* * *
Лютик сидел на потрескавшемся камне у озерца, где его со снаряжением оставил Геральт, и тоскливо бросал найденную на берегу гальку в воду. Он размышлял. В тишине. Все пытался понять, какого черта с ним произошло, когда Геральт сказал «нет». В эдакой категоричной форме. Как под дых ударил. Почему Лютик вообще так странно отреагировал? Геральт часто отказывал по разным мелочам, потому что ему даже в голову не могло прийти учесть потребности друга. Зачем? Ну и что, что Лютик за ним следует целый день пешком, стирая ноги, устает, развлекает в пути, услаждая слух чудесными напевами и сладким голосом, рассказывает славные истории… Вот что бы Геральт без него делал? Ссохся бы со скуки! Неблагодарный ведьмак. Мог бы хоть раз угостить Лютика ужином или оплатить комнату в таверне! Лютик тряхнул головой. Ну ладно, положим, за еду всегда платил Геральт. А вот в комнату не пускал. Лютик обычно ночевал на конюшне в стоге сена, если у него не было денег заплатить за постой, но на Геральта не обижался, потому что… Если уж на то пошло, ведьмак не обязан тратить на него свои честно заработанные монеты. Спасибо, хоть ужином угощал. Тем более трубадур сам Геральту навязывался в попутчики. Лютик вздохнул и попытался припомнить другие обстоятельства, при которых Геральт говорил ему «нет». О, таких обстоятельств было много! — Геральт! Эй, Геральт! Ты мог бы и подвезти своего лучшего и единственного, попрошу заметить, друга! Мы целый день в пути! — Нет. — Геральт, можно я… — Нет. — …одолжу у тебя плед, но ладно… — Геральт, я нашел какие-то ягоды! На вид съедобные. Может, сделаем соус для фазанчика, которого ты поймал? Ну, ты сделаешь. Ты же знаешь, я в готовке не силен, но я буду очень признателен тебе, если ты… — Нет. — Но почему? Так же вкуснее! — Это ядовитые ягоды, Лютик. — Оу… — Геральт, ну пожалуйста! Я верну тебе монеты с первого же удачного выступления, честно. Ну хоть одну ночку! — Нет. Отвянь, бард. — Геральт, мне кажется, что нам стоит… — Нет. — Но я же еще не договорил! — Что бы ты ни предлагал — нет. Узел в животе завязался туже, а штаны определенно точно стали теснее. Лютик широко распахнул глаза, потрясенный собственной реакцией на эти воспоминания. Он недоверчиво посмотрел вниз, глядя на свой член, натянувший штаны, как на предателя. — О нет! Только этого мне не хватало! — застонал бард. — Мало мне склочного характера Геральта, так еще и это! Нет-нет-нет! Лютик, не вздумай! Ты не посмеешь! Только не Геральт! Ха! Очень важная и любвеобильная часть Лютика — маленький Лютик — слушать хозяина, само собой, не стала. Как и проклятому ведьмаку, ей было абсолютно наплевать на желания самого Лютика. Она остро реагировала на каждое воспоминание, поток которых хлынул в сознание ошеломленного и потерянного барда, будто плотину прорвало. Он путешествовал с Геральтом не так долго — всего пару месяцев, — но уже успел достаточно натерпеться. Характер у ведьмака — не сахар. Геральт был несговорчивым, вспыльчивым, порой даже взрывным, саркастичным ублюдком с дурной привычкой игнорировать большинство вопросов спутника, да и самого Лютика вообще. Само собой, ведьмак привык к одиночеству, а бард сам пристал к нему, как банный лист, но он мог бы быть чуточку подружелюбнее. Хотя, надо отдать Геральту должное, то, что он вообще терпит общество болтливого Лютика после долгих скитаний по Континенту в одиночестве, — уже верх дружелюбия с его стороны. И Лютик это прекрасно осознавал, потому и не жаловался. Он не терял надежды пробиться через стену, которую нелюдимый охотник на нечисть возвел вокруг себя, просто потому, что мог. И потому, что тоже был до чертиков упрям. По крайней мере, до этого рокового момента Лютик думал, что причина его внезапной страсти к мазохизму — а то, что он терпел тычки, игнорирование, вечное раздражение и угрюмость ведьмака, иначе как мазохизмом чистой воды назвать нельзя, — заключается в том, что он упрям. Ну, и да — конечно, Лютик хочет снискать славу великого и знаменитого певца, чьи баллады будут популярны даже через века. А что быстрее поможет ему достичь цели, чем песни о приключениях Геральта из Ривии, отважного Белого Волка? По мнению барда — ничего. Но теперь Лютик впервые задумался, зачем увязался за Геральтом. Он… восхищается его силой воли? Да, определенно. Убивать монстров, рисковать жизнью за гроши, терпеть ненависть других людей — зачем? Только потому, что это его, вроде как, предназначение? Геральт о себе ничего не рассказывал, но он был ведьмаком, и это говорило многое. Лютик знал, что таких, как он, создали магией для единственной цели — убивать чудовищ. Но до встречи с Геральтом он не видел ни одного ведьмака. И вот Лютик, путешествуя с Белым Волком по Континенту уже несколько месяцев, успел неплохо изучить его характер. И, если честно, не мог сказать, что Геральт сильно отличается от других людей. Несомненно, ведьмак — не человек, но у Геральта, как и у любого смертного, как и у самого Лютика, бывали хорошие и плохие дни. Настроение его так же, как и у других людей, менялось в зависимости от обстоятельств. Да, он старался не выказывать эмоций, но Лютик уже научился различать малейшие оттенки настроения ведьмака по выражению глаз и движениям. Может быть, читать его эмоции по лицу невозможно — ведьмак прекрасно контролировал себя, — но вот его глаза… Глаза никогда не лгали. Узкие щелевидные зрачки расширялись, если у ведьмака было хорошее расположение духа. Начинали пульсировать, когда что-то раздражало, а чистый янтарный цвет темнел и густел, точно медовая патока. Если ведьмак о чем-то задумывался, глаза приобретали оттенок кристально чистого топаза, зрачки же застывали неподвижно. Когда приходил в ярость — сужались до толщины волоска, а внутри радужки начинало плясать настоящее дьявольское пламя. О, ну как можно не понять, что Геральт зол, когда его взгляд режет острее мечей? Черт побери, Лютик мог назвать навскидку сто оттенков желтого, которые приобретали эти потрясающие глаза, когда Геральт злился, удивлялся, раздражался, бесился, приходил в ярость… Только одного выражения не знал — когда Геральт трахался. Эта мысль шибанула Лютика в солнечное сплетение с такой силой, что он едва не свалился с камня и начал судорожно хватать воздух ртом. — Вот блядь, — безыскусно выругался бард, проводя ладонью по волосам. — Я влип. Я просто влип. Геральт вернулся поздно ночью, волоча за собой