мог бы сказать он, но это было бы ложью. Перед тем, как покинуть безопасные пределы Барьера, Станислав прошёл должный инструктаж и имел представление о местной фауне. Однако служебная командировка провалилась. Напарник Станислава, бывший солдат, а ныне учёный-почвовед Геннадий «Джет» Ерёменко, снял показания одного из приборов, изучавших состав местного песка, но отдать приказ возвращаться не успел. Эти твари, три гиганстких паука, вылезли из песка прямо перед Станиславом и Джетом. Неравный бой закончился криками разрвываемого заживо человека. Поняв, что мощности лазерного оружия недостаточно, чтобы пробить тела огромных пауков, и что товарища уже не спасти, Станислав бросился бежать. Станислав не помнил спасительные трели охранных турелей. Не помнил ярко-синие вспышки. Не помнил пронзительные крики, которые издавали раздираемые на крупные куски мяса пауки, с ног до головы обдавшие его вонючей жижей. Не помнил, как мысленно славил инженеров, что изобрели опознавательную систему «свой — чужой», работающую на уничтожение подобных тварей, не отмеченных невидимыми, но нестираемыми знаками принадлежности к городу. Настройки механизма были настроены исключительно на безопасность тех, у кого такие знаки имелись. Послав подальше НИИ с их экономией на защитных костюмах, Станислав, мастерски скрывшись от обеспокоенных пограничников, вернулся домой, где с остервенением стирал с тела вязкую жижу и кусочки мяса. Приблизительно вечность принимая душ, он вылил на себя полный флакончик геля, но казалось, что вонь впиталась в поры, и теперь останется навсегда. Не вытираясь, Станислав оделся, с отвращением выкинув грязную одежду, и без колебаний покинул выделенную НИИ трёхкомнатную квартиру: оставаться в одиночестве сейчас невмоготу, терпеть тяжёлый взгляд Трофима, который скоро вернётся с работы — и того хуже. Не замечая ни прохожих, ни изнуряющего зноя, Станислав брёл к пивной «У Степаныча» — недорогой забегаловке, где, тем не менее, всегда было чисто, да и разливное пиво не отдавало мочой. Впрочем, сегодня Станислав взял бутылку водки — обычно он не жаловал эту дрянь, но сегодня испытывал непреодолимую потребность надраться, неважно, чем и неважно, где. Мобильный телефон Станислав отключил: в НИИ его ищут и завтра устроят нешуточный разнос, но сейчас это волновало меньше всего. Алкоголь разносил по телу приятное тепло, притупляя фантомную вонь и память о предсмертных криках напарника. — Покойся с миром, Джет, — до сегодняшнего дня Станислав толком не знал погибшего, и печаль не давила каменным грузом его душу. Война, сделав из Станислава циника, научила проще относиться к тем моментам, когда кто-то рядом погибает. По мере того, как одна рюмка сменяла другую, краски мира становились смазанне и ярче. Незаметно для себя Станислав начал подпевать песню с ненавязчивым мотивом, которая доносилась из висевшего над барной стойкой телевизора. Губы его растянулись в подаренной опьянением беспечной улыбке, а нога отбивала под столом незамысловатый ритм. Сейчас для Станислава не существовало ни боли, ни тоски, ни времени. Но проклятая чуйка так и не отрубилась. Станислав ощутил его присутствие до того, как на белую, в красную клетку, клеёнку упала крупная тень. Отрывать взгляд от тарелки с куриными косточками и остатками картофельного пюре не хотелось — ведь иначе придётся встретиться взглядом с ним. — Слава... Голос Трофима — тихий, спокойный. Голос, вселяющий уверенность, но в последние дни обжигающе-ледяной, сейчас звучал... обеспокоенно? Станислав всё же заставил себя поднять голову. — ... ты почему не в медпункте? — Потому что я в порядке, — моментально протрезвев, или полагая, что протрезвев, Станислав вслушивался в голос Трофима, пытаясь по интонациям понять, насколько тот зол. Не из-за дурацой неявки, но похищения и стирания памяти, воспоминать о которых было куда страшнее, чем о разорвавших коллегу огромных пауках. В голосе Трофина не слышалось ни злости, ни обиды. Ну, или Станислав был слишком пьян для того, чтобы слышать. «Водка, чтоб её», — вместо того, чтобы злиться на себя, он обматерил напиток. — Ты должен пройти осмотр, — Трофим не отводил строгий взгляд, и Станислав лишь вздохнул: не отстанет. И