In The End It's Him and I

      — Ты лучший из созданных мною шедевров.       Чону не отрывал взгляда от дисплея ноутбука, пальцы застыли над приятно холодными на ощупь клавишами. Текстовый курсор мигал часто-часто. Специфичный запах санитайзеров и каких-то веществ въелся в кожу. Потолок, стены и пол — всё кипенно-белое. Лист вордовского документа тоже белый.       Настенные часы перед ним, по всей видимости, будучи единственным предметом болезненного интерьера, отсчитали уже который час подряд с тех пор, как он застыл настороженно над пустой страницей, украдкой поглядывая в сторону двери. Удостоверившись, что никто не бродит у его палаты или — чего похуже — следит за ним, он без стеснения проскроллил документ вверх, где одна единственная строчка протянулась на несколько сотен. «…сдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохнисдохни…»       Сердце бешено забилось о рёбра, и он отпрянул от ноутбука, как от прокажённого. Отдающееся эхо усмешек, раздражающий стук проржавевшего вентилятора, блеск лезвия ножа и…       Длинные, слишком длинные для сезона сеульской жары рукава, мертвецки бледная кожа, пугающая до чёртиков улыбка в свете мигающей лампочки на кухне.       Дыхание сбилось. Земля ушла из под ног, под лопатками — холодный кафель. Режущий глаз свет потускнел, и всего на мгновение он чётко увидел ссутулившегося над ним Мунчжо. Приятные взгляду черты лица исказил чудовищный оскал.       — Ни для кого не секрет, что хорошие мальчики наслаждаются кровопролитием.       — Пошёл вон!       Тело не слушается и дрожит, словно осиновый лист, который давным-давно увял и едва держится на порывистом ветру. Чону кричит.       — Оставь меня в покое!       Разрез на точёной шее до сих пор кровил. В комнате стало душно от запаха железа, а опустившийся вплотную человек продолжал весело ухмыляться.       — Ты ведь хороший мальчик?       — Не трогай меня, иначе я убью тебя. Я убью тебя…       — Прошу прощения? — раздался в ответ мягкий голос.       Он на больничной койке, его пальцы невесомо замерли над клавиатурой. Медсестра стояла рядом, обеспокоенно оглядывая пациента. Милашка.       Но будет ли та выглядеть так же мило изнутри?       — Простите? — повторила она.       — Всё в порядке, — в ход пошла его самая очаровательная улыбка, — я... просто задумался.       Девушка кивнула и продолжила обход. Он проследил за ней, пока та не скрылась за поворотом, и бросил взгляд на погасший экран, встретившись со своим отражением. Вдруг Чону ясно почувствовал умиротворение, небывалую безмятежность и… И чего он только боялся? Перед тем, как провести по тачпаду и вывести ноутбук из спящего режима, он подметил постылую бледность. Теперь-то никто не собирается сбегать. Он вздёрнул подбородок и дождался, пока в его «двойнике» не останется ничего от Мунджо.       Нездоровый блеск глаз, правда, всё тот же.       Экран загорелся, и он, закатав рукава, сфокусировал взгляд на курсоре. Пальцы невольно прошлись по металлическому браслету — мелодичный перестук зубов.       Руки больше не потряхивало. Чону продолжил печатать.       — Мы с тобой, милый, всегда будем вместе.