***
Прошли эти три дня довольно нескоро. Каждый день давался крайне трудно, мне было сложно привыкнуть спать на холодной, мокрой земле и есть не очень вкусную еду. Но это перемирие в три дня не дало нам полноценного отдыха. Да, боёв не было, но нас заставляли возводить укрепления и подготавливать вооружение к генеральному сражению и делать при этом со всем обмундированием, мол, безопасности ради. Мы рыли толстый слой снега сапёрскими лопатами без передышки. Многие новички буквально валились с ног от усталости во время рытья, а лопаты, хоть и были крепки, ломались о твёрдую почву под снегом. Наших сил не жалели, так как мы ещё молодые и их должно быть сполна. — На гражданке легче? — когда-то спросил меня Григорий. — Да, ответил ему я. Взаимоотношения между другими солдатами были в нормальными, но встречались личности по-настоящему злые и не дружелюбные. Из примеров могу привести случай в арсенале, когда я хотел зайти за тем, чтобы поменять сломанную сапёрную лопату, но там меня ждала крайне интересная сцена. Войдя внутрь, я увидел высокого мужчину, который стоял в группе с двумя рядовыми ниже него, отчего казались карликами. Он сразу привлёк моё внимание, хотя бы из-за его роста, но значения этому не придал. Подойдя к стойке, я попросил сапёрскую лопату, которую мне молча подал на моё же удивление офицер полевой связи Аджай, который сидел рядом с приёмником и ждал каких-то команд, держа одной рукой наушник, прислонённый к левому уху, а во второй карандаш, которым он стучал по разлинованному листку бумаги. Я решил уже уйти, но тут подслушал разговор той группы, что стояла около санитарного отсека. — Скоро ещё одно подкрепление будет: танки, самолёты — заживём, короче, — сказал один из них. — Правда? Скорее бы, а то мы тут долго не протянем, — ответил другой. — Откуда эта информация? — спросил самый высокий из них. — Начальник так сказал, — ответил другой и указал на офицера. Аджай сидел возле всё того же радиоприёмника, прислонив к одному уху наушник, а вторым слушая звуки окружения. — Больше верьте нашему командованию, — сухо сказал высокий. — У вас есть основания мне не верить? — спросил Аджай, не отрываясь от радиоприёмника. — Ещё какие! Чего далеко ходить? Месяц назад нам обещали отправить солдат, а кого привезли? — начал он и указал на меня. — Они даже стрелять толком не могут, а вы их уже солдатами называете. Меня напугало и тронуло подобное заявление в мой адрес, но я не стал вмешиваться в их разговор, а лишь только слушал и наблюдал. — Научатся ещё. — Тут не учения, а война, товарищ офицер! Или вот, к примеру, бывший сепаратист — Дурлан. Как вы можете доверять врагу? Возмущённый солдат подошёл ближе к отсеку арсенала и выпятил грудь. Офицер же встал из-за стола, медленно положив наушники и тоже к ней, на которую опирался руками. Бедный Дурлан и так был до сих пор в нездоровом состоянии, потому что в последнем бою его буквально с того света вернули, так ещё теперь ему грозит новая опасность. Он сидел на лавке, упёршись перевязанной головой об винтовку и пытался всё ещё прийти в себя от контузии и пережитого им ада. — Как же ваша присяга, которую вы отдавали? Вы ведь клялись убивать всех, кто поднимет руку на мирных граждан, а что теперь? Что теперь? Почему в наших рядах боец, который прежде сражался на стороне врага, а?! Убивал наших солдат! — Как вы сами, наверное, понимаете, каждый человек на счету, а если нам предлагают помощь, то почему бы ей не воспользоваться? К тому же рядовой Дурлан присягнул нам. — Как вы можете верить словам этой лживой свиньи?! Он ведь предаст вас так же, как сделал это со своими! Вы нарушили присягу! — кричал солдат. Аджай кинул