башку убитого ослизга. Голова отвратительно смердела на всю округу, закатившиеся бельма глаз, подернутые пеленой смерти, наводили жуть. Лютик развел костер, чтобы Геральту было легче найти его в лесу, хотя знал, что ведьмак и без таких мер его отыщет. Поэтому Геральта заметил сразу. Тот, с устало опущенной головой, тяжелой поступью вышел из-за деревьев. Оставив жуткий трофей неподалеку, ведьмак медленно подошел к костру. Лютик кинулся к нему, не осознавая собственного порыва, и схватил за плечи. — Ты цел, Геральт? — взволнованно спросил он, заглядывая в глаза. Ведьмак устало глянул на него. Он весь был измазан в крови, — как надеялся Лютик, не своей, — как всегда, после охоты от него несло потом, пылью и слизью, и Лютик предпочитал не задумываться о том, из какого она места. Глаза Геральта были абсолютно черными от принятых эликсиров, и по всему лицу вязью расползались иссиня-черные вены сосудов. Лютик вздрогнул и облизал пересохшие губы. Он впервые видел ведьмака таким. Геральт тяжело оперся на него, чего обычно себе не позволял, и молча отнял руку от бока. Лютику подурнело, стоило бросить на него взгляд. Ослизг все же достал охотника, вонзив в бок зубы и разворотив его. Клыки Геральт уже достал, но рана выглядела отвратительно. — Святая Мелитэле! — придушенно воскликнул Лютик, осторожно дотрагиваясь до порванного доспеха и краев покореженной плоти, и тут же отдернул пальцы. Закусив губу, чтобы подавить приступ тошноты, Лютик попытался взять себя в руки. Он помог Геральту сесть и осторожно снял с него доспех. С трудом стащил с ведьмака рубашку через голову и наткнулся на его постепенно проясняющийся взгляд. Действие зелий сходило на нет, к глазам возвращался привычный желтый цвет. Лютик тяжело сглотнул, опустил взгляд ниже, к четко очерченным губам. — Сейчас обработаю рану, — пробормотал он, вскочил и засуетился возле дорожной поклажи в поисках котелка. Сбегав к озеру, наполнил его водой и вскипятил на огне. Потом окончательно порвал рубашку Геральта на лоскуты и смочил, чтобы обтереть края раны. — Просто прижги, — устало бросил ведьмак хриплым голосом. — Что? Но… — Прижги, — повторил он. Лютик снова сглотнул. Геральт протянул ему стальной клинок рукоятью вперед. — Я… могу зашить рану, — прошептал Лютик, не решаясь взять меч. — Геральт, позволь мне, пожалуйста… — Ты бледный, — фыркнул ведьмак. — В обморок хлопнешься сейчас. Ладно, сам прижгу. Он попытался подняться, но Лютик надавил ему на плечи. — Нет. Сиди, Геральт. Я зашью рану, — решительно заявил он. — Просто потерпи немного. Геральт посмотрел на него долгим тяжелым взглядом, но хмыкнул и пожал плечами. Мол, делай как знаешь. Лютику никогда раньше не приходилось зашивать чьи-то раны, особенно такие. Но Геральту требовалась срочная помощь, и бард засунул свой страх поглубже. В дорожном мешке нашлись иголка и нитка. Осторожно протерев кожу вокруг порванной плоти, он дрожащими руками свел вместе края и начал сшивать под внимательным молчаливым взглядом Геральта. Было сложно, дело шло ни шатко ни валко: скользкая от крови плоть выскальзывала из-под дрожащих пальцев. От одного только металлического запаха Лютика мутило, но он мужественно сдерживал порывы тошноты. Ведьмак сидел абсолютно неподвижно, закрыв глаза и, казалось бы, уйдя в себя. Будто ему совсем не было больно. Лютик на его месте упал бы в обморок просто от осознания, что у него не бок — а каша кровавая. — Все. — Завязав узелок, он поднял голову. — Спасибо. — Геральт открыл глаза и тяжело вздохнул, явно собираясь с силами встать. — Пойду искупаюсь. Лютик кивнул и проводил его взглядом к берегу. Очень хотелось посмотреть, как ведьмак разденется и зайдет в воду, но он заставил себя отвести глаза и заняться приготовлением ужина. В сторону озера он вообще старался не смотреть, даже когда услышал плеск воды. И усердно отгонял видения голого Белого Волка. Геральт вернулся спустя минут двадцать в штанах и рухнул на расстеленный под деревом плед. Лютик за это время успел отмыть руки от крови в воде, остававшейся в котелке, и нахлобучить кусочки вяленого мяса и сыра на лепешки для перекуса. — Ты в порядке, Геральт? — склонившись над ним, спросил бард. — М-хм, — неопределенно промычал ведьмак. — Есть хочешь? Геральт не ответил. Его грудь вздымалась ровно и ужасно медленно. Кажется, он мгновенно провалился в сон. Лютик затаил дыхание, не в силах оторвать взгляд от расслабленного лица. Ужасно хотелось дотронуться. Особенно до щеки, по которой недавно расползались зловещие змейки сосудов, чтобы убедиться, что… ему не показалось. Это выглядело одновременно жутко и… завораживающе. Геральта нельзя было назвать красивым. Мужественным? Вполне. Из-за тяжелой твердой челюсти казалось, что этот человек не знает, что такое уступки. Особенно когда Геральт поджимал губы и смотрел неподъемным острым взглядом. Однако черты лица таили в себе некую загадку: их можно было назвать мягкими, привлекательными… Но из-за того, что ведьмак постоянно хмурился и ходил с каменной мордой, разглядеть эту природную мягкость было нельзя. А Лютик был готов поспорить, что у него потрясающая улыбка… Лютик занес над ним руку, подушечками пальцев ощутив равномерное дыхание, и нерешительно замер. Он бы не удивился, если бы Геральт сейчас вдруг перехватил его запястье и открыл глаза. Это было бы так предсказуемо. У ведьмаков очень чуткий сон, застать их врасплох практически невозможно. Сколько раз Лютик пытался, но Геральт всегда его чуял: даже со спины мог определить, как далеко бард стоит, что у него в руках и что он собирается сделать в следующий момент. Но ничего такого не происходило. Геральт продолжал спать, будто не чувствуя нависшего над ним Лютика. Может, он просто не считал барда угрозой. Лютик не удержался и невесомо коснулся его щеки. Геральт не шелохнулся. Лютик склонился ниже… еще ниже… Уже почти ощутил его дыхание на губах, но тут осознал, что творит, и резко выпрямился. Он самоубийца, не иначе. Если бы ведьмак проснулся, то оторвал бы ему голову. Наверняка. Лютик почти слышал грохот собственного сердца, так громко оно стучало. Адреналин хлынул по венам от этого простого действия. Сладкий страх щекотал нервы, во рту пересохло от волнения. Но снова решиться на поцелуй и наклониться Лютик не смог. Кое-как успокоившись, он лег рядом с ведьмаком и попытался заснуть. Утром они вернулись в деревню. Пожар уже потушили. Кметы, увидев