Композитный призрак замка Мальборк

      Стало суше. Коридор раздался вверх и в стороны, открылся небольшой круглый зал. У стен валялись тонкие доски и обручи – видимо, когда-то здесь стояли сундуки. Тайная сокровищница Ордена? Разбойничий схрон? Никто этого уже не мог сказать, и ни одной монеты давно не осталось.       От сапог поднимались облачка пыли. Нести плащ было неудобно, край так и норовил выскользнуть из ладони Греты. Шедший первым с факелом Бриан резко вскинул руку – все остановились.       И тогда стало слышно шаги сзади. Металлические, ритмичные, как будто идёт больше одного человека, но в ногу.       Поля устроили подальше, возле остатков сундуков, воткнули в щель факел. Отец Антонио присел рядом, сложил ладони перед носом. Все остальные достали из заплечных мешков шлемы, взвели арбалеты и прижались к стенам у прохода. Грета глянула во тьму: там плыли два огромных синих глаза, свет от них блестел на влажных стенах.       Двое.       Арбалет новенький, с железной дугой, с немецким воротом, по ручке вьются цветы. Он не подведёт.       Шаги ближе. Бриан покачивает головой – рано. Ближе… Кивает – залп!       Грета нажала рычаг, метя по светящимся кругам.       Её болт попал прямо в фонарь, тот погас. Остальные стрелы чиркнули по нагрудным пластинам, только поцарапав. Призраки остановились и нараспев сказали:       – Производится усовершенствование.       Второй залп пришёлся по фонарям. В этот раз болты отскакивали и бессильно валились. Неужели их светильники стали прочнее?       Бриан вжался в стену, скользнул к врагам, рубанул сбоку по шее – но клинок отскочил от латного ожерелья. Первый призрак ведь не носил такого? И из чего сделаны нагрудники, раз даже гесселен – отличный немецкий арбалет – не пробивает?       Золотые воины ударили кулаками в шлем и грудь так, что тяжёлый Бриан полетел на середину зала, словно чучело для тренировок. Враги устремились за ним.       Грета лихорадочно крутила ручку механизма. Отбежав, она прицелилась в пустую глазницу, чёрный круг с щелью возле переносицы.       Болт вошёл точно, на половину длинны.       Однако призрак не упал, он рывками согнул руку и выдернул стрелу, затем прошёл к раненому Полю и взвалил его себе на плечо. Второй в это время поливал всё кругом адским огнём, грохот стоял, как от пушек.       Грета бухнулась на пол, осколок кирпича чиркнул её по лбу.       Одо завопил, выронил взведённый арбалет. Грета перекатилась ближе, схватила оружие и пустила стрелу второму призраку в прорезь рта.       Тот выстрелил в неё, но девушка сжалась в клубок, луч пробил кольчугу, ожёг правое бедро.       Внезапно канонада прекратилась. Из потолка с шуршанием тёк песок, размеренная поступь затихала в отдалении.       Грета подняла голову, закашлялась от пыли:       – Ушли? Почему они нас не добили? Эй, есть кто живой?       Рыжая груда рядом зашевелилась, обломки разъехались и вылез Одо, весь серый.       С трудом поднявшись, Грета кинулась к Бриану. Тяжёлых ран она не нашла, однако привести в чувство удалось не сразу, пришлось стянуть шлем, зажать нос, полить из фляжки водой. Рыцарь сел и схватился за голову.       Отца Антонио в зале не оказалось. Грета услышала торопливый шёпот дальше по коридору, пошла туда с огнём и обнаружила потерявшегося – он лежал, прикрывая голову молитвенником.       – Вставайте, ради Пресвятой Девы, – попросила она, помогая. – Призраки забрали Поля. Интересно, зачем? И Густав исчез, а после их стало двое…       – Хочешь сказать, упыри превращают людей в своих? – Одо оттёр слезу. С прованцем они вечно устраивали каверзы, ходили везде вместе, даже над комтуром подшучивали. Он не раз грозился утопить друзей в гданиско. А теперь…       Грета кивнула:       – Помните ту штуку, которую подобрал Фед? Это не гривна была, а мокрица, просто свёрнутая. Они сворачиваются, когда спят, ну, когда зимуют или есть нечего. А у Феда за пазухой она пригрелась и укусила его, и такая же влезла в ноздрю Густава, и он тоже стал призраком.       