суровый взгляд на оппонента и прошипел: — Я ничего не нарушал, рядовой Джеймс. — Тогда пристрелите Дурлана, — сказал Джеймс и указал правой рукой в сторону Дурлана. — Это противоречит законам присяги. Я не имею права убить своего солдата. — Он бывший сепаратист, а значит вы убьёте сепаратиста. — А чего это вы сами его не пристрелили? — ехидно спросил Аджай и скрестил руки на груди. — Да без проблем! — сказал Джеймс и вытащил пистолет из кобуры. Он держал его на вытянутой руке минуты две, но длились они крайне долго. Солдаты сзади него сняли с плеч автоматы и уже переводили их в боевой режим. Джеймсу пришлось отступить от своего намерения пристрелить сепаратиста и вернуть пистолет обратно в кобуру. Он вытянул шею и, приблизившись к Аджаю, прошипел: — Победа ваша, но остерегайтесь, товарищ офицер, как бы я в бою вас случайно не поранил. — А у нас с предателями разговор короткий, товарищ сержант, — шёпотом произнёс Аджай. Этот Джеймс напугал меня не на шутку, ведь ему ничего не стоило начать словесную перепалку с человеком выше его по рангу. Я поспешил вернуться к бригаде, чтобы не получить наряды, а также чтобы не попасться ему на глаза, мало ли что.***
Последний день перед окончанием трёхдневного перемирия выдался самым сложным. Нормы по рытью окопов и возведению укреплений выросли в разы. Усугубляло ещё то, что некоторые бойцы теряли сознание и их нужно было доносить до медпункта, а затем брать его обязанности на себя. Несмотря на то, что нам выдавали комплект тёплой одежды, холодно было всё равно. Некоторых уносили в травмпункт с обморожением конечностей, где их поили спиртом и отогревали тёплой грелкой. Конечно, среди тех, кто терял сознание и получал обморожение бывали и так называемые лодыри, что не хотели работать, но их довольно скоро вычисляли и штрафовали нарядами. Не знаю во сколько, но нас отпустили со смены уже ближе к вечеру и сказали готовиться к генеральному наступлению. Я буквально дополз до места отдыха, которое из себя представляло ответвление окопа с печкой-буржуйкой посередине. Вокруг неё уже собирались бойцы, вытягивая руки перед собой, чтобы быстрее их погреть. Я присоединился к ним и чуть ли не обнял печь руками, — так было холодно. Солдаты разговаривали о чем-то своём, что меня не очень интересовало, но кое-что всё-таки привлекло моё внимание. В тёмном углу, облокотившись о земляную стенку и втягивая дым от сигареты, стоял Джон. Он молчал до той поры, пока между бойцами не начались толки об предстоящем бое. — Тут все и поляжем, — сказал Джон и выкинул бычок от сигареты в сторону. — Ну же, нельзя быть таким пессимистом, Джон! — крикнул Уиллис. Он сидел среди нас и тоже грелся у печки. — Какой тут может быть оптимизм, когда завтра нас всех тут перестреляют как собак? — С чего ты взял? — Слухи недобрые ходят… Говорят, что наступать без бронетехники будем. Среди бойцов начались обсуждения. — Так мы это, походу их газом морить будем. Не зря же нам фильтры дополнительные дали, — сказал один из бойцов. — Да как же вы не понимаете, что командование нас просто на мясо пустить хочет. Вы хоть видели эти фильтры? Откройте их! Джон достал из сумки фильтр и, раскрыв его показал бойцам внутренности фильтрующей коробки. Это был абсолютно пустой фильтр лишь с дыркой для того, чтобы вставить в противогаз. — Ой да ну тебя! Сам небось вытащил и нас за дураков держишь! — сказал всё тот же боец. Остальные его поддержали и отвернулись от Джона, отчего тот поспешил уйти отсюда. Может быть, они и правы, Джон специально вытащил внутренности фильтра, чтобы посмотреть на реакцию людей. А вдруг Джон не врал?.. Вдруг нас и правда хотят пустить на фарш?.. В голове витали