голову ослизга, завизжали от восторга. Староста, как и обещал, отдал ведьмаку награду за убитого монстра. Путники не стали задерживаться дольше необходимого: пополнив запасы, двинулись дальше. Лютик шагал следом за Геральтом и от нечего делать горланил легкомысленные песенки. И даже нарастающее раздражение Геральта, ехавшего верхом чуть впереди, не портило ему настроения. — Замолкни, наконец, — оглянувшись, хмуро бросил ведьмак, когда терпение его кончилось. — О, прости, я тебе мешаю? Могу сменить мелодию, хочешь? Спеть твою любимую песенку? Ведьмаку заплатите… — Я тебе сам заплачу, только заткнись! — рявкнул Геральт. — Чем, натурой? — живо поинтересовался бард, нагнав его, и зашагал рядом. Плотве такое соседство не понравилось, и она вредно зафыркала. Ведьмак лишь нахмурился еще больше и ничего не сказал. — Геральт, а ты только с дамами спал? — поинтересовался Лютик, на всякий случай отойдя от лошади на шаг. Вдруг ведьмаку не понравится вопрос и он его пнет? Геральт повернул голову и мрачно уставился на него. — Что ты имеешь в виду? — Ну… — Лютику хватило совести смутиться. Он уже успел пожалеть о вырвавшемся вопросе, но язык давно его не слушался и озвучивал все, что приходит в голову, особенно в присутствии Геральта. — Что имел, то и сказал. Ты никогда не интересовался мужчинами? — Что за вопросы? Лютик уже привычно заглянул в янтарные глаза, чтобы узнать реакцию. Геральт явно не был озадачен или уж тем более смущен. Лицо, как всегда, непроницаемо, зрачки почти круглые, обычные. Лютик чертыхнулся про себя. — Просто я подумал, что… ну, ты же много путешествуешь и живешь долго. Наверное, богатый опыт… — Заткнись, Лютик. Лютик сглотнул и действительно замолк, потому что в очередной раз ощутил знакомую дрожь, пробежавшую по спине. О нет! Кажется, его просто заводит грубость Геральта? Это самое ужасное, что с ним вообще могло произойти, потому что Геральт затыкает его постоянно, причем не в самых вежливых формах, а ходить с перманентным стояком Лютику совсем не улыбалось! — Между прочим, Геральт, куда мы теперь направляемся? — затрещал бард, как и всегда в момент неловкости и смущения, пытаясь скрыть это за бессмысленной болтовней. — Давай заглянем в Вызиму? Скоро будет праздник осенних цветов, можно неплохо подзаработать. Я знаю, ты не любишь большие города, но мы могли бы… — Нет. — Проклятье, Геральт! — вспыхнул бард, снова услышав совершенно однозначный отказ. В штанах мгновенно стало тесно. — Ты мог бы хоть раз… У тебя что, нет других слов в словарном запасе? — Собственно, почему я обязан говорить тебе «да»? — фыркнул ведьмак, покосившись на него. Лютик был весь красный от смущения, и на его аристократически бледной коже это проявлялось особенно ярко. Геральт, кажется, что-то заметил, потому что задержал на нем ничего не выражающий взгляд на несколько мгновений. Лютик вспыхнул еще больше и стиснул зубы. Хорошо, что у него голубые штаны — широкие. Но красные кожаные он теперь при Геральте ни за что не наденет! — Например, чтобы сделать приятное своему спутнику? — пробормотал Лютик. — Тогда сделай и ты мне приятное — помолчи. Хотя бы до следующего поворота. Геральт пришпорил Плотву и ускакал вперед достаточно далеко, чтобы Лютику пришлось догонять. Дорога тянулась до самого горизонта, даже лесочка впереди не предвиделось, и Лютик возмущенно крикнул ему вслед: — Геральт! Но впереди нет поворота! — Вот именно, — хмыкнул ведьмак, снова заставляя лошадь идти степенным шагом.* * *
Ближе к вечеру они выехали на главный тракт, ведущий в Вызиму. Дорога была пуста, до столицы оставалось еще прилично. Ведьмак и его неугомонный спутник успели проехать совсем немного, когда услышали женские крики о помощи из редкого подлеска, что рос справа от дороги. Геральт остановил лошадь и вгляделся в силуэты деревьев в сгущающихся сумерках. Запыхавшийся и усталый бард нагнал его в очередной раз. — Кто-то попал в беду, Геральт, — заметил он. — Мы должны помочь им. Чего ты ждешь? Ведьмак перевел на него взгляд, будто раздумывая над сказанным, но, в конце концов, свернул с дороги и коротко велел: — Жди здесь. Лютик, конечно, даже не подумал послушаться. Он выждал, пока Геральт скроется за деревьями, и побежал следом. Любопытство было сильнее. Буквально вылетев на полянку, он стал свидетелем разворачивающегося действа: ведьмак уже кружил в смертоносных пируэтах, разбрасывая напавших головорезов. Он старался не убивать, но, если уж так получалось, что кто-то напарывался на меч, не особо расстраивался. Лютик заметил на краю поляны опрокинутую, опасно накренившуюся телегу, под которую забилась девушка в изодранной одежде. Она смотрела на дерущихся огромными зелеными глазами, вцепившись в подол испачканной юбки. Неподалеку лежал мертвый тучный старик, видимо, ее родственник, может быть, даже отец. Лютик, стараясь не смотреть на покалеченные, истекающие кровью тела, осторожно подобрался к телеге. Он не так долго путешествовал с Геральтом и все еще не мог привыкнуть к таким сценам, хотя жизнь с охотником на нечисть отучила его от брезгливости, присущей всем людям его происхождения. Несмотря на то, что Белый Волк старался лишний раз не доставать стальной меч из ножен, неприятности следовали за ним по пятам. Всегда находились идиоты, которые хотели помериться членом с ведьмаком, особенно с Геральтом из Ривии, которого во многих уголках Континента знали и без стараний Лютика, воспевающего его подвиги в балладах. На них часто кто-то покушался, и Геральт всегда отвечал сталью самоубийцам, которые решили, что смогут одолеть ведьмака, или думали, будто двое путников — слишком легкая добыча. Лютик был впечатлительным, не любил ненужную жестокость и насилие и предпочитал не становиться свидетелем убийств, если это было возможно. — Ты в порядке? — спросил бард, опустившись перед телегой на корточки, и протянул девушке руку. — Мне помочь тебе выбраться? Та отчаянно затрясла головой, подобрала под себя босые грязные ноги и попыталась натянуть на них свои лохмотья. Ее явно пытались изнасиловать и, возможно, даже успели, судя по замаранной кровью юбке. Лютик передернулся, стараясь не представлять себе случившееся. — Все хорошо, — успокаивающе произнес бард. — Нужно вылезать, иначе телега упадет прямо на тебя, она слишком неустойчиво стоит. Не бойся меня, я — Лютик, а тот беловолосый ривянин — Геральт. Мы поможем. В этот момент кто-то налетел