неважно, насколько Троф сейчас зол, а он — пьян. — А если пройду, простишь? — Станислав прикусил язык. Сильно, до боли, но сказанное уже не воротить. Он выпил слишком много. Но вместо того, чтобы одарить вдавливающим в пол взглядом, Трофим улыбнулся. Беззлобно. — Прощу, — Троф не сдержал ехидной усмешки, и Станислав улыбнулся в ответ. — Запиши меня на завтрашнее утро, товарищ командир. Боюсь, я сейчас слишком пьян для сдачи анализов мочи, — Станислав рассмеялся. Трофим тихо цокнул языком и покачал головой. Неделями вращиваемые злость, сомнения, недоверие разом исчезли в тот момент, когда с камер наблюдения поступила информация о ЧП на объекте: нападение трёх особей amplus brunneis aranea* . Старший лейтенант Ерёменко мёртв, судьба лейтенанта Ставина — неизвестна. Обида, даже за действительно серьёзный поступок, сразу показалась нелепой и неуместной. Она не стоила жизни Станислава, который натворил достаточно несусветных глупостей из-за любви. Жажда разбить его морду в кровь сменилась острым желанием спасти, но выслать отряд Трофим бы не успел. Глядя в монитор, он кусал губы и глотал собственную кровь, осознавая, что ничем не может помочь. Славе предстояло спасти себя самому, что тот и сделал, проявив поразительные скорость, выносливость, желание жить. И сейчас, после всего, что Славе пришлось пережить, Трофим не мог обвинять его в желании надраться. Медосмотр не занял много времени — похмелье мучало Ставина дольше, чем вопросы врачей, писк оборудования и резкий запах лекарств. Проблему посещения пивной вместо положенного возвращения на работу Трофим взял на себя и уладил в течение двадцати минут. Но главный сюрприз ждал Станислава после обеда. Короткая толстая стрелка механичесих часов, висевших над входной дверью кабинета, едва коснулась цифры два, когда в коридоре послышались торопливые шаги. Сидевший за крайним правым столом, ближе к входной двери, Станислав оторвался от написания отчёта и повернулся в сторону запыхавшегося рядового, принесшего волнующую новость. Начальство в лице Трофима вызывало на беседу. Отказаться не было ни возможности, ни желания — убрав недописанный документ, Станислав запер ящик стола на небольшой ключ, который положил в карман. Встав с удобного кожаного стула, он вышел в коридор и повернул налево, к лифту. Как и полагалось руководству, Трофим сидел на последнем, седьмом, этаже, в личном кабинете. Широкую столешницу покрывали многочисленные папки с делами и отдельные бумажные листы, справа стоял широкий монитор, слева — старый дисковый телефон, вишнёвую трубку которого Трофим держал возле лица, что-то молча слушая. Увидев Станислава, он закончил разговор, пообещав перезвонить. — Коньяк? Станислав кивнул. Повернувшись на стуле, Трофим вытащил из-за жалюзи полупустую бутылку и пару стаканов, один из которых протянул Станиславу. — Дверь прикрой. Выпив по рюмке и закусив валявшейся в шкафу около месяца горькой шоколадкой, мужчины негромко поговорили о самочувствии Станислава, загруженности Трофима и отчётах о произошедшем инциденте. После второй рюмки Трофим вышел из-за стола, прихватив с собой крупную чёрную сумку, которую протянул Станиславу и тут же ответил на незаданный вслух вопрос. — Бронежилет тебе достал. Редкая штука, делается из паутины тех гадов, что разорвали Джета. Но прочная. Ни ножом, ни жвалами не пробить. Даже лазерный выстрел средней мощности держит. Уж не спрашивай, кому и что я пообещал, чтобы её добыть, но главное не это. Вернувшись за стол, Трофим достал из нагрудного кармана тёмно-зелёной офицерской рубашки пачку сигарет и закурил. — Обеспечить защиту всех разведчиков НИИ не в состоянии. После того, что было, мы написали заявку, но полковник сказал прямо: средств на защиту нет. Крутитесь как хотите. А я не хочу в один далеко не прекрасный день найти в песках твои останки, Слав. Поэтому будь добр надевать эту хренотень всякий раз, когда выходишь за Барьер. Считай это официальным приказом. — Есть, товарищ майор, — Станислав не мог сдержать улыбки облегчения, и дело было совсем не в бронежилете. Сам того не ведая, Трофим подарил ему нечто важное — своё прощение, и теперь Станиславу по плечу любая задача. Осталось дождаться нового приказа горячо любимого майора.