всякие мысли по этому поводу, но решится эта проблема лишь тогда, когда прозвучат первые выстрелы за эти три тяжёлых для нас всех дня. Также меня беспокоила постоянная мысль, что я что-то забыл, но вспомнить об этом никак не мог… Погрузившись в свои мысли, я и не заметил, как к нам присоединился Питер. — Ребята, тут это, кто-нить слышал про этих, как там их… — начал Питер. — Ну эти, как там их… — Узкоглазые? — спросил другой и все засмеялись. — Да не, не они. Это ты о них только думаешь, что фотки полуголых азиатов под подушкой прячешь. Все залились хохотом, а парень, что недавно пошутил про «узкоглазых» замялся и прижался лбом к цевье автомата, пытаясь скрыть лицо, сгорающее от стыда. — Ну короче, эти, хвостатые монстряки эти. — Фурийцы? — спросил кто-то из бойцов. — Во, да, спасибо, кореш. В общем, много баек про этих фраеров ходит. Вот короче то, что я от корефана слышал. Их в специальных лабораториях выращивают, чтоб это, как там его… Короче они для войны тип созданы, да. Их типа из зверей делают. Мой кореш видел одну из таких тварей: три метра ростом, гора мышц и глаза такие, что жуть. Они короче любят человеческую плоть жрать и их в городе потому и не любят, что нападают на людей. — Что-то твой «корефан» пургу несёт. Я вот что слышал от проверенного источника, — сказал другой боец и указательным пальцем сделал жест, обозначающий значимость слов. — Никакие они не монстр… — Так, а я не понял, ты что на моего кореша сказать хочешь?! — вскрикнул Питер и перезарядил автомат. Бойцы встали с мест и начали успокаивать Питера. — Успокойся, мы тебя слушали, теперь ты послушай меня. — Помнится мне, мы на брудершафт с тобой не пили ещё с тобой, фраер. — Хорошо, хорошо. Но я прошу, давайте будем цивилизованными людьми, сядем и спокойно выслушаем историю с любой точки зрения. Питер немного поколебался, но всё-таки успокоился и убрал автомат за спину. — Ладно, фраер, твоя взяла. Говоришь ты кучеряво, чёрт. Все снова сели на свои места, но отныне были уже не так расслаблены, как это было до этого момента. — В общем, никакие они не монстры, а жертвы экспериментов сепаратистов с целью создать идеальных солдат. Те фурийцы, что сбежали из лабораторий, живут в крупных и не очень городах среди людей и не проявляют никакой агрессии. Так что твой, как ты выразился «кореш», — обозначил жестом кавычек пальцами боец. — Ни что иное, чем предрассудки и мифы. — Говори что хочешь, а я кенту своему верю: он брехни не скажет! — крикнул Питер. Достаточно согревшись, я встал и пошёл к дзоту. Пройдя по лабиринтам окопов, я добрался до него. Внутри сидел при тёплом, но не ярком свете керосиновой лампы Григорий и черкал в тетради, сидя по-турецки. — Что делаешь? — спросил я и сел на свой спальный мешок напротив него. — Да так, заметки… — ответил он и тут же с хлопком закрыл тетрадь. — Абсолютно никому не нужные заметки… — Я бы взглянул. — Не стоит, это всё-таки личное… — Но тогда зачем ты акцентировал внимание на том, что они никому не нужны? — Сегодня прекрасная погода, не правда ли? — попытался сменить тему Григорий. — Ты ведёшь себя довольно странно… — сказал я. — Ты ввязался в криминал? — Давай печку затопим, а то холодно как-то… — У нас нет печки. — Ну, тогда давай пойдём погреемся там, где она есть. — Григорий, просто объясни мне, что ты скрываешь? Поверь мне, что об этом никто не узнает, даже если окажется, что ты дезертир, то я не скажу, обещаю. — Я не понимаю о чём ты… — ответил он. В голосе его чувствовалось волнение. Я указательным пальцем показал на тетрадь, которая лежит позади него, и он суетливыми движениями начал прятать её в сумке. — А… э… Заметочки, да-да, заметочки… — ответил