на телегу, и она сильно, со скрипом покачнулась. Девушка с удивительной прыткостью выскользнула наружу, а вот Лютику, успевшему забраться под телегу наполовину, нужно было еще развернуться. Он чертыхнулся, повернулся, чтобы вылезти, но зацепился грифом лютни, торчавшим из-за спины, за ось, ускорив падение телеги. Та с оглушительным грохотом упала. Лютик успел отскочить, ободрав спину о торчащие из сломанного дна доски, но колесо обрушилось ему прямо на лодыжку, по ощущениям едва не сломав ногу. Боль была жуткая. Он заорал, попытался перевернуться на спину, и ногу прострелило до самого бедра. — Лютик! — Геральт, к этому моменту разобравшийся с горе-грабителями, бросился к барду. Приподняв и отбросив телегу, он опустился перед ним на колени. Лютик зажмурился, поскуливая от боли, — лодыжка горела огнем. Геральт осторожно стащил сапог и задрал штанину. Когда он начал ощупывать ногу, Лютик всхлипнул сквозь стиснутые зубы. — Не сломана, — констатировал ведьмак. — Просто ушиб. Но лучше перевязать. — Что угодно, только бы она перестала так болеть! — едва не заплакал Лютик. Он боялся даже взглянуть на лодыжку: ему казалось, что там по меньшей мере вывих, а по большей — открытый перелом. Геральт принес из сумки флакон с буро-зеленой мазью и густо нанес ее на место ушиба. Оторвал от подола лютиковой рубашки длинную ленту и забинтовал ногу от пальцев до середины голени так туго, что бард ею даже пошевелить не мог. — Спасибо, Геральт, — выдохнул Лютик и вспомнил: — Тут была девушка… Она убежала туда. Надо ее найти и помочь. — Она убежала, — сказал Геральт, пожав плечами. — Но… — Пусть бежит. Если бы нуждалась в помощи, осталась. — Она испугана, Геральт. — Это не наше дело. Ведьмак поднялся, осмотрел трупы, разбросанные по поляне, забрал найденные монеты и вернулся к тревожно наблюдавшему за ним Лютику. Молча и не особо бережно взвалив его на плечо, Геральт пошел к Плотве. Но Лютик даже не успел возмутиться такому вопиющему обращению со своей драгоценной персоной, потому что… кожаный наплечник доспеха больно врезался в голый живот: рубашка без внушительной части подола сильно укоротилась. Соприкосновение с твердой, чуть шершавой теплой поверхностью с металлическими клепками, рельеф которых впился в обнаженную кожу, пустило по телу острую волну возбуждения, оттеснив даже мерзкую ноющую боль в ушибленной лодыжке на задний план. Лютик недоверчиво распахнул глаза, болтаясь на геральтовом плече, и напряженно замер. «Нет, только не это!» — промелькнула в голове испуганно-истеричная мысль, и Лютик с чувством абсолютной безнадежности зажмурился, ругая себя на чем свет стоит и одновременно умоляя всех богов, чтобы ведьмак ничего не почуял. Член-предатель, к счастью, пока не думал поднимать головку. Да он больной, отбитый на всю голову ублюдок! Никогда раньше его не возбуждала боль и грубость. Что же сейчас происходит? Это катастрофа! — Лютик? — Ведьмак похлопал его по пояснице, ощутив, как неестественно одеревенело тело на плече. — Ты чего? — Отпусти, — пробормотал Лютик, закрыв полыхающее лицо руками. Хорошо, что Геральт не мог его видеть, потому что придерживал спереди за бедра. — Да запросто, — фыркнул Геральт и не очень обходительно сгрузил барда поперек седла. Лютика снова прошило острой дрожью от осознания того, как легко Геральт закинул его на лошадь. Вообще-то он не был хрупкой тростинкой, весил так же, как и любой нормально питающийся взрослый мужчина в самом расцвете сил, но Геральт носил его так, словно он не весил ни черта. И совершенно спокойно, без малейших усилий поднял на высокую Плотву! Лютик не сдержался и глухо застонал. Нет, его не удивляло, что ведьмак обладает большой физической силой. Он же, в конце концов, чертов мутант, созданный сражаться с монстрами сильнее и быстрее любого человека в два, а то и три раза. Его удивляла собственная реакция на проявления этой физической силы. Причем грубые проявления! — Больно? — спросил Геральт, принявший этот стон за мученический, и Лютик был готов поклясться, что услышал в его голосе сочувственные нотки. — Нет, приятно! — огрызнулся он, кое-как перекинув ногу через седло и сев нормально, но тут же заерзал на крупе Плотвы в попытках унять ноющую пульсацию в паху. Ведьмак посмотрел на него пронзительными желтыми глазами и тихо хмыкнул. — Двинься вперед, я сзади сяду, — бросил он, взявшись за луку седла. — Вперед? — растерянно заморгал Лютик. В голове тут же в красках нарисовалось, как он будет сидеть фактически у Геральта на бедрах, подпрыгивая в такт пружинящим шагам Плотвы, и… — Но я не… Я лучше пеш… Договорить Лютик не успел: Геральт, не дожидаясь, пока он выполнит просьбу, ухватил его за талию и сам пододвинул так, чтобы освободить себе место. Затем стащил с его плеча кожаный ремень, на котором висела лютня, и приторочил ее сбоку. Запрыгнув позади Лютика, ведьмак устроился поудобнее, перехватил поводья и пришпорил Плотву. Лютик опустил голову, чтобы скрыть пылающие щеки. Как и представлялось, сидел он теперь прямо на бедрах ведьмака, почти на его члене, и чувствовал себя при этом… — Великолепно, — пробормотал бард, трясясь в седле и спиной ощущая жар, исходящий от груди Геральта. — Просто, блядь, великолепно! Боги, кто-нибудь, Извечный Огонь или Мелитэле, поразите меня молнией, вот прямо сейчас, я жить не хочу… Меня все равно скоро убьет один ведьмак с желтыми глазами, если… — Лютик, зараза! Что ты опять бормочешь? Тебе же больно, почему ты просто не заткнешься? — заворчал Геральт. — Я не собираюсь тебя убивать в ближайшем будущем, но только при условии, что ты замолчишь, блядь, наконец. Лютик всхлипнул. Почему маты из уст Геральта звучали так возбуждающе? — Нам долго ехать? — обреченно спросил он, ерзая и пытаясь унять бешено стучащее сердце. — Сиди спокойно, — почти прорычал ведьмак. — Иначе я скину тебя на обочину дороги и оставлю здесь! Лютик едва не потерял сознание от этих рычащих ноток, придушенно всхлипнул опять и вцепился в луку седла до побелевших костяшек пальцев. Его странная и так внезапно проявившаяся болезнь одним желтоглазым ведьмаком набирала обороты с ужасающей скоростью. — Лютик. — В голосе Геральта вдруг зазвучали неестественно мягкие обертоны. — Потерпи хотя бы час, по пути должна быть деревня. Что ты ноешь и скулишь, как баба? Это всего лишь ушиб. Поспишь сегодня в мягкой постели и завтра будешь как новенький. — С тобой? — вырвалось