Отец Антонио заскулил, в открытую достал фляжку и стряхнул в рот последние капли.       – Хм, откуда ты вот всё это знаешь? – Одо с ног до макушки оглядел Грету. – Или сама упыриха?       – Мне Святая Варвара шепнула, – объяснила та, потому что не знала слов «дедуктивный метод» и «женская интуиция». – Скорее! Тут осталось полчаса хода, если поспешим, успеем до рассвета.       К выходу почти бежали, постоянно оглядываясь – не покажутся ли синие огни. Сзади кралась бархатная темнота, в плеске и шуршании чудилось тиканье. Грета и Одо несли факелы. Бриан с трудом переставлял ноги, и Грета взвалила его руку себе на спину, помогая идти. Его мешок со шлемом пришлось бросить, дротик перевесить себе.       Правое бедро саднило. Комтур хотел, чтобы она осталась здесь. Обойдётся.       Они и письмо передадут, и сигнальный огонь на башне зажгут, и обратно ещё вернутся. Только не этим путём. Ох, не этим!       Трудно. Рука у рыцаря тяжелее, чем ствол большой пушки. Ну давай же, ещё шаг…       Стены раздались в стороны, потолок поднялся. Вон уже видно железную дверь, почти выбрались!       – Погоди, дай отдышаться, – с трудом выдавил Бриан.       Грета прислонила его к стене и посветила факелом: на бледном лице чётче проступили оспины.       Предки Бриана д’Артуа были из Лотарингии, прадед приехал на службу в Кёльн. За рвение ему было пожаловано поместье и пять деревушек, дед выстроил замок. Его сын Робер привёз сарацинку из похода, которая родила мальчика. Роберу вскоре сосватали дочь соседа, чтобы объединить земли. Все владения, замок, слуги отошли её отпрыскам, и едва Бриану исполнилось четырнадцать, бастарда с парой пажей отправили в Пруссию.       Он почти каждую неделю сражался с заезжими рыцарями, всякий раз получая своё количество палок: братьям разрешалось выходить на ристалище только по приказу начальства. Впрочем, комтур не наказывал слишком строго, ведь все трофеи шли в орденскую казну. А проигрывал Бриан не часто. Многие отказывались драться, только взглянув на мощную фигуру – дескать, пояса-то рыцарского у тебя нет. Но теперь, когда он у д’Артуа появился, все гости стали очень-очень вежливы с сыном сарацинки.       Он выйдет отсюда. Даже если придётся на себе нести, волочь – призраки не получат его, хватит с них Поля!       – Как тебя на самом деле зовут? – спросил Бриан мягко, как никогда не говорил.       – Грета.       – Грета… Надо же, и мою младшую сестру также. Знаешь, Грета, ты такая… Как оазис в песках Палестины.       – Идёшь, идёшь, а напиться нельзя?       – Да. То есть нет. Я о другом… Ты исключительная, вот. Не подумай обо мне ничего дурного. Поклоняются же святым ликам, молчаливо, издали…       Грета смотрела в глаза цвета гречишного мёда и от груди вниз опускалась блаженная слабость, разливалась до кончиков пальцев. Этот человек больше года хранил её, а она и не знала. Следовал всюду, защищал от нападок, урезонивал братьев. Предупредил о приказе, который отдал комтур. Если бы не он – как бы Грета спаслась?       Тайный ангел с рябым носом. Ближе…       Грешница, Лилит. Этот рыцарь давал обет целомудрия, а глупая девчонка совратила его с истинного пути, из-за её лжи чистая душа будет вечно страдать.       Нет, Грета д о л ж н а так думать. Но вместо этого она всем телом дрожит, и чёрную щетину на смуглых скулах хочется пригладить, и плечи у него широкие, надёжные…       Рыцарь протянул ладонь, чтобы прикоснуться к щеке Греты. Та замерла…       И отпрянула:       – Настоящий Бриан никогда бы мне не признался!       Указательный палец открылся, из кончика выползла золотая мокрица, шлёпнулась на пол. Тварь шмыгнула к ногам Греты, но девушка воткнула в неё меч. И сжала себя в кулак, пытаясь собраться:       – Говорила я тебе – не ходи за Густавом.       – Не беспокойся, у него там в штанах уже всё железное, – монотонно произнёс подошедший Одо. Левый висок коротышки отблёскивал золотом.       Он же во время боя закричал от боли, а ранен не был! Точно. Значит, его тогда укусили.       Одо кинул мокрицу, Грета отшвырнула её мечом и выставила клинок, тяжело дыша. На Бриана – бывшего Бриана – нацелилось копьё.       Братья синхронно сделали шаг назад.       Из пройденного коридора показалось трое золотых призраков, абсолютно одинаковых. Где толстый Фед, весёлый Поль, растяпа Густав? Кто из них кто?       Уже не узнаешь.       Неуязвимые, холодные, правильные. Не такими ли предписывает быть нам Устав?       – Бегите, отец! – крикнула Грета.       Спятивший от страха Антонио навалился на дверь, та поддавалась неохотно, видимо, снаружи занесло песком. Что за ней? Дикий лес – или лагерь татар? Пусть что угодно, лишь бы выбраться уже из подземного кошмара!       Призраки устремились к священнику, Грета преградила им путь. В глазницу среднего полетел дротик – однако из золотого лба выдвинулся щиток, наконечник звякнул об него, отскочил.       Они учатся, улучшают броню! Причём очень быстро. Растёт она у них, что ли?       Бесполезно сражаться с адским отродьем, всё равно проиграешь. Если Грета при жизни не могла одолеть Феда, Густава и Поля, как справится теперь, когда они стали демонами? Да при том троих разом?       Победа и не важна. Только бы задержать, дать время отцу Антонио.       Неуязвимые демоны? Ещё в прошлый раз заметила: доспех похож на миланский, но без латной юбки, ронделя – пластины, защищающей подмышку, налокотников. Есть набедренник, а налядвенника нет, между ногой и торсом зазор. Наколенник отсутствует.       Пригнувшись от белых лучей, Грета прыгнула, толкнула одного, второму воткнула кинжал в плечевой сустав. Тот, что был сзади, стал стрелять, задел своего же и прекратил. Меч с крестом впился ему в прореху повыше бедра, со второго удара почти отсёк ногу.       Призраки замерли:       – Улучшение, – сообщили они хором.       Однако Грета не стала дожидаться, когда враги отрастят себе рондели и наплечники. Она воткнула лезвие в зазор между грудными пластинами, где те сходились к фонарю, нажала, повернула. Из пролома забили молнии. Кинжалом рубанула крайнего по колену, пока тот заваливался, отсекла стреляющий наруч.       – Улучшение, – снова проговорили враги вместо того, чтобы драться.       Вот где их слабое место! Они совершенствуются прямо во время боя, все разом, и в это время ничего не делают. Показать вам, призраки, недостатки вашей защиты? О, работа как раз для Мастера по доспеху!       Мышцы болели. Грета рубила тугие, твёрдые сочленения – секунду промедлишь, и их закроет броня, которую невозможно пробить. «Гнад дир Готт», повторяла она про себя – «Да пребудет с тобой милость Божья».       – Иди сюда! – звал отец Антонио. Он уже приоткрыл дверь, протиснулся и теперь заглядывал, с тревогой наблюдая за боем. – Над входом скала треснула, висит на одних корнях, как бы не рухнула!       Снаружи ворвался влажный воздух, свет факела затрепетал. Повеяло летней ночью, восхитительно свежей, соснами и мятой. Птицы пробовали тренькать, звали солнце. Там, в нескольких шагах, между стволами бродят караваи тумана, небо зарумянилось, и на заросшую тропинку свешиваются спелые земляничинки. Тропинка бежит далеко, до самой дороги на Данциг, и хорошо по ней идти, оттряхивать серебристые кустики.       …Тысячи золотых воинов, которых невозможно ранить никаким оружием, подступают к стенам Нижнего Замка, проламывают лучами ворота, словно расплавленный металл, заливают Мариенбург…       Нельзя выходить. А то призраки тоже выйдут. Нужно оставить их здесь.       – Захлопните дверь, отец Антонио! – прокричала Грета, нажимая на меч, поворачивая его. – И завалите вход.       Спасительная щель со скрежетом закрылась. Факел потух. Всё-таки случилось так, как приказывал комтур: избавился он от девчонки в Ордене.