он дрожащим голосом. Я взял его руки и посмотрел в глаза. Они были полны ужаса и растерянны. — Поверь мне, — сказал я ему. — Ох, ладно, всё равно не отстанешь, — начал он и, сделав паузу, оглянулся по сторонам. — Там у сепаратистов должен быть мой друг — Берт Вильямс. Он пропал здесь полгода назад и я пришёл сюда за ним. Я верю, он жив, они его держат у себя, но Берт держится… обязан держаться! — С чего такая привязанность? — спросил я. — Просто… он мой единственный друг, которого я могу таковым называть. Не подумай, что мы там… — Ладно, проехали. И как ты планируешь вызволять его? — Во время штурма я убью сепаратиста, надену его форму и проникну на территорию под видом своего и, взломав базу данных, найду Берта, а дальше… Дальше как судьба решит… — Мне бы следовало сдать тебя… но я пообещал тебе, что наш разговор останется в тайне, так что тебе повезло. — Хей, петушки, — крикнул, стоящий в проёме Питер. Он был пьян, потому и облокотился о стенку проёма и речь его была до того не связна, что разобрать в ней было что-либо крайне трудно. Позади него стоял Нельсон, держа за подмышки и толкая вперёд. — Я смотрю вы тут без нас, — пробормотал он и икнул. — Развлекались, а? — Питер, ложись, — сказал Нельсон, укладывая пьяного бойца на его спальный мешок. — Я таки протестую! — вскрикнул Питер, но тут же рухнул под напором Нельсона. — И ты, Брут. — Есть такое. Оставаться рядом с пьяной тушей я не хотел, поэтому мигом покинул помещение и стал прогуливаться по лабиринтам. За эти три дня я понял, что здесь намного сложнее, чем себе представлял. Вместо планируемых и обещанных строевых маршей мы получили каторгу. Питание здесь было в несколько раз хуже, чем было обещано. Постоянный холод, вперемежку с голодом и отсутствием сил делало пребывание в этом месте просто невыносимым. В конечном итоге нас просто обманули, как глупых детей. К этому прибавлялись слухи среди бойцов, которые не успокаивали, а наоборот, повышали градус напряжения во мне. Я поскорее хочу отсюда уехать. Почему меня не могли посадить в какой-нибудь штаб неподалёку от фронта? Не знаю. Также меня беспокоила мысль, что я что-то забыл, упустил… В пылу раздумий я наконец-то понял, что это было. — Дэвид! — воскликнул я, сам для себя удивившись, что сделал это вслух. Бегом я помчался по лабиринтам окопа к его сектору, чтобы хотя увидеться с ним снова. Границы как таковой между секторами не было. Лишь бревенчатый дверной проём с табличкой и надписью «ПРАВЫЙ КРАЙНИЙ СЕКТОР» или просто «ПРАВЫЙ СЕКТОР». Всё это было относительно главного спуска в окоп, который находился посередине, там же стояли артиллерийские пушки самого большего калибра. И вот, миновав проём, я подбежал к первому попавшемуся солдату и спросил, где я могу найти Дэвида Хопкинса. К моему счастью, он знал его и поэтому провёл меня к Дэвиду. Он был приставлен охранять артиллерийское орудие среднего калибра, но сейчас спал крепким сном в общей палатке. Мне не хотелось его будить, так как понимал, как ему трудно, поэтому я попросил у его соседа по койке небольшой клочок бумаги и ручку. Написав на ней небольшое послание о том, как и где встретимся после взятия укреплений сепаратистов, я отдал ручку её владельцу и вложил в руку Дэвида эту бумажку. Он так крепко спал, что не почувствовал, как я раздвинул пальцы его правой руки, которая торчала из-под подушки и вложил туда листочек. Покинув палатку, я вновь очутился на холодном пространстве бескрайней Аляске, усыпанной снегом. Пройдя по тропе, ведущей к окопу, я спустился в него и направился в сторону входа на свой сектор, но по дороге туда меня завлекла ещё одна сцена, которая сыграла, может быть, наибольшую роль