у Лютика, и он тут же испуганно зажал себе рот. А ну как Геральт его сейчас с лошади, нахрен, скинет вообще за такие предположения? К счастью, Геральт понял его неправильно. — Сниму комнату на двоих, — кивнул он. — Вряд ли в этой деревушке найдется приличный трактир со свободными номерами. Но это в первый и последний раз. Лютик что-то промычал. На самом деле боль в ноге его сейчас беспокоила меньше всего. Как вообще можно испытывать одновременно и боль, и похоть? От этой ядерной смеси у барда кружилась голова и зашкаливало сердцебиение. И, как всегда бывало в моменты, когда его одолевал невроз пополам с неуверенностью в себе, он начал нести полную чушь. Это как защитный рефлекс — заткнуться невозможно. — Геральт, а что за деревня? — спросил Лютик. — Не помню, чтобы в этом месте была деревня, это ведь еще не предместья Вызимы. Кстати, а ты знаешь, почему Вызиму так назвали? Я как-то копался в городских архивах, когда жил там недолго у одной графини, о, это была восхитительная зима, жаль, что это случилось очень давно. Название столицы и правда интригует, ты так не думаешь? Так вот, одна из самых смехотворных версий гласит, что город получил название из-за того, что когда-то давно на месте его основания было «медвежье лежбище». Медведи устраивали там зимой берлоги, потому что… Рот внезапно накрыла горячая мозолистая ладонь, а над ухом раздался тихий зловещий голос: — В последний раз предупреждаю, Лютик. Заткнись. Лютик замер, заморгал и задышал часто-часто. Прижатый к груди Геральта, окруженный его руками и душным запахом мужского пота, дыма, трав, он чувствовал себя так, словно надышался дурманом. Мозги плавали в вязком тумане. Геральт убрал руку, но бард продолжал молчать. При всем желании сейчас он был не в состоянии что-либо сказать. Почти десять минут они ехали в божественной — для Геральта, разумеется, — тишине. Лютик лишь сопел, пыхтел, старался не ерзать и сжимал-разжимал пальцы на кожаной луке, давящей на его член. Предательская лодыжка ушиблась очень не вовремя. Он бы предпочел пойти пешком. Или не предпочел. Проклятье! — Геральт, а ты не мог бы… — Нет. Бард застонал. — Ты можешь перестать так делать?! — Делать как? — Говорить это слово, черт бы тебя побрал, чертов ведьмак, черт побери! — Какое косноязычие. Как ты вообще баллады сочиняешь? — Я просто хотел попросить тебя… — Я же сказал тебе уже — нет. — А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — Лютик принялся активно ерзать, пытаясь слезть с лошади. Геральт зарычал, перехватил его поперек живота одной рукой, прижав к себе теснее, и рявкнул: — Клянусь, Лютик, я сейчас тебя выпотрошу, если ты немедленно не успокоишься! Просто заткнись и сиди спокойно! — М-может, мы просто сделаем привал тут? — жалобно всхлипнул бард. — Пожалуйста, Геральт… Я ни слова не скажу больше до самой ночи, только давай остановимся! — Неужели ты добровольно отказываешься от ночлега и ванны на постоялом дворе? — скептически спросил ведьмак. — Я… я сейчас свалюсь прямо под ноги твоей обожаемой Плотве, она сломает себе копыта, и мы точно никуда не поедем! — пригрозил Лютик и физически ощутил, как Геральт раздраженно закатывает глаза. — Лошадь не может сломать коп… Блядь. Лютик. Что за бред ты несешь? Это заразно? Все, заткнись, я сказал. Я хочу сегодня поспать в нормальной постели и искупаться в нормальной воде, и мы доедем до этой чертовой деревни! Лютик обиженно засопел и мстительно заерзал опять. Но тут же замер, потому что почувствовал… что сидеть ему стало гораздо неудобнее. Он буквально задеревенел, испугавшись, потому что та часть Геральта, что сейчас упиралась ему в задницу, была просто… ну очень большой. Даже в полувозбужденном состоянии. — Г-геральт? — неуверенно прошептал бард. — Я просил тебя не ерзать, — процедил ведьмак. Кажется, терпение его было на исходе. — Н-но я н-не… То есть я хочу сказать, ты же… а как же… о-о-о-о. — Ты чертовски плохой поэт, — покачал головой Геральт со вздохом. Лютик возмущенно вспыхнул. — Уж прости, что, сидя на твоем члене, я теряю все мысли! — ядовито парировал он. На минуту воцарилась пауза. После чего Геральт сказал чуть понизившимся голосом: — Ты еще не сидишь на моем члене. — А буду? — Что? — Ну это твое «еще» подразумевает, что должно последовать логичное продолжение, — чуть запинаясь и чувствуя себя настоящим идиотом, пробормотал Лютик. Вместо ответа ведьмак пришпорил Плотву. Впереди уже виднелись крыши поселения. Деревушка оказалась довольно большим зажиточным селом под запоминающимся названием Красногорки. Тут обнаружился приличный постоялый двор с более чем умеренными расценками. Геральт снял комнату на втором этаже. Обычно комнаты за такие деньги оставляли желать лучшего: тесные каморки с минимумом удобств, не соответствующие цене. Но этот номер оказался просторным: в нем была приличная кровать, в шкафу обнаружились дополнительные одеяла и пледы с подушками, а на полу возле очага даже лежал толстый ковер. Белье пахло цветочной свежестью. Тут и ширма для дам имелась, на всякий случай. Для усталых путников, с ног до головы покрытых дорожной пылью, приставшей за целый день пути, такая комната оказалась даром небес. Хозяин прислал им большую лохань и ведра с горячей водой. Геральт, естественно, тут же пошел топиться. Лютик решил было, что подождет его внизу, но вспомнил, что для этого придется спуститься по лестнице на первый этаж, а потом еще как-то подняться обратно, и резко передумал. — Хотя бы ширму поставь, — обреченно предложил он, глядя на раздевающегося ведьмака. — Зачем? Чего ты еще у меня не видел? — хмыкнул Геральт, и в голосе его зазвучали ироничные нотки, пустившие по хребту Лютика очередную змейку дрожи. — Ты просто садист! — заявил Лютик жалобно. — Почему у меня такое ощущение, как будто ты… ты с самой деревни, где убил вонючего ослизга, надо мной издеваешься? Так поступать с верными друзьями совершенно подло, к твоему сведению! Я знаю, знаю: на самом деле тебе нравится каждый раз отказывать мне и затыкать по поводу и без. — Какая проницательность, — насмешливо фыркнул Геральт, с тихим вздохом откидываясь в воде на деревянный бортик огромной лохани. Наконец-то попалась такая бадья, в которой ведьмак с его внушительными габаритами поместился весь, да еще и место осталось. — Я тебя порой ненавижу, Геральт, — заворчал Лютик обиженно, старательно отводя взгляд от обнаженной груди Геральта. Он сидел