из всех, что здесь происходили. Какой-то тощий паренёк, возле которого собралась толпа из солдат, спешно раздавал всем и вся какие-то листовки, приговаривая, чтобы те принимали решение как можно скорее, что всем хватит листовок и что ни в коем случае не стоит говорить об этом офицерам. Я тоже решил взять одну и посмотреть, чем же они таким привлекли бойцов. На удивление, бумага, из которой была сделана эта листовка, была качественная. Большими, яркими буквами на ней было написано:«ВСТУПАЙ В РЯДЫ HUMAN WORLD, БОЕЦ! ДАДИМ ОТПОР ФУРИЙСКОЙ НЕЧИСТИ!»
Я подошёл снова к этому пареньку и спросил: — А что не так с этими фурийцами? — Они недостойны жизни, — строго ответил он, не отвлекаясь от раздачи листовок. — Но, почему? — Они не дос-той-ны жиз-ни, — сказал он, чеканя каждый слог. — Не задавай тупых вопросов, а лучше принимай решение. Я отошёл от него и, свернув вчетверо листовку, отправился дальше по окопу, пока не услышал громогласный голос какого-то офицера: — Что здесь происходит?! Я вернулся к месту, где раздавали листовки и увидел, как широкороплечий мужчина надвигается на тощего паренька, отчего у того ноги подкосились и было видно, что вся та дерзость, что была низвергнута на меня, улетучилась и превратилась в страх перед большим дядей. Офицер схватил стопку листовок, которые паренёк сжал в своих тощих руках и держал на уровне пояса. Быстро пробежав текст на листовке, офицер сжал в руке бумажку и, схватив парня за шиворот, поднял на уровень своего лица и сурово взглянул ему в лицо. Я думал, что парень сейчас умрёт, потому что вмиг кожа его побледнела, а глаза так и норовили вылезти из орбит и пуститься в бега. Он не ёрзал ногами или руками, чтобы вырваться, а лишь только висел, как груша для битья, пока его с силой не кинул на землю офицер. Он упал на грязь и держался за горло, обильными вздохами поглощая воздух, доступ к которому ему препятствовала могучая рука офицера. Бумажки разлетелись и парень хотел их поскорее собрать, но тут ему на руку опустился сапог. — Как соберёшь, то сожги и ко мне за нарядами зайдёшь. А если не придёшь, — сказал офицер и пальцем провёл вдоль шеи. Он отпустил руку парня и тот в считанные мгновения собрал бумажки и побежал к буржуйке. Офицер провёл его взглядом и обратился к нам: — Чтоб каждый, кто взял эту листовку, сегодня же от неё избавился. А если я завтра хоть у кого-то её найду, то составите компанию этому уроду. Я понятно объясняюсь? — Так точно! — ответили все. К офицеру подбежал сержант и сказал ему что-то, что можно начинать. Офицер снова обратился к нам: — Солдаты, друзья, настало ваше время, время, когда нам нужно сплотиться. Тот ублюдок, что сеял среди нас беспорядок и хаос поплатится за свои деяния, но мы не должны слушать его речей! Мы — спасаем невинных, даже если те будут отличаться от нас обликом, мы всё равно должны их защитить, ибо это наш долг! Когда победим, это сражение войдёт в историю, как финальный гвоздь в гроб оппозиционеров на Аляске, а вы останетесь навсегда героями, о которых будут слагать легенды, как жили, сражались и погибали! Вы те, кто пишут историю прямо сейчас, так напишем же её хорошо! Наступать будем сегодня же, дадим этим засранцам последний бой в их жизни! Его поддержали радостными выкриками, свистом и хлопками. Я тоже не остался в стороне и начал хлопать, выискивая среди лиц солдат Дэвида, может быть, он уже проснулся или его разбудили. — Вот ты где! — сказал голос позади меня и чья-то рука упала мне на плечо. Мигом развернувшись я увидел довольное лицо Дэвида. — А я тебя искал, записку твою вот обнаружил и решил поискать тебя, — сказал он и улыбнулся. — Боже, ещё раз прости, что забыл о тебе, — начал раскаиваться я. — Да ничего, вспомнил ведь, а это главное. Ну, пора, после боя выпьем за победу! Мы пожали друг другу руки и обнялись, похлопав друг друга по спине ладонью. Я вернулся обратно на правый сектор, где тоже началась суета. Солдаты сновали туда-сюда, заряжая автоматы и вылезая из окопа. Я последовал за ними, где меня ждал строй из солдат и БМП, стоящих рядом. Когда построились, нас распределили по машинам и мы уселись внутри. Это были БМП другого типа, длиннее и башня у них была более приплюснута. Со слов других солдат, такие машины стояли на вооружении России, пока не возникло единое государство. Внутри не было обогрева, поэтому холодно было так же, как и на улице, но меня не это волновало: я был в предвкушении битвы. Снаружи загрохотали залпы орудий, мотор взревел, БМП сдвинулся с места, а на крыше затрещал пулемёт. — Ну всё, понеслась, мать родная! — вскричал водитель. — Надевайте противогазы и ждите моей команды, — кричал, перекрикивая звуки пулемёта и мотора, командир отряда. Машину качало из стороны в сторону на каждой кочке. Вдруг снаружи что-то сильно ударило по ней и броня зазвенела. Испугавшись, я прижал к груди автомат и на то, как позволял ремень, скрючился. — Фух, пронесло, — крикнул водитель. — Дальше не поеду, там крупнокалиберки, товарищ командир. — В атаку! — крикнул командир и расцепил ремень. Наш отряд выбежал из машины и побежали за командиром. Вокруг летали и взрывались снаряды, рядом горел подорванный БМП. Выставив перед собой винтовку, я сделал пару безрезультатных выстрелов вперёд, но и этого мне хватило, чтобы почувствовать себя главным героем какого-нибудь фильма, который способен парой выстрелов уложить всех врагов. Совсем позабыв о безопасности, я бежал в полный рост, выставив перед собой автомат, готовый по моей команде снова выстрелить, пока меня не окликнул кто-то рядом: — Стой, куда бежишь, глупец?! Лёжа на животе, со мной разговаривал солдат, экипированный в какой-то экзоскелет, что ли. Похоже, это был кто-то из разряда высоких званий, раз обычным солдатам, как я, такого не выдали. Вместо обычной каски у него был шлем на всё лицо и какие-то датчики, светящиеся каким-то голубеньким светом, с помощью которых он, по всей видимости, и видел мир. По голосу внутри этой консервной банки это был старый мужчина. — Так в атаку идти надо! — крикнул я. — Герой, что ли? Думаешь, эта броня сможет спасти тебя? — спросил он. Он был странным, когда все идут в бой, он лежит тут, в полной экипировке причём. — Живо ложись и жди приближения БМП! — крикнул он и указал пальцем куда-то в сторону от меня. — Сзади неё пойдём. Рядом взорвался снаряд и я тут же лёг на снег, держась за правое ухо, которое сейчас начало пищать. Я посмотрел на поле боя, которое было залито ярким пламенем от огня орудий и уложено поверх снега ещё и трупами. Писк был сильным, но недолгим и спустя пару мгновений прекратился и я снова услышал гром боя: залпы орудий, выстрелы автоматов, а также стоны раненых бойцов. Вскоре к нам подъехал БМП, который тут же выстрелил из пушки и попал в пулемётный дзот, отчего там произошёл сильнейший взрыв и он буквально таки взлетел на воздух. Машина двинулась вперёд и тот солдат, что остановил меня, резким движением поднялся на ноги и пошёл позади неё. Я последовал его примеру и пошёл за ним. БМП ехал впереди нас, блокируя пули сепаратистов и стреляя в ответ, перемолов тем самым порядка десяти солдат. Всё бы ничего, но у врагов были так же и гранаты, одну из которых они кинули под днище БМП. Прогремел взрыв, меня опрокинуло назад взрывной волной и я упал во вражеский окоп, который мы уже успели очистить от сепаратистов. В