на кровати и расстроенно рассматривал поврежденную лютню. Струны, ясен пень, оказались порваны, гриф треснул, когда дурацкая телега упала на него. Бард с огорчением провел пальцами по длинной трещине, протянувшейся через весь инструмент, и вздохнул. — Хоть что-то у нас взаимно, — внимательно наблюдая за ним, невыразительно сказал ведьмак. Лютик все-таки поднял голову и посмотрел на него. — Кажется, я окончательно превратился в бесполезного спутника, — невесело хмыкнул он. — Без лютни я не смогу выступать. — Заедем в Вызиму и починим твою лютню. Найдешь новые струны. — Ты все же решил завернуть в столицу? — встрепенулся Лютик. Геральт не ответил. Он сидел в воде, откинув голову на бортик и сложив на него руки, и смотрел на барда очень странно. — Лютик. — Что? — От того, как прозвучал голос ведьмака, у Лютика засосало где-то под ложечкой. — Почему бы тебе не раздеться? — Что? — охнул бард. — Бадья достаточно просторная. Лютик ошарашенно замолчал на несколько минут. Член в штанах мгновенно встал по стойке смирно. Геральт. Предложил. Ему. Искупаться. Вместе. А раньше даже в комнату пускать не хотел! Неужели это все из-за ушибленной лодыжки? Лютик даже на секундочку не допускал мысли, что это может быть вызвано элементарным желанием потрахаться. Конечно, Геральт был чертовски брутален, но не настолько, чтобы приказывать собственному члену, так что, вероятнее всего, когда они ехали в Красногорки, это была естественная физическая реакция на ерзания Лютика. — Я… ты серьезно предлагаешь… М-мы же… — От волнения Лютик начал заикаться. Геральт не ответил, продолжая смотреть на Лютика таким взглядом, что тот невольно сглотнул. Пальцы сами судорожно потянулись к одежде, и он стащил голубой дублет. Раздеваться под взглядом Геральта было чертовски неловко, но не упускать же такой шанс! Он кое-как стянул штаны, шипя от боли, и остался в одной порванной рубашке. Лодыжка, конечно, распухла, но не так сильно, как он ожидал. В желтых глазах ведьмака заплясали озорные смешинки. Сейчас они были светлые-светлые, словно янтарь, пропускающий солнечные лучи, и бликовали так же. А может, так отражалось пламя из камина. Лютик предполагал, что выглядит комично в одной укороченной рубашке со стояком, но ему сейчас, честно говоря, было абсолютно не до смеха. Допрыгав до лохани, он замешкался, не зная, как залезть. Геральт подал руку, Лютик вложил в его ладонь свою, не ожидая никакого подвоха, и едва не взвизгнул от испуга — ощутив резкий рывок, он очутился у ведьмака на коленях. Безнадежно испорченная рубашка намокла и противно прилипла к телу. — Боги, Геральт! У меня чуть сердце не остановилось! Нельзя было осторожнее? — Я бы не уронил. — Не сомневаюсь, — пробормотал Лютик. Он был донельзя смущен и не знал, что делать дальше, хотя всего лишь час назад, трясясь в седле перед Геральтом, фантазировал, как затрахал бы того до смерти, если, конечно, ведьмак не врезал бы ему за один лишь намек на секс. Хотя с чего Лютик вообще взял, что Геральт ему врежет? Потому что он не стеснялся применять силу к болтливому барду, когда тот в край его доставал? Да, но ведьмак делал это редко и только в тех случаях, когда Лютик совсем уж заебывал его болтовней. О намеках на трах и речи не было. — Геральт? — Лютик поднял на ведьмака смущенный взгляд и наткнулся на такой же внимательный и острый. Заерзал, не зная, куда деть руки. — Если у нас будет это, то… ты, конечно, осведомлен о моем богатом опыте, и я не раз говорил тебе, что все дамы от меня без ума, потому что я… — Лютик… — Геральт закатил глаза и неожиданно жестко ухватил его за подбородок. — Замолкни уже. И поцеловал. И мир Лютика резко остановился, а потом и вовсе сошел с оси. Он ошеломленно приоткрыл рот, чем ведьмак тут же и воспользовался, без зазрения совести протолкнув внутрь язык. Внизу живота мгновенно запульсировала сладкая тяжесть, и Лютик тонко застонал ему в рот. Геральт не стеснялся: со вкусом, методично, долго и тщательно вылизывал рот Лютика, будто вознамерился до сердечного приступа довести. Бард прильнул к нему, обхватив руками за шею и неумело пытаясь ответить на поцелуй. Геральт покусывал его губы, вытрахивал по самые гланды чертовым языком — и у бедного Лютика в глазах все поплыло, даже тупая ноющая боль в лодыжке отошла на задний план. — Хм. Как-то неубедительно, бард, — оторвавшись наконец от его губ, резюмировал Геральт. — Непохоже, что ты такой пылкий и умелый любовник, как красочно бахвалишься. Даже целоваться толком не умеешь. Лютик вспыхнул и сощурился. — К твоему сведению, — оскорбленно ответил он, отстранившись и скрестив руки на груди, — я впервые целуюсь с мужчиной! Да еще и с ведьмаком! — То, что я ведьмак, играет какую-то значительную роль? — хмыкнул Геральт. — У тебя член такой большой, потому что ты мутант? — съязвил Лютик. Геральт фыркнул и неожиданно прикусил кончик уха. Лютик вздрогнул и покосился на него с удивлением. — Я заметил одну очень интригующую вещь, — негромко произнес Геральт. Его горячее дыхание защекотало шею Лютика. Тот задышал чаще и, не в силах удержаться, слегка поелозил задницей по жестким бедрам, чувствуя, как член Геральта, упирающийся в поясницу, постепенно твердеет. — К-какую, Геральт? — хрипло выдохнул он, невольно подставляя шею легким прикосновениям губ. — Ты так вкусно затыкаешься, если на тебя хорошенько рявкнуть. — Вкусно? — Голос Лютика почти сорвался. — Угу. — Ведьмак прикусил кожу на шее, затем лизнул впадинку в основании и тут же подул на это место. — Многозначительно. Лютик застонал, растекаясь от этой незатейливой ласки, откинулся на грудь ведьмака, вцепившись в деревянные бортики. — Мне нравится, — добавил Геральт, внезапно ущипнув его за правый сосок. Лютик подпрыгнул и сердито поджал губы. — Так и знал, что ты специально это делал, — обвинил он. — Геральт, это действительно подло! Ты все знал и просто дразнился? Да как тебе вообще бабы дают? Ты же абсолютно толстокожая скотина! Нельзя так издеваться над людьми, которым ты нравишься. — Я нравлюсь только одному человеку, остальным — на расстоянии. — И нагло этим пользуешься! Я же всерьез думал, будто ты меня изобьешь только за намек на то, что мне твоя задница нравится и я хочу… — Мне твоя тоже нравится. И рот твой нравится. Когда ты молчишь. Лютик резко повернулся к нему, выплескав из бадьи приличную порцию воды, и ткнул его в грудь указательным пальцем. — Знаешь