ушах снова начался звон, но им только и отделался. Встав на ноги, я огляделся и увидел лежащего солдата в шлеме. Я упёрся о стенку и пошёл к нему на встречу. — С тобой всё нормально? — спросил я, помогая ему встать. — Да, лёгкая контузия. Не бойся, мне не впервой, — ответил он, кряхтя под грузом своего обмундирования. — Машина уничтожена, окоп пустой, нас двое, — вздохнул я. — Что прикажешь делать? Солдат начал проверять свой костюм, а я сменил магазин в автомате на новый, так, на всякий случай. — Отступать мы не можем. Да и наши уже прорываются. Пошли, — произнёс он и пошёл вперёд. Нас ждал ещё один спуск в окоп. Простая, сделанная на скорую руку из досок лестница, которая то и дело норовила проломиться под весом костюма солдата, но выдержала. Мы вошли в довольно тесный коридор, где там и сям в раскоряку валялись трупы и врагов, и сепаратистов. У кого-то не хватало ноги, у кого-то руки, у кого-то и того и того, а у кого-то вовсе не было головы. Валялись везде: под завалами, на амбразуре, прислонившись к стене, на земле, сложив руки на горле. — Жуткое зрелище, — заключил я. — Согласен, — поддержал меня солдат в костюме. — Посмотри, нет ли у одного из них гранат. Нам они пригодятся, если вновь нарвёмся на пулемёт. Я подошёл к первому попавшемуся трупу и хотел сорвать с него одну единственную гранату, что висела у него на поясе, но, взглянув в лицо, у меня пробежала дрожь по телу. Белки глаз, засыпанные землёй, как будто смотрели на меня, проникая в разум, как будто это не труп, а вполне живой объект. Я рывком сорвал у него гранату и поспешил отойти от трупа. — Вот, нашёл, — сказал я. — Только одна. — Ничего, сойдёт, — ответил солдат в костюме, даже не взглянув мою сторону. Я прицепил гранату к своему поясу и понял, что у самого они были, но говорить об этом не стал. Мы шли по этим окопам довольно продолжительное время, как будто это на самом деле было не защитное укрепление, а лабиринт, выход из которого знает лишь его создатель. Большая часть трупов, которые мы встречали, не имели даже пулевых отверстий и поначалу меня это насторожило, но потом я вспомнил разговоры бойцов у костра, мол, будет использовано химическое оружие — газ какой-то. — Слушай, как тебя зовут? — спросил меня солдат в костюме. — А то помрём и не узнаем, как друг друга звали. — Я Маркус Елев, — ответил я. — А ты? — Арни Молев. Рад познакомиться. — Арни, мы тут же всё газом облили? Так почему тут, кроме кучи трупов, нет других признаков химического оружия? От хлора, например, остаётся зелёный цвет. — Говорят, эта новая разработка военных, — ответил он. — Химическое оружие нового поколения, не оставляющее никаких следов, кроме трупов. А выветривается оно спустя час-два. И никаких доказательств нет, кроме, конечно, вот этих мясных мешков. Я услышал шорох сзади и, обернувшись, увидел несколько сепаратистов с ножами, которые готовились напасть на нас. — Арни, берегись! — крикнул я и произвёл короткую очередь из автомата. На меня набросились несколько сепаратистов и проткнули копьём мой бронежилет, задев немного плоти в области печени. Достав гранату, я поспешно выдернул чеку и крикнул: «Арни, беги! Я задержу их!». Но как бы сильно я не держал гранату в руке, но её всё-таки вытащили и выбросили в сторону от меня. Я кричал, кричал, кричал не от боли, а от разочарования, что не смог пожертвовать собой ради спасения Арни. Прозвучала короткая очередь автомата, взрыв, а затем тишина и тьма забрали меня к себе.***