что? Я, конечно, в диком восторге, что ты проявил ко мне такое внимание, но это все равно непростительно! Я, между прочим, действительно страдал! Да я думал, что… Геральт заткнул его языком, заставив задохнуться на полуслове. Лютик уперся ладонями ему в грудь, промычав что-то, но быстро сдался, размяк и, снова обхватив его шею руками, сам прильнул всем телом. Попытался развернуться, чтобы обхватить ногами, но сдавленно охнул от боли. Геральт пододвинулся, легко приподняв и усадив его к себе лицом, чтобы устроить ушибленную лодыжку поудобнее на деревянном бортике лохани. Грубо смял ягодицы большими ладонями, притискивая к себе. Лютик, получив, наконец, свободу действий, принялся тереться о него, как мартовский кот, постанывая и елозя задницей по члену. Геральт ему не препятствовал, лапая совершенно по-варварски, как какую-то блядь, снятую в переулке, но это заводило Лютика до красных кругов перед глазами, заставляя совсем терять голову. Когда он отодвинулся, чтобы глотнуть воздуха, глаза у него были шалые, пьяные-пьяные, подернутые пеленой удовольствия и почти ребяческого удивления. Губы припухли от зверских поцелуев и немного саднили. И, слава всем богам, он наконец заткнулся. Но только ведьмак подумал об этом, как Лютик опять заговорил: — Геральт. — В его голосе прорезались чувственные хриплые нотки. — Трахни меня, пожалуйста. На умоляющие интонации член Геральта отреагировал очень твердо. Ведьмак вслепую нашарил на полу рядом с лоханью флаконы с цветочным маслом и зубами вытащил пробку из первого попавшегося. По иронии судьбы, масло оказалось ромашковым. Лютик подстегивал его голодным взглядом, облизывал неприлично красные губы, нетерпеливо ерзал и сжимал пальцы на его плечах. Выглядел он сейчас ужасно вульгарно: алеющий рот резко контрастировал с ярко-голубыми глазами. Геральт приподнял уголок губ в ухмылке — выражение лица барда ему нравилось. Заводило. От такого взгляда даже руки подрагивать начинали. Он приподнял Лютика за бедра одной рукой, масляными пальцами другой скользнув в ложбинку между ягодицами, и увидел, как его зрачки резко расширились от удовольствия. — Да тебя от этого прет, — пробормотал ведьмак, поглаживая сжавшееся колечко мышц и неспешно надавливая. Лютик вздрогнул и заскулил, лихорадочно облизав губы, тяжело сглотнул, заскреб короткими ногтями по его лопаткам, дернулся, почувствовав почти весь палец внутри, но тут же расслабился, и все это — за одну минуту. Качнулся, насаживаясь сам, хрипло, как-то придушенно выдохнул и закусил нижнюю губу. Геральт не мог оторвать взгляда от его лица, на котором одно выражение сменяло другое, как в цветном калейдоскопе. Лютик пленял невероятно быстрой сменой эмоций и такими восхитительными сочно-бархатистыми звуками, что внизу живота сладко подрагивало в предвкушении удовольствия. Геральт никогда бы не подумал, что из барда можно извлечь подобную мелодию. — Мне впервые нравится, какой ты громкий, — хрипло прошептал ведьмак, протиснув в него еще один палец, и прижался ртом к доверчиво подставленному горлу. Лютик запрокинул голову, дыша тяжело и быстро. Он хотел что-то ответить, но не успел — Геральт нашел простату и надавил. Лютик снова заскулил, сжимаясь на его пальцах, больно впился ногтями в плечи и зажмурился. Геральт смотрел ему в лицо неотрывно, продолжая растягивать, двигать внутри уже тремя пальцами, и реакция Лютика на его действия была просто неотразимой. Кто бы мог подумать, что у барда окажется невероятно чувствительное тело — куда чувствительнее, чем струны его чертовой лютни, от которой болела голова, — и на каждое прикосновение он будет отзываться так ярко и мгновенно? Он на пальцы насаживаться принялся сам, совершенно потеряв голову от прошившего все тело острого удовольствия, бесстыдно, ритмично, раскрываясь так, что у Геральта возникло абсурдное, странное и неправильное желание его заклеймить. И было так естественно укусить его в шею до крови. Лютик вскрикнул, забился в оргазме, так и не притронувшись к себе, забрызгав живот Геральта спермой, и обессиленно уронил голову ему на плечо. Честно сказать, высокая чувствительность барда застала Геральта врасплох. У него было много любовниц, но ни одна из них не реагировала так остро на обычные ласки. Лютик поднял голову, попытался пошевелиться, всхлипнул, проехавшись членом по животу ведьмака, и слепо ткнулся губами в его губы. — Я думал, ты из меня мозги через жопу вытрахаешь одними пальцами, — тяжело дыша, пробормотал он, когда сумел оторваться от его губ. — Такой способ затыкаться мне тоже нравится. А теперь давай членом, Геральт? Ведьмак в ответ лишь хмыкнул и, наклонив голову, укусил Лютика за торчащий от прохлады сосок прямо через мокрую, прилипшую к груди сорочку. Лютик дернулся, будто его ударили, и глухо застонал, запустив пальцы в седые волосы. — Такой чувствительный, — пробормотал Геральт хрипло. — Нет, — выдохнул Лютик, с явным удовольствием зарываясь пальцами глубже в белую гриву и принимаясь массировать затылок. — Я так реагирую только на тебя. Цени, ведьмак. — Я заметил. — Что? — охнул бард, чуть отстраняясь, чтобы заглянуть в потемневшие желтые глаза. Сейчас они были как дикий мед, как золотистый расплавленный шоколад, и Лютик хмелел от их взгляда. — Ты пахнешь похотью каждый раз, когда я тебя затыкаю, — признался Геральт. — Ты и такое учуять можешь? — Лютик зажмурился, застонав на сей раз от стыда. Геральт, не ответив, стащил с него рубашку и, подхватив под задницу, поднялся из воды. От тягучего вязкого взгляда ведьмака по телу разлилась теплая волна удовольствия. Лютик обхватил Геральта ногами, когда тот опустился коленями на ковер перед камином, и осторожно коснулся кончиками пальцев четко очерченной скулы. Он слишком долго хотел иметь право касаться ведьмака безбоязненно в любое время и так, как ему хочется. — И давно заметил? — шепотом спросил Лютик, проводя по контуру твердых губ и подбородку. Геральт уложил его, навис сверху и прихватил указательный палец зубами. Лизнул подушечку и втянул в рот глубже, обласкав языком мозоли от струн на сгибах фаланг. Лютик задохнулся от этого зрелища. Невыносимо хотелось потереться о ведьмака всем телом, но тот нависал над ним, опираясь на локти, чтобы не придавить. Лютик лихорадочно притянул его к себе за шею, дрожа от нетерпения и желания почувствовать тяжесть и жар его тела, силу, рельеф мышц… — Когда ты впервые подошел ко мне в таверне в той деревне, где мы встретились с Торкве, — хрипло ответил Геральт спустя целую вечность. Глаза Лютика недоверчиво расширились. — От тебя за версту несло волнением, — продолжил ведьмак, поцелуями спускаясь вдоль шеи Лютика ниже и ниже. — И немного страхом. Возбуждающая смесь. — Разве я уже тогда… — прерывающимся голосом начал Лютик. Геральт поднял голову и ухмыльнулся криво. — Поверь мне, этот запах я ни с чем не перепутаю. Тебе было интересно. Щекотно, тревожно и чуточку страшно, но ты хотел. Ты ведь сначала подошел ко мне и только потом понял, что я — ведьмак. Лютик, закусив губу, стиснул пальцы на широких плечах. Его щеки полыхали, но взгляда он не отводил, точно привороженный. — Я все о тебе знаю, Лютик, — хриплым шепотом добавил Геральт, прижимаясь губами к груди. — Даже больше, чем ты сам. — Если ты понял еще тогда, что я тебя хочу, почему… Геральт не ответил, провел влажную дорожку языком вдоль поджавшегося живота, поцелуями и осторожными укусами спускаясь все ниже и ниже. И по мере того, как опаляющий рот приближался к члену, Лютик все больше забывал, как дышать. Бедра сами разъехались в стороны, открывая Геральту полный доступ к… ко всему. — Ты бы ушел, — сказал наконец ведьмак и, прежде чем Лютик успел хоть что-нибудь ответить, обхватил губами головку и насадился ртом на член до самого основания, без церемоний и прелюдий. Лютик вскрикнул, выгибаясь и путаясь пальцами в белых волосах. Губы Геральта на члене ощущались фантастически сюрреалистично: даже в самых смелых фантазиях он не мог такое представить. И подумать, что Геральт захочет… Сам… Лютика просто колотило, хотя Геральт даже не особо плотно смыкал губы. Одно только осознание, что ведьмак ему отсасывает, сносило крышу и пускало вдоль позвоночника огненную дрожь. — Г-гера… Геральт, — проскулил бард. — Я сейчас снова кончу, если ты не… Геральт ввел в него сразу три пальца, продолжая ритмично двигать головой, и Лютик закричал, заметавшись под ним, не в силах определиться — то ли податься вперед, глубже толкаясь в восхитительно жаркий рот, то ли насадиться на терзающие пальцы. Дилемма его длилась недолго, потому что Лютик не выдержал и снова позорно быстро кончил, не успев предупредить Геральта. Но ведьмак не рассердился, только чуть-чуть отодвинулся, проглотил все до капли и, приподнявшись над Лютиком, погрузился в него одним плавным глубоким толчком. Лютика все еще трясло от удовольствия, он был разомлевший, расслабленный, максимально раскрытый для ведьмака, и Геральту удалось войти сразу до самого основания, пошло шлепнувшись бедрами о мокрые ягодицы. Лютик захлебнулся криком. Геральт натянул его до упора своим чертовым членом и ощущался так полно, так объемно и остро, что он мгновенно потерялся в ощущениях. По всему телу будто плясали маленькие огоньки, в животе скрутился тугой вибрирующий узел удовольствия, а под закрытыми веками мелькали красные круги. Геральт не мог найти момента для проникновения лучше, чем сейчас, когда Лютик едва не сдох от только что пережитого оргазма и, кажется, опять собирался умереть, на этот раз наверняка. Ведьмак задвигался — мощно, сильно, каждый раз выходя и проникая до упора, не жалея и не нежничая. Еще и ногу Лютика себе на плечо закинул, будто ему мало было того, какой тот раскрытый и томный для него. Хотя на самом деле Геральт сделал так, чтобы не тревожить лишний раз ушибленную лодыжку. На весу ей ничего не сделается. Лютик до этого момента даже не подозревал, что его можно так согнуть: талантов к акробатике он за собой никогда раньше не замечал. Но ведьмаку неведомым образом удалось. Лютик бессвязно подумал, что ради члена Геральта в заднице еще бы не так сложился, и это была последняя более или менее оформленная мысль, прежде чем он кончил опять, потому что Геральт, черт бы побрал его коварную натуру, стиснул его собственный член в своей лапище. Он все еще продолжал долбиться в Лютика, когда тот, совершенно обессиленный, распластался под ним, не в состоянии даже пошевелить языком. И когда ведьмак наконец кончил, обжигая нутро семенем, Лютик, кажется, опять закричал, срывая голос. Он ощущал себя совсем затраханным и таким же счастливым, потому что наконец узнал, какое выражение появляется в желтых глазах на пике удовольствия. Никакое. Геральт, кончая, глаза закрывал, а лицо будто застывало в болезненно-остром приступе оргазма. И это было самым бесценным, интимным и красивым, что Лютик когда-либо видел за всю свою жизнь. — Геральт, ты чертов конь! — отдышавшись и обретя дар речи, выпалил Лютик. — И хер у тебя конский! — Я бы мог прожить и без информации о том, что ты совокуплялся с лошадью, — иронично отозвался ведьмак, упавший рядом. Он лежал с закрытыми глазами, заложив для удобства руку за голову, и казался как никогда умиротворенным. — Правильно Плотва тебя не любит. — Очень смешно, — фыркнул Лютик, с трудом перевернулся на живот и навис над Геральтом, приподнявшись на локте. — Если ты знал, что я по тебе сохну все это время, почему только сейчас? — неожиданно серьезно спросил он. — Что изменилось? Ты же постоянно меня отталкивал. — Думал, ты образумишься и сам свалишь подобру-поздорову, — вздохнул Геральт. — Ты хочешь, чтобы я ушел? — Хочу, чтобы ты заткнулся и лег рядом. — Геральт открыл желтые глаза, в которых, вопреки сказанному, не было раздражения, и, подняв руку, осторожно коснулся кончиками пальцев лютиковой щеки. Так осторожно, что это можно было спутать с нежностью. — А не то?.. — Лютик наклонил голову, ластясь к грубой мозолистой ладони, как котенок, и потерся щекой. — Вставлю в тебя свой конский хер опять. — У-у-у-у-у-у-у, это страшная угроза! — Лютик… ты же завтра ходить не сможешь. — А до этого мог? — фыркнул тот. — Если ты не помнишь, у меня вообще-то нога сломана! — Всего лишь ушиб. — Ты понесешь меня завтра на руках, если не хочешь подпускать к Плотве? — Ну да, целых десять раз. — Но ты же не оставишь меня здесь? — Лютик встревоженно уставился на ведьмака. — Заманчивая идея. — Геральт! Вместо ответа ведьмак, обняв его за плечи, притянул к себе на грудь и снова закрыл глаза, всем видом демонстрируя, что собирается спать. Лютик недовольно засопел, немного повозился и затих. Когда он уже почти заснул, то услышал тихое: — Ни от одного человека в мире не пахнет так, как от тебя, когда ты рядом со мной, Лютик. — И чем от меня пахнет? — пробормотал бард сонно. — Доверием.