Не знаю, сколько я был без сознания и вообще, жив ли я ещё, но мне удалось открыть глаза. Вокруг с бешеной скоростью летали крупные хлопья снега, а вокруг меня лежали тела каких-то людей. Мало того, что каждый вдох сопровождался ощущением того, что в лёгкие втыкают ножи, так ещё и трупный запах заставлял делать их как можно меньше. Отпихнув от себя несколько тел, я увидел, что из меня торчит обрубок палки. Я что было сил схватил его обеими руками и, стиснув зубы, рванул вверх. В животе началась резкая боль так, что из глаз потекли слёзы. Закрыв рану рукой и зажмурив глаза, я лежал так некоторое время. Стрельба прекратилась, не было слышно ни звука, кроме воя ветра. Немного оклемавшись, но держась левой рукой за бок, я встал и взял свой автомат, который лежал рядом с трупами. Мне хотелось позвать Арни; может быть, он выжил, но, кроме хрипа, мне не удалось издать другого звука. Я пошёл вперёд, туда, где по моим предположениям должны быть наши, захватившие базу сепаратистов. Снега за это время навалило порядком, ведь пробираться приходилось через сугробы, проваливаясь в них каждый шаг. Мне очень хотелось пить, настолько, что сняв противогаз, я набрал в руку немного снега и положил его себе в рот. Рот сразу же сковало холодом, хотелось выплюнуть поскорее этот снег, но желание пить было сильнее и, скрепя сердце, я проглотил его. Я почувствовал, как этот холод медленно спускается в пищевод, замораживая всё на своём пути. Но это стоило того: я не на много победил чувство жажды и продолжил путь. Небо было абсолютно чёрным, лишь серые тучи, летящие на большой скорости под порывом ветра там, наверху, скрашивали тьму небосвода. Я шёл, а ветер всё дул, завывая свою монотонную песню. Я попробовал сказать о том, что жив в рацию, но поначалу это были лишь хрипы и мычания, но потом мне всё-таки удалось сказать хоть что-то внятное. — Елев вы… вызывает б-базу… приём, — прохрипел я. — База слушает, приём, — ответил мужчина по рации, спустя некоторое время. Радости моей не было предела. Мне ответили, меня спасут! — Я выжил… продолжаю нас… наступ… наступление на противника… — Саймон, ты же сказал, что все у нациков должны быть! — разговаривал с кем-то мужчина. — Вырубай, одним меньше! — кричал голос где-то на заднем плане. Рация пикнула и, сколько я не пытался вызвать базу, но никто не отвечал. Мне до конца не хотелось верить, что меня бросили. Я продолжил идти, но делать это становилось всё труднее и труднее. Я сбросил бронежилет, который тяготил меня, но тут же пожалел, потому что стало раза в два холоднее. Надежда уже было начала угасать на спасение, но впереди за пригорком появился голубоватый свет. Я пошёл к нему на встречу быстрее, падая всё чаще. Пришлось лечь на живот, так как взбираться по такому крутому пригорку на одних ногах мне было очень трудно. Загребая под себя снег, как комбайн собирает урожай на полях, я полз и полз. Снег был довольно рыхлым снизу и постоянно из-под меня сползал вниз, возвращая меня назад. Я перестал чувствовать конечности. Снег заполз мне под одежду и морозил тело. Но я полз и полз, и жизнь мне теперь казалась лишь дарованной для того, чтобы ползти по этому снегу. Я то поднимался почти до вершины, но тут же скатывался вниз. Снега уже на этом пригорке не было, он был весь внизу и теперь я взбирался по голой земле, которая тоже не позволяла мне крепко уцепиться за неё. Сделав внизу площадку из снега, я пошёл на отчаянный шаг и прыгнул, ухватившись за верхушку руками. Подтолкнув себя сзади от стены, я смог доставить наверх локти, потом закинул правую ногу, затем левую, а потом, перекатившись всем телом, оказался на верхушке. Сил больше не было — и я просто лежал и смотрел вверх. Послышались крики и только сейчас я подумал, что, может быть, наткнулся на сепаратистов и вот сейчас закончится моя жизнь, но это было